лось наклонить голову. Легионеры и свита  (на  лицах  у
них читалось  полное  одобрение  действий  командующего)  вышли  следом.
Задержался только Черепанов.
   - Он что, был сумасшедшим? - спросил принцепс, кивнув на труп.
   - Это твой легат - сумасшедший... - пробормотал кто-то.
   - У него приказ  наместника,  -  сказал  седовласый  патриций,  глава
местного совета. Геннадий пару раз был у него в  гостях  и  относился  к
нему с уважением: честный человек, философ-стоик .  -  Не  отпускать  армии
зерно из городских хранилищ без финансового обеспечения,
   - У него был приказ наместника, - сказал Черепанов. - Что вы намерены
делать?
   - Жаловаться наместнику. Пусть император узнает...
   - Император знает, - сказал Черепанов,  -  как  Максимин  обошелся  с
вашим судьей, который посягнул на армейские привилегии.
   - Но это же другое...
   - То же самое. Главная привилегия солдата - быть сытым. Совет:  дайте
Максимину то, что он требует. Довольно одного мертвеца...
   - О чем ты с ними толковал? - недовольно спросил  Черепанова  Гонорий
Плавт.
   - Уговаривал дать провиант.
   - Куда они денутся! Фракиец всегда получает то, что хочет.
   - Только методы его мне не очень нравятся, - проворчал Черепанов.
   - Скажи спасибо, что  не  ты  испробовал  его  кулака!  -  усмехнулся
примипил. - Да, он грубоват, зато всегда поддержит своих.
   - Ну, если это называется - грубоват... - протянул Геннадий.
   Плавт засмеялся.
   - Ладно, - сказал он. - Говори, чего хотел. Ты же не любоваться,  как
Максимин зерно выколачивает, в город прискакал?
   - В отпуск хочу, - сказал Черепанов. - Недели на три. В Рим.
   - Небось к патрицианке своей?  -  усмехнулся  Плавт.  -  Ой,  смотри!
Фракиец с ее папашей сейчас не в ладах.
   - Это их интимные проблемы, - ответил Геннадий. - Меня  не  касается.
Отпустишь?
   - Не уверен. Если Фракиец отпустит меня. В мой легион. Я узнаю...
   Максимин Гонория не отпустил.
   - Может быть, на мистерии...  -  понизив  голос,  пообещал  Аптус.  -
Надейся, лев...
   - А что мне еще остается... - проворчал Черепанов.
   Он очень скучал по Корнелии. И по Лехе. Но пришлось удовольствоваться
письмами. Из Рима они приходили намного  чаще,  опечатанные  и  пахнущие
благовониями. Письма от Коршунова пахли менее возвышенно, и запечатывать
их не требовалось. Читать по-русски здесь никто не умел. Дела у Лехи шли
хорошо. Он уже получил добро и  от  готов,  и  от  герулов.  Сейчас  вел
переговоры с сарматами.  Если  получится,  будет  замечательно.  Тяжелая
конница очень нужна...
   Обещание Аптуса не реализовалось: февральские митраистские  мистерии,
так же как и декабрьские, Геннадий отпраздновал не в Риме,  а  здесь,  в
Мезии. К своим обязанностям примипил Одиннадцатого так и  не  приступил.
Потому что пошел на повышение: в префекты Восьмого.  А  место  примипила
Одиннадцатого Клавдиева занял Черепанов: Геннадий уверенно шел вверх  по
карьерной лестнице. Интересно, куда она его заведет? Не свалиться бы...

