звратимся до развилки и попытаем счастья в левом проходе.
   Вскоре  золотая пуговица  вновь блеснула  в  трепещущем  свете масляной
лампы,  и  троица двинулась  навстречу неизвестности  теперь уже  по  левому
коридору.
   -- Чувствую, мы на верном пути! -- оптимистически воскликнул Беовульф.
   Но  верный путь привел их  в  тупик  --  и впереди,  и справа,  и слева
зеленела каменная стена.
   -- Что за черт! -- выругался Беовульф, который обо что-то споткнулся.
   -- Кости! -- вскричал Грендель.
   Василий опустил лампу ближе к полу и увидел человеческий скелет, причем
череп валялся отдельно от остальных костей.
   Не  говоря  ни слова,  друзья бросились прочь из  страшного тупика, где
много десятилетий назад разыгралась кровавая драма.
   -- Но решетку  нам не  сломать, -- отдышавшись, сказал  Беовульф, когда
они вернулись на развилку.
   --  Ничего, в следующий раз придем с динамитом, -- невесело  усмехнулся
Василий и пояснил: --  Это такое чудо-средство, чтобы разнести любую решетку
и любую стену к чертовой матери.
   -- A сейчас назад? -- со вздохом облегчения спросил Грендель.
   -- Да, пожалуй,  -- с сожалением кивнул Василий. -- Хотя погодите. Я не
верю, что никакого  выхода  нет.  Давайте еще раз пройдем по  доступной  нам
части подземелья  и внимательно рассмотрим пол,  стены  и потолки. --  И, не
дожидаясь возражений своих спутников, вновь вступил в "правый" коридор.
   Предчувствия  детектива  оправдались  довольно  скоро: справа  в  стене
обнаружилась дверь,  которую в первый  раз  спутники  не заметили, что и  не
удивительно при скудном освещении.
   -- Я так и думал, -- удовлетворенно пробормотал Дубов.
   -- A это не может быть ловушкой? -- предположил Грендель. -- Откроем, а
нас топором по голове, как того беднягу...
   --  Прежде  нужно  ее  отворить,  --  пробурчал  Беовульф.  Он  сначала
попытался толкнуть дверь, затем потянуть на себя небольшое ржавое кольцо, но
дверь не поддавалась.
   --  Ничего,  ее  сломать  попроще будет, чем  ту  железную решетку,  --
заметил Дубов.
   -- Я  -- доблестный рыцарь, а не взломщик чужих дверей! --  патетически
стукнул  себя в  грудь Беовульф.  -- Я, бившийся в  честном бою  с  легионом
врагов, сражавшийся с драконами, бросавший златые перстни, -- тут он малость
погрустнел, -- к ножкам Прекрасных Дам, не опущусь до подобного бесчестья!
   Грендель хоть  и молчал, но видно было, что в этом вопросе он полностью
солидарен со своим извечным соперником.
   -- Ну хорошо, стало быть,  мне придется взять грех  на себя, --  сказал
Дубов.
   --  Но ведь вы же славный царь-городский боярин!  -- изумился Беовульф.
-- Это почти столь же высокое звание, как доблестный рыцарь.
   --  Знали бы вы наших царь-городских бояр,  -- ухмыльнулся  Василий. --
Для них что  замок сломать,  что яду в медовуху подлить,  что в чужой карман
залезть -- пара пустяков.
   -- До чего же упали нравы, -- сокрушенно покачал головой Грендель.
   -- Ну нет! -- решительно взревел Беовульф. -- Дорогой боярин Василий, я
не  допущу, чтобы  вы,  мой  друг и  брат, порочили свое честное имя. Я  сам
взломаю  эту  треклятую  дверь, и будь  что будет, пускай  меня  даже  лишат
рыцарского  звания, пусть  я умру  бесчестным и запятнанным изгоем, лишенным
доступа  в  благородное общество... -- Не  договорив, Беовульф  даже  пустил
сентиментальную слезу, умилившись собственному самопожертвованию.
   Слегка  тронутый этой речью,  Василий  извлек из сумки  какой-то хитрый
металлический предмет.
   -- A это еще за что такое? -- утерся рукавом славный рыцарь.
   -- Ключ, -- ответил Дубов, не уточняя, впрочем, какого рода этот  ключ.
-- Посветите мне, пожалуйста. Если подойдет, то мы с вами отопрем дверь,  не
жертвуя своей благородной честью...  Черт,  не  идет. Заржавело  выше всякой
крайности. --  Василий  не  без  труда выдернул отмычку из дверного замка  и
кинул ее в сумку.
   -- Проклятая дверь! -- загромыхал Беовульф и  в сердцах стукнул по  ней
своим огромным кулачищем. -- Что за черт!
   Это  восклицание  относилось  все  к  той же  двери  --  она  настолько
прогнила,  что кулак  Беовульфа легко  прошел насквозь,  пробив  дырку.  Еще
немного -- и  путники оказались в другом коридоре, столь же узком и затхлом,
который начинался сразу же за дверью.
   -- Ну,  будем  надеяться,  что  это последний  сюрприз, --  пробормотал
Василий,  освещая   затхлые  своды  нового  прохода.  Теперь  наши  искатели
