х по курсу один золотой за шесть серебряников.
     -- Идемте  скорее, не  терпится мне  получить дивиденды! -- И  Буратино
побежал со сцены.
     -- Какая  страсть! --  похвалил Святославский.  -- Отныне  я  ничуть не
сожалею, что мне вынуждилось поменять исполнительниц.
     Дубов  тем  временем принимал из  рук инспектора  Столбового бандероль,
адресованную Буратино.
     -- Охранник сказал, что этот пакет ему принес какой-то человек в темной
одежде и с закрытым лицом, -- сообщил Столбовой.
     -- Очень интересно, -- пробормотал Буратино, снимая обертку.
     -- Погодите, а вдруг там бомба! -- предостерег Пьеро-Столбовой.
     --  Нет, вроде бы не тикает, -- ответил Дубов,  поднеся пакет к уху. --
Но давайте все же выйдем в коридор.
     В коридоре он осторожно снял обертку и развернул картонную коробку. Там
оказалось настольное поворачивающееся зеркало.
     --  Что  за  чепуха!   --  пожал  плечами  Столбовой,  вертя  в   руках
вещественное послание. -- Что это значит?
     -- Очередной сюрприз,  -- спокойно ответил Дубов. -- И,  разумеется, не
последний.
     -- Может, задержать  доставщика, если он принесет еще одно послание? --
неуверенно предложил Столбовой.
     --  Ни в коем  случае! -- воскликнул  Дубов.  --  Наверняка его прислал
человек, который хочет помочь  нам, но в то  же время остаться анонимным. Мы
должны  догадаться,  какой  смысл несет в себе  зеркало,  и  это поможет нам
установить истину.
     --  А если это наоборот  -- попытка увести нас  от  истины? -- возразил
Столбовой.
     Дубов  не успел  ответить,  так как в  этот  миг  в коридоре  нетвердой
походкой появился доктор Серапионыч в заляпанном белом  халате,  а следом за
ним -- двое санитаров.
     --  Владлен  Серапионыч,  беда!  --  вполголоса  сказал  Дубов, проводя
доктора и  санитаров к Наде. -- Пострадавшая в тяжелом состоянии, может быть
уже  и  мертва...  --  На  всякий  случай  детектив  не  стал  уточнять, кто
скрывается под лисьей маской.
     --  Сейчас посмотрим, -- пробормотал Владлен Серапионыч. -- Да, Василий
Николаич, экзитус леталис. Забирайте! -- кинул он санитарам.
     --  Постойте, доктор,  ведь вы  даже  не  пощупали  пульс, --  удивился
Столбовой.
     --  Мертвая,  мертвая,  и  щупать нечего! -- отрезал  доктор.  Санитары
уложили  Надю  на  носилки и  понесли к  выходу, а Буратино  с повлажневшими
глазами отвернулся к стене.
     -- Ничего, все там будем, -- привычно  утешил  его  доктор Серапионыч и
двинулся вослед санитарам.
     Пьеро-Столбовой положил руку на плечо Дубову:
     --  Василий  Николаевич, примите мои  искренние соболезнования. Я знаю,
как много Надежда значила для вас...
     --  Спасибо,  Егор  Трофимович,  вы  меня всегда  понимали, -- искренне
ответил Дубов. -- Но теперь перед нами стоит извечная задача: что делать?
     -- Искать,  кто  виноват,  --  ответил  Егор Трофимович. --  И  еще  --
продолжать репетицию.
     --  Да,  конечно, --  грустно пробормотал сыщик.  -- Я  должен  сыграть
спектакль, -- Василий тяжело вздохнул, -- в память о ней...
     На  входе  в  зал их  перехватил  Дуремар-Грымзин.  В  руке  он  держал
нераспечатанный   конверт  большого  размера  без  штемпелей  и   марок,  но
адресованный Дуремару.
     --  Это  пришло  пять  минут  назад,  --  торопливо  сказал  банкир. --
Позвонили  в  калитку,  но когда охранник вышел,  никого не  было,  только в
почтовом ящике это послание...
     -- Весьма занятно, -- промолвил сыщик, осторожно раскрывая конверт. Там
оказались детские комиксы о черепашках-ниндзя.
     -- Что это значит?! -- побледнел Грымзин, чуть не выронив сачок.
     -- Понятия не имею! -- искренне пожал плечами Дубов.
     -- А я, кажется, догадываюсь,  -- чуть  улыбнулся Столбовой. --  Скорее
всего, кто-то хочет дать знать, что Лидия Владимировна жива. Вот если бы они
прислали пакетик с черепаховым супом или черепаховую же гребенку...
     Тут в коридоре появился охранник.
     -- Хозяин, вам тут еще одно послание.  -- С  этими словами он  протянул
господину Грымзину пакет, также адресованный Дуремару, но более напоминавший
бандероль. Трясущимися руками банкир развернул бумагу, и на свет вышла книга
Избранных произведений  В.И. Ленина  по вопросам марксистской  экономики. Из
фолианта торчала закладка -- однодолларовая банкнота.