Глава вторая
ВОЙНА, ВЛАСТЬ И ПОЛИТИКА

Девятнадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака

   Повелитель Великой  Римской  империи  Марк  Аврелий  Александр  Север
"Великий Персидский" прибыл в лагерь  западной  армии  вместе  со  своей
матерью-соправительницей  Юлией  Авитой  Мамеей,  официально  титулуемой
Августой и "Матерью Императора, Солдат, Сената и Страны". С ними  пришел
громадный обоз и два сирийских легиона, Шестой Железный  и  Шестнадцатый
Флавиев  Крепкий.  Вместе  с  теми  войсками,  что  уже  собрались   под
Могонтиаком, получалась почти сорокатысячная армия. Такими силами  можно
было не только запугать, но и сокрушить межплеменной союз алеманнов. Так
считал  Черепанов,  чей  легион  (правда,   без   легата,   который   по
общественным делам задержался  в  столице)  также  расположился  у  стен
Могонтиака. Так  считал  префект  Восьмого  легиона  Плавт.  Так  считал
командующий западной армией Максимин.
   Император  считал  иначе.  Окинув  ничего  не   выражающим   взглядом
наведенную понтонную переправу и  занятый  легионерами  плацдарм  по  ту
сторону реки, Александр Север в сопровождении когорты преторианцев вошел
в Могонтиак и провел там ночь. Командующему  Максимину,  рассчитывавшему
на  немедленную  аудиенцию,  пришлось  отказаться  от  надежды   увидеть
императора. Ему сообщили, что Август утомлен дорогой  и  видеть  его  не
желает.
   Прошло два дня. Император переселился из города в лагерь,  устроенный
сирийцами.  Максимина  он  по-прежнему  видеть   не   желал.   Зато   по
построенному Фракийцем мосту на ту сторону переправился отряд  в  двести
всадников. Отряд возглавлял недавно  назначенный  легатом  консуляр  Гай
Пактумей  Магн,  дядюшка   хорошо   известного   Черепанову   латиклавия
Одиннадцатого легиона Петрония Магна.
   Два дня войско бездействовало в ожидании.  На  третий  день  Максимин
возобновил обычные занятия. На пятый слухи  о  том,  что  консуляр  Магн
отправлен послом к  алеманнскому  царю,  подтвердились  полностью.  Магн
вернулся, и с ним явились представители алеманнского  союза.  Император,
вот уже пять дней отказывавший в аудиенции своему  командующему,  принял
их незамедлительно.
   На следующий  день  послы  отбыли.  По  слухам,  мощь  римской  армии
произвела на них  впечатление.  Но  еще  большее  впечатление  произвело
золото, которое, как выяснилось, привез с собой император. Именно с  его
помощью потомок воинственного  Септимия  Севера  собирался  "воевать"  с
алеманнами.
   Максимин не выходил  из  своей  палатки.  Он  был  в  ярости.  Войско
волновалось.  Черепановские  легионеры  не  были  исключением,  но  пока
кое-как их удавалось удерживать в повиновении. Наконец, на седьмой  день
до императора дошло, что он играет с огнем. Ведь даже  его  сирийцам  не
нравилось, что римское золото утекает к варварам. Это было  глупо:  имея
готовую к войне армию, откупаться от врага...  Но  Александр  Север  был
верен себе. Чувствуя,  чем  может  обернуться  его  политика,  он  решил
откупиться и от собственных солдат:  каждому  легионеру  было  выплачена
премия в размере трехмесячного жалования. Офицеры получили полугодовое.
   - Он спятил! - сказал Сервий Феррат.
   Они собрались в командирской палатке  Гонория  Плавта  впятером:  сам
Аптус, Деменций Зима, Маний Митрил Скорпион,  которого  Максимин  еще  в
январе поставил во главе  Седьмого  Клавдиева  легиона,  Сервий  Феррат,
фактически командовавший Первым Фракийским, и Черепанов. Пятеро  старших
офицеров, которым реально повиновались четыре "западных" легиона.
   - Он - идиот! Они сожрали подачку, но пройдет максимум неделя - и все
начнется сызнова!
   -  Точно  так!  -  поддержал  примипила  Феррата  Деменций  Зима.   -
Кто-нибудь задумается, какой  куш  может  отломиться  алеманнам,  скажет
приятелю, тот - следующему... Недели не пройдет - и эта премия покажется
им ничтожной.