приключений шли не столь быстро, а Василий постоянно светил лампой по стенам
-- нет ли каких дверей или чего-то еще, что могло бы навести на  верный путь
либо,  наоборот, увести  куда-то  в сторону.  Однако лампа высвечивала  лишь
стены, поросшие мхом и  плесенью,  да грибы, похожие  на шампиньоны, кое-где
пробившиеся сквозь камни.
   --  Эти подземелья Григорий вполне мог бы  использовать  для разведения
грибов, -- хозяйственно заметил Василий.
   -- O, а  ведь это мысль! -- подхватил  Беовульф. --  У меня у самого  в
подвале полно всякого хлама, надо будет  все повыкидывать и насадить грибов.
Соленые грибки да под старое доброе винцо -- во какая закусь!
   -- A мне больше нравится  если поджарить,  --  высказал  свое мнение  и
Грендель. -- Мяса я не употребляю, а грибы, говорят, его вполне заменяют...
   За столь мирными и приятными разговорами спутники прошли еще  несколько
сот шагов, пока проход не устремился  вверх лестницей со  столь же склизкими
ступеньками, как в начале пути.
   -- Ну  вот мы  и у цели, -- скромно  развел  руками Василий,  когда они
стояли на площадке перед небольшой дверью. -- Добро пожаловать на конюшню.
   -- Постойте,  -- вновь засомневался Грендель. -- Вы же, боярин Василий,
предполагали, что из подземелья могут быть несколько  входов  в замок. Вдруг
мы сейчас откроем дверь и  вместо  конюшни угодим прямо в лапы Григорьевских
стражников?
   -- Это  еще  вопрос,  кто  в чьи лапы  угодит!  --  громогласно  заявил
Беовульф. -- Открывайте скорее, а то я уже задохся в этом вонючем подвале!
   --  Да  нет,  все  в  порядке  --  уверенно  ответил  Василий,  поднеся
светильник ближе к  двери. -- Видите,  на пыли нарисован крест  -- это знак,
что дверь  та  самая,  так  мне Чумичка  писал.  Да  сейчас  вы  сами  с ним
познакомитесь.
   Дубов осторожно толкнул дверь -- она приоткрылась, но чуть-чуть.
   --  Странно,  -- пожал плечами детектив,  --  дверь не закрыта, но  как
будто что-то лежит на пороге.
   --  Сейчас  выясним,  -- с  этими  словами  Беовульф  резким  движением
распахнул  дверь.  Из-за  нее раздался  заспанный, но  в  то же время весьма
визгливый голос:
   -- Да убрал я дерьмо, дайте же поспать!
   Спутники  протиснулись  через  дверь  и  оказались в тесной комнатушке,
пропахшей конским  навозом,  однако  после  затхлого  подземелья  этот запах
показался им чем-то вроде целебного воздуха густых кислоярских лесов.
   Возле старой попоны,  прикрывавшей дверь,  на старом  тряпье, брошенном
прямо на  пол, храпел какой-то плюгавый  мужичок,  одетый  в столь же ветхое
отрепье.
   -- Ба, да это же Соловей-разбойник, -- стараясь умерить голос, радостно
воскликнул Беовульф, когда Василий поднес лампу к лицу спящего. -- Помнится,
когда я ездил в Царь-Город, он как-то пытался меня грабить и убивать...
   --  И  как,  удачно?  -- спросил Грендель. Беовульф  лишь  самодовольно
хмыкнул.
   --  Это и  есть  Чумичка,  --  шепотом  пояснил  Дубов. --  Просто  для
конспирации он принял облик Соловья-разбойника. Чумичка, просыпайся, это мы,
свои!
   --  Щас буду грабить,  --  спросонок  забормотал  мужичок, -- грабить и
убивать. -- И он вновь впал в забытье.
   -- Здорово  же он  вошел  в образ, -- заметил Грендель. --  Как человек
творчества я его прекрасно понимаю...
   --  Да  нет,  похоже, что это действительно Соловей,  --  только теперь
дошло до Василия.
   -- A где же ваш Чумичка? -- удивился Беовульф.
   -- Странно, -- пожал плечами  Василий. -- Но как  бы там  ни было, надо
выбираться отсюда. И потише, чтобы его не разбудить.
   Осторожно,  на  цыпочках,  Василий  и  его  спутники  покинули  коморку
Петровича и вступили на незнакомую  и  враждебную территорию  Белопущенского
замка.
   --  A дальше  что? -- уныло прошептал Грендель. Действительно, по двору
ходили вооруженные  до зубов княжеские охранники,  и проскочить мимо  них не
представлялось  никакой  возможности. Спутникам  ничего не  оставалось,  как
поспешно ретироваться на конюшню.
   -- Ну, что будем делать? -- спросил Беовульф.
   --  Видимо,  придется  возвращаться,  --  вздохнул Василий. --  Обидно,
конечно, но  что  поделаешь  --  не  лезть  же в пасть  к волку... Извините,
уважаемый Грендель, вас я в виду не имел.
   -- A чего уж там, -- не  без облегчения отозвался  Грендель. -- Значит,
не судьба.
   И  они, напоследок  вдохнув  относительно  свежего  воздуха,  осторожно
переступили через Петровича и скрылись за дверцей.


