-- У меня  совершенно  нет желания  ночевать тут  под вашим
кровом.
   --  Боюсь, дружище, что домой  вам  нынче возвращаться  не придется, --
радостно прогудел Беовульф. -- Н если вам не по душе мой замок, то у нас тут
поблизости корчма -- там вас устроят по лучшему разряду!
   -- Ну и прекрасно, -- проворчал Флориан и прошел в замок.
   -- Кажется, можно начинать, -- увидев, что поток гостей стал  иссякать,
решил  хозяин  и  тоже  прошел  вовнутрь,   оставив  вместо  себя  встречать
припозднившихся   рыцарей  своего  дворецкого,  который   до  того  лишь   с
почтительным поклоном стоял в дверях.


x x x


   Виктор  и  Марфа  неспеша прогуливались по занесенным опавшими листьями
дорожкам  королевского  сада.  Беседа  не  очень клеилась -- Виктор  думал о
чем-то своем и едва отвечал на слова княжны.
   -- Ваше  Высочество, а вам не показалось, что Петровичу что-то про меня
известно? --  озабоченно спросила  Марфа, остановившись под  вековой, в  три
обхвата, ракитой. -- Не зря же он говорил мне, мол, знаю я, кто вы такая.
   -- Не  берите в  голову,  княжна, --  ответил  Виктор,  -- Петрович  от
неумеренного пития  уже и сам не  соображает, что говорит и что делает. Но я
очень рад, что вы сумели поставить его на место.
   -- A, пустяки, -- пренебрежительно махнула рукой Марфа.
   -- Но вы нажили себе опасного врага, --  с опаской продолжал Виктор. --
Я говорю даже не о  Петровиче, а о  князе Длинноруком. Ни для кого не тайна,
что он способен на любую пакость.
   -- Для чего же вы держите их при себе? -- удивилась Марфа.
   -- Это еще вопрос, кто тут при ком, -- тяжко вздохнул Виктор. Но тут же
заговорил быстро  и  напористо: -- Послушайте,  Марфа  Ярославна,  положение
действительно очень  непростое. И  если Длиннорукий по-настоящему что-то про
вас пронюхает, то я за вашу жизнь  не дам и ломаной полушки.  Не  подумайте,
что я отказываю вам в гостеприимстве, но вам тут оставаться и впрямь опасно.
Давайте, пока не поздно, я  скажу Теофилу, чтобы  переправил вас в  надежное
место -- хотя бы в замок к Беовульфу...
   Марфа отрицательно покачала головой:
   -- Нет, я должна оставаться здесь. Два столетия назад я бежала из Белой
Пущи от князя Григория  в  Новую  Ютландию, дабы  искать прибежища у  короля
Иова. Но дело даже не в  этом. Я вижу, что  вы попали в серьезную переделку,
что  вы  окружены недостойными людьми, и чувствую, что должна  быть  рядом с
вами.
   -- Спасибо,  княжна, -- с  тихой признательностью ответил Виктор, -- но
ваша жертва совершенно  напрасна. То,  что меня окружают  недостойные  люди,
совершенно закономерно, ибо я и сам творю  недостойные дела. Я чувствую, что
стою на краю пропасти, и не вправе увлекать вас за собой. Так что подумайте,
пока не поздно.
   Марфа провела рукой по неровной коре ракиты:
   --  Ваше Высочество, я  также постараюсь быть с вами  откровенной.  Тот
человек, Иван-царевич, что меня освободил из лягушачьего плена, даже не знал
истинных  причин,  для чего он  это  делает. Он  сказал, что единственно  из
сострадания,  и  я  не  вижу  причин  ему  не  верить. Но  те, кто  снарядил
Ивана-царевича на мои поиски, имели  свои определенные цели -- я даже еще не
знаю,  кто они  такие,  но  поняла,  что  они против  князя  Григория  и его
вурдалаков, а я им нужна, ну не знаю, как боевой стяг.
   -- Вы уверены? -- Виктор пристально глянул на Марфу.
   --  Размышления  наводят  меня  именно  на  это,  --  ответила  княжна.
Собеседники вновь медленно двинулись по аллее. -- Я не знаю, каковы истинные
цели моих неведомых доброжелателей, но пока они не начнут противоречить моим
представлениям о справедливости, я  готова действовать заодно  с  этими пока
еще неведомыми мне силами.  A я чувствую,  что ключ к Белой Пуще -- здесь, в
Новой Ютландии...
   --  Нет-нет, --  решительно  перебил  Виктор, -- об этом я не  желаю  и
слушать. Не забывайте, что я -- ставленник  и  заложник вурдалаков  из Белой
Пущи. Разумеется, я вас не выдам, но и союзником в вашей борьбе не стану.