        "x x x"

     На  сцене шла  репетиция  очередного эпизода:  режиссер-постановщик  Б.
Святославский, по нужде вошедший в роль Мальвины, воспитывал Буратино.
     -- Буратино, я тебе  загадаю задачку, на которую ты должен найти верное
решение,  --  менторским голосом говорила Мальвина, сомнамбулически бродя по
сцене. --  Ее мне загадали служители Кислоярского храма кришнаитов, когда  я
пришла к  ним  за  духовной вегетарианской  пищей. Они  мне  сказали:  "Харе
Кришна, дорогая Мальвина! Если ты отгадаешь загадку, то получишь талончик на
постоянный доступ к нашему супу, а если  не отгадаешь, то будешь отлучена от
живой пищи разума и желудка". И, чтобы  не впасть  в духовный глад,  я  была
вынуждена напрячь все свои гениальные мозги  и  найти ответ на  поставленный
вопрос...
     Дубов-Буратино не  особо вникал в монолог  Мальвины,  так как его мысли
витали  в  несколько  иных  сферах. Детектив  вертел  в  руках  зеркальце из
таинственной посылки и печально бормотал себе под нос:
     --  Свет  мой  зеркальце, скажи,  да  всю  правду  доложи:  Кто похитил
черепаху?  Как  с лисою дал я маху? Кто часы,  скажи,  снимал? Кто  посланья
присылал? Расскажи мне честно, смело, как распутать это дело? Да поведай без
затей -- кто тут главный лиходей?
     Дубов медленно  поворачивал зеркало, и  в  нем  попеременно отразились:
лепной потолок  гостиной,  хрустальная  люстра, затем  --  столь  занимавшие
сыщика  электронные  часы,  показывающие  уже 4.25 ночи,  потом --  дверь и,
наконец, зрительный зал.

        "x x x"

