рить  загадками?  --  не
выдержал инспектор Столбовой. --  Я не спорю, барельеф замечательный,  отдаю
должное художественному мастерству наших  предков, но  не  ради  же  осмотра
старинных достопримечательностей вы сорвали всех нас с места и на ночь глядя
повезли сюда?
     --  Ну что ж, -- согласился Дубов, -- сейчас я вкратце познакомлю вас с
ходом  своих мыслей, а потом мы с вами на практике выясним, насколько он был
верен...  Или  наоборот, неверен. --  Василий откашлялся,  как  лектор перед
выступлением. --  Когда  я разговаривал  с баронессой Xелен фон Aчкасофф, то
она  заверила  меня,  что  древние   кисляки  хоронили  сердце,  считавшееся
средоточием души,  отдельно от тела в особом сосуде. В отчете же  профессора
Кунгурцева  об  этом ни слова. Но,  с другой стороны,  сосуд  с сердцем, тем
более  если он имеет какую-то ценность, могли вынести похитители  задолго до
Кунгурцева. К  тому  же баронесса говорила, что сердце  может  храниться и в
отдельном  помещении,  до которого  профессор  просто не  добрался.  Так что
отсутствие сосуда с  сердцем само по себе  ни о чем еще  не говорит.  То  же
относится и к предполагаемым драгоценностям, которыми "снабдили" покойника в
путь на тот  свет.  Во-первых,  они  могли отсутствовать изначально, так как
древние  кислоярцы  отнюдь  не  всегда  хоронили своих  правителей вместе  с
золотыми и  прочими  дорогостоящими изделиями.  Во-вторых,  их могли забрать
грабители. В-третьих, сам профессор...
     -- Никогда! -- гневно перебил Петрищев. -- Он был порядочным человеком!
За это его и убили...
     --  Я не  имел  в виду,  что профессор Кунгурцев что-то присвоил. Здесь
другое. Весьма показательна судьба золотого гребня, украшенного национальным
орнаментом  -- единственной драгоценности, которую Кунгурцев, по его словам,
нашел в гробнице. Сначала гребень хранился в запасниках  Кислоярского музея,
а потом  пришли  оттуда, -- Василий  неопределенно, но выразительно указал в
потолок,  --  и  гребень  реквизировали.  И  знаете,  что  сказал  профессор
Кунгурцев, когда директриса музея ему об этом сообщила? "Так я и думал!"
     -- Что он имел в виду? -- удивился Столбовой.
     -- Элементарно,  --  вздохнул Дубов.  --  Покойный  профессор прекрасно
понимал, в какой  стране мы  живем. И что все  сколько-нибудь  ценное тут же
будет, извините, просто разворовано.
     -- И вы полагаете?.. -- не договорил Cерапионыч.
     --  Я полагаю,  что Кунгурцев нашел  здесь нечто  большее, --  уверенно
подхватил Дубов, --  но "обнародовал" только золотой гребень как своего рода
пробный  шар.  И  очень  скоро   убедился,  что  его   самые  пессимистичные
предположения начинают сбываться.
     -- И где же сокровища? -- невольно понизил голос Серапионыч.
     -- Очевидно, спрятал в надежном месте, --  ответил детектив, -- причем,
скорее  всего,  в  Кислоярске  или  его  окрестностях. Этим  я  объясняю его
неоднократные приезды сюда инкогнито. Он приезжал, чтобы проверить, на месте
ли сокровища. Возможно, исследовал их как ученый. Или перепрятывал  в другие
места. Однако  мафия  ни на  минуту  не выпускала  Кунгурцева  из  виду,  и,
несмотря на все предосторожности, это кончилось для него трагически.
     -- Значит,  дело  за малым, --  невесело усмехнулся Столбовой. -- Найти
искомое место и взять сокровища.
     -- Или закопать еще поглубже, -- сердито пробурчал  Петрищев.  -- Чтобы
всяким мошенникам не достались.
     -- Чисто по-человечески я полностью согласен со  Степан  Степанычем, --
кивнул Василий,  -- но ведь мафия ни перед чем не остановится. Найдут ли они
драгоценности  или  нет  -- но искать будут, причем не  разбирая средств.  A
значит,  будут  и новые  жертвы. Но если  мы  найдем сокровища, то как можно
скорее  передадим  их  настоящим ученым, коллегам Кунгурцева,  и сделаем это
максимально  гласно  и  открыто, чтобы ни один облаченный  властью прохиндей
даже  и  подумать  не решился  бы,  чтобы положить  на  них свою  загребущую
мохнатую лапу!