   --  Да нет,  это ж я так, к слову, --  смутилась Марфа. -- Конечно, мои
дела -- это мои дела, а ваши -- это ваши...
   Тем временем аллея незаметно вывела их на кладбище королевской семьи --
оно  больше напоминало  старинный  и чуть заброшенный парк, где меж  высоких
деревьев здесь и там темнели невысокие надгробия.
   -- Знаете, княжна, в свое время королевич Георг сумел отвоевать у болот
небольшой клочок  земли вблизи  замка, -- повернул  разговор Виктор  в более
спокойное русло,  --  и  вот на  нем-то и  решили разместить  сад  и родовое
кладбище. Вон под той липой Георг и похоронен, -- указал Виктор на небольшой
камень. --  Конечно, основатель королевства должен  был  бы  лежать  в более
знатной усыпальнице, но он сам захотел, чтобы его похоронили по-простому. Ну
и его потомки взяли это в обычай, оттого-то и погост у нас такой скромный.
   --  A  мне здесь  нравится, --  задумчиво  оглядела  Марфа  королевский
погост. -- Ваше  Высочество,  у  меня  к  вам будет  одна  не совсем обычная
просьба...
   -- Постараюсь исполнить, насколько это в моих силах.
   --  Если  оправдаются  ваши опасения и меня... и  если со  мною  что-то
случится, то прошу  вас похоронить  меня здесь,  пускай даже в самом дальнем
уголке, возле болота.
   Виктор резко отвернулся, и Марфе показалось, что на его ресницах что-то
мелькнуло. Но он  тут же взял себя в  руки и заговорил подчеркнуто суховатым
тоном:
   -- Боюсь, Марфа Ярославна, что не смогу удовлетворить вашу просьбу, так
как на этом  кладбище погребают  лишь особ высшего происхождения. Во  всяком
случае, хоронить  вас здесь под именем графини Загорской я  не имею права. A
если похоронить под вашим настоящим  именем,  то  я боюсь, что  покою вам не
дадут  и  в могиле. Дело в  том, что барон Альберт, преемник князя Григория,
как я слышал, уже нашел кости невинно убиенной княжны Марфы и готовится их с
почестями похоронить.
   -- Что вы говорите! -- изумилась княжна.
   --  Увы, это  так, -- подтвердил Виктор, -- и потому я не  советовал бы
вам  покидать сей бренный  мир в  ближайшее  время.  Впрочем, есть еще  один
способ  обеспечить  себе  место  на этом  кладбище --  стать Ново-Ютландской
королевой.
   -- Ну, вы уж скажете, -- смутилась Марфа.
   -- Да нет,  ну это ж я так... Ах да, совсем  забыл -- у меня  назначена
встреча с госпожой Глухаревой. Она приехала из Белой Пущи и должна дать  мне
отчет о своих переговорах. Так что нам пора возвращаться.
   -- C вашего позволения, я еще ненадолго останусь тут, -- сказала Марфа.
-- Здесь так покойно, так тихо...
   --  Ну, как хотите, -- согласился  Виктор, --  но я пришлю сюда  своего
слугу, верного человека. Так, на всякий случай.
   -- Да зачем, не надо, -- стала отказываться Марфа.
   --  Нет-нет, и  не спорьте,  --  заявил  Виктор, -- а то  и впрямь чего
случится, а  я не буду знать, как вас  хоронить... -- C этими словами Виктор
резко повернулся и быстрыми шагами удалился по аллее.
   Проводив  Виктора  долгим взором,  Марфа поплотнее  запахнула  на  себе
теплый  платок, выданный ей  Теофилом. Вдруг княжна  услыхала, как в опавшей
листве  что-то  явственно зашуршало, и тут же из-за ближайшего камня неспеша
вышел маленький человечек.
   -- Домовой! -- радостно вскрикнула Марфа.
   -- Кузьма Иваныч, -- степенно представился домовой.
   -- A  у нас в усадьбе тоже был домовой, -- вздохнула  княжна.  Господи,
как же его звали-то? Нафаня, кажется.
   -- A,  так он же мой давний приятель, -- обрадовался Кузька.  --  Когда
вурдалаки пришли, так едва  Нафаня успел ноги унести. И где он теперь -- бог
весть...  --  Домовой горестно  вздохнул. -- Но помню,  очень уж  он о  тебе
сокрушался, говорил, мол,  какая чудная княжна была,  а пропала  безо всякой
вести...
   -- Постой, Кузьма,  -- перебила  Марфа,  -- какая еще княжна?  Ты меня,
видать, с кем-то перепутал. Я не княжна, а графиня.