x x x


   За  ужином в королевской трапезной народу было значительно  меньше, чем
за обедом  --  часть гостей,  пользуясь "прорывом водной  блокады", покинула
замок. Оставшиеся  украдкой поглядывали  друг на друга  с  весьма смешанными
чувствами --  всем  хотелось  надеяться, что людоеда среди них более нет, но
далеко не все были в этом уверены.
   Паж  Перси,  как  обычно,  прислуживал  королю,  не  забывая  при  этом
внимательно наблюдать за гостями.
   --  Господа, а  не  почитать ли нам  стихи?  -- предложил Александр. --
Конечно, слушателей стало меньше, но разве это имеет  значение? В узком,  но
приятном кругу  истинных  ценителей  высокого  искусства...  Может быть, вы,
госпожа Сафо, порадуете нас плодами своего вдохновения?
   Как  Наде  показалось, госпожа  Сафо совсем  не  горела желанием читать
стихи, но  ослушаться своего  покровителя она  не  решилась. Поэтесса грузно
поднялась   из-за   стола  и   принялась   декламировать   с  драматическими
придыханиями, все более увлекаясь чтением:


   -- Розовый закат окрасил побережие,
   Только ты, я знаю, больше не придешь...


   Чаликова  слушала стихи не очень внимательно  --  ее мысли  были заняты
другим: "Интересно,  отчего людоед пренебрег столь  аппетитной  поэтессой, а
предпочел ей не очень-то подходящую с  кулинарной точки зрения  донну Клару?
Неужели он  действительно подослан князем  Григорием,  чтобы  расправиться с
беглянкой, а остальных съел, так сказать, за компанию?"
   Тем  временем  госпожа  Сафо закончила  чтение, и после приличествующих
сдержанных  аплодисментов  Александр, проницательно  оглядев  сотрапезников,
остановил взор на заморском госте:
   --  Иоганн  Вольфгангович, предчувствие  мне  подсказывает,  что  и  вы
подготовили  для  нас  что-то  очень  высокохудожественное,   но  просто  из
скромности не говорите об этом.
   --  О,  я, я,  натюрлих,  --  радостно осклабился Иоганн Вольфгангович,
поднимаясь из-за стола. -- Правда, тут заслуга  не так моя, как переводчика,
который перевел  это стихотворение на  ваш язык.  -- И поэт, извлеча  из-под
салфетки листок бумаги, торжественно зачитал:


   -- Горные вершины
   Залиты луной,
   Тихие долины
   Полны свежей мглой.
   Не пылит дорога,
   Не дрожат листы.
   Подожди немного...


   Иоганн  Вольфгангович   немного   замялся,  стараясь  прочесть   неясно
написанное слово:
   -- Подохнешь... Нет, тут что-то другое.
   --  Отдохнешь  и  ты,  --  неожиданно для самого себя подсказал  Перси.
Иоганн Вольфгангович глянул на пажа с благодарностью:
   -- О, да-да-да, так и написано: "Отдохнешь и ты". Просто я не есть смог
разобрать.
   -- По-моему, стихи удивительные, -- высказал суждение король Александр.
-- Давно я не получал такого  поэтического наслаждения. Жаль, что  мы должны
довольствоваться   переводом   и   не   можем   в  полной  мере  насладиться
подлинником... Кстати сказать,  я  давно  не  слышал  новых творений  нашего
уважаемого  друга  господина  Ал-Каши.  --  Король отыскал  взглядом  поэта,
который по обыкновению сидел в отдаленном углу стола, куда почти не достигал
свет канделябров.
   Ал-Каши послушно поднялся и без предисловий зачитал:


   -- Моя бутылка, верная жена,
   Со мной в беде и в радости она.
   И сколь ни пью, не иссякает влага,
   Все пью и пью, и не встречаю дна.