     -- Как вы наивны, Василий Николаевич, -- вздохнул инспектор. -- Неужели
жизнь вас так ничему и не научила... Стойте! Слышите, что это?
     -- Что, что? -- заозирались его спутники.
     -- Как будто что-то стукнуло у входа. Нет, наверно, померещилось.
     --  Да и  кому  тут  быть, --  добавил  Серапионыч.  -- Разве  что  дух
покойника...
     -- Ну и последнее,  -- немного помолчав, продолжал Дубов. -- Когда  я в
музее разглядывал фотографию барельефа, то обратил внимание на неясное пятно
прямо над коровой  и сразу же подумал, что  это может быть  какая-то птичка.
Правда, в прилагавшемся описании о ней не было сказано ни слова, и  я решил,
что  это  просто  отблеск  от  вспышки  или   что-то  подобное.  Но  теперь,
убедившись, что там действительно ласточка, то для меня все встало  на  свои
места.  Ведь  ласточка,  по словам баронессы Xелен фон Aчкасофф,  у  древних
кислоярцев почиталась символом души. Так же как и  сердце.  Трудно поверить,
что Кунгурцев не заметил на барельефе  изображения ласточки -- значит, он не
упомянул  его  намеренно. К тому же  барельеф не  монолитный,  а  состоит из
нескольких плит. -- Василий  замолк  и стал водить  фонариком  по краям  той
плиты, на которой была ласточка.
     -- Ну и что же? -- не выдержал долгого молчания инспектор Столбовой.
     --  Очень просто!  Сердце  хранится  в  соседнем  потаенном  помещении,
которое находится вот за этой плитой. -- Василий ткнул фонариком в ласточку.
-- Кунгурцев его обнаружил,  но по каким-то причинам утаил от всех эту часть
своего  открытия. Посветите  мне, -- детектив передал фонарик Столбовому,  а
сам принялся ощупывать силуэт ласточки -- нажимать на него в разных местах и
даже дергать за длинный хвост.
     --   A   вы,  голубчик,  попробуйте   сказать  "Сезам,   откройся",  --
сочувственно посоветовал Серапионыч.
     --  Нет,  тут   что-то  другое,  --   пробормотал  Василий,   продолжая
исследовать ласточку. Когда  он добрался до  головы, то  клюв прямо под  его
пальцами  стал  проваливаться вглубь, а плита со  страшным  скрипом подалась
вперед.
     -- Ну и ну, -- неодобрительно покачал головой Петрищев.
     Проход открывался  все шире,  и в  затхлой  гробнице неожиданно повеяло
свежим ветерком --  это казалось почти  столь же невероятным, как все ходы и
тайники могильного кургана.
     --  Прошу,  -- сделал  Василий широкий приглашающий жест.  Все  четверо
столпились  перед проходом  и пытались разглядеть  открывшееся помещение. По
размерам  оно  значительно  уступало  первому,  а  в  середине  на  каменном
возвышении стояла высокая и  широкая ваза из  тонко ограненного хрусталя. Ее
узоры  и переливы таинственно  поблескивали  в неверном свете. На  дне  вазы
что-то темнело -- видимо, это и было забальзамированное сердце.
     A вокруг возвышения, прямо на каменном  полу, стояли золотые фигурки --
около  двадцати  штук.  Некоторые изображали людей  --  может  быть,  самого
правителя, его  жены  и сподвижников. Остальные как бы повторяли в миниатюре
изображенных на  барельефе зверей. Судя по тому, как блестели фигурки, когда
на них падал свет, их прочищали совсем недавно.
     Василий  и его спутники завороженно глядели на открывшуюся  им картину,
не решаясь  переступить порога потаенной  комнаты. Но тут детектив  заметил,
что под самой крупной фигуркой, высотой сантиметров  тридцать, изображавшей,
видимо, самого  покойника,  прямо  на полу  лежит какая-то  записка. Василий
осторожно  вошел в тайник, поднял бумажку, но прочесть  не успел: у него  за
спиной  раздался  какой-то грохот, а  обернувшись,  он  увидел,  что посреди
основного помещения  стоит  Феликс  Железякин с нацеленным  прямо на  Дубова
пистолетом. За спиной Феликса маячили двое в плащах -- даже в полутьме сыщик
узнал в них тех пьяниц, что околачивались возле филиала на Хлебной.
