ью и  пойду,  -- нарушил он гнетущую  тишину.
Леший в ответ лишь буркнул нечто невразумительное.
   Рука водяного привычно потянулась  к кувшину, но замерла на полпути: со
стороны двери донесся чуть слышный стук.
   -- Сильнее стучите! -- крикнул леший. Кончилось все это тем  же,  что и
обычно: дверь  просто  ввалилась  внутрь  корчмы, а  следом за  нею  --  уже
знакомые хозяину и завсегдатаю боярин Василий, Иван Покровский и Чумичка. Но
следом за ними вплыла совершенно не по-здешнему (и определенно не по погоде)
одетая дама, при  виде  которой леший  с водяным  непроизвольно привстали, а
чтобы получше разглядеть незнакомку,  корчмарь даже зажег еще  одну  свечку,
так как прежняя почти догорела и больше чадила, чем светила.
   -- Ну, хозяин, принимайте  дорогих  гостей,  -- сказал Василий, заметив
некоторое замешательство.
   --  Горницы  готовы,  --  привычно  откликнулся  леший.  --  Что будете
ужинать?
   -- Все равно что,  лишь бы побольше, -- распорядился Дубов. -- И попить
чего-нибудь горячего.
   -- Только не горячительного, -- уточнил Иван-царевич.
   --  Ну, ради  такого случая можно и винца испить, -- с улыбкой возразил
боярин Василий. -- Правда, в меру...
   Так  за  разговорами  гости  уселись  за  столик,  соседний  тому,  где
сумерничал водяной. Похоже, что при появлении припозднившихся постояльцев он
решил  с уходом повременить, и теперь внимательно прислушивался к их беседе,
хотя мало что мог понять.
   --  Подумать только, Эдуард Фридрихович,  такой приличный  господин, --
все никак не могла успокоиться баронесса, успевшая по дороге узнать от своих
попутчиков, где и  каким образом она очутилась. -- Как мог господин Херклафф
так поступить? Уж от кого бы я могла ожидать такого  коварства, но только не
от него...
   --   Скажите,   Наталья  Кирилловна,   при   каких  обстоятельствах  вы
познакомились  с  господином  Херклаффом? --  задал  Дубов  профессиональный
вопрос.
   --  О,  это  случилось  в прошлом году в Москве,  --  охотно  предалась
воспоминаниям  Наталья Кирилловна. --  А  потом Савва  Лукич  пригласил  его
погостить в Покровских Воротах.
   -- Но  ведь  Эдуард  Фридрихович будто бы был знаком  с  самим Гете? --
спросил Иван.
   -- Да-да, разумеется! -- вновь оживилась Наталья Кирилловна. -- И более
того, когда приезжал в Россию, то  знакомил с его новыми произведениями нашу
читающую  публику. Он же,  собственно, и Василия Андреича побудил к переводу
баллад Гете и Шиллера...
   -- Как, вы и с Жуковским были знакомы? -- удивился Дубов.
   -- Ну как  же! Такой скромный,  простой  человек, и не  подумаешь,  что
приближен к  семье Его Императорского Величества. Помню,  совсем  недавно на
литературном вечере у Зизи Волконской подходят ко мне Жуковский  с Пушкиным,
и Александр Сергеич говорит: "Наталья Кирилловна,  рассудите наш спор..." --
Баронесса  вздохнула.  --  В  тот вечер  я  в последний  раз видела  Дмитрия
Веневитинова. Говорят, он  был до безумия влюблен в хозяйку и отравился, так
и не дождавшись взаимности...
   Похоже, Наталья Кирилловна всерьез  увлеклась рассказами о  литераторах
двадцатых годов девятнадцатого столетия, которые были для нее  куда реальнее
и живее, чем для Дубова -- Белая  Пуща, Новая  Ютландия и  все их обитатели.
