и утки... И вдруг Надя
явственно услышала свою фамилию.
   Быстро сориентировавшись, журналистка  бесшумно  легла  на  пожелтевшую
траву и напрягла слух. Да, действительно, по другую сторону ракитового куста
говорили о ней. Слышно было неважно, Наде приходилось  напрягать слух, но до
нее  долетало  далеко  не все,  о  чем  говорили. Хоть и не сразу,  Чаликова
поняла,  что  беседовали  двое  -- один мужской голос  и  один женский, хотя
слабая  слышимость не  давала  возможности определить, кому они принадлежат.
Надя была уверена  лишь в том,  что  женский -- это голос ее новой знакомицы
госпожи Степановой.
   --  Опять все  пошло  наперекосяк,  --  говорил  мужской  голос,  --  и
Покровский жив, да еще Чаликова тут путается, что-то вынюхивает...
   --  Так  может, и ее тоже  того,  "замочить" за  компашку? -- предложил
женский голос. -- Хозяин за это нам только спасибо скажет.
   -- Нет-нет, ни в  коем случае, -- решительно возразил мужской голос, --
она же  глупая особа, дилетантка, возомнившая  себя сыщиком. Но мы-то знаем,
кто за ней стоит. Если мы ее тронем, то Дубов нас вовек в покое не оставит.
   -- Ну и хрен с  ними с  обоими,  --  заявил  женский голос.  -- Скажите
лучше, что вы надумали с сокровищами?
   Не успев обидеться на столь пренебрежительную оценку своих мыслительных
способностей, Надя еще больше напрягла слух.
   --  Уверен,  что мы  на верном  пути, --  оптимистично  заурчал мужской
голос.   --   Будем  разрабатывать   "вариант  Икс",   я  считаю  его  более
перспективным, чем эти бараньи столбы. Во-первых...
   -- Когда? -- перебил женский голос.
   --  Этой  ночью, -- ответил мужской голос. -- Почти  все уже  готово, а
дальше  медлить  рискованно.  Ну  что  ж,  кажется,   все  обговорили,  пора
расходиться.
   Надя испугалась, что оба злоумышленника, или даже один из них,  покидая
"явку",  увидят ее --  из разговора она поняла,  что эта публика  шутить  не
склонна, а убить человека для них и  вовсе самое плевое  дело. Поэтому Надя,
недолго  думая, по-пластунски  поползла к  тропинке, а  затем,  пригнувшись,
короткими перебежками направилась к дороге.
   Лишь оказавшись на большом шоссе, Надежда смогла немного перевести дух.
   "Значит, они не  только  охотятся на Покровского, но и, подобно многим,
ищут сокровища, -- размышляла Надя, медленно бредя  в сторону Заболотья.  --
Причем,  если  я  верно  поняла,  то  первое  они делают по заданию  некоего
"хозяина", а второе -- по собственному  почину. К тому  же эти аферисты  уже
близки к отысканию клада и нынче  ночью  собираются осуществить  некий "План
Икс". Да и действуют они широким фронтом: Серафима Павловна пытается свалить
столб с бараном, а ее сообщник почти в то же время выманивает нас  на болота
и пытается застрелить. Или, вернее, сообщница? Если и в нас,  и в Свинтусова
стреляло  одно и  то же лицо,  то  это скорее всего  женщина  -- ведь именно
женщину  заметили  позавчера  подгулявшие  гости... Значит,  две женщины? Но
тогда кто  говорил с Серафимой мужским голосом -- не Виталий же Павлович? Он
мог бы  переговорить с женой и не выходя из дома. Да и  знает ли сей деятель
науки  о  похождениях своей разлюбезной  супруги?  Или  он тоже связан  с их
шайкой? Вопросы, вопросы, просто голова идет кругом... И кто такой "хозяин",
который  "заказал"  им  Покровского,  но скажет  спасибо,  если они  попутно
"замочат" и  меня? Уж  не баронесса ли  фон Ачкасофф?  Да нет, вряд ли. Она,
конечно, слегка  себе  на уме, но не  до  такой  же степени! А если  супруги
Белогорские? Возможно, Семен Борисович не  для того остерегал меня ходить на
болото, что  там якобы водится  нечистая сила, а просто  чтобы  я не увидела
чего-то такого, что мне не положено..."
   Так ни до чего толком не додумавшись, Надя достигла Заболотья. Чувствуя
некоторое чувство голода после овсянки,  которой ее потчевали за завтраком в
Покровских  Воротах,  Чаликова  решила  до  визита  к участковому  Аксиньину
заглянуть  в  ирландский паб  "Pokrow's  Gate" в  надежде,  что  там  найдет
кушанья, более соответствующие ее гастрономическим привязанностям.