   Собравшиеся одобрительно закивали. Все они  знали:  в  бездействующей
армии слухи распространяются мгновенно  и  так  же  мгновенно  обрастают
фантастическими подробностями...
   - Если армия собрана, она должна воевать! - изрек Феррат.  -  Чем  он
думает, этот мамочкин недоносок? И чем думает сама мамаша?  Мои  люди  и
так на пределе. Еще чуть-чуть - и они порвут обоих  в  куски.  Вместе  с
сирийцами!
   - Ну это вряд ли, - заметил рассудительный Маний Митрил. - Если  твои
взбунтуются, азиаты им накидают. Шестой Железный и Шестнадцатый  Флавиев
- отличные легионы. Сплошь ветераны парфянской войны...
   - А я не уверен, - сказал Аптус. - Если Первый Фракийский поднимется,
мои тоже встанут. И не факт, что сирийцы будут  драться.  Как  ты  верно
заметил, Маний, они - ветераны парфянской войны, в которой наш маменькин
сынок полностью опозорился!  "Великий  Персидский"  ублюдок!  -  Гонорий
сплюнул на земляной пол.
   - Бунта допустить нельзя! - твердо  произнес  Маний  Митрил.  -  Если
качнется бунт,  мы  потеряем  вожжи  и  вместо  своих  легионов  получим
неуправляемую толпу, с которой даже Максимин не совладает. И что тогда?
   - Кстати! - вспомнил Зима. - А что наш Фракиец?
   - Бесится, - ответил Феррат. - Заходил к нему сегодня - он меня  чуть
не пришиб. Что-то будет...
   - Я вам скажу, что будет! - внезапно произнес Черепанов,  который  до
этого не проронил ни слова. - Император у нас пацифист, но голова у него
в норме.
   Трое префектов и один примипил развернулись  к  нему  с  нескрываемым
интересом.
   - К чему ты клонишь, Череп? - спросил Плавт.
   - Все к тому же. Вы недооцениваете противника.
   - Алеманны... - начал было Феррат, но Геннадий прервал его:
   - При чем тут алеманны! Я говорю о Мамее и ее сыне. В первую  очередь
о Мамее, которой хватило хитрости вывести своего сынка в Августы.  Будем
называть вещи своими именами: наши настоящие враги  не  варвары,  а  эти
двое. Не варвары угрожают империи, а такие вот  трусоватые  политики  на
троне. Вы все родились римскими гражданами, и вам  кажется,  что  все  в
империи - ваше, а все, что снаружи, - чужое. Но  чужое  есть  не  только
снаружи, оно - и внутри. Это черви, которые подтачивают  дерево.  Я  уже
видел однажды,  как  падает  такое  дерево.  Как  рассыпается  на  куски
государство,  подточенное   изнутри   ничтожными   правителями.   Слабый
император сейчас страшнее для Рима, чем персы, алеманны и  все  варвары,
вместе взятые. Слабый император думает не о  том,  как  победить  врагов
империи. Он думает о том, как удержать власть. И его враг - не алеманны.
От алеманнов он откупится. Его враг - наш Фракиец!
   - Что ты говоришь, Череп! - воскликнул Аптус -  Максимин  никогда  не
пойдет...
   - Зато Мамея пойдет! - перебил друга Черепанов. - И  ее  сын!  Я  вам
скажу, что будет. Александр не распускает армию, потому что рассчитывает
припугнуть алеманнов и уменьшить сумму откупных. Еще  я  думаю,  что  он
постарается натравить алеманнов на франков, но не думаю, что это у  него
получится. Но одно я могу предсказать точно,  братья  мои,  -  Черепанов
поднял руку в традиционном митраистском жесте клятвы, - Фракийцу  больше
нами не командовать. Его уберут от  границы.  Направят  куда-нибудь  под
Капую обучать новобранцев.
