Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
ль счастливый миг
не удержался от колкого замечания: -- А вы, Анна Сергеевна, не верили в мои
сверхнаучные методы...
-- Какая, к дьяволу, казна! -- прошипела Глухарева. -- Там выход на
поверхность.
-- В каком смысле?
-- Заброшенный сарайчик на краю поля. Снаружи люк незаметен, так как
прикрыт сгнившим сеном.
-- А где же казна? -- разочарованно протянул Каширский.
-- Да хрен с ней, с казной! -- выкрикнула Анна Сергеевна. -- Главное,
теперь у нас надежный путь для отступления после того как сделаем дело.
-- Какое еще дело? -- пожал плечами Каширский.
-- А вы забыли? Убрать эту княжну, или графиню, или бес ее знает, кто
она такая! -- раздраженно говорила Глухарева, шагая назад по теперь уже
расширяющемуся проходу. Каширский брел следом.
-- В каком смысле убрать? -- пролепетал он, уже чуя, куда клонит его
наперсница.
-- В каком смысле? -- желчно переспросила Анна Сергеевна. -- Убить.
Зарезать. Ножиком пырнуть.
-- Боюсь, я не смогу быть вам полезен, -- осторожно заметил доктор. --
Ведь хирургия -- не мой профиль. Вот если бы дать установочку...
-- От ваших установочек пользы, как от холодильника тепла, -- процедила
Анна Сергеевна. -- Равно как от вас самого. Будете дежурить на шухере!
За разговорами они вернулись в ту область подвала, где стояли ряды
бочек. Почуяв знакомый запах, Каширский вновь воспрял духом:
-- А все-таки казна где-то здесь! Я ее внимаю всеми фибрами своей
чувствительной ауры!
Анна Сергеевна хотела было уже высказать все, что она думает и о
фибрах, и о королевской казне, и о самом Каширском, и о его чувствительной
ауре, но лишь презрительно подернула плечами и ускорила шаг.
x x x
"Поэтический марафон" в корчме продолжался уже почти сутки. Все это
время часть рыцарей и поэтов, чередуясь, отдыхали в горницах для гостей, а
остальные пировали и услаждали слух друг друга своими вдохновенными стихами.
Благодаря такому режиму и поэты, и рыцари чувствовали себя достаточно
бодрыми, в отличие от хозяина корчмы -- он все время должен был находиться в
зале и обслуживать дорогих гостей. Впрочем, доходу от них было не так уж
много -- сторонники непьющего Флориана вина почти не употребляли, разве что
когда их предводитель не находился поблизости, а поэты, ослабленные
изнурительной работой на болотах, тоже не очень увлекались вином, дабы не
свалиться с ног раньше времени.
-- Ну вот опять бед себе накликал, -- привычно жалился леший в коротких
передышках своему приятелю водяному. -- Мало того что рыцари какие-то не те,
так еще этих беглых поэтов бес привел. А все боярин Василий! Сам-то он в
свой Царь-Город укатит, а нам тут отдуваться...
-- Да не тревожься ты, -- утешал его водяной, прихлебывая водицу из
кувшина. -- Все, что ни случается -- все к лучшему!
Тем временем госпожа Сафо к вящему восторгу господ рыцарей
декламировала свое очередное творение:
-- Я слыхала тебя в полуночной тиши --
Ты играл на пастушьей свирели,
И тебя возлюбила всей силой души,
А казалось, что жизнь разошлась на гроши
И давно уж огни догорели...
Тут в дверях раздался робкий стук.
-- Толкайте сильнее! -- крикнул корчмарь, а себе под нос проворчал: --
Кого еще там черт принес?
Дверь ввалилась внутрь, и на пороге явился собственной персоной
господин Грендель.
-- О, кто к нам пожаловал! -- с наигранной учтивостью произнес
доблестный Флориан. -- Надеюсь, друг мой Грендель, мы поимеем счастье
насладиться вашими новыми творениями?
-- Сперва я должен передать вам послание, друг мой Флориан, -- столь же
учтиво ответил Грендель. И, подойдя к Флориану, протянул ему свиток.
-- Печатка Беовульфа, -- с видимым неудовольствием отметил доблестный
Флориан, вскрывая послание. -- Почерк как будто господина Зигфрида, но
подпись собственная Его Величества.