x x x


   Паб привлекал  к себе внимание  уже своими весьма живописными витринами
--   их  украшали  всяческие  старинные  предметы,  как-то:  швейная  машина
"Зингер", огромная  прялка,  пишмашинка  "Ундервуд",  граммофон  с  огромной
трубой  и  медный  самовар,  украшенный фамильным гербом баронов Покровских.
Композицию  венчала старая  ржавая лопата  -- очевидно, ее  использовали  не
только для работ на огороде, но и в благородном деле кладоискательства.
   Побуждаемая,  как  выразился  бы  кинорежиссер Святославский, "голодным
интересом",  журналистка толкнула входную дверь. Внутреннее  убранство  паба
оказалось  не менее  занятным, чем витрина:  обширное помещение  с  нарочито
грубо сколоченными столами и стульями, в дальнем  конце  которого  бармен за
стойкой  протирал пивные кружки. Посетителей  почти что  не было,  и Надя  с
любопытством оглядывала помещение. Привыкнув к интимному полумраку, царящему
в "Pokrow's Gate",  Чаликова едва  не  вскрикнула:  по  стенам,  чередуясь с
пейзажами "Зеленого Эрина", в застекленных  рамочках  висели почти  такие же
карты  и планы, как в папке, полученной от  Федора  Иваныча.  A пройдя вдоль
стены, она увидела то,  чего почти  не надеялась  найти  -- в одной из рамок
находилась пожелтевшая рукопись, написанная тем же небрежным почерком, что и
та, неоконченная, из пыльной папки.
   Так  как столик по соседству  с вывешенным на всеобщее обозрение ценным
манускриптом оказался  свободен, то Надя, прислонившись к спинке деревянного
стула,  принялась  внимательно  разглядывать  висящую  на  стене  гравюру  с
панорамой Дублина, но  при этом скашивала взгляд на рукопись, пытаясь  ее не
только прочесть, но и запомнить.
   --  Интересуетесь, сударыня? --  раздался  вдруг голос  позади  нее. Он
принадлежал рыжеволосому бармену.
   -- Да, я, это самое, -- растерянно забормотала Надя.
   --  A,  ну  ясно,  --  бармен  деловито  раскрыл  меню.  --  Что  будем
заказывать: пиво,  или что-нибудь покушать? Могу  предложить наше  фирменное
блюдо -- рагу по-ирландски.
   -- Вот  и прекрасно, -- пришла в  себя Чаликова.  -- Рагу и чего-нибудь
запить. Да хоть пивка, только не очень крепкого.
   --  Рагу  будет   готово  минут  через  пятнадцать,  а  пока  позвольте
предложить  вам  другое  фирменное блюдо --  "Завтрак  кладоискателя",  -- с
улыбочкой сказал бармен.
   "Завтрак кладоискателя" оказался весьма вкусным салатом из овощей, сыра
и чего-то еще, но Надя ела его почти машинально -- ее взгляд был по-прежнему
прикован к рукописи на стене.
   "В пределах  сих несметные богатства сокрыты.  И да не овладел  бы  ими
человек,  не способный  их на благо использовать, приставлен  ко  кладу сему
страж надежный,  страж небесный, скрытый под  знаком Овна...", --  вспомнила
Чаликова  слова   неоконченной  рукописи.   Сердце  журналистки  забилось  в
сладостном предвкушении -- ведь,  судя по всему, за стеклом в рамочке стояла
вторая часть, а  вместе с ней -- шанс отыскать сокровища баронов Покровских!
Правда, текст был не менее туманным, чем в первой части:
   "...  но не достичь цели, не переплывя реки, что  протекает севернее, и
мрачный покров  ночи  великую  тайну  хранит.  Но  если  нет  в  душе  твоей
благородных и чистых помыслов, то не ищи богатств сих, ибо принесут они горе
и  страдание".  Под этим  невнятным текстом стояла печать с  родовым  гербом
баронов Покровских и неразборчивая подпись.
   Тут  Надя  почувствовала, что  безуспешно  пытается  прожевать какой-то
несъедобный предмет,  оказавшийся при ближайшем  рассмотрении полиэтиленовым
пакетиком,  внутри  которого  лежала бумажка. Достав и  развернув  ее,  Надя
увидела, что это --  ксерокопия одной из "кладоискательских" карт, и как раз
той,  которую изготовила бабушка, не  желавшая копать  свой  огород. "A,  ну
правильно, это же кладоискательский салат с сюрпризом", догадалась Надя.