Василий и  Иван слушали ее со все  возраставшим изумлением,  даже  Чумичка и
водяной жадно внимали баронессе,  хотя им-то уж имена Веневитинова и Зинаиды
Волконской ни о чем не говорили. Просто история была уж очень трогательная.
   Заслушавшись, гости  корчмы даже не сразу  и заметили,  как дверь вновь
опрокинулась  и  внутрь  вошел  еще  один  посетитель  -- ни  кто  иной  как
собственной  персоной  господин  Грендель. Уже по одному  взгляду можно было
определить,  что  он слегка не  в себе --  бывший оборотень  двигался  как в
полусне и что-то вдохновенно бормотал себе под нос.
   -- Господин  Грендель! --  радостно  окликнул  его  боярин  Василий. --
Какими судьбами?
   -- А? Что? -- заозирался Грендель. -- О господи, где это я?
   -- В корчме, вестимо, -- сообщил водяной.
   -- Зачем я здесь? -- задался Грендель новым вопросом.  -- Ведь я шел...
Куда ж я  шел?  Куда я путь держал?.. А, вспомнил! Я шел в чертоги господина
Беовульфа, дабы своею новой  поэмой, кою сочинял весь нынешний день, поднять
боевой дух наших доблестных рыцарей перед походом на королевский замок!
   -- Эка хватил, батюшка!  --  проскрипел  корчмарь, только что незаметно
появившийся  в обеденной зале с  кипящим  самоваром и скромной закуской.  --
Замок-то королевский уж взят.
   -- Ну вот, опять я опоздал, -- пригорюнился поэт, присев за стол.
   -- Это бывает, -- ласково заметила  Наталья Кирилловна. -- Помните, как
у Александра Сергеича Грибоедова -- "Шел в комнату, попал в другую".
   -- Вы и Грибоедова знавали? -- живо заинтересовался Иван Покровский.
   -- Неоднократно  видела  его прямо как вас теперь, -- радостно закивала
баронесса. --  Он даже  играл на фортепьянах  свой вальс  и спрашивал  моего
мнения. Погодите,  да вот  этот. --  Наталья  Кирилловна  довольно  приятным
голосом  напела знаменитый  вальс  Грибоедова.  --  Знаете, ведь цензура  не
пропустила  его комедию к  постановке  на  театре, и  мы собирались устроить
любительский  спектакль. Представьте,  я  должна была играть  Хлестову:  "Не
мастерица  я полки-то  различать..." Государь отправил Александра Сергеича с
дипломатической  миссией  в  Персию, и вот,  будучи проездом  в Тифлисе,  он
безумно влюбился в  тамошнюю первую красавицу Нину  Чавчавадзе  и сделал  ей
предложение! Такая романтическая история... Я так  хотела бы, чтобы они жили
долго и  счастливо и чтобы Александр Сергеич порадовал нас новыми, не  менее
гениальными произведениями.
   Заметив,  что  Дубов что-то хочет сказать, и  догадавшись,  что именно,
Иван поспешно заговорил сам:
   -- Не будем о печальном. Господин Грендель, может  быть, вы познакомите
нас со своею новой поэмой? Полагаю, что мы сможем оценить ее по достоинству.
   Грендель встал  и,  устремив взор  куда-то  в бесконечность, далеко  за
ветхие стены придорожной корчмы, начал чтение:

   -- За дело верное, святое,
   За нашу попранную власть
   На иго вражеское злое
   Направим праведную страсть...


   Иван-царевич  слушал внимательно, профессионально  отмечая  поэтические
достоинства  и недостатки  сего произведения искусства.  Наталья  Кирилловна
понимающе глядела на  вдохновенного  чтеца  --  должно  быть,  он  напоминал
баронессе тех  стихотворцев, в обществе коих  она вращалась долгие  годы.  А
Василий, мало вникая  в выспренные слова поэмы, думал о том, что свою миссию
в  Новой  Ютландии  они  с  Надей  и  Иваном  Покровским  выполнили  и  пора
возвращаться домой, в свою действительность, в родной Кислоярск.
