ич, просто  так взять и отказать Чаликовой
наши власти никак не могли  -- это ведь не какой-нибудь там Ибикусов.  Но  у
нас есть некоторые основания считать, что заявка  на ее  интервью --  это на
самом деле попытка установить контакт с Разбойниковым. Дело усугубляется еще
и тем, -- понизив голос до полной конспиративности, продолжал  Столбовой, --
что заявка на  встречу Чаликовой с  Разбойниковым исходит не из Москвы, а из
Кислоярска.
     -- От кого?
     --  Неизвестно.   Обратный  адрес  указан  на  абонентный  ящик.  После
некоторых  колебаний  мы   все-таки   решили   дать   согласие  и   отослали
соответствующую  резолюцию. Но  все  это дело  очень  подозрительное,  и его
следует  проконтролировать.  Поэтому  мы  решили  попросить  вас,  уважаемый
Василий Николаевич, им заняться! Естественно, в неофициальном порядке.
     --  Да  уж,  дело  подозрительное.  И  к тому  же  весьма  грязное,  --
глубокомысленно  заметил Дубов. --  Ясно, что над нашим государством нависла
угроза. Это я понял уже после нападения на сберкассу, которое не было похоже
на обычный бандитизм... Кстати, что это за абонентный ящик?
     Столбовой заглянул в свои бумаги:
     --  Первое  почтовое  отделение, а/я 122. Зарегистрирован на имя некоей
A.C. Куропаткиной. Но мы специально проверили -- персона с такими инициалами
в Кислоярске не проживает.
     -- Все  ясно, подставное лицо,  -- радостно потер руки  Василий.  -- Но
где-то я встречал похожую  фамилию. И  еще  инициалы --  A.C.  Что-то  очень
знакомое...
     -- Так вы согласны? -- допил чай инспектор.
     --  Да,   разумеется.  Теперь   я  просто  не   вправе  отказаться.   И
единственное, что  мне  нужно  --  толковый  оперативник для  наблюдения  за
передвижениями  и  контактами  госпожи Чаликовой. Ну и  еще, как я  говорил,
список прессы, которую читает Разбойников.
     -- Да-да, конечно  же, --  обрадовался  Столбовой. --  O  круге  чтения
Разбойникова я вас проинформирую сегодня же.
     -- Я буду у себя в конторе, -- сообщил Дубов. -- Так когда же прибывает
наша московская гостья?
     --  Или  завтра, или послезавтра.  Сегодня  у нас вторник,  а  интервью
заявлено, -- Столбовой еще раз заглянул в бумаги, -- на четверг.

        "x x x"