   Тут к ее столику подошел бармен. Он нес на подносе вкусно пахнущее рагу
и большую кружку пива.
   -- Ну, как вам наш салатик? -- спросил он, ставя заказ перед клиенткой.
   -- Очень  вкусно, -- похвалила та. --  A скажите, нельзя  ли  еще  один
такой же  салат, но вот с этой бумажкой? -- Надя указала на  интересующую ее
рукопись. -- A то там я уже копала...
   -- Ха-ха-ха, да вы,  сударыня, настоящая  шутница! -- громко рассмеялся
бармен, но  тут же принес ксерокопию манускрипта. -- Желаю успеха,  но когда
найдете клад, приходите к нам на обмывку! Ха-ха-ха!
   --  Благодарю  вас,  --  ответила  Надя  и  небрежным  жестом  спрятала
ксерокопию в сумочку.
   Заполучив  столь  ценную  бумагу, Надя принялась за  рагу по-ирландски,
которое  показалось  ей  довольно  вкусным, хотя и  напоминающим одноименное
блюдо из книги "Трое в лодке" -- то есть  изготовленное  из всяких завалящих
остатков, вплоть до водяной крысы.
   Когда  Чаликова  оценивала вкусовые особенности  последнего компонента,
она услышала за спиной знакомый голос доктора Серапионыча:
   -- Наденька! Сколько зим, сколько лет!
   Доктор  держал в одной  руке  неизменный  стакан чая,  а  в  другой  --
блюдечко, на котором красовался бутерброд с килькой.
   --  Как хорошо,  Владлен Серапионыч,  что мы  с  вами  встретились,  --
искренне обрадовалась Надя. -- Я как раз хотела кое о чем вас порасспросить.
   --  Ну  что ж,  постараюсь  удовлетворить ваше любопытство.  --  Доктор
поставил блюдце на стол и привычно полез во внутренний карман за скляночкой.
-- Не желаете?
   -- Нет-нет, благодарю  вас,  -- уклонилась Чаликова. -- С чаем еще куда
ни шло, а вот с пивом...
   --  Да,  с  пивом я еще его не пробовал, --  признался доктор,  наливая
малую толику себе в чай. -- Давайте поставим эксперимент.
   -- И я в качестве подопытного кролика?  -- рассмеялась Надя. -- Нет уж,
Владлен Серапионыч, увольте. По крайней мере, до окончания следствия.
   -- А  кстати,  как  идет следствие? --  спросил  доктор. -- Есть что-то
новое?
   --  Новостей  более чем. -- Надежда отпила немного пива. -- Но  сначала
ответьте мне откровенно, как на духу -- водится ли в окрестностях Покровских
Ворот нечистая сила, или нет?
   Доктор удивленно посмотрел на Чаликову:
   -- Простите, Наденька, но отчего это вас так волнует?
   Надя чуть смутилась:
   -- Видите ли, Владлен Серапионыч, события последних дней наталкивают на
мысль, что в них замешаны какие-то потусторонние явления.
   (Не то чтобы Надя сама очень уж верила в то,  что  только что  сказала,
просто ей  хотелось услышать мнение  Серапионыча  --  не чужого  человека  в
здешних краях).
   -- Есть многое на свете, друг Надюша, что и не снилось нашим  мудрецам,
--  усмехнулся  доктор. -- Думаю,  не очень ошибусь, если предположу, что на
столь метафизические мысли вас навел милейший Семен Борисыч Белогорский?
   -- В известной степени, --  осторожно  согласилась журналистка. -- Нет,
впрямую об этом он, конечно, не говорил, но достаточно ясно дал  понять, что
на болотах творится нечто, так сказать, неподвластное человеческому разуму.
   --  То  есть вы,  Наденька,  хотите  узнать,  как  это  получилось, что
образованный человек, не  чуждый науке,  уверовал  в то,  во  что теперь уже
всерьез  не верят даже малограмотные деревенские бабки? И не объясняются  ли
его  предостережения просто  желанием  отвадить  вас от болот?  --  Чаликова
закивала, удивившись, что Серапионыч словно бы прочел ее мысли. -- Знаете, а
ведь я, кажется, смогу в какой-то степени удовлетворить ваше любопытство. Но
для этого нам  надо вернуться  на несколько десятков лет назад  и вспомнить,
каким образом супруги Белогорские очутились в здешних краях.