-- Что там? -- нетерпеливо загомонили рыцари. Даже леший с водяным
прекратили свои бесконечные разговоры и стали внимательно прислушиваться.
-- Настал решающий час, -- негромко и безо всякого пафоса произнес
Флориан. -- Король призывает нас в первые ряды борьбы за правое дело. И это
великая честь.
-- Когда? -- повскакали из-за стола славные рыцари.
-- Тотчас, -- ответил Флориан, еще раз глянув в послание. -- То, что
нам предстоит, Его Величество именует как "разведка боем". Мы должны
появиться вблизи королевского замка и вызвать на себя первый удар. И таким
образом добыть для Его Величества Александра сведения о том, какими силами
располагает Виктор.
-- Я могу провести вас кратчайшим путем, -- вызвался Грендель.
-- Ну вот и замечательно, -- кивнул Флориан. -- Кстати и сообщите Его
Величеству, если мы все поляжем в неравном бою за справедливое дело.
Рыцари кинулись к себе в горницы за щитами и боевыми мечами, а леший за
стойкой лишь горестно вздохнул.
x x x
Чудо-клубочек уверенно вел Ивана-царевича по болотам, и делал это
весьма умело: хотя господину Покровскому и казалось порою, что клубок
катится по очень уж изогнутой траектории, но всякий раз путник убеждался,
что происходило это вовсе не из желания удлинить путь, а единственно чтобы
сделать его по возможности удобным и безопасным.
Уже начало смеркаться, и Иван-царевич стал подумывать о том, чтобы
обосноваться на ночлег. Однако всякий раз, когда он примечал казалось бы
удобное место, клубок принимался катиться быстрее, и Иван спешил следом, не
решаясь поднять его с земли и положить к себе в котомку.
Но вот, когда вечерняя тьма уже начала наползать на землю, а на небе
высыпали первые звезды, клубок решительно остановился. Господин Покровский
как опытный путешественник мог оценить выбор своего проводника: он
остановился на вполне удобном и сухом месте вблизи леса, где под елками
лежало достаточно валежника, чтобы развести костерок и в случае надобности
даже соорудить скромный шалашик.
Иван с облегчением опустил на землю рюкзак, из которого торчал лук с
оставшимися двумя золотыми стрелами, и стал приготавливаться к ночлегу --
собрал сухих веток, развел костер и повесил над ним котелок с болотной
водицей. Несмотря на приятную усталость, ко сну Ивана-царевича совсем не
клонило. Напротив -- звезды, меркнущее небо и печальные выкрики выпи,
долетающие сквозь мерный шелест осенней листвы -- все это настраивало скорее
на поэтическую волну. Правда, дальше первой строчки -- "Все ярче дивных
звезд сиянье..." -- дело не шло, но зато Покровский начал понимать, отчего в
Новой Ютландии столько поэтов на душу населения: здешняя природа просто не
могла не настраивать на творческий лад.
Однако едва родилась вторая строчка -- "... Все памятней очарованье..."
-- как все очарование оказалось в миг разрушенным какими-то незнакомыми
голосами. Обернувшись, поэт увидал позади себя двух женщин -- одну потолще,
а другую потоньше -- в сарафанах и цветастых платках.
-- Присаживайтесь, сударыни, -- радушно пригласил их Иван-царевич. --
Не угодно ли чайку с дороги отпить?
-- Благодарю, -- низким и чуть сипловатым голосом ответила более полная
странница, присаживаясь у костра. Ее подруга, нахально подбоченясь,
уставилась на стрелы, торчащие из рюкзака.
-- Золото, -- проговорила она высоким скрежещущим голосом. -- Сейчас
буду грабить и убивать... -- И, не обращая внимания на свою спутницу,
дергавшую ее сзади за подол, продолжала, с каждым словом все более
вдохновляясь: -- Трудовой народ бедствует, а вы, мироеды и богатеи, на
золоте жрете и золотые палки себе в мешок суете!
-- Не слушайте, это она шутит, -- попыталась поправить положение первая
путница, но ее подругу было уже не остановить:
-- Шуток больше не будет! Всех перережу, всем кровь пущу!
-- Так вы что, сударыня, собираетесь меня грабить? -- наконец-то дошло
до Покровского.
-- Да! -- взвизгнула сударыня. -- Ежели кого сей же миг не пограблю, то
гадом буду! -- Недолго думая, она выдернула из рюкзака золотую стрелу, но
тут же с диким верещанием швырнула ее оземь.