   "В замке теперь,  должно  быть, пир горой, -- размышлял  Василий.  -- И
Наденька там. Что же, пускай празднует на здоровье  -- это ведь ее день. Или
даже звездный час, каких не много  случается в жизни. А завтра -- в обратный
путь..."
   -- У меня ковер-самолет в  заначке, --  как бы  подслушав мысли боярина
Василия, вполголоса сказал Чумичка.
   Василий кивнул. И тут  же  поймал себя на мысли, что охотно  остался бы
еще  погостить  в  этом  странном  мире, где даже самые  отъявленные  злодеи
казались почти что приличными и благородными людьми на  фоне того отребья, с
которым  ему  порой  приходилось  иметь дело  дома.  И которое,  увы, сумело
пролезть  и  сюда,  в   страну   печальных   королей,   Прекрасных   Дам   и
сентиментально-благородных рыцарей.


x x x


   Праздничный  вечер  в королевском замке  был  в  полном разгаре. Однако
никто не  выходил за рамки благопристойности --  и хотя вина на  столе  было
хоть отбавляй, но  рыцари употребляли его  в  меру.  К тому же  ради  такого
случая   королевские  повара  приготовили  замечательные   закуски,  которые
смягчали  возможное воздействие  вина. Ну и, разумеется, рыцарей  сдерживало
присутствие двух Прекрасных Дам: Надежды Чаликовой и будущей Ново-Ютландской
королевы  Катерины,  которая сидела во  главе  стола  рядом  с  Александром,
понемногу осваиваясь в непривычной  обстановке.  Третья Дама -- княжна Марфа
-- отсутствовала. По  вполне понятной причине ей было не до  пирований  и уж
тем  более  не  до стихотворных  опусов,  коими мадам  Сафо,  синьор  Данте,
господин  Ал-Каши  и   остальные  поэты  потчевали  почтеннейшую  публику  в
перерывах между закусками.

   -- О, не прельщай меня, любовник молодой;
   Да, счастья я ищу, но счастья не с тобой... --

   так  вычурно  вещала,  разумеется,  мадам  Сафо.  И  никто  из рыцарей,
разомлевших  от  высокой  поэзии  и  закусок, не заметил,  как к  Александру
подошел  Теофил  и что-то  шепнул  ему на  ухо.  Поманив  за  собой  госпожу
Чаликову, Его  Величество спешно покинул залу. А спустя недолгое время столь
же тихо возвратился в сопровождении троих незнакомцев -- двух господ и одной
дамы. Не  желая прерывать чтения очередного стихотворца, на сей раз  синьора
Данте,  Александр  и  новые гости  незаметно  остановились в дверях. А когда
отгремели рукоплескания, король выступил вперед:
   -- Господа, прошу  внимания. Наш  замок почтили своим посещением княжна
Белой  Пущи  Ольга Ивановна и ее сопровождающие  -- воевода Полкан и  боярин
Перемет.
   Дама  величественно  кивнула, а  ее  сопровождающие слегка  поклонились
сперва Александру, а затем всему честному собранию.
   Собрание изумленно молчало. Первым обрел дар речи господин Беовульф:
   -- Извините, Ваше Величество, но кто вам сказал, что они -- это они?
   -- Они, -- слегка удивленно ответил король.
   -- Замечательно, -- вздохнул тот, кого Александр представил как боярина
Перемета. -- В облике Змея Горыныча никто не сомневался, что мы -- это мы, а
стоило только вернуться в истинное обличье...
   -- А вот щас как дыхну! -- добродушно прогудел воевода.