   Доктор подлил себе в чай еще немного жидкости и поудобнее устроился  на
стуле  --  это   значило,  что   он   собирается  приступить   к  долгому  и
увлекательному повествованию.  Надя приготовилась слушать -- она давно знала
о недюжинных способностях Серапионыча как отменного рассказчика.
   -- Дело в  том, что Семен Борисович не всегда был сельским ветеринаром,
-- отхлебнув хороший глоток, заговорил Серапионыч. -- Во времена оные доктор
Белогорский подавал большие надежды и имел все предпосылки, чтобы  сделаться
крупным медицинским светилом  или даже большим ученым. Но  вскоре после  его
женитьбы  на Татьяне Петровне все  пошло  как-то  наперекосяк -- и с  работы
выгнали,  и  тему  диссертации, что-то  связанное  с  внутренними  органами,
закрыли. Хорошо хоть  не посадили, дело-то происходило в начале пятидесятых,
и Белогорский явно попал  под кампанию  борьбы с "убийцами в белых халатах".
Уже позднее Семен Борисович случайно узнал, что  на него написали донесение,
будто  бы  он  по заданию  американской  разведки  собирается  отравить весь
Кислоярский партактив.
   -- Ну и ну! -- подивилась Надя.
   -- Хорошо хоть нашлись добрые люди, пристроившие его сюда, в колхоз, --
продолжал Серапионыч. --  Пришлось переквалифицироваться в ветеринары, ну да
что   поделаешь...  Татьяна  Петровна   служила  кем-то   вроде   завхоза  в
председательской усадьбе,  в общем жили не так уж  и  плохо.  Кстати говоря,
своей  хибаркой я обязан супругам Белогорским -- именно они по старой дружбе
выхлопотали мне разрешение приобрести в собственность тот милый сарайчик. --
Доктор  оглянулся  по  сторонам  и, убедившись,  что  поблизости никого нет,
продолжал,  хотя и чуть понизив голос: -- А несколько лет назад я узнал, кто
на него "настучал". Но это, разумеется, строго между нами...
   -- Что за вопрос! -- Надя отпила еще немного пива.
   --  Сразу  же  после  падения  Советской  власти  в нашей новорожденной
Кислоярской  Республике  была  создана комиссия  по  изучению  сохранившихся
документов местного филиала  КГБ. Потом, правда,  эту комиссию тихо прикрыли
-- думаю, не надо объяснять, почему... Но  от прогрессивной общественности в
нее  вошел   наш  общий  знакомый,  политик  Гераклов.   Так  вот,  он   мне
конфиденциально рассказывал, что собственными глазами видел фотокопию одного
документа -- заявления некоего молодого инструктора горкома, что доктор C.Б.
Белогорский собирается отравить все руководство Кислоярского райкома ВКП(б).
Гераклов  хотел  опубликовать это донесение  в  прессе, но  ему не  дали  --
дескать, нельзя доказать его  аутентичность, то бишь подлинность, а вскоре и
самого Гераклова без лишнего шума вытурили из комиссии.
   -- Почему? -- изумилась Надя.
   -- Известно почему, -- хмыкнул  доктор, --  Ведь тот молодой инструктор
теперь известный общественный деятель, к тому же пламенный демократ. Не буду
называть его имя, зачем  прошлое  ворошить?.. --  Серапионыч задумчиво отпил
еще  пару  глотков.  -- Но  самое неприятное во всей этой истории,  что  наш
"пламенный демократ" приходился родным братом Татьяне Петровне.
   -- Что вы говорите! -- изумилась Чаликова.
   -- Увы, все просто  до примитивности,  --  вздохнул  Серапионыч.  --  В
пятидесятые годы  он начал восхождение по ступеням  партийной карьеры, а тут
его сестра вышла за какого-то сомнительного Белогорского. Ясно, что подобное
родство для честолюбивого парткарьериста  было нежелательно, вот он и порвал
с  сестрой всякие  отношения.  Естественно, что  и  Татьяна Петровна тоже не
особенно декларировала, что  у нее такой,  с позволения  сказать,  братец. А
представляете, что с ней сделается, если она узнает еще и про донос?!
   -- Ну а что же ее брат? -- спросила Надя.
   -- A что с  ним станется?  Он  как  ни в чем  не бывало  продолжил свою
партийную  карьеру. Ну  а когда  быть коммунистом  стало  не  престижно, сей
деятель  торжественно  сжег свой  партбилет  и  сделался ярым  демократом  и
антикоммунистом.  Помнится,  еще и  Комитет  ругал последними словами,  даже
требовал  судить его по-нюрнбергски.  -- Доктор отпил еще  глоток и  закусил
бутербродом.  --  Оттого-то,  должно быть,  чекисты и  "забыли" вывезти  его
донесения...