   - Ты что-то знаешь? - спросил Маний Митрил.
   - Да. В Сенате уже обсуждается кандидатура его преемника.
   - Откуда сведения? - быстро спросил Аптус.
   - От наместника Туллия...
   - А-а-а... - презрительно протянул Гонорий.
   - ...И консуляра Антонина Антония Гордиана. Я очень надеюсь,  братья,
что мои слова останутся внутри стен этой палатки. И их не услышит никто,
кроме вас. Никто! - подчеркнул он.
   - Ну ясное дело, - проворчал Феррат. - Максимин тебе  голову  оторвет
за то, что якшаешься с сенатской сволочью.
   - Как знать, - заметил Маний. -  Геннадий  ведь  не  ради  карьеры  с
сенаторами общается. И не зря он своим  внешним  покровителем  двуликого
Януса избрал. Кстати, лев, коли уж речь о  Янусе  зашла...  Люди  видеть
должны, что ты ему служишь. И иным богам тоже. Когда ты последний раз  в
храм заходил? Когда жертву приносил хоть Марсу, хоть Юпитеру?
   -  Делать  мне  больше  нечего,  как  по  храмам  ходить,  -  буркнул
Черепанов. - На нас с Деменцием целый легион висит...
   - Деменций-то в храмы ходит, а ты нет, - строго произнес Скорпион.  -
Люди уж на тебя коситься начинают... Так недолго и догадаться,  кому  ты
истинно служишь, ..
   "Да мне и Митра ваш - по  барабану",  -  подумал  Геннадий,  а  вслух
сказал:
   - Давай о богах сейчас  не  будем,  Маний.  Давай  о  деле.  Думаешь,
Фракиец мои контакты с сенаторами не одобрит?
   - Да кто его знает, - проворчал Скорпион. - Фракиец не дурак.  Знает,
что ты ему верен. Но нынче подозрителен стал...
   - Станешь подозрителен, когда тебя сместить  хотят!  -  вступился  за
Максимина Аптус. - Скажи,  Череп,  а  в  преемники  его  кто  метит,  не
знаешь?
   - Мне говорили, самый вероятный - консуляр Магн.
   Плавт  издал  такой  звук,  будто  выпустил  газы.   Лица   остальных
вытянулись.
   - Тогда нам конец, - выразил общее мнение Митрил.
   - Что будем делать? - спросил Деменций  Зима.  Пятеро  военачальников
переглянулись.
   - Сдается мне, мы думаем об одном  и  том  же,  -  предположил  Маний
Митрил по прозвищу Скорпион.
   Четверо остальных кивнули, подтверждая.
   - У нас есть братья среди сирийцев? - спросил Черепанов.
   - Наверняка,  -  уверенно  ответил  перс  Маний  Митрил,  стоявший  в
митраистской иерархии ступенью выше остальных, львов.
   - Может быть...
   - Нет, - отрезал Митрил. - Это наше дело.
   - Ты хочешь сделать это лично? - спросил Аптус.
   Митрил покачал головой.
   - Мы слишком известны, - сказал он. - Нужны исполнители.
   - Я никому не стану поручать такое, - сразу отказался Феррат. -  Все,
кому я доверяю, присягали Августу, Лишить  их  покровительства  богов...
Такое надо делать самим. Или мы рискуем кончить, как  кончил  Макрин.  Я
согласен с Железным, - сказал Деменций Зима.
   - Я бы взялся, - произнес Аптус. - Но у меня нет никого, кому  я  мог
бы поручить такое. Разве вот Черепу...
   Это была шутка, но Геннадий кивнул.
   - Я возьмусь, - сказал он.
   - Ты сам?! - воскликнули в один голос Зима и Плавт.
   - Не лично. У меня есть люди, которым я могу это доверить  и  которые
не испугаются богов империи. Но мне понадобится помощь...