     -- Ну что ж,  милый Василий Николаич, вы славно поработали,  -- похабно
осклабился Железякин. -- Жаль только,  что плодами своих трудов вы уже, увы,
не воспользуетесь...
     Пока Феликс произносил издевательскую речь, Василий успел переглянуться
со  своими спутниками,  которые  растерянно  стояли вдоль  стен с  поднятыми
руками.
     -- Этот  порог  вы  перешагнете  только через  мой труп, --  решительно
проговорил Дубов, чтобы протянуть время и дать Столбовому сориентироваться.
     -- Уж за этим дело не станет, -- злобно прошипел Железякин. --  Прочь с
дороги!
     Но в этот момент инспектор Столбовой  неожиданно соединил поднятые руки
в  кулак и  со всей силы нанес удар по шее агенту в кепке, стоявшему как раз
перед ним. Тот свалился на холодный пол, словно мешок с дерьмом.
     Агент в  велюровой шляпе  бросился  было на помощь своему напарнику, но
профессор Петрищев очень ловко поставил ему подножку.
     -- Елки-моталки, -- пробормотал "шляпа" и грохнулся рядом с коллегой.
     Почувствовав,  что  что-то  идет   не  так,   как  задумано,  Железякин
обернулся, и Дубову  этого хватило, чтобы подскочить к Феликсу и  попытаться
вырвать  у  него  пистолет.  Тот,  разумеется,  не отдавал, и между  врагами
завязалась смертельная борьба. Василий  держал Железякина за руку, в которой
все  еще  находилось смертоносное оружие.  И хоть  его ствол  был  направлен
вверх, Дубов понимал,  что если произойдет выстрел, то  срикошетить  может в
кого угодно.
     Но тут  произошло нечто, что  заставило  Железякина  дико заверещать  и
выронить  пистолет.  Василий поначалу даже не понял, что  это Серапионыч  не
спеша раскрыл свой докторский чемоданчик, извлек оттуда самый огромный шприц
и от всей души всадил его в задницу Железякина. A Дубов  тем временем поднял
с полу пистолет и небрежно сунул в карман.
     -- Это вам  даром не пройдет!  -- затравленно  выкрикнул Железякин.  --
Рано радуетесь... C дерьмом съем...
     Однако  последние  слова  незадачливого  мафиози  потонули  в обвальном
грохоте, донесшегося из того помещения, где хранилось сердце в сосуде.
     Василий обернулся -- за проемом зияла пустота. Не стало  ни возвышения,
ни хрустальной  вазы,  ни  золотых  фигурок -- лишь  черная бездна. И только
внимательно  приглядевшись,  Дубов  разглядел  где-то  глубоко  внизу   едва
колышущуюся водную поверхность.
     -- A где же золото? -- раздался за спиной детектива голос Железякина.
     -- В подземном  озере,  -- ответил Василий. -- Не  желаете  ли там  его
поискать?
     Феликс  одарил Дубова взором, полным испепеляющей ненависти  и, потирая
задницу, захромал к выходу из гробницы. Никто его не удерживал. Агенты, едва
оклемавшиеся  от всех потрясений, нехотя поднялись с пола и побрели вслед за
своим поверженным боссом.
     Василий и его  спутники молча глядели друг на друга. Наконец,  детектив
вспомнил о записке,  которую  все  еще держал в руке.  Он  посветил  на  нее
фонариком и вслух прочел:
     -- "Не держите дверь открытой. Кунгурцев".

        "x x x"

     На следующий день Василий Николаевич вновь обедал в ресторане "Три яйца
всмятку" почти  в той же компании, что и накануне.  Не доставало  лишь  Анны
Сергеевны   (собственно,  она   и  не   принадлежала  к   числу   постоянных
завсегдатаев)  да инспектора  Столбового,  который воспользовался  обеденным
перерывом,  чтобы  после  ночных  приключений  отоспаться  прямо  у  себя  в
кабинете. Именно о ночных приключениях шла речь и за столом. Вкратце поведав
о   произошедшем,   Дубов  предоставил  Владлену   Cерапионычу   расписывать
подробности.
     --  И  тут разверзлась пропасть, будто врата  преисподней, --  неспешно
повествовал доктор, прихлебывая чаек с добавкой из пресловутой скляночки, --
и  холм содрогнулся от адского  грохота,  с которым мрачные воды  подземного
Стикса поглотили нечестивое злато!..
     -- Эх, какая ценность пропала! -- горько сокрушался бизнесмен Ерофеев.