     Святославский решил  еще разок пробежать сцену на пруду -- с наполовину
обновленным   составом   исполнителей.  Это  обстоятельство   наложило  свой
отпечаток и  на  диалог персонажей.  В отличие  от  первой Тортилы --  Лидии
Владимировны  Грымзиной, указывавшей  Дуремару на экологические  последствия
его действий, новая Тортила, она же по совместительству Карабас-Барабас, она
же редактор "Кислого флирта" господин Романов, сразу взяла быка за рога.
     Небрежно развалившись в кресле и закинув ноги на стол, Тортила заявила:
     -- Давай,  Дуремуля,  без  сантиментов. Как говорил  старик  Адам Смит,
деньги -- товар  -- деньги. Сматывайся  с моего  пруда  --  и  получишь свое
золотце.
     -- Какое золотце? -- не понял Дуремар.
     --  Ну,  золотой   ключик,  --  уточнила  Тортила.  --  Впрочем,  тебе,
жадненький мой, придется еще и кой-чего доплатить.
     -- Сколько? -- побледнел Грымзин и машинально полез в карман за чековой
книжкой.
     -- Да не здесь, -- досадливо махнула бородой Тортила.
     -- А где? -- пролепетал Дуремар.
     --  Выйдешь из своей  лачуги, повернешь  направо, там тебя будет  ждать
одна лягушка, ей и отдашь. А взамен получишь свое золотце. То  есть, пардон,
золотой ключик. И без глупостей!  -- прикрикнула Тортила вослед уходящему со
сцены Дуремару. -- А то отдам его Буратине.
     --  Эврика! -- вдруг раздался в  гостиной чей-то вопль. Все вздрогнули.
Крик  исходил из последнего ряда партера, где в курточке и колпачке Буратино
гляделся в зеркальце частный детектив Василий Николаевич Дубов.
     Cвятославский, поправляя голубой парик, подошел к детективу:
     -- Вы нашли новый путь интерпретации роли?
     -- Нет, я нашел путь к чему-то более важному, -- понизив голос, ответил
детектив. -- И хотел бы кое о чем вас попросить...

        "x x x"

     После репетиции  очередного эпизода режиссер-постановщик вышел на сцену
и провозгласил:
     -- Милые господа, нам,  а в нашем числе и моей творческой индивидности,
требуется передыхание. А посему  объявляю  часовой  антракт  для проветровки
зала и мозгов. Сбор здесь в пять сорок пять, и прошу не опаздывать.
     Артисты со вздохом  облегчения потянулись к выходу. Последним, опираясь
на  сачок,  залу  покинул  хозяин  дома  банкир  Дуремар-Грымзин. Уходя,  он
аккуратно выключил свет и закрыл  дверь  на ключ. И никто,  кроме инспектора
Столбового-Пьеро,  не  заметил кончика  колпачка, торчащего  над  стульями в
последнем ряду зрительного зала.

        "x x x"

     Особняк  главы банка "ГРЫМЗЕКС"  погрузился  в  сон. Но спали  не  все.
Например, что делал запертый в главной зале детектив Дубов, не знал никто --
даже инспектор Столбовой, которого он попросил подежурить в коридоре.
     Пристроившись  на стуле,  Егор  Трофимович пытался читать драматическую
поэму  Софьи  Кассировой   "Нильскaя  рапсодия",  изданную  за  счет  автора
отдельной  брошюрой  в местном издательстве  "СВЕТОЧ".  С трудом  пробираясь
сквозь туманные и  таинственные  образы  этой  незаурядной  поэмы, Столбовой
пытался вникнуть в монолог лирической героини поэмы:

     "Жрецу Омона помоляся в храме,
     Направилась я к Нилу в ближний путь,
     Где Аллигатор острыми зубами
     Ласкал мою девическую грудь".

     Жрец Омона ответствовал ей:

     "Я крокодилов пас в лугах
     На топких Нильских берегах.
     А Крокодил жевал сапог --
     Наверно, я бы так не смог".

     Буквы запрыгали перед глазами Егора  Трофимовича, и он забылся в тяжкой
полудреме. Ему виделся страшный  крокодил,  уволакивающий черепаху Тортилу в
топкие пучины.
     От  этих  кошмаров  инспектора  освободил  голос   господина  Романова,
совмещавшего Карабаса Барабаса и Тортилу.
     -- Вы так стонали,  -- озабоченно говорил порноиздатель. -- Я уж решил,
что и с вами что-то случилось.
     --  А,  нет, ничего,  --  пришел  в  себя  Столбовой.  -- Спасибо,  что
разбудили.
     --  А  у меня к  вам дело.  --  Господин  Романов извлек из-под  бороды
небольшой  пакетик, адресованный  Карабасу Барабасу. -- Это мне  только  что
передал охранник,  будто бы кто-то принес и оставил  у входа. Я решил сам не
открывать, а только вместе с вами.
     -- Правильно решили, -- одобрил Столбовой. -- Вскрывайте.
     Карабас Барабас снял  обертку и открыл скрывавшуюся под  ней  картонную
коробочку.   Через  миг  ампирные  стены  коридора  огласились   не   совсем
нормативной  лексикой  --  так  адресат откликнулся  на  действие мышеловки,
спрятанной  в  коробочке. Столбовой,  подтянув  пьеровские  рукава,  помогал
Романову освободить палец из капкана.
     --   Что  за  глупые  шутки!  --  прорычал  Карабас,  потирая   бородой
пострадавший палец.
     -- Это нам предстоит выяснить, -- невозмутимо ответил инспектор.