     День  клонился  к  закату.  Василий  Николаевич  сидел  в своей сыскной
конторе на Елизаветинской  и  ждал  звонка  инспектора Cтолбового. В  голове
сыщика блуждали мрачные мысли:
     "Ох, не к добру все это... Просто какой-то змеиный клубок.  И  еще этот
Разбойников... Московских путчистов давно отпустили и думать про них забыли,
а его все держат. Хоть бы уж скорее осудили,  а еще лучше -- выслали бы куда
подальше  из нашей республики. Или это  правда, будто он что-то такое знает?
Похоже, Егор Трофимыч чего-то недоговаривает.  Или сам не в  курсе. И что за
странная заявка на абонентный ящик? И что за A.C. Куропаткина? Нет, где-то я
слышал что-то похожее... И эта самая Надежда Чаликова --  что, она  в  одной
шайке  с  друзьями  Разбойникова? Не  верится.  A если тут другое --  друзья
Разбойникова решили использовать Чаликову в своих целях? Логично. И главное,
все  довольны  --  Чаликова  получает  эксклюзивное интервью  у  "последнего
путчиста",  а  тот  через  нее  что-то передает  своим  единомышленникам  на
свободе. Интересно, что?  Может, компромат на нынешние  власти?  Или не  сам
компромат,  а  место, где он  лежит. A  если на самого Президента?! A что --
очень возможно. Выборы не за горами. Коммунисты перед выборами вываливают на
него кучу  помоев, народ  избирает президентом их лидера Зюпилова, и товарищ
Разбойников  на   белом  коне  выезжает  из  тюрьмы!  Да,  все   это  пахнет
антигосударственным заговором..."
     Размышления Дубова прервал телефонный звонок. Детектив схватил трубку.
     -- Ну вот, справка от тюремной администрации, -- на сей раз безо всяких
предисловий заговорил инспектор Столбовой.  --  Подследственный  Разбойников
Александр Петрович из доступных в тюрьме ежедневных газет читает "Панораму",
причем особенно внимательно  -- по пятницам. Ну, это как раз не удивительно,
учитывая политическую ориентацию  газеты.  Кроме того,  на его  имя выписаны
следующие  издания:  эротический   ежемесячник  "Кислый   флирт",  рекламный
еженедельник "Газета для всех" и, что весьма странно -- антикоммунистическая
газета "Кислоярская правда".
     --  Спасибо, Егор  Трофимович.  -- Дубов аккуратно переписал полученные
сведения к себе в записную книжку.
     --  A  разве  круг  чтения  Разбойникова  имеет  какое-то значение?  --
недоверчиво спросил инспектор.
     -- Боюсь, что да, -- ответил  Василий. Положив трубку, он тут же  вновь
ее  поднял  и  набрал  домашний  номер  своего  давнего  знакомого,  бывшего
журналиста Губина-Раскатайского:
     -- Алло, Миша, это вы? Дубов говорит. Как ваше здоровье?
     -- Пожалуйста, ближе к делу, -- попросил голос Раскатайского.
     --  Да, вы правы,  перейдем сразу  к делу,  -- согласился  Дубов.  -- A
вопрос у меня к вам такой: что представляет собой газета "Панорама"?
     --  O,   ну   это  газета  со  славным  боевым  прошлым,  --  в  голосе
Губина-Раскатайского послышались издевательские  и вместе с тем уважительные
нотки. --  В свое  время  за  поддержку последнего  путча и  лично  товарища
Разбойникова ее чуть было не прикрыли, но каким-то образом все обошлось.
     -- A сейчас?
     --  A сейчас это главный орган левой оппозиции. И хотя  редактором  там
некто  господин  Швондер,  человек  вроде  бы  приличный  и  весьма  широких
взглядов, но мне кажется, что он просто прикрывает своей благородной лысиной
самые темные силы нашего общества.
     -- Почему вы так считаете?
     -- Слухами, дорогой Василий Николаич, земля полнится.  Я-то уже  отошел
от газетных  дел, но  вы сползайте как-нибудь на досуге в наш  Дом  печати и
потусуйтесь с журналистами -- такое услышите, что аж волосы дыбом встанут.
     -- Что ж, когда-нибудь  так и сделаю, -- сказал Дубов. -- Но вернемся к
"Панораме". Как  я понял, в  ней  тон  задают  фанаты  Александра  Петровича
Разбойникова. A нет ли там людей, связанных с ним лично?
     --  C  ним  лично?  --  задумался  Губин. --  Знаете,  так  сразу и  не
скажешь...  Хотя  погодите. Есть там  некая корреспондентка  по имени Инесса
Харламушкина.  Не  знаю, правда это или  нет,  но  поговаривают,  будто  она
состояла с Петровичем, так сказать, в любовной связи.
     -- Ну что ж, поимеем  это в виду.  Спасибо за информацию, Миша, уверен,
что ваши сведения мне помогут.
     -- В чем?
     -- Пока еще не знаю. Но в чем-то очень важном.

        "x x x"

     Как  это нередко случалось  с Василием, он засиделся  у себя  в конторе
допоздна,  а едва собрался отправляться домой  -- то  есть  в особняк  вдовы
Софьи Ивановны  Лавантус, где с  недавних  пор снимал  верхний этаж  --  как
зазвонил телефон. Детектив нехотя снял трубку:
     -- Дубов у аппарата.
     -- Василий Николаич? -- раздался в  трубке хорошо знакомый сыщику голос
доктора Владлена Cерапионыча. -- Не хотите подъехать ко мне в морг?
     -- Зачем? -- удивился Дубов.
     -- O,  ну  ко  мне тут одну  прелестнейшую покойницу  привезли. Вернее,
подкинули прямо под дверь. И знаете, кто она? Сама госпожа Глухарева.
     -- Кто-кто? -- не расслышал детектив. -- Что за госпожа Лопарева?
     -- Да нет, не Лопарева, а Глухарева, -- поправил доктор. Знаете, птичка
такая есть -- глухарь. В лесу живет.
     --  Ах,  Глухарева!  --  сообразил  Василий.  --  Это  случайно не Анна
Сергеевна, которая пресс-секретарь нашего президента?
     --  Она  самая, -- вздохнул  Cерапионыч. -- Я уж  собирался сообщать  в
милицию,  а потом подумал  -- позвоню-ка сначала  вам.  Очень  уж  покойница
хороша...
     -- Выезжаю сию же минуту! -- деловито сказал Дубов.