   -- Полкан! -- радостно взревел Беовульф, прямо из-за стола бросившись в
объятия к воеводе. -- Простите, что сразу не признал! Ваша Светлость, да что
же вы стоите  тут в дверях, как  бедная родственница. -- Беовульф  подхватил
Ольгу  под  руку  и  чуть не  силой  потащил  к столу.  --  Господа  рыцари,
освободите место для почетных гостей! Это ж надо -- в драконском облике...
   Король что-то шепнул Чаликовой, и та незаметно исчезла.
   -- Нет-нет, благодарю, мы пировать не будем, -- церемонно сказала Ольга
и неожиданно сладко зевнула. -- Хотелось бы немного отдохнуть.
   -- Вот ты и отдыхай, -- проворчал Полкан, -- а я еще малость попирую.
   -- Просто княжна до сих  пор  все никак не привыкнет, что  мы больше не
одно существо, -- вполголоса заметил Перемет.
   -- Теофил, приготовь для Ее Светлости горницу, и желательно подальше от
этой залы, -- распорядился Александр.
   --  Благодарю,  --  кивнула  Ольга.  Но  едва  она  повернулась,  чтобы
следовать за Теофилом,  как  неожиданно вскрикнула и  покачнулась. Беовульфу
даже пришлось ее поддержать, чтоб не упала.
   В дверях стояла княжна Марфа, а чуть позади нее -- Надежда  Чаликова  с
домовым Кузькой на плече.
   -- Марфа...  Это ты...  -- прошептала Ольга, с неподдельным  изумлением
глядя на свою двоюродную сестру, которую не видела долгих двести лет.
   Вместо ответа  Марфа  подошла  к  Ольге  и  крепко обняла ее.  Нечего и
говорить, что  доблестные рыцари  при этой душещипательной  сцене откровенно
рыдали, нисколько не  пытаясь скрыть слез радости и умиления. Даже  Чаликова
украдкой смахивала скупую журналистскую  слезу,  хотя умом понимала, что эта
сцена сильно отдает латиноамериканским телекинематографом.
   Первой к деловому тону возвратилась княжна Марфа:
   --  Ну  что  же, предаться  чувствам мы еще  успеем. А  теперь  давайте
обговорим главное. После того как Иван-царевич освободил меня из  лягушечьей
шкуры...
   --  Иван-царевич?  -- удивленно  перебил боярин Перемет. -- А  ведь нас
тоже Иван-царевич!..
   -- Вот оно как,--  усмехнулась Марфа. --  Ну  что ж, тем лучше. Из слов
Ивана-царевича я поняла, что он,  сам того  не  подозревая, выполнял  чью-то
волю.  Еще  не  знаю  чью,  но   мне  сдается,  что  кто-то  из  стоящих  за
Иваном-царевичем находится теперь здесь.  -- Марфа как бы мельком глянула на
Надежду Чаликову. Та смутилась, но виду не подала.
   --  Что-то я  не совсем  тебя  понимаю,  милая  сестрица, -- пробурчала
Ольга.
   -- Сейчас объясню. После гибели твоего супруга князя Григория престол в
Белой Пуще остался пустой, и теперь там правит Семиупырщина. Поскольку князя
Григория  больше нет, то  появилась  возможность изгнать  упырей  и  вернуть
законную власть.
   -- Так за чем же дело стало? -- прогудел Полкан.
   --  А  уж  мы  подсобим!  --  грозно  захохотал  Беовульф.  --  Правда,
доблестные рыцари?
   -- Тише, тише! -- испуганно замахал руками король Александр. -- Неровен
час, в Белой Пуще узнают...
   -- А борьбу  с  упырями  должен возглавить  кто-то из князей Шушков, --
продолжала Марфа. -- Для того-то и расколдовали сначала меня, а  затем  вас.
До сего дня я являлась единственной законной наследницей, но теперь ею стала
ты, Ольга!
   -- Я? -- удивилась Ольга.
   -- Ну  конечно, -- подтвердил Перемет. -- Ведь ты же дочка и наследница
князя Ивана Шушка.
   -- Али забыла за двести-то годков? -- подпустил воевода.