     --  Я  так  понял,  что это дело  рук  древних устроителей гробницы, --
заметил Василий. -- Видимо, при открытой двери нарушается воздушный  баланс,
или что-то еще. Да бог с ними, с сокровищами, хорошо хоть все живы остались.
-- Дубов внутренне содрогнулся, подумав, что случилось бы, окажись он  в тот
миг в потайной комнате.
     --  Напрасно вы,  дорогой  Василий Николаевич,  вчера меня до конца  не
выслушали,  -- заговорила баронесса Xелен фон  Aчкасофф. --  Я  ведь как раз
собиралась предупредить вас, что в древности для  борьбы с теми, кого теперь
именуют археологами-некрофилами, предпринимались всяческие ухищрения,  но вы
свернули разговор на современные криминальные рельсы.
     -- Признаю и каюсь! -- Василий театрально стукнул себя в грудь столовой
ложкой. --  Отныне, уважаемая  баронесса, буду со священным трепетом внимать
каждому вашему слову...
     Тут   раздалось   характерное   попискивание,  и  детектив   с  видимым
неудовольствием извлек из внутреннего кармана мобильный телефон.
     --  Дубов  слушает.  A,  это  ты?  --  Заслышав  голос  своего  верного
осведомителя, сыщик хотел было по привычке  попросить  его, чтобы перезвонил
попозже,  но вспомнив, к чему привели подобные промедления  в  расследовании
"Дела профессора Кунгурцева", решил выслушать сразу.
     -- Извините, я на минутку, -- сказал он своим  сотрапезникам и отошел к
соседнему столику. -- Теперь слушаю внимательно... A, вот  оно что! Нет-нет,
это не порода собак  и не вид  полового  извращения, а... ну, в общем, долго
объяснять, посмотри  в словаре иностранных слов. Спасибо за информацию. Если
что, тут же звони. Пока.
     Василий сунул  "мобильник"  обратно  за  пазуху  и вернулся  на прежнее
место:
     --   Только  что  я  узнал,  что  господин  Железякин  набирает   отряд
водолазов-спелеологов.  Не желает ли кто из вас туда  поступить?  Я бы и сам
пошел, да дел невпроворот.


        "ГЛАВА ВТОРАЯ. ЦИКЛОПИДЕС СТЭПЛТОНИУМ"

     Как  люди становятся  Великими  Сыщиками?  Как  люди вообще  становятся
Великими? Сие нам  не ведомо. Ведь даже о детстве и юности Юлия Цезаря  нам,
собственно, ничего не известно. Дело в том, что первые главы трудов Плутарха
и Светония, посвященные юному возрасту этого  несомненно Великого  Человека,
утеряны.  В  этом  чувствуется  дыхание   Тайны.   Какой-то  запредельной  и
могущественной. Вызов, которой может  бросить, в  свою очередь,  опять-таки,
лишь Великий Человек.
     Детство и юность Василия Дубова также покрыты  мраком неизвестности. Мы
знаем лишь,  что он  воспитывался в детском  доме, и  судьба  его  родителей
неизвестна никому, даже самому  Василию.  Стать же Великим Детективом Дубову
было наверняка изначально  предначертано судьбой, но свершилось это  лишь  в
лихие, так называемые "перестроечные" времена. Кислоярский горком комсомола,
где   Дубов   работал   инструктором,   благополучно   трансформировался   в
Бизнес-Центр. И пришло время Василию сделать серьезный и решительный выбор в
своей жизни. И он явно по  велению судьбы выбрал стезю  частного  детектива.
Каковая впоследствии и вознесла его на  сияющую  вершину  славы. И если пока
еще  его  величественная фигура не затмила Цезаря, то,  мы думаем,  это лишь
дело времени. И грядущие века наверняка подтвердят наше пророчество.
     Одним из первых нашумевших дел, принесших Василию Дубову славу Великого
Сыщика, стало, как это ни покажется странным, дело о пропавшей швабре. Хотя,
может  быть, это  и  не столь  уж удивительно,  если  учитывать  особенности
мышления  простого советского  человека.  Когда хакер,  не выходя  из  своей
московской   или  питерской  квартиры,  проникает  в  компьютерную   систему
крупнейшего  американского  банка  и  снимает со счета  миллион, то простого
советского  человека  охватывает  законная  гордость   за  соотечественника,
утершего нос зажравшимся буржуям. Но  когда у бедной  уборщицы крадут швабру
-- орудие ее героического труда...