   -- Да-да, конечно же, -- хитро прищурился Кузька, -- графиня Заморская.
   -- Загорская.
   --  Тем паче.  Да  только  тут уже  кое-кому ведомо, что  ты за графиня
такая.
   -- Виктор?
   -- Кабы Виктор! И князь Длиннорукий  знает, и разбойник Петрович. У них
тут инхвормация во как поставлена, -- щегольнул Кузька словечком,  слышанным
от  боярина Василия. -- Так  что  беречься тебе надобно! Ну, я тебя  упрежу,
коли что. -- Кузька  заговорщически приложил палец  ко рту, и княжна, поняв,
что  он  собирается  сообщить  нечто  очень важное, наклонилась  и протянула
домовому  руку. Тот ловко вскарабкался по рукаву и, устроившись на  Марфином
плече,  зашептал ей  прямо  в ухо:  -- A  особливо опасайся  той  бабы, Анны
Сергеевны, что нонеча приехала. От нее любой гадости только и жди!.. Ну все,
мне пора.
   Действительно,  по  аллее  приближался  человек   --  очевидно,  слуга,
которого обещал прислать Виктор.
   -- Погоди, Кузьма, а как мне тебя найти? -- удержала домового Марфа.
   -- A я сам тебя  разыщу, -- заявил Кузька и, столь же ловко спустившись
вниз по платью, скрылся за ближайшим могильным камнем.


x x x


   В бывшем рабочем кабинете князя Григория шло заседание  Семиупырщины --
так в Белой  Пуще именовался недавно созданный орган высшей  государственной
власти,  хотя официально  он  носил более  длинное и  красивое наименование,
запомнить которое не могли даже его члены.
   Несмотря на название,  собственно упырей в Семиупырщине было всего лишь
двое, барон Альберт  и воевода  Cелифан, но зато они,  выражаясь современным
языком,  контролировали силовые ведомства -- соответственно Тайный и Военный
приказы. Кроме них, в состав Семиупырщины по настоянию Альберта были введены
три представителя аристократии -- князья Чарский и Зарядский, а также боярин
Степан Муха. Все трое происходили из древних родов и,  по мнению охваченного
"перестроечными" идеями барона Альберта,  должны  были символизировать такие
понятия,  которые  мы  назвали  бы  мудреными  словами  "преемственность"  и
"легитимность".  Впрочем,  на  заседаниях  сии представители  родовой  знати
обычно сидели тихо и в обсуждения не вмешивались. И,  наконец, еще два члена
Семиупырщины  представляли собою олигархический капитал --  владелец  многих
ремесленных предприятий Гусь  и купец Березка.  Последний был  привечаем еще
покойным  князем  Григорием, так  как  через него  прокручивались разные  не
совсем  законные  сделки.  Например,  Березка через  "третьи руки" устраивал
поставку  в  Белую Пущу зарубежного  оружия и  боеприпасов.  Разумеется, все
знали о его темных  делишках,  но за  руку поймать не могли.  A может,  и не
особенно хотели.
   Всякий раз,  созывая Семиупырщину,  Альберт  приставлял  к  громоздкому
столу князя Григория несколько  столов поменьше, и  вместе  они образовывали
букву  "Т", во  главе  которой  восседал барон, а вдоль  меньших  столов  --
остальные члены и приглашенные лица.
   На сей раз Альберт казался весьма озабоченным.
   -- Господа,  положение  более  чем  серьезное,  -- говорил  он,  строго
поглядывая на своих коллег. -- Вражеские силы никак не хотят оставить нас  в
покое и  постоянно  испытывают на прочность. Поэтому наш  святой долг -- еще
крепче сплотить ряды и дать должный отпор неприятелю.
   Его  соратники не  особенно  понимали,  к чему барон  клонит, однако на
всякий случай согласно кивали.
   Почувствовав, что необходимый настрой создан, Альберт перешел к делу:
   --  Когда злодеи извели  нашего  дорогого и любимого князя Григория, то
ясно было,  что на  этом  они  не остановятся. И теперь подтверждаются самые
худшие предчувствия.  Нашим врагам  недостаточно того, что мы пошли на самые
решительные   перемены,   открыли  храмы   и   понемногу   вводим   базарное
хозяйствование.  Им нужна власть. A наша задача -- не допустить  этого. И не
потому что власть так уж нужна нам самим, а лишь для того чтобы не позволить
им  ввергнуть Белую Пущу в  пропасть.  Как  стало  известно, уже  объявилась
самозванка, утверждающая, что она -- княжна  Марфа.  И  если даже  мы найдем
способ от  нее  избавиться,  то  и  это не  решит вопроса,  так как появятся
другие... Гробослав!