   Прочтя это четверостишие, последователь Омара Хайяма смущенно опустился
на место. Король радовался, как дитя:
   -- Ну  вот  видите, друзья  мои, какой  у  нас  получился замечательный
поэтический вечер! Все так хорошо, красиво и без взаимного "поедания"...
   А Надя думала  о  том, что что-то тут не так.  Это  было то  неприятное
состояние, какое бывает у человека, который, выходя из дома, чувствует,  что
забыл что-то очень необходимое, но никак не может  вспомнить, что же именно.
И,  как  правило,  вспоминает об этом весьма далеко от дома, когда вернуться
уже нет возможности.
   Вот с этим-то ощущением Чаликова и отправилась  к себе в комнату, когда
поэтический ужин наконец-то завершился.


x x x


   Дубов,  Беовульф и Грендель кружили по мрачным коридорам  и все  больше
поддавались  отчаянию  -- огонек в масляной  лампе  становился все  тоньше и
грозил  вскоре совсем  погаснуть, оставив путников в кромешной тьме затхлого
каменного подземелья.
   -- Погодите, друзья мои,  -- сказал Василий, остановившись  у очередной
развилки, -- давайте  немного подумаем, а то мы  просто бегаем по кругу безо
всякого толка. Кажется, в  этом месте мы уже в третий раз. A может, и  не  в
этом...
   -- Пропадем, -- безнадежно махнул рукой Грендель.
   --  Выкарабкаемся, --  оптимистично  возразил  Беовульф,  хотя  прежней
самоуверенности в его голосе не чувствовалось.
   --  Я  так полагаю,  что  во  всем  виновата развилка,  которой  мы  не
заметили, когда пробирались на конюшню,  -- вслух размышлял Дубов. -- Другой
проход  как  бы вливался  в тот, по которому мы шли,  и  тогда мы  просто не
обратили на него  внимания. То же самое обратно -- должно  быть, мы освещали
только одну стену  и сами не заметили, как попали в другой тоннель. A потом,
когда  начались все эти ходы-переходы, то вместо того чтобы  сразу вернуться
назад, принялись по ним плутать. Вот и заблудились окончательно.
   -- И что же нам делать? -- отчаянно провыл Грендель.
   -- Думать, разумеется! -- заявил Василий. -- Судя по всему, далеко уйти
мы не могли -- где-то здесь должны быть другие выходы в кремль.
   -- Только этого еще не хватало! -- прогудел Беовульф. -- Вы же  видели,
что там творится. В кремле то есть.
   -- A иначе мы тут просто задохнемся, -- тихо промолвил Грендель.
   --  Уверен, что все эти ходы-переходы здесь не просто так, для красоты,
-- продолжал Дубов,  -- но каждый  ведет в какую-то  часть замка.  Наверняка
большинство  ходов  перекрыто, но,  может быть, не  все.  Значит, нам  нужно
внимательно наблюдать, даже ощупывать стены  -- нет ли где какой  двери  или
подъема наверх.
   -- Легко сказать, -- безнадежно махнул рукой Беовульф.
   -- Делать надо! -- неожиданно оживился Грендель.
   --  Ну так  вперед, друзья мои!  --  Василий поднял  светильник,  будто
боевой стяг, и двинулся вглубь очередного тоннеля.
   Но не пройдя и десятка шагов, детектив споткнулся и чуть не упал.
   -- Лестница!  --  радостно  крикнул Василий, и все трое стали осторожно
подниматься вверх.
   Лестница  заканчивалась такою  же площадкой, что у "конюшенного" входа,
но никакой двери здесь не оказалось.  Василий водил вдоль стены лампой,  уже
почти не дававшей  света, и повсюду  его  взор  натыкался на влажные  камни,
поросшие мохом и плесенью.
   -- Замуровали-таки, --  с досадой проворчал Беовульф. -- Гады ползучие,
чтоб их...
   --  Стало  быть,  надо  идти дальше,  --  с  деланной  бодростью сказал
Василий. -- Поищем другую лестницу.
   Но тут силы оставили Гренделя. Он сел на верхнюю ступеньку:
   -- Идите без меня. A я останусь тут, и будь что будет.
   -- То есть как это останусь!  -- возмутился Беовульф. -- Вместе пришли,
вместе и уйдем. И потом, кто же князя Григория  грызть будет  --  я, что ли,
или боярин Василий? A ну пошли!
   -- Не могу, --  прошептал Грендель.  --  Там,  в  хижине, остались  мои
стихи,  передайте их королю  Александру... --  Поэт  замолк  и в  измождении
откинулся спиной  к влажной стене. И тут слух  Дубова, обостренный мертвящей
тишиной  подземелья, уловил какой-то еле слышный скрип. Детектив встал рядом
с Гренделем и намеренно облокотился на стену -- скрип послышался уже гораздо
явственней.
   -- Господин Беовульф, подсобите, -- попросил Дубов.
   -- Чего подсобите? -- не понял доблестный рыцарь.
   -- Попробуйте подтолкнуть эту стену.
   -- A, ну так бы сразу  и  сказали. -- Беовульф встал рядом с Дубовым, и
они  со  свей силы  налегли на стену. Раздался явственный  скрежет,  и стена
подалась вперед. Еще усилие -- и путники через открывшееся отверстие впали в
некое темное помещение.