        "x x x"

     Ровно без четверти шесть утра  господин Грымзин открыл дверь гостиной и
впустил туда актеров. Первым, что они увидели, был Буратино,  сладко спавший
на сдвинутых стульях. От голосов Дубов проснулся:
     --  А?  Что? Да, я  тут малость заснул.  А  что  делать -- всю ночь  на
ногах...
     --  Господа, приступаем  к  репетированию  последней  и  заключительной
мизансцены, -- возвестил  Святославский. --  Не  забудьте, что  она несет на
себе главный груз экзистенциально-концептуальной невостребованности...
     Пока режиссер  развивал  свои гениальные  идеи, Столбовой  уединился  с
Дубовым и сообщил о последнем сюрпризе -- мышеловке для Карабаса.
     -- Еще одна загадка? -- задумался детектив. -- А может, наоборот -- все
потихоньку начинает становиться на свои места?
     -- А как ваши успехи, Василий Николаич? -- поинтересовался Столбовой.
     -- О, мои успехи! Мои успехи, Егор Трофимыч... -- Но рассказать о своих
успехах  Дубов  не  успел,  так  как  режиссер  попросил  Буратино  и  Пьеро
приготовиться к выходу на сцену.
     А на сцене  перед картиной горящего  очага понурясь сидели Папа Карло и
Джузеппе -- Сизый нос. Папа Карло чинил шарманку и привычно бормотал:
     -- Хочешь -- не хочешь, а жить надо... И еще руководить антиалкогольным
обществом,  и вести  борьбу  с  гомосексуальными меньшинствами, засевшими  в
высших эшелонах власти...  Говорят, есть  одна страна на свете, где ветераны
творческих  профессий  живут в покое и довольстве  на  одну пенсию, и им  не
приходится таскаться по дворам с шарманкой...
     -- Но эта страна  -- явно не Кислоярская Республика, -- ехидно  вставил
Сизый нос.
     -- А где она, эта страна? -- горестно вздохнул Папа Карло.
     Но  Джузеппе  не   успел  ответить,  так  как  дверь  в  залу  медленно
раскрылась,  а   следом  за  ней  широко   раскрылись   рты  и  глаза   всех
присутствующих,  ибо  на  пороге, шатаясь,  как тростник  на ветру, возникла
первая лиса Алиса -- не совсем невредимая, но все-таки живая. Она была все в
том же  лисьем костюме, в котором ее застигла смерть, но с  накинутым поверх
него грязным белым халатом.
     -- Наденька,  это  вы!  --  Детектив Дубов подбежал  к  Алисе и бережно
усадил ее в кресло.
     --  Это  ужасно, -- прошептала  Надя. -- Последнее, что я помню --  как
получила  чем-то  тяжелым  по  голове.  А  потом...  --  Алиса  задрожала  и
откинулась на спинку кресла. -- А потом, уже там... там...