   -- Слушаю! -- вскочил Гробослав. Он не входил в состав Cемиупырщины, но
был приглашен как ответственный за погребение Марфиных костей.
   -- Ну, решили вы, где хоронить? -- спросил Альберт.
   -- Нет  еще,  --  развел  руками  Гробослав.  -- Я ведь говорил,  что у
каждого предложения свои лучшие и худшие стороны...
   --  Знаю, знаю, -- перебил Альберт, -- но медлить больше нельзя.  Будем
хоронить кости  уже  через  неделю  и  прямо  здесь, в Кремле.  За  эти  дни
необходимо привести в порядок родовую усыпальницу  Шушков,  созвать народ со
всей Белой Пущи, пригласить иноземных гостей, чтобы  весь мир  видел, как мы
чтим своих невинно убиенных!
   --  Слушаюсь,  -- немного испуганно  пробормотал  Гробослав. --  Я  тут
давеча  ходил  к  усыпальнице  и  могу  сказать,  что  не  настолько  уж она
запущенная, как мы думали.
   -- Ну  вот  и прекрасно, -- с удовлетворением кивнул  Альберт.  --  Еще
надобно, чтобы при  погребении было побольше священников, а надгробное слово
сказал будущий правитель Белой Пущи.
   -- Кто-кто? -- не удержался воевода Cелифан. -- Какой еще правитель?
   -- Будущий, -- повторил барон. И пояснил: -- Мы с вами лишь  переходное
звено. Наша  задача  --  вести  государственные  дела  и  в  должном порядке
передать  их новому правителю Белой Пущи,  которого изберет  Народное  Вече.
Поскольку  князь Григорий не оставил  наследника,  то  его преемника  должен
назвать народ. -- Альберт  торжественно поднял перст: -- Глас народа -- глас
божий!
   -- Ну и кого же народ изберет? -- глупо переспросил Гробослав.
   --  Ясно, что  не тебя  и не меня,  -- с досадой ответил  барон. -- Это
должен быть всеми уважаемый  человек из старинного и знатного  рода... Вы со
мной согласны, князь?
   Последние слова Альберт обратил к престарелому князю  Чарскому, который
откровенно  клевал  носом,  слушая  бароновы  краснобайствования. Однако  он
поднялся и, чинно поглаживая бороду, произнес:
   -- Совершенно верно, барон. Старинного и знатного.
   -- И кого же? -- насторожился воевода.
   -- Кого именно, я еще не знаю, -- притворно развел руками барон, --  но
ясно одно: он не должен очень уж выходить из нашей воли.
   (Слово  "нашей" барон произнес так, что ни у  кого из присутствующих не
возникло сомнений в  том, чью же собственно  волю должен  выполнять  будущий
глава государства).
   Тут встал доселе молчавший купец Березка:
   -- Господин барон, сам я происхождения самого простого, и не мне судить
о знатных княжеских родах...
   --  Ближе  к  делу, -- хмуро  перебил  Альберт.  -- Ежели у  вас  какие
соображения, то говорите.
   --  Ну  вот, стало быть, --  продолжал Березка, --  есть  у  меня думка
насчет одного князя -- и родовит он зело, и уважаем всеми...
   -- Кто таков? -- спросил барон.
   -- Князь Борис Константиныч Городковский.
   --  Вот   как,  --  хмыкнул  Альберт.   --  Ну  что   же,  князь  Борис
Константинович -- действительно и уважаемый, и родовитый...  Мы подумаем над
вашим предложением.
   Березка сел на место,  и барон Альберт вновь завел свою любимую речь  о
погребении Марфиных костей:
   -- Захоронение  должно пройти так, чтобы весь мир понял -- мы и в самом
деле чтим своих великомучеников, а не дурака валяем...
   Князь Зарядский наклонился к своему соседу -- боярину Степану Мухе:
   -- Чего это Березка так  за  князь-Бориса ратует? Всем же ведомо, каков
сей князь -- пьяница и гуляка.
   --  Мне доподлинно известно, -- чуть  слышно зашептал  в  ответ  боярин
Степан, -- что князь Городковский задолжал Березке кучу денег. Вот он теперь
и тщится их  вернуть хоть таким способом. Ну  а  заодно и заполучить  своего
человечка во главе княжества.
   -- Неисповедимы твои пути, господи, -- тяжко вздохнул князь Зарядский.