   --  Ну  хорошо,  пусть так, но  ведь потом Белогорский мог  вернуться к
научной деятельности, -- заметила Надя. -- А остался здесь, в колхозе.
   -- Ну,  тут,  я  так  думаю,  много  разных  причин, --  пожал  плечами
Серапионыч. -- Проще  всего это было  бы объяснить тем,  что Семен Борисович
решил  "не высовываться -- ведь никто не  мог быть  уверен, что не  вернутся
сталинские порядки с новыми  гонениями на  "убийц  в  белых халатах". Но мне
кажется, что дело  не  в  этом. Просто Белогорские за  несколько  лет  опалы
здесь, что  называется, прижились, укоренились.  Да  и жизнь на лоне природы
пришлась им по душе. --  Доктор с сожалением допил оставшееся на донышке. --
Ну и, разумеется, научная деятельность...
   -- В области зоотехники? -- удивилась Чаликова.
   -- Да нет,  причем тут зоотехника. Хотя, было дело, Семен Борисыч не то
изобрел новое,  не  то усовершенствовал имеющееся  средство  для  увеличения
надоев и  за это  получил переходящий вымпел на межколхозном слете. Но речь,
конечно, не  об этом. Общаясь со  здешними жителями, Белогорский  много чего
наслышался о разных, как теперь  говорят, аномальных явлениях, имеющих место
в Покровских Воротах, Заболотье и на  окружающих  территориях.  Поначалу  он
принимал все это за обычные предрассудки, но после, сперва в шутку,  а потом
всерьез,   начал  их  исследовать  и  систематизировать.  И  оказалось,  что
призраки, лешие, барабашки,  "заколдованные  места"  и  прочая  метафизика в
таких количествах водится только здесь, а в  деревнях за десяток верст о ней
вовсе и не слышали. И в поведении животных в Заболотье Семен Борисович нашел
некоторые, порой  неуловимые отличия  от  общепринятой нормы.  Да что там --
однажды они с Татьяной Петровной  пошли за грибами  в лесок,  который хорошо
знали и где уже сто раз бывали -- и проплутали в нем несколько часов.
   -- И как же это объяснить? -- удивилась Надя.
   -- Вот именно такой же вопрос задал себе и Семен Борисович, -- радостно
закивал Серапионыч, --  и  впервые предположил, не кроется ли за этим нечто,
скажем  так, неведомое современной науке. Тогда он подговорил учителя физики
произвести некоторые  замеры,  и  тот,  вооружившись  разными  амперметрами,
вольтметрами, осциллографами и прочими  счетчиками Гейгера,  установил,  что
кое-какие, чуть заметные отклонения и впрямь имеют место быть, а их эпицентр
находится  неподалеку от Заболотья, вблизи  от  пригорка,  увенчанного двумя
каменными столбами.
   -- На Гороховом городище? -- Надя чуть не подскочила на стуле.
   --  Ну  да,  --  подтвердил доктор.  --  И  когда  Семен  Борисыч  стал
расспрашивать деревенских бабушек об  этом холме, те  с ужасом  крестились и
либо кричали  "чур  меня!", либо шептали "Отче  наш"  --  в  зависимости  от
степени  набожности.  А  те, кого ему все  же удалось  разговорить, сообщали
жуткие  вещи:  будто бы  на том городище  и  есть  самое страшное место, где
исчезают  люди,  а  по ночам нечисть устраивает  шабаши.  И  тогда, с  целью
отделить   зерна   истины   от   плевел  вымысла,   Семен   Борисович   стал
целенаправленно исследовать холм и его окрестности.
   Надя понизила голос до почти полной конспиративности:
   -- Так, может быть, он и до тайны столбов докопался?
   С  доктором Чаликова могла говорить совершенно откровенно -- Серапионыч
не только знал о существовании  параллельного мира,  куда можно было попасть
через столбы на Гороховом городище, но и участвовал в одной из экспедиций  в
эту  удивительную  действительность.  В  тот раз  Серапионыча  пригласили  с
определенной целью -- вывести из  запоя царя  Дормидонта,  что  было  крайне
необходимо  из-за  угрозы  Кислоярскому  государству. И Серапионыч  с честью
справился со своей задачей, за что получил не только шубу с царского  плеча,
но и почетный титул "боярин Владлен".
   --  Как  вам  сказать,  Надюша,  --  чуть призадумался доктор. -- Семен
Борисыч мало с кем  делился  своими  исследованиями,  разве  что с  Татьяной
Петровной. Даже  мне  он расска