        "x x x"

     "Птица такая -- глухарь,  --  думал  Василий, на  предельно  допустимой
скорости гоня свой синий "Москвич" по сонным улицам Кислоярска.  -- Глухарь,
а также тетерев, фазан,  куропатка, вальдшнеп... Погодите-погодите: покойная
Анна  Сергеевна  Глухарева  и мифическая A.C.  Куропаткина  из  сто двадцать
второго абонентного ящика -- нет ли тут какой связи?.."
     Однако  додумать  эту мысль  Василий  не успел,  так  как  добрался  до
мрачного  здания городского  морга,  которым  заведовал  его приятель доктор
Cерапионыч,   с    радостным   возбуждением   поджидавший   его   прямо   на
полуобвалившихся ступеньках морговского крылечка.
     -- A покойница-то  ожила,  --  не то  с  радостью,  не  то с сожалением
сообщил доктор детективу.  --  Я  уже собрался  приступать  к  вскрытию, как
почувствовал, что  она  еще дышит.  Сначала сделал искусственное дыхание, но
это ее в сознание не привело. Тогда я решился применить радикальное средство
--  понюхать жидкости из своей скляночки. Думаю -- либо  совсем помрет, либо
оживет. И знаете, ожила!
     За столь  милыми разговорами они вошли  в Святая  Святых  серапионычева
хозяйства,   где   на   разделочном   столе  лежала   мнимая   покойница  --
пресс-секретарь  президента  Республики   Анна  Сергеевна  Глухарева,  яркая
блондинка в изодранном платье, из-под которого проглядывало черное белье.
     --  Ну,  Анна  Сергеевна,  что стряслось?  --  ласково  спросил  Дубов,
подсаживаясь рядом. -- Я хотел бы немного поговорить с вами до милиции.
     Собравшись с силами, Анна Сергеевна полушепотом сказала:
     -- Пожалуйста, не сообщайте в милицию.
     -- Ну, как хотите, -- не особенно удивился Дубов, -- но хотя бы со мной
попытайтесь быть совершенно откровенны.
     --  Хорошо,  я  вам  откроюсь, -- прошептала  Глухарева.  --  Они  меня
повесили, а потом изнасиловали...
     -- Кто  -- они?  -- перебил  Василий.  Увидев,  что Анна  Сергеевна вся
дрожит, он снял с себя пиджак и накинул на нее.
     -- Благодарю вас... Это был Железякин и с ним еще какие-то головорезы.
     -- Тот самый Железякин?! -- чуть  не вскочил Дубов. Удивление детектива
было вполне понятно и  объяснимо -- Феликс  Эдуардович Железякин в советские
времена возглавлял Кислоярское районное отделение  КГБ, а затем, если верить
слухам,  "приватизировал"  часть  секретных  документов  этой  организации и
шантажировал  ими кислоярцев,  имевших  несчастье  когда-то  сотрудничать  с
тайными службами. Официально  же Феликс сделался  бизнесменом и совладельцем
ряда предприятий общепита, в том числе и небезызвестного ресторана "Три яйца
всмятку".
     --  Да,  тот  самый  Железякин,  --  прикрыв  глаза,  произнесла   Анна
Сергеевна. -- Он явился ко мне домой и велел ехать с ним.
     -- И вы так легко согласились?
     -- A что оставалось делать? Мне приходится не только ездить с ним, но и
выполнять разные поручения. И даже делить с ним ложе... Ах, как  это мерзко!
-- В глазках Анны Сергеевны загорелся романтический огонек.
     -- O причинах вашей зависимости от Железякина я спрашивать не стану, --
деликатно сказал Василий. -- Сейчас меня интересуют самые последние события.
Итак, Железякин заставил вас сесть к нему в машину?
     -- Да. Но прежде чем мы поехали, он завязал мне глаза, и с того момента
я уже ничего не видела.
     --  Действительно,  труп  был  с  завязанными  глазами,  --  подтвердил
Серапионыч и протянул Василию кусок материи.
     --  Брезент,  -- определил  сыщик.  -- A  вот и  метка...  о, да это же
эмблема  Кислоярского  Сбербанка! Уж  не  из  того ли самого мешка, что  был
похищен  в сберкассе?  И если это  та же шайка, то  вы,  Анна Сергеевна, еще
хорошо отделались.
     Доктор осторожно кашлянул:
     -- Василий Николаич,  я тут подумал  -- может быть, это вам пригодится.
Если бы Железякин куда-то увез Анну Сергеевну с намерением лишить жизни,  то
не  стал  бы  завязывать  глаза.  Значит,  решение  повесить  ее,  а   потом
изнасиловать пришло уже там, на месте...
     --  Да,  спасибо, -- кивнул Дубов. -- Это очень дельное замечание.  Так
вам, значит, завязали глаза, и вы поехали?
     -- Поехали,  -- через  силу  продолжала Глухарева,  --  но по дороге  в
машину подсели еще несколько человек.
     -- Сколько и что за люди?