   Барон же Альберт тем  временем торжественно  зачитывал тот самый отчет,
что накануне демонстрировал Гробославу:
   -- "Особое расследование не токмо обнаружило в месте тайного погребения
останки  в количестве трех черепов  и пятидесяти  восьми  иных костей,  но и
неопровержимо  установило,  что  принадлежат  оные  невинно  убиенной княжне
Марфе, дщери князя Ярослава Шушка. Доказательства прилагаются..."


x x x


   В комнату  князя  Длиннорукого  с воплями  вбежал  Петрович. Князь  уже
достал было из потайного места тарелочку с  золотым яблочком, готовясь выйти
на связь с Белой Пущей, но, завидев, в каком виде Соловей, отложил волшебное
устройство в сторону:
   -- Ну, что там опять случилось?
   -- У  меня пропали  ножи! -- одним духом выпалил  Петрович.  И  упавшим
голосом добавил: -- Оба...
   Однако Длиннорукий не оценил трагичности положения:
   -- Ну, подумаешь. Старый ржавый хлам.
   -- Ты ничего не понимаешь! --  топнул ножкой бывший Грозный  Атаман. --
Их украли коты, чтобы потом, ночью, явиться и меня прирезать!
   --  Что?!  -- вытаращился князь. Но,  вспомнив слова летописца  Пирума,
заговорил  мягко  и  заботливо, будто с  больным:  -- Послушай, Петрович, ты
просто перетрудился,  переутомился.  Ляг  поспи,  а я постараюсь  что-нибудь
сделать, чтобы коты оставили тебя в покое.
   -- Ах,  они меня доконали! -- жалобно простонал Петрович. -- И никто не
верит!
   Проводив Соловья в его  комнату, князь  Длиннорукий  наведался в чулан,
где подобрал себе метелку и совок и с этими орудиями вышел на охоту.
   --  Где  же  Петрович  цапался с  котом-то?  -- пробормотал  князь.  --
Кажется,  в первый раз  -- около горницы, где жил боярин Василий. A потом --
возле тронной залы. Или еще где-то? Ну ладно, начнем прямо отсюда.
   И Длиннорукий, недолго думая, с кряхтением  опустился  на колени и стал
выгребать  вековой   мусор   из-под  старого  комода,  неизвестно  для  чего
выставленного у  стены в коридоре. Однако искомого там не оказалось, и князь
прямо на  четвереньках пополз вперед  по коридору, ловко орудуя  метелкой  и
совком. Однако вскоре он наткнулся на какое-то препятствие, а подняв взгляд,
обнаружил, что прямо над ним стоит Виктор.
   -- Извините,  Ваше Высочество, я тут... -- залопотал князь,  но Виктор,
похоже, был настроен весьма благодушно:
   --  Похвально,  князь,  весьма  похвально,  что  вы взялись  за  уборку
многолетнего сора. Наконец-то и от вас хоть какой-то прок.
   Длиннорукий с трудом поднялся:
   -- Ваше Высочество, вы  просвещенный человек, может быть, вы  знаете --
если кот не настоящий, а призрак или бес, то он оставляет за собой помет или
нет?
   -- Вы  что, от Петровича  заразились?  -- сочувственно  покачал головой
Виктор и двинулся своею дорогой. Длиннорукий вновь опустился на  четвереньки
и продолжил настойчивые поиски кошачьего дерьма.


x x x


   Солнце  понемногу  клонилось к закату,  а  Грендель  еще  вел  Дубова и
Покровского по Ново-Ютландским болотам. Похоже, что  проводник все же что-то
перепутал,  и  хотя по  всем приметам уже должен был  показаться  бестолково
построенный, но внушительный  замок Беовульфа, однако почему-то путники то и
дело попадали куда-то не туда.
   -- А, теперь  понял! -- со всех сил хлопнул себя по лбу Грендель, когда
они вышли к очередному "не туда". -- Нам надо  было забирать вправо, а я вас
завел влево. Мы сейчас  находимся  где-то неподалеку  от королевского замка.
Значит, сейчас повернем к тому пригорку, а дальше уже не заблудимся.
   Но  тут до них  долетели какие-то голоса.  Доносились они как раз из-за
того пригорка, к которому собирался повернуть Грендель.
   -- Уж не по наши ли души? -- забеспокоился боярин Василий.
   -- Да нет, тут что-то  другое,  -- прислушался Иван. -- Мне показалось,
что   кто-то  там   говорит  пятистопным  ямбом,   а  другой  отвечает   ему
ненормативным верлибром.
   -- А, знаю! -- сообразил Грендель. -- Это ж поэты канавы копают. Ну, те
самые, которых раньше Александр у себя привечал.
   -- Поэты  --  и  канавы? -- изумился Покровский. --  Да  как