   Ольга как-то сразу  приосанилась, ее облик стал более величественным, а
взгляд из-под густых бровей -- строгим и властным:
   -- Ну что же, если Отечество возлагает на меня сей долг, то я не вправе
от него уклониться. -- Княжна возвысила голос. -- Я, княжна Ольга  Ивановна,
объявляю о вступлении в законные права главы княжества Белая Пуща и о начале
справедливой борьбы за изгнание из  моей Родины всех захватчиков, всех бесов
и вурдалаков!
   Эти  слова  были  встречены  бурными  рукоплесканиями  господ  рыцарей.
Возможно, не один из них в этот миг подумал: "Эх, такого бы нам правителя. А
от  Александра разве  дождешься  решительных  действий?".  Сам  же Александр
слушал  выступление  княжны  с  видом  несколько  испуганным.  Заметив  это,
Чаликова что-то шепнула на ухо Ольге.
   --   Разумеется,   я  не  вправе  злоупотреблять   гостеприимством  Его
Величества, -- продолжала законная  правительница, -- особенно  учитывая его
зависимость от наследников князя Григория... Так называемого князя Григория,
-- поправила  себя  Ольга. -- Но  я  торжественно объявляю,  что  в  будущем
отношения  между Белой Пущей и Новой Ютландией будут строиться исключительно
на основе равноправия и добрососедства.
   Разумеется,  эти  слова  княжны  также  были  встречены рукоплесканиями
рыцарей и выкриками: "Да здравствует княжна Ольга!"
   -- А  посему я решила при первой возможности перебраться в Царь-Город к
брату Дормидонту. Ты, Полкан, назначаешься моим советником по ратным  делам.
А когда у нас появится своя дружина, станешь полноправным воеводой.
   -- Слушаюсь, княжна, -- поклонился Полкан.
   -- Тебе же,  боярин Перемет, предстоит отправиться моим  посланником  в
ближние и дальние страны,  дабы объявить о  восстановлении законной власти и
искать помощи для нашей борьбы с вурдалаками.
   -- Как прикажешь, княжна, -- ответил боярин Перемет.
   Вдруг подал голос домовой Кузька:
   -- Княжна, дозволь слово молвить.
   Ольга оглянулась. На помощь Кузьке пришла Марфа:
   --  Это наш  домовой,  Кузьма Иваныч. Он минувшей  ночью меня от  лютой
смерти выручил.
   -- Вот я как думаю, -- заговорил Кузька, -- что  и мы, то  бишь нечисть
положительная,  ну  там  лешие,  водяные,  кикиморы,  добрым  людям  никогда
ворогами не были. А как пришел Григорий да своих вурдалаков привел, то и нам
совсем житья не стало. Знаешь, сколько наших в соседние страны бежать должны
были!..
   -- Не пойму  я,  Кузьма, к чему ты клонишь, -- перебила Ольга,  почуяв,
что домовой, одобряемый общим вниманием, готов произнести целую речь.
   -- А чего тут не понять? Как  мы претерпели от Григория больше всех, то
и помощниками тебе будем самовернейшими! -- заявил Кузька.
   --  Ну вот и  прекрасно,  -- попыталась улыбнуться  княжна.  Правда,  с
непривычки  улыбка получилась  более  похожей на оскал  средней головы  Змея
Горыныча. -- Вот ты этим и займись.
   --  Я? --  так и подскочил Кузька. --  А что  ж,  займусь.  Для  начала
наведаюсь в корчму к лешему, а у  него русалки знакомые, они эту  весть куда
хочешь донесут...
   -- Ну, так и сделаем, --  кивнула Ольга. И, спохватившись, обернулась к
Александру: -- Извините, Ваше Величество, и вы, славные рыцари, что нарушила
ваше  праздничное  пирование.  А  мне и  впрямь  почивать  охота.  Счастливо
оставаться.