     -- Н-не знаю. Кажется, их было трое. Двое мужчин и одна женщина.
     "Уж  не участница ли нападения на сберкассу?",  смекнул Дубов.  A вслух
спросил:
     -- Может быть, их голоса были вам знакомы? Например, голос женщины?
     Анна Сергеевна на минутку задумалась:
     -- Знаете, кажется,  я даже не слышала ее голоса. Но и в машине, и... и
потом все время ощущала запах дешевой косметики.
     --  Похоже,  мы  вышли  на след опасной банды, -- радостно  потер  руки
Василий. -- Скорее бы разделаться с тем делом и заняться этим.
     -- C каким тем делом? -- поинтересовался Серапионыч.
     -- A, пустяки, --  уклонился от прямого ответа Дубов. -- Егор  Трофимыч
тут подкинул одно деликатное заданьице... Ну  хорошо, не  будем отвлекаться.
Значит, Железякин и те трое над вами надругались, а потом повесили...
     --  Нет-нет, сначала повесили, а потом  надругались,  -- поправила Анна
Сергеевна, и ее лицо расплылось в мечтательной улыбке.
     -- И где это произошло?
     --  В  каком-то  затхлом помещении.  Помню, там  очень  неприятно пахло
бензином и, по-моему, машинным маслом.
     --  И  как вы думаете,  это  происходило  в Кислоярске  или  где-то  за
городом? -- продолжал расспрашивать Василий.
     --  Трудно   сказать,   --  после  долгого  молчания  проговорила  Анна
Сергеевна. -- Но ехали мы довольно долго.
     -- И как ехали? В смысле, ровная была дорога, или вас все время бросало
из стороны в сторону?
     --  Знаете, сначала ехали  очень  плавно, потом началась  тряска, потом
опять ровно, потом еще  немного  как по колдобинам, а уж потом меня вытащили
из машины и повели в то мерзкое помещение. -- Анна Сергеевна  в  изнеможении
откинулась на койку.
     -- Анна Сергеевна, если вам трудно говорить,  то закончим нашу беседу в
другой раз, -- поспешно предложил Дубов.
     --  Нет-нет.  -- Глухарева  приподнялась.  -- Мне  уже лучше. И  я  все
расскажу  вам! Только прошу вас, пусть все это останется между нами.  И вас,
доктор, тоже прошу...
     -- Как вам будет угодно. Анна Сергеевна, а известно ли вам, за  что они
решили вас убить?
     Еще немного помолчав, Глухарева ответила:
     -- Знаете, всему своя мера. Да, я оказывала Феликсу услуги, и отнюдь не
мелкие, но когда он зашел уж слишком далеко... -- Анна Сергеевна замолкла.
     --  Насколько далеко? -- заинтересовался не только  Василий, но даже  и
доктор Серапионыч.
     --  Он  потребовал,  чтобы  я...  Нет,  не  спрашивайте!  Я  решительно
отказалась.  И тогда  он  пригрозил,  что это плохо кончится.  И  так оно  и
кончилось.
     --  Пока  еще  ничего  не  кончилось, -- покачал головой Дубов.  --  На
свободе  четыре опасных преступника, на совести  которых, кроме покушения на
ваше убийство, еще  и нападение на сберкассу. Так  что  расследование только
начинается. Вы слышали, о чем они разговаривали?
     --  В машине они почти все  время  молчали, а в том страшном  помещении
говорили и вовсе что-то непонятное. Вы понимаете, в каком я была...
     -- Но хоть что-то вы слышали? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.
     Анна Сергеевна напрягла память:
     -- Знаете,  я  была в  каком-то  полубессознательном состоянии и сейчас
даже сама не уверена, говорили ли они то, что я запомнила. Один из них вроде
бы сказал, что всегда завидовал Ильичу и мечтал издавать "Искру" в Цюрихе, и
теперь  как  никогда  близок  к осуществлению своей мечты.  A  потом  другой
сказал: "Надо ее убить, так  как она слишком много слышала". Феликс ответил:
"Не надо, она и  без  того  повязана  крепко, нас  не  выдаст". Тот, другой,
настаивал,  что надо повесить,  а  потом изнасиловать. Тогда они постановили
решить вопрос голосованием, и, как я поняла, двое были за, а один -- против.
     -- Погодите-погодите,  -- перебил  ее  Василий.  -- Но ведь их же  было
четверо!
     -- Видимо, четвертый воздержался, -- предположил Серапионыч.
     -- A что было  потом -- не помню, -- закончила свой жуткий рассказ Анна
Сергеевна. -- Очнулась только здесь.
     --  Да,  странная  история,   --  поставил  диагноз  Василий.  --  Анна
Сергеевна, тут вам  долго оставаться никак нельзя. Если вы можете встать, то
я отвезу вас домой.
     -- Да, пожалуйста... --  Анна Сергеевна с трудом поднялась  со стола и,
заботливо поддерживаемая доктором и детективом, побрела к выходу из морга.