x x x


   Надя бесцельно бродила по своей комнате, то присаживаясь на кровать, то
подходя к окну  и вглядываясь  в сгущающуюся тьму ночи Мысли  ее  путались и
перескакивали с одного на другое:
   "Как там  Вася?  Жив ли?  A я опять так и не успела  сказать ему самого
главного. Нет, все-таки я должна была быть там, рядом с ним. A здесь от меня
никакой пользы. Я должна была  узнать,  кто в королевском замке  работает на
князя Григория -- и не узнала. И даже не смогла вычислить людоеда, не говоря
уж  о том чтобы его обезвредить. И потом, куда  нынче  исчезал Александр  --
как-то  не верится, что он просто выяснял, сошла ли вода. Королевское ли это
дело?  A может, и его исчезновение тоже  как-то связано  со  всем остальным?
Такое впечатление, что со мною здесь кто-то играет в кошки-мышки, и я в этой
игре отнюдь не кошка, а скорее наоборот. И моя участь зависит  лишь от того,
в какой момент кошка сочтет нужным съесть именно меня. Только бы не нынешней
ночью... A  завтра приедет Вася, и мы отправимся домой.  И уж тогда  я скажу
ему то, что до сих пор не могла решиться..."
   Надя  вздрогнула  --  ей  показалось,  что  в  гнетущей  тишине  что-то
заскреблось за дверью.
   -- Мышка, -- пробормотала Чаликова. -- Или... или кошка?!  -- На всякий
случай Надя зажгла свечи на старинном канделябре, стоявшем на полке камина с
потрескавшимися изразцами,  подошла  к  двери и повернула  ключ  еще на один
оборот. -- Ну ладно, пора укладываться. Как говорится, утро вечера мудренее.
   Журналистка встала перед  огромным  зеркалом,  занимавшим  чуть  ли  не
половину  стены,  и стала неспеша расстегивать свой  "пажеский"  камзол. Три
свечки канделябра  отражались в давно  не мытом стекле,  будто три  далеких,
неведомо откуда взявшихся огонька на болоте.
   Но  тут со  стороны двери  явственно раздался неприятный  скрип, и Надя
увидела,  что  медная дверная ручка, сделанная в виде  лапы какой-то  хищной
птицы, медленно поворачивается.
   "Кто  бы  это мог быть?  --  удивленно подумала Надя. --  Хорошо, что я
дверь заперла".
   Вдруг она к  еще  большему  удивлению  заметила,  что  дверь  столь  же
медленно открывается.
   "Значит, я ее не заперла, а наоборот, открыла, -- пронеслось в голове у
журналистки. -- Нельзя быть такой рассеянной".
   Надя поспешно застегнула пуговку на камзоле и бросилась к двери, но увы
-- было уже поздно.


x x x


   Помещение, в котором столь неожиданно очутились Василий и его спутники,
было далеко не  столь  затхлым,  как подземелье, но  очень пыльным, так  что
Беовульф громогласно чихнул.
   -- На здоровье, -- по привычке ответил Дубов.
   В  этот  момент за его спиной  вновь что-то заскрипело, заскрежетало, и
детектив почувствовал, что  стена возвращается на прежнее место. Он протянул
руку, чтобы ее  удержать, однако давно  заржавевший, но  все еще действующий
механизм  сработал,  и проем захлопнулся. Рука  Василия вместо ровной  стены
нащупала некие  ровные предметы, плотно сдвинутые один к другому.  A поднеся
поближе лампу, он явственно увидел полки с длинными рядами кни