   И  Ольга,  еще  раз  величественно  кивнув  всему  собранию,  княжеской
поступью покинула залу.
   -- Ну вот, еще  одно  удачное расколдование,  -- весело заметил король,
когда  двери за Ольгой закрылись.  -- Думаю,  по этому  поводу стоит поднять
кубки.
   --  Всенепременнейше!  -- подхватил Беовульф. И  вдруг  спохватился: --
Ваше Величество, а можем ли мы тут пировать, пока не решен еще один вопрос?
   -- О чем вы? -- недоуменно обернулся Его Величество.
   -- Ну разумеется, о Его Высочестве Викторе. Мы так и  не решили, что  с
ним  делать. --  Беовульф поставил на стол  полный кубок, чего с ним никогда
еще не случалось.
   -- Мы же,  кажется,  пришли к общему  решению  -- отрубить  голову,  --
напомнил  почтенный Зигфрид. --  Если,  конечно,  Ваше  Величество  не решит
как-либо иначе.
   Король  задумался.  В  зале  повисла  гнетущая  тишина. Марфа  подалась
вперед, но Надя незаметно удержала ее за руку.
   Наконец король нарушил молчание:
   -- Господа,  вы  возлагаете на меня  непосильную  ношу -- решать участь
своего близкого  родственника.  Но  я  не  вправе от нее уклоняться.  Однако
предварительно хотел бы выслушать мнение всех, находящихся здесь.
   -- Голову отрубить, что ли, -- задумчиво  протянул  Беовульф. Правда, в
его голосе не слышалось прежней решимости. Видимо, первая злость уже прошла,
а  умеренная выпивка  в сочетании с  обильной  закуской  настроила  славного
рыцаря на более миролюбивый лад.
   Из-за стола поднялся  дон Альфонсо, который  с  самого начала  выступал
против смертной казни в любом виде:
   --  Ваше  Величество, ну какой  прок, если мы отрубим  Виктору  голову?
Богатства в стране прибавится, что ли?  А давайте лучше отправим  его канавы
копать -- все польза для дела!
   -- Не, ну это уж вы хватили, -- вступил в спор славный  Флориан. -- Где
ж видано, чтоб уроженец королевского рода канавы копал? Это просто  позор на
весь мир!
   -- Ну хорошо, а  что  скажут дамы? -- спросил  король, убедившись,  что
господам более сказать нечего.
   --  А может быть, друг мой, ты его  простишь? -- неуверенно  произнесла
Катерина. --  Ты  ведь сам  говорил, что Виктор на  это пошел  не со зла,  а
единственно по искушению князя Длиннорукого.
   -- Я подумаю, -- кивнул король. -- А вы что скажете, госпожа Чаликова?
   Надя словно того и ждала, что к ней обратятся:
   -- Ваше Величество, тут вот зашла речь о  князе Длинноруком. А  ведь он
ночью  позорно  бежал. И  все  наемники  тоже  сбежали.  И  Виктор имел  все
возможности покинуть замок, но не сделал этого. Как вы полагаете, почему? --
И  сама же ответила:  --  Потому что  осознал  свое преступление и  не  счел
возможным уклоняться от заслуженного наказания.
   -- И что же, вы предлагаете простить? -- перебил Александр. -- Нет-нет,
на это  я  пойти никак не могу. Да  и народ меня, извините за высокие слова,
просто не поймет!
   --  А  что  если  подержать  Его  Высочество в  темнице?  --  осторожно
предложил дон Альфонсо. -- Или отправить в изгнание без права возвращения на
родину.
   -- Да, пожалуй, -- рассеянно ответил король.
   -- Каково бы не было решение Вашего Величества, но я Виктора не покину,
-- твердо заявила доселе молчавшая княжна Марфа.
   Александр  кинул быстролетный взор на  Марфу и, еще  немного  помолчав,
огласил решение:
   --  Единственно  ради  вас, дор