   - Все, что в наших силах, - сказал Митрил. - Говори, Геннадий.
   - Позже, - покачал головой Черепанов. - Такое  дело  следует  сначала
обдумать. И подготовить как следует. К сожалению, у нас мало времени.
   - Значит, не будем его терять, - произнес Маний Митрил. - До встречи,
братья...
   - Знаешь, что меня тревожит,  Геннадий...  -  сказал  Деменций  Зима,
когда они вместе возвращались в расположение своего легиона.
   - Что?
   - Максимин.
   - Думаешь, он откажется?
   - Нет. Я думаю, как  бы  наш  Фракиец  не  стал  еще  более  жестоким
повелителем, чем Каракалл...
   - М-м-м... Очень может быть, - пробормотал Черепанов, к этому времени
достаточно изучивший римскую историю. - Но  еще  десяток  лет  правления
такого императора, как Александр, - и эта провинция  станет  варварской.
Разве у нас есть выбор?
   - То-то и оно, - пробормотал префект. - И  все-таки  мне  страшно.  В
жилах Александра хотя  бы  течет  кровь  великих  Августов,  а  в  жилах
Максимина - кровь фракийского пастуха.
   - Зато он сам поднялся на вершину, - заметил Черепанов.
   - Сам. Но понравится ли гению Рима, если ему придется  нашептывать  в
ухо безродного пастуха?
   - Разве у него есть выбор? - усмехнулся Черепанов. - Не думаю, что он
захочет остаться бездомным Гением Рима.
   Соправительница Мамея принимала сына в своем шатре.  Его  собственный
был, по мнению соправительницы, слишком  убог.  Ее  же  шатер  был  даже
изнутри выстелен пурпурной тканью, под цвет императорским одеяниям сына.
Но  сама  Августа  была  одета  по-домашнему,  в  просторную  тунику  из
далматского шелка .
   - Мало разослать их по провинциям,  -  говорила  сыну  Мамея.  -  Это
бунтари, вечные  бунтари.  Я  хочу,  чтобы  ты  распустил  эти  легионы.
Распусти их - и пусть верные нам легаты сформируют их снова. Сделай это,
пока боги к  нам  благосклонны,  и  прекрати  транжирить  золото.  Я  же
говорила тебе: раздача ничего не даст.
   - Они бы  взбунтовались!  -  возразил  ее  сын.  -  Как  это  было  в
Месопотамии. Там их утихомирил Максимин. А сейчас?
   - Тогда было  другое.  Ты  помнишь,  какие  тогда  были  знамения?  И
гадатели в один голос  пророчили  беды.  А  сейчас?  Даже  твой  любимый
астролог Тразибул, который вечно предсказывает неведомые  опасности,  на
этот раз высказался определенно.
   - Ну да! - фыркнул император. - Нагадал мне смерть от меча!
   - Вот именно! - воскликнула его мать. - Меч - символ войны,  но  ведь
мы не собираемся воевать! Это твой Максимин, дай ему волю, тут же  начал
бы войну. А мы собираемся расформировать все эти проклятые легионы!
   В голосе соправительницы прорезались визгливые нотки.
   - Не кричи так, - поморщился ее сын. - Охрана услышит.
   - Пускай слышит, - отмахнулась Мамея. - Все равно ничего  не  поймут.
Эти здоровенные галлы-преторианцы даже латыни не знают!
   Между собой мать и сын всегда говорили на  том  диалекте  греческого,
которым пользовались на их родном востоке,  так  что  в  ее  словах  был
резон. Вот только из шести  гвардейцев,  охранявших  в  эту  ночь  шатер
Мамеи, четверо были галлами, один - германцем из франков, а последний  -
как раз сирийцем, так что фраза  о  расформировании  легионов  была  ему
вполне понятна.