     -- В морге? -- подсказал Буратино.
     -- Так это был морг!.. О, боже мой...
     --  Ну,  и что  же в морге?  -- живо заинтересовался  Ибикусов-Базилио,
доставая из-под хвоста репортерский блокнот.
     --  И в морге какой-то  тип, от  которого  несло,  как от винной бочки,
пытался меня зарезать вот таким ножом!
     -- А, так это же доктор Cерапионыч! --  облегченно воскликнул Дубов. --
Наденька,  не  держите   на   него  зла  --  он  выполнял  свои  медицинские
обязанности, то есть совершал ваше вскрытие.
     -- Надо же  -- а я  и  не знала,  -- опечалилась Надя.  -- Ударила его,
схватила этот халат... И побежала сюда...
     -- Главное, что вы живы, -- ласково сказал Дубов. -- Наденька, вы лучше
прилягте, отдохните, здесь  с  вами ничего не случится... Ах, какое счастье,
какое счастье...
     -- Я  принесу теплое одеяло  и что-нибудь согревающее натуру, -- сказал
Грымзин.
     -- Да, что-нибудь... Пожалуйста... -- прошептала Алиса и в  изнеможении
закрыла глаза.
     --  А  мы можем  продолжать?!  -- радостным голосом  обратился  Дубов к
Cвятославскому.
     --  О, естественным  способом! --  откликнулся режиссер.  --  Если  все
пойдет, как я задумал одной голодной ночью, то наш спектакль будет иметь  не
только резонанс, но и фурор.
     Папа Карло вновь склонился над шарманкой:
     -- Ах, Буратино, Буратино! Увижу ли я тебя когда-нибудь?
     Сразу после этих слов  в коморку Папы Карло вбежали:  Буратино-Дубов  с
золотым ключиком в руке, Пьеро-Столбовой и Мальвина-Святославский. По дороге
Буратино шепнул:
     -- Егор Трофимович, будьте в боевой готовности.  Сейчас  могут начаться
настоящие сюрпризы.
     Пьеро кивнул и нащупал в кармане револьвер.
     Увидев дорогих гостей, Папа Карло умиротворенно прошептал:
     --  Мальчик  мой,  наконец-то  я увидел тебя воочию -- и спокойно  могу
умереть!
     -- И не думай,  Папа  Карло!  --  закричал Буратино.  -- Только  сейчас
начинается самая настоящая жизнь. Лучше сообрази нам чего-нибудь покушать.
     -- Нету ничего! -- горестно вздохнул Папа Карло.
     --  Потерпите  до  завтра,  -- предложил  Сизый  нос.  -- Завтра  после
спектакля дадут  благотворительный обед,  и мы  сможем  порыться  в  пищевых
отходах...
     -- Не  надо, -- вмешался Пьеро. -- Лучше я выйду на улицу, почитаю свои
гениальные стихи  и соберу  денег  на  обед. -- Егор  Трофимович  извлек  из
кармана  поэму  Софьи  Кассировой  "Нильскaя  рапсодия"  и, раскрыв  наугад,
продекламировал:

     О, жрец Омона! Ты меня не любишь
     И, чтоб развеять горе и кручину,
     Я брошусь в Нил к священным крокодилам --
     Такая смерть достойней, чем другая!

     -- И ты  полагаешь, дорогой  Пьеро, что  тебе  за такие  стишки  что-то
заплатят? -- искренне удивился Папа Карло.
     --  Конечно, заплатят! -- уверенно ответил за Пьеро Сизый нос. -- И еще
добавят, чтобы только никогда их больше не слышать.
     При этих  словах  поэтесса Софья Кассирова  грозно  двинулась в сторону
Мешковского,  и  Дуремару  с   Базилио   стоило   больших   трудов  удержать
разгневанную Алису Вторую.
     -- Ну,  если стихи не годятся, то я могу выйти  на  улицу  и станцевать
танец маленьких зомби, который видела в джунглях Кот д'Ивуара, -- предложила
Мальвина, но ее перебил Буратино:
     -- Господа, не разменивайтесь  на мелочи.  Лучше помогите  мне отодрать
этот холст, --  Буратино  указал  на  картину. --  И побыстрее, пока  нас не
застукал Карабас Барабас.
     Действительно,  по проходу между  рядами в  сторону сцены уже  двигался
Карабас Барабас в сопровождении отряда  псов-полицейских, роль которых, если
верить афише, исполняли сотрудники славной Кислоярской милиции.
     Здесь  по сценарию Буратино должен  был символически "содрать холст"  и
"открыть дверцу",  после  чего  на сцену вносились декорации с  изображением
"театра мечты",  в который  герои  попадали  через  подземный ход. Но вместо
этого Дубов подошел к краю картины и просунул ладонь за раму.
     --  Стой!  -- завопил  Карабас  и со  всех  ног бросился  на  сцену. Но
Буратино   продолжал   свое   дело.   --   Хватайте  его!  --   приказал  он
псам-полицейским. Так как те не торопились выполнять этот приказ, то Карабас
отшвырнул плетку и выхватил из-под мундира пистолет.
     -- Держите его! -- крикнул Пьеро-Cтолбовой.  -- Карабаса Барабаса, кого
ж еще!
     -- Держите Буратино и Пьеро! -- громче прежнего заорал Карабас Барабас.
-- Они украли у меня страшную тайну!
     Псы-полицейские  переминались  с  ноги  на  ногу.  Они  понимали,   что
произошло очередное плановое отклонение от сценария, но не знали, чей приказ
выполнять:  то ли  своего  начальника  по сцене  Карабаса  Барабаса,  то  ли
начальника по службе инспектора Столбового.
     Буратино  между тем  продолжал  свои манипуляции  с  картиной.  Карабас
Барабас взвел курок  и  прицелился прямо  в Буратино, однако Пьеро схватил с
пола хлыст  и  резко ударил  Карабаса по руке. Прогремел  выстрел,  но пуля,
видимо,  прошла  мимо цели, так  как  все, кто был в  зале,  остались живы и
здоровы.  Но тут  уж  псы-полицейские  окончательно определились  и, скрутив
Карабасу   руки,   оттащили   его   со   сцены.   И   тогда   вперед   вышла
Мальвина-Святославский.
     --  Теперь  --  верю!  --   воскликнул  постановщик.  --  Именно  такую
завершительную сцену я представлял себе в  режиссерских снах  на шкафу моего
скромного жилища. Да-да-да,  это именно  та  вешалка,  с  которой начинается
настоящий большой театр!
     А  Буратино,  будто  и  не  обращая  внимания  на происходящее  вокруг,
продолжал возиться с картиной. И вдруг что-то заскрипело, и картина медленно
съехала  в сторону, обнаружив за собой небольшую комнатку, в  которой ничего
не было -- только на полу лежали картонный панцирь и чепец черепахи Тортилы.
Карабас-Романов рванулся вперед, но псы-милиционеры держали его крепко.
     --  А  где  же  Тортила?  --  пробормотал Карабас Барабас  и,  поникнув
бородой, осел на пол.
     --  Да, где  же  Лидия Владимировна?! --  вопросил Грымзин, обращаясь к
Карабасу.
     В этот момент в гостиную вошел охранник и передал Столбовому конверт.
     -- Еще одно послание? -- тихо спросил Дубов.
     -- Не совсем, -- улыбнулся инспектор.
     --  Егор  Трофимович,  что  делать  с  Карабасом?  --  спросил один  из
полицейских. -- Так его и держать?
     --  Да,  жаль,  наручников  не  захватил,  -- вздохнул Пьеро, продолжая
читать  послание. -- Ну ничего, без оружия он уже  не  опасен.  -- Столбовой
небрежно сунул  послание  в  карман и поднял  с  пола  пистолет,  наделавший
столько шума. -- Ха, неплохая зажигалочка!
     -- Что вы имеете в виду? -- удивленно переспросил Дуремар-Грымзин.
     --  Вот, глядите. -- Вместо ответа  инспектор нажал на курок, и  сверху
появился язычо