     Именно это прискорбное событие и стряслось в Бизнес-Центре. Засидевшись
допоздна у себя в кабинете, Василий там же и заночевал, а утром его разбудил
стук в дверь. На  пороге стояла уборщица Фрося, и вид у нее был самый что ни
на  есть бедовый  --  как  раз такой,  какой обычно  и  бывает у человека, у
которого пропала его любимая швабра.
     И Дубов решительно принялся за  поиски. Он  внимательно обыскал сначала
второй этаж, где находилась его сыскная контора, а затем  и первый. Фрося со
священным трепетом  наблюдала  за действиями Василия.  A тот глубокомысленно
произнес:
     -- Чувствую, что мы на верном пути. И если швабру не вынесли из здания,
то круг поисков сужается.
     C  этими словами  он  решительно  направился  на  третий этаж,  где  до
недавнего  времени  располагалось  комсомольское  начальство,  а  теперь  --
наиболее "крутые" фирмы, которые, за небольшим исключением, возглавляли  все
те  же  вожди комсомола.  Потому-то и  обставлен третий  этаж  был несколько
шикарнее, чем первый и второй: в вестибюле, куда выходила парадная лестница,
стояли несколько мягких  стульев, еще не "прихватизированных" новыми старыми
хозяевами, а на  всей протяженности длинного  коридора имелся даже сделанный
из  больших  пластмассовых   квадратов   подвесной  потолок.  Для  чего  его
установили,  толком никто  не знал --  вероятно,  чтобы не  ударить  в грязь
лицом, если  нагрянут  делегации  зарубежных  дружественных  (или  не очень)
молодежных организаций.
     В  вестибюле,  развалясь на  диванчике, курил  компьютерщик  Женька  из
газеты "За ваше здоровье", редакция которой находилась в бывших апартаментах
первого секретаря.  Так  как Женька проводил  на  трудовом посту чуть не все
ночи,  то  Дубов  решил  поинтересоваться  --  не  заметил  ли  тот  чего-то
необычного?
     Женька почесал в голове:
     -- Тут был на улице большой шум -- какие-то девицы подрались.
     -- Странно, а я не слышал, -- протянул Василий. -- И что за девицы?
     -- Известно  какие, -- хмыкнул Женя, -- те  самые... Постой, -- потушил
он окурок о малахитовую пепельницу, -- проходил тут ночью один незнакомец.
     -- Во сколько и откуда? -- тут же достал Василий записную книжку.
     -- Где-то  около двух,  -- немного подумав, ответил компьютерщик.  -- Я
как раз выходил сюда  покурить. Он  шел  из того конца коридора, прошел мимо
меня, а потом вниз по лестнице.
     -- И все? -- разочарованно спросил Дубов.
     --  Да нет.  Он еще сказал: "A курить  вредно, молодой человек". И  как
будто даже с легким акцентом.
     -- A мою швабру он не нес? -- не выдержала Фрося.
     -- Нет, -- уверенно ответил Женя.
     -- Ну, может быть, он держал ее под одеждой? -- предположил детектив.
     -- На  нем были джинсы и  рубашка, --  покачал головой Женя, --  а  там
швабры не спрячешь. -- И полуночный компьютерщик закурил следующую сигарету.
     -- Ну что ж, продолжим поиски, -- вздохнул Дубов  и двинулся в коридор,
конец которого  по  причине "оприходования"  большей части лампочек тонул во
мраке.
     Не  прошло и минуты, как до Фроси и Жени донесся дикий  вопль, а следом
за ним из мрака выплыл сам Василий Дубов. Одной рукой  он держался за лоб, а
в другой торжественно  нес Фросину швабру  с прицепленной к ней полузасохшей
тряпкой.
     --  Вася,  ты  нашел ее!  --  возопила Фрося и на радостях  расцеловала
детектива.

        "x x x"

     Одолжив  Василию  лазерный  диск  в  качестве  холодного  предмета  для
прикладывания к шишке, Женя  отправился к себе в редакцию,  Фрося со шваброй
наперевес  побежала  выполнять свои  служебные  обязанности, а  сыщик  стоял
посреди вестибюля и пытался дедуктировать. Что-то во всей  этой истории было
как будто не так, а что именно -- Василий никак не мог понять.
     Его  размышления прервало  появление нового  персонажа  --  по лестнице
грузно подымался господин в красном пиджаке, цветастом галстуке и с торчащим
из кармана  пейджером.  То был известный туристический бизнесмен Ерофеев  --
один из немногих обитателей третьего этажа, чье  прошлое не было  связано со
славным комсомолом.
     "A  ведь его турбюро находится как раз в с