-- Что такое, Петрович? -- вскочила полная дама. -- В чем дело?!
-- Жжется, как огонь! -- неблагим матом завопила разбойница. -- Колдун
проклятый!! -- И она со всех ног побежала прочь, не разбирая дороги. Ее
спутница грузно поднялась и потрусила следом, привычно сунув под сарафан
чайную ложечку, хотя та была не золотая, а оловянная.
-- Эх, такой вечер испортили, -- вздохнул Иван-царевич, снимая с огня
вскипевший котелок. -- Но что там со стрелами?
Покровский с опаской потянулся к золотой стреле и дотронулся до нее
кончиком пальца -- стрела оказалась столь же прохладной, как и земля, куда
ее уронила незадачливая грабительница.
x x x
Ужин в королевской трапезной прошел на редкость тихо и даже печально.
Князь Длиннорукий и Петрович, обычно хоть как-то разнообразившие трапезу
болтовней и пьяными выходками, на сей раз вообще отсутствовали. Даже
Каширский не был по-всегдашнему велеречив, а Анна Сергеевна, если порой и
отпускала злобные реплики в адрес всего и вся, то делала это скорее по
привычке. Впрочем, и лекарь, и госпожа Глухарева, отужинав, вскоре под
благовидными предлогами покинули залу.
Виктор же все не решался встать из-за стола. Во время ужина он почти не
притронулся к еде и угрюмо глядел в тарелку, изредка поднимая взор на княжну
Марфу, сидевшую напротив него, на другом конце длинного стола. Княжна
чувствовала себя не очень-то уютно в такой напряженной обстановке, но тоже
не решалась покинуть трапезную. Слуги переминались с ноги на ногу, не зная,
что им делать.
В залу почти вбежал Теофил:
-- Ваше Высочество...
-- Да, Теофил, слушаю вас. -- Виктор, кажется, был даже рад, что кто-то
прервал тяжкое молчание.
-- Ваше Высочество... э-э-э... Вы позволите убирать со стола?
-- Да-да, убирайте, -- поспешно ответил Виктор. -- Могли бы и не
спрашивать. Если, конечно, кня... графиня не желает продолжить трапезу.
-- Нет-нет, благодарю вас, -- отказалась Марфа.
Слуги, словно того и ждали, кинулись уносить со стола немногочисленную
посуду, а Теофил наклонился к Виктору и что-то зашептал на ухо. Марфа
заметила, как тот побледнел.
-- Вы уверены? -- тихо спросил Виктор.
-- Многие видели, -- столь же тихо ответил Теофил. -- Какие будут
указания?
-- Никаких.
Оставшись вдвоем с Марфой, Виктор негромко произнес:
-- Графиня, мне нужно вам кое-что сказать.
-- Что? -- не расслышала княжна. -- Ваше Высочество, вы не позволите
мне пересесть поближе?
-- Да зачем, я сам, -- с этими словами Виктор поднялся из-за своего
места и пересел на уголок стола рядом с Марфой. -- Княжна, я должен с вами
поговорить. Днем, на башне, нам помешали...
-- А вы не боитесь, что нас могут подслушать? -- Марфа положила ладонь
на руку Виктора.
-- Теперь это уже не имеет значения, -- вздохнул Виктор. -- Да и кому
тут подслушивать -- все разбежались. Знаете, что мне только что сказал
Теофил? Что вблизи нашего замка видели вооруженных рыцарей от десяти до
пятнадцати человек. И передвигались они совершенно открыто, как будто
ожидая, что мы на них нападем!
-- Что за рыцари? -- удивилась Марфа.
-- Наш конюшенный разглядел среди них Флориана и, кажется, Гренделя.
Скорее всего, их послал мой дядя, чтобы разузнать, как тут и что. -- Виктор
немного помолчал. -- А ведь они могли сами, сходу, не дожидаясь
подкрепления, захватить замок!
-- Почему же они этого не сделали?
-- Почему? Да только потому что не знали, что здесь никого нет. Гвардия
давно разбежалась, наемники разбежались, даже этого князя Длиннорукого с его
полоумным Петровичем, и тех не видать! Но уже завтра рыцари будут здесь, вне
всяких сомнений.