        "x x x"

     O том, каким образом Анна Сергеевна  попала в зависимость от Железякина
и ему подобных, Дубов узнал позднее. Это произошло еще в студенческие  годы,
когда комсорг факультета застал ее  за чтением запрещенных в то время трудов
французского философа маркиза де Сада. Анне грозило исключение из комсомола,
ДОCААФа, ОСВОДа  и из института,  более того, комсомольские вожаки грозились
ославить  ее как  махровую антисоветчицу  и  извращенку.  И  тогда  в  жизни
Глухаревой  появился  некий  вежливый  человек,  обещавший  избавить  ее  от
неприятностей, но просивший  за  это некоторых услуг определенного свойства.
Обычная  в  те  годы история,  но на  дальнейшую судьбу Анны  Сергеевны  она
положила  столь тяжелый отпечаток, что  вся ее жизнь пошла наперекосяк, хотя
внешне она казалась счастливой и преуспевающей дамой.

        "x x x"

     Несмотря  на беспокойную ночь,  утром Дубов  встал рано и  вместо своей
конторы отправился прямо в читальный зал городской библиотеки,  где попросил
подшивку  "Панорамы" за последние несколько месяцев. Вспомнив, что  господин
Разбойников  особо  штудирует  пятничные номера,  Василий  открыл газету  за
минувшую пятницу. Там ему сразу бросился в  глаза очерк Инессы Харламушкиной
"Крах антинародного режима",  и  детектив начал его  пристально  изучать.  И
первое,  что  его удивило  и  даже  слегка задело  --  так  это  невнятность
изложения и полное отсутствие смысла. Очерк начинался так:
     "Дорогой  читатель!  Как говорил  Иван  Петрович Павлов,  чтобы  съесть
собаку, я обязательно должен крепко  обнять  тебя и ответить  на  вопрос  --
люблю ли я животный мир  по-прежнему? Все это, конечно, верно и бесспорно --
ни  один  ученый, даже сам  Дмитрий  Иваныч Менделеев, еще не опроверг  этих
теорий крепче  любого другого  деятеля  науки,  и стремился  сделать научные
знания сильнее".
     Поскольку  и  дальнейшие   фразы   не  содержали   ничего   более-менее
осмысленного, то Василий  пришел к выводу, что  это  шифрограмма. Сначала он
принялся читать первые буквы каждого слова, потом -- последние, но смысла не
прибавилось. Тогда он стал читать каждое второе слово, каждое третье, каждое
четвертое  и наконец -- каждое пятое. И  лишь тогда появился какой-то смысл.
Первый абзац зазвучал так:
     "Дорогой  Петрович,  я  люблю  тебя  по-прежнему и  даже еще  крепче  и
сильнее".
     Овладев  ключом,  Василий  быстро  расшифровал  всю  статью,  но  кроме
любовных излияний и сладостных воспоминаний о прежнем счастье она  ничего не
содержала.  Сыщик  отложил  газету  в  сторону  и  погрузился  в  логические
раздумья:
     "Значит, через "Панораму" Харламушкина передает Петровичу свои любовные
послания.  Предположим, я  --  редактор  Швондер.  Стану  ли  я  публиковать
подобные  бредовые  статьи, не  зная их истинного  смысла? Естественно, нет.
Вывод -- господин Швондер знает или догадывается,  кому они предназначены. A
если знает редактор, то знают и все сотрудники "Панорамы" --  там  ведь тоже
не дураки сидят, а способ шифровки больно уж примитивный... A давайте зайдем
с  другого  конца.  -- Дубов  достал  блокнот  и  еще раз  просмотрел список
читаемых Разбойниковым газет. -- Ну, с "Панорамой" понятно -- идейно близкое
издание. "Кислый флирт"  -- тоже  объяснимо:  он  там  один, без любви,  без
ласки,  а  тут  хоть  и не особо  крутая, но  все же  эротика.  "Кислоярская
правда"?  Ха,  тут  вообще  вышла  комедия.  Эта газета  лет  пятьдесят была
районным