ыло  поздно:  вокруг  полураскопанной
могилы стояли несколько весьма странных субъектов,  и каждый держал  в левой
руке свечку.
   -- Мертвяки! -- в ужасе вскрикнул  второй гробокопатель и  заметался по
полуразрытой яме. Первый что-то бормотал и мелко крестился.
   --  А ну-ка,  вылезайте!  -- выкрикнул маленький человечек, стоявший на
самом краю могилы. То был домовой Кузька, а его спутниками были уже знакомые
нам водяной, леший и две кикиморы.
   Осквернители мелко  дрожали и явно не  желали  вылезать наружу. Вернее,
они бы и не смогли этого сделать, охваченные ужасом.
   -- Закопаем их здесь, и дело с концами, -- предложил леший и, зачерпнув
прямо в  ладони  горсть земли,  швырнул в  могилу. Этого хватило, чтобы  оба
гробокопателя,  побросав  свои  заступы,  выскочили  наверх,  где  их тут же
приняла в свои цепкие объятия доблестная нечисть.
   -- Стало быть,  могилками  промышляем? --  придушенно-сладким  голоском
вопросил водяной. -- Покойничков, стало быть, раздеваем?
   -- Некрофилы-археологи, -- щегольнул домовой Кузька мудреным словечком,
слышанным от "покойного боярина Василия".
   --  Чего?  -- наконец-то обрел  дар речи один из гробокопателей. --  Мы
просто проверить хотели, на месте ли покойник... -- Он осекся, почувствовав,
как сообщник изловчившись лягнул его ногой. Но было уже поздно.
   -- Проверить,  значит? --  голосом,  ничего хорошего  не  предвещавшим,
проговорил леший. -- И чего же вы хотели проверить?  Покойнички  по ночам не
гуляют. В  отличие от некоторых  живых...  Нет, все-таки напрасно мы выгнали
вас из могилы, надо было вас там закопать.
   -- А еще не поздно, -- хихикнула одна из кикимор.
   --  Не губите,  родимые! -- чуть  не  хором  заголосили злоумышленники,
бросившись на колени.  --  Не по своей воле мы  тут, но по  приказанию князя
Григория...
   -- Это какого-такого  князя Григория? -- проскрипел леший.  -- Это того
вурдалака  поганого,  что  леса  повырубил,  всю  честную нечисть  с  веками
насиженного места согнал, а своим упырям волю дал?
   -- Давайте решать,  что  с ними делать,  --  прервал  излияния корчмаря
практичный Кузька.
   -- Они всего  лишь  люди  служивые, -- вздохнул водяной. -- Что с таких
возьмешь?
   -- Но проучить не мешало бы, -- предложил  леший. --  В назидание князю
Григорию.
   -- Защекочем!  -- радостно взвизгнули  кикиморы и придвинулись  ближе к
гробокопателям.
   -- Да, пожалуй, это будет им самым подходящим наказанием, -- согласился
Кузька. Так  как остальные не возражали,  то  кикиморы  набросились на своих
жертв.  Над   смиренным   кладбищем  раздались   дикие  вопли,  перемежаемые
истерическим хохотом.
   В  конце  концов  злоумышленники  все-таки  вырвались  и с  неимоверной
скоростью побежали прочь со злополучного кладбища. Никто их не преследовал.
   -- Надо бы могилку-то закопать, -- пробурчал  леший. -- А то  непорядок
все-таки.  --  Он нагнулся и  вытащил из  ямы обе  лопаты.  -- Ух ты, что за
хреновина! -- вырвалось у корчмаря, когда  он  копнул рыхлую влажную землю и
прямо под лопатой в тусклом свечном освещении что-то блеснуло.
   --  О,  да  это  же  золотое  яблочко!  --  воскликнул Кузька,  бережно
отряхивая  круглый блестящий  предмет.  --  Мне  Чумичка сказывал,  что  это
колдовская вещь  --  по ней  можно видеть, что происходит  на  каком  угодно
отдалении.
   -- А как она работает? -- залюбопытничали кикиморы.
   -- Точно не знаю, -- признался  Кузька.  -- Надо будет показать боярину
Василию, он мужик умный, разберется что к чему.
   -- Ясно  одно, --  подытожил леший. -- Теперь мы знаем,  каким  образом
все, что происходит здесь, тут же становится ведомо в Белой Пуще.


x x x


   Ковер-самолет неспеша  летел  над  ночными полями  Белой  Пущи,  а  его
пассажиры вели столь же неспешную беседу.
   -- Когда  я услышал, что  боярин Василий убит  в корчме, то  решил, что
поход  по черную душу князя Григория отменяется, и потому не стал ждать  вас
на  конюшне, --  рассказывал  Чумичка.  --  Разве  ж я  мог  знать, что  это
неправда?
   --  Меня действительно  пытались убить, -- отвечал Дубов. -- И тогда  я
воспользовался случаем  и  предпринял все  необходимое,  чтобы меня и впрямь
числили среди мертвых.
   -- Ну  вот,  а  я уже собирался было уходить, -- продолжал колдун. -- У
них имеется особливый амбар, да ты, Василий, его знаешь, там хранится всякая
колдовская  утварь. Едва я прибыл в Белую Пущу под видом князя Длиннорукого,
то в  первую же  ночь  туда наведался и  прихватил  парочку шапок-невидимок.
Такая  шапка  мне пригодилась, когда  в  Пуще неожиданно  появился настоящий
Длиннорукий,  а  меня  заточили  в темницу. Сегодня  же я мог  бы  уйти и из
кремля, но решил еще задержаться.
   -- И очень кстати, -- подхватил Василий, -- иначе бы нам нипочем оттуда
не выбраться.
   -- Холодновато здесь, однако же,  -- поежился Беовульф.  -- Я-то всегда
думал, что в небе чем выше, тем теплее -- поближе к солнышку.
   -- Так ведь сейчас нет солнышка, -- дельно возразил Чумичка. -- Видишь,
месяц один да звездочки?
   -- Жаль, одежки потеплее с собой не прихватили, -- проворчал доблестный
рыцарь, и тут его  взор упал на Гренделя, который в волчьем облике продолжал
бесчувственно  лежать  на ковре. -- A вот им покамест и укутаюсь, зачем  зря
добру  пропадать.  Эй,  Грендель!  --  принялся  Беовульф  тормошить  своего
заклятого приятеля, однако тот не подавал никаких признаков жизни. -- Да что
ты там, помер, что ли?
   -- A и  вправду,  --  забеспокоился  и  Дубов,  -- что-то уж долго он в
сознание не приходит.
   -- Отравился,  -- мрачно пробурчал Беовульф. --  Князем Григорием. -- И
сам же громогласно захохотал.
   Чумичка наклонился к Гренделю:
   --  Дышит. Сейчас приведем его в  чувство.  --  C этими  словами колдун
извлек из-за пазухи небольшую скляночку  ("Прямо  как  старина  Серапионыч",
подумал Василий)  и  побрызгал из  нее  на волка.  И  тот  на  глазах  своих
спутников превратился обратно в Гренделя.
   -- Где  это  я? -- пробормотал он, приоткрыв глаза.  -- A, понимаю, нас
зарубили,  и  мы  на   том  свете.   --  И,  немного  помолчав,   вполголоса
продекламировал:

   -- Улетели мы в райские кущи
   На коврах на крылатых своих...

   -- Должен  вас  огорчить, дорогой друг, --  усмехнулся  Дубов, -- но до
райских кущ нам  еще ох как далеко.  -- И,  как бы  передразнивая  Гренделя,
нараспев прочитал:

   -- A помирать нам рановато,
   Есть у нас еще дома дела!

   -- O, боярин Василий, да вы тоже поэт! --  восхитился Грендель. -- Ну а
что до райских кущ, то мне их вовеки не увидать. Ведь я же оборотень...
   -- Отныне ты уже не оборотень! -- торжественно провозгласил Чумичка. --
Ты исполнил свое предназначение, и с тебя снято заклятие.
   Грендель ничего  не ответил и в изнеможении закрыл глаза. Зато Беовульф
страшно воодушевился:
   --   Господа,  такое   событие  всенепременнейше  нужно  отпраздновать!
Полетели ко мне в замок, я выставлю свое лучшее вино, вековой выдержки.  Еще
мой дедушка говаривал, указывая на этот бочонок: "Внучек, а  его ты откроешь
в самый знаменательный день своей жизни". И вот  этот день наступил! Вернее,
ночь, но это уже не суть важно...
   -- Нет-нет,  -- возразил Дубов, -- вы как  хотите, а  я должен лететь в
замок к Его  Величеству Александру. Вернее, к Наде. A утром, еще затемно  --
домой.
   -- Вы  уж  не  в первый раз называете  ее имя, -- хмыкнул  Беовульф. --
Глянуть бы хоть одним глазком, что это за Надя такая.
   -- Да хоть обоими, -- рассмеялся Василий. C этими  словами он достал из
внутреннего кармана своего боярского кафтана цветную фотокарточку,  где Надя
в венке из ромашек и васильков бежала по зеленому лугу.
   Беовульф повернул карточку так, чтобы на нее падал лунный свет:
   --  Красивая  девушка. И как  нарисована! Боярин Василий, когда увидите
художника, то скажите, что я ему хорошо заплачу за свое изображение. C мечом
и в золотой цепи.
   -- Позвольте мне.  -- Чумичка принял от Беовульфа карточку и провел над
нею ладонью. Даже при тусклом свете  ущербной луны стало заметно, что краски
поблекли, а  лицо Нади  как  бы погрустнело. -- Слушай, Василий,  -- понизил
голос Чумичка, -- не хочу тебя пугать, но Надежда действительно в опасности.
   -- Что?! -- вскричал Дубов.
   --  Ей грозит страшная смерть,  -- продолжал Чумичка. -- И  не когда-то
вообще, а прямо сейчас. И если мы не вмешаемся, то будет поздно.
   --  Ну  так  полетели быстрее!  --  взревел Беовульф.  --  Эй,  дружище