Глава третья,
В КОТОРОЙ ГРЯЗНЫМИ МЕТОДАМИ - ХИТРОСТЬЮ, ПОДЛОСТЬЮ И ОБМАНОМ (КАК ЭТО ОБЫЧНО И БЫВАЕТ) - ТВОРИТСЯ ИСТОРИЯ

Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности города Могонтиака. Лагерь Одиннадцатого легиона

   - Вы вправе отказаться, - произнес  Черепанов,  -  И  сейчас  я  буду
говорить не как ваш командир, а как... хм-м... ваш родич.  Приказать  не
могу. Дело это крайне опасное. И тайное. Если об этом узнают, ни мне, ни
вам головы не сносить.
   - Говори  прямо,  примипил,  нечего  нас  интриговать,  -  усмехнулся
Скулди, - Чего надо?
   - Прямо, говоришь? - Черепанов тоже усмехнулся, оглядел всех четверых
- Агилмунда, Ахвизру, Скулди и его родича Берегеда, молодого, но  крайне
перспективного разведчика. - Можно и  прямо:  я  хочу,  чтобы  вы  тайно
проникли в сирийский лагерь и убили императора Александра и его мать.  Я
достаточно прямо говорю, Скулди?
   Герул-кентурион крякнул. У Берегеда даже  глаза  округлились.  А  вот
готы никакого удивления не выказали.  Нервы  у  них  были  из  титановой
проволоки.
   - Действительно,  рискованное  дело,  -  сказал  Ахвизра.  Глаза  его
азартно блестели. - Многие здесь хотели бы смерти императору...
   - Многие здесь кричали о том, что хотят другого императора, - уточнил
Агилмунд. - Но никто не кричал, что хочет его убить.
   - Агилмунд верно говорит, -  присоединился  Скулди.  -  Смерти  хотят
многие. Почему ты говоришь, что именно нам придется его убить?
   - Почему он говорит это нам - как  раз  понятно,  -  вмешался  быстро
соображавший Ахвизра. - Потому что во всем легионе  только  мы  способны
это сделать! - В голосе гота прозвучало  откровенное  самодовольство.  -
Зачем это тебе, примипил? Тебя попросил Фракиец?
   Черепанов покачал головой:
   -  Если  бы  Максимин  решил  убить  императора,  он  сделал  бы  это
собственноручно. Но он не станет. Вы не клялись в  верности  императору.
Вы присягали только Орлу легиона. Я  позаботился  об  этом.  А  Максимин
клялся Августу в верности и останется верен клятве. Боги не  любят  тех,
кто нарушает клятвы.
   Трое варваров  одобрительно  кивнули,  а  Скулди,  напротив,  покачал
головой:
   - Ты не ответил мне, Гееннах.
   Этим обращением он давал понять Черепанову, что говорит сейчас не как
младший кентурион со старшим, а как родич. Что, собственно, и  предлагал
Черепанов.
   - Зачем это мне... - медленно повторил Геннадий.
   - И зачем это нам, - добавил практичный Агилмунд.
   - Скажи мне, Агилмунд, ты хочешь  воевать  с  алеманнами?  -  спросил
Черепанов.
   - Да. Война - это неплохо. Добыча, развлечение...
   - Александр не будет воевать. Он  даст  алеманнам  золото...  которое
могло бы достаться вам.
   - ...и еще шестидесяти тысячам. Если его разделить на всех  -  совсем
мало получится,  -  заметил  Агилмунд.  -  Это  общее  дело.  Зачем  нам
стараться для шестидесяти тысяч римлян? Чужаков...
   - А для своего родича ты готов постараться? - прищурился Черепанов.
   - Ты - хороший вождь, Гееннах, - сказал Агилмунд. -  Но  все-таки  ты
нам - не родич.
   - А Аласейа?
   - Аласейа - далеко...
   - Да. Он далеко. И он, наверное, рассказывал тебе, что убил  в  Томах
одного тюремщика?
   - Не он, Луций рассказывал. Он слишком мягкий, мой