-- И об этом вы хотели со мною поговорить? -- несколько удивилась
Марфа.
-- Да нет, о другом. -- Виктор надолго замолк, будто раздумывая,
говорить ли. А вернее, сам того не осознавая, он тянул время, боясь остаться
наедине со своими горькими думами.
В залу вернулся Теофил:
-- Ваше Высочество, будут ли еще какие приказания?
-- Нет, Теофил, -- устало проговорил Виктор. -- Благодарю вас за
безупречную службу. Идите спать, а утром разбудите меня пораньше.
-- Будет исполнено. -- Теофил поклонился и вышел из залы.
-- Ваше Высочество, кажется, вы хотели мне что-то сказать? -- напомнила
княжна.
-- - Да... Возможно, мы с вами уже никогда больше не увидимся. У вас
вся жизнь впереди, а меня ждет либо темница, либо плаха.
-- Ну зачем же так мрачно, -- сочувственно покачала головой Марфа,
однако Виктор перебил:
-- Погодите, Марфа Ярославна, дайте договорить. Мы с вами больше не
увидимся, и я хочу, чтобы вы знали... Не нужно меня жалеть -- я пропащий
человек. Даже много хуже, чем про меня говорят рыцари у Беовульфа. -- И,
заметив, что Марфа снова хочет возразить, продолжал еще настойчивее: -- Да,
да, это так. И если я могу еще хоть как-то оправдать себя в захвате власти,
то в моем отношении к вам, княжна, мне не может быть никакого прощения.
-- О чем вы, Ваше Высочество? -- удивилась Марфа.
-- Когда вы появились в замке, я сразу стал просчитывать на несколько
ходов, как при игре в тавлеи. Я подумал, что сама судьба послала вас ко мне,
дабы помочь в осуществлении моих дерзких намерений.
-- Каким образом? -- еще больше изумилась княжна.
-- В Белой Пуще после смерти князя Григория идет свара за власть. Более
того, Альберт и его упыри подыскивают послушного боярина из древнего рода,
чтобы посадить на княжеский престол и править от его имени. И я надеялся
убедить их, что вы, Марфа Ярославна, подошли бы им лучше всего. Шутка ли
сказать -- единственная уцелевшая из Шушков! А через вас и сам надеялся
войти в силу и, как самое меньшее, добиться той помощи, что обещал для моих
начинаний князь Григорий.
-- Неужто вы всерьез думали, Ваше Высочество, что я согласилась бы
стать такой подставной правительницей? -- нахмурилась княжна.
-- Поначалу я не знал, какая вы, -- тяжко вздохнул Виктор. -- Теперь я
понимаю, что заблуждался в видах на вас. Но могло повернуться и иначе --
вдруг борьба в Белой Пуще разгорится не на шутку, и тогда вы могли бы
возглавить один из враждующих станов. А в случае удачи -- как знать...
-- Да, но ведь вы сами несколько раз предлагали мне покинуть замок, --
возразила Марфа.
-- Не столько ради вас, сколько ради самого себя, -- заявил Виктор. --
Мне стало известно, что ваша жизнь в опасности, и я думал, что вам до поры
до времени лучше побыть в надежном месте, хотя бы даже в замке моего
главного врага Беовульфа. Ведь вы нужны мне живой, а не мертвой...
-- Мне кажется, Ваше Высочество хотите казаться хуже, чем на самом
деле, -- пристально глянула Марфа на Виктора. -- Как будто вы нарочно
пытаетесь вызвать у меня ненависть к себе.
-- А знаете ли вы, что... -- Виктор осекся.
-- Что?
-- Ну ладно, скажу. В общем, если бы не последние события, поставившие
меня на грань гибели, то завтра я бы сказал, что люблю вас и предлагаю руку
и сердце. И притворялся бы, чтобы достичь своих целей! А вы говорите --
хуже, чем на самом деле.
Виктор замолк, как бы ожидая, что скажет Марфа. Но та молчала.
-- Марфа Ярославна, неужели и теперь вы останетесь в замке? -- вновь
заговорил Виктор, когда молчать стало совсем невмоготу. -- Завтра здесь
будут рыцари и начнется что-то невообразимое. Вам нужно отсюда уходить. Если
желаете, то я помогу вам бежать за границу -- у нас есть налаженные пути, по
которым дядя переправлял туда беженцев из Белой Пущи. Решайтесь, пока не
поздно!
-- Я подумаю, -- тихо промолвила княжна. -- А почему бы вам самим не
воспользоваться этими налаженными путями?
-- Нет-нет, это исключено, -- решительно отказался Виктор. -- Я должен
ответить за свои дела. Да и куда бежать -- от себя не убежишь. -- И как бы
устыдившись последней громкой фразы, к коим никогда не был склонен, Виктор
заговорил нарочито по-деловому: -- Время еще есть. Если надумаете
последовать моему совету, то обращайтесь к Теофилу. Или прямо ко мне.
-- Но ведь вы же будете спать, Ваше Высочество, -- возразила княжна.
-- Сомневаюсь, -- подумав, ответил Виктор. -- А если и буду спать, то
смело будите. Соответствующие указания слугам будут даны. Доброй ночи,
княжна. -- Виктор резко поднялся из-за стола и не оборачиваясь покинул
трапезную.
x x x
Несмотря на поздний час, барон Альберт бодрствовал. Он сидел за
обширным столом князя Григория и беседовал с воеводой Селифаном. Тот не
совсем понимал, для чего барон держит его при себе в столь позднее время,
расспрашивая о делах пусть и важных для воинства Белой Пущи, но совсем не
требующих срочности. Да и Альберт расспрашивал воеводу как-то рассеянно,
даже не особо вникая в ответы. Селифан подозревал, что Альберт просто ждет
некоего важного сообщения, а воевода ему нужен, чтобы как-то скоротать
время.
Выслушав очередной ответ Селифана на вопрос о готовности Белопущенской
дружины к возможным военным действиям против Кислоярского царства, Альберт
позвонил в серебряный колокольчик, стоящий у него на столе. В кабинет
заглянул охранник:
-- Слушаю, господин барон.
-- Значит, так, -- деловито заговорил барон, -- сходи к нашему гостю
господину Херклаффу и попроси его пожаловать сюда.
-- А ежели он почивать изволит?
-- Скажи, что дело срочное. Ступай же.
-- Слушаюсь, господин барон. -- Охранник вышел.
-- К чему тебе этот колдун? -- удивился воевода. -- Да еще и на ночь
глядя.
-- Вот смотри. -- Барон вытащил из выдвижного ящика и положил на стол
тарелочку с золотым яблоком. -- Узнаешь?
-- Ну конечно, -- с трудом подавил зевок Селифан, -- удобная вещица.
Можно узнавать, что где происходит.
-- Можно, -- согласился Альберт. -- Знать бы еще, как она работает.
-- А разве вы не знаете?
-- То-то что нет. Да и кабы она одна. У нас же цельный амбар с
колдовским скарбом стоит, одних ковров-самолетов две дюжины, а как ими
пользоваться -- толком никто не знает. Вот хоть с этим золотым яблоком, к
примеру. Единственное, что мы умеем, так это связываться с нашими людьми,
хотя я доподлинно знаю, что его возможности куда шире. А мы его используем
так -- в определенный час двое, имеющие такую тарелочку, пускают по ней
яблоко и передают друг другу послания.
-- Каким образом? -- полюбопытствовал воевода.
-- Пишут на бумажке и прикладывают к тарелке. Не больно сподручный
способ, но ничего -- до сих пор действовал.
-- А теперь что?
-- А теперь бес знает что! -- в сердцах брякнул барон. -- Я жду важного
сообщения от князя Длиннорукого, даже тарелку с яблоком велел к себе
поставить, и ничего нет! Обычно мы принимаем от него сообщения три раза в
день. Днем он еще что-то передавал, а вечером -- до сих пор ни слуху, ни
духу.
-- Может, с князем что-то стряслось?
-- А пес его знает! Днем он написал, что наемники разбежались, а рыцари
того и гляди придут в королевский замок, чтобы свергнуть Виктора.
-- Может, еще не поздно? -- осторожно предложил Селифан. -- Наша
дружина в боевой готовности.
-- Не надо, -- с досадой перебил Альберт. -- Виктор для нас --
отрезанный ломоть, пускай сам выкручивается. Да и Длиннорукий тоже -- что он
мне, кум, что ли? А вот самозванка...
-- Какая самозванка?
-- Ты чего, забыл? Та девица, что выдает себя за Марфу. Нынче днем она
еще была жива. Но князь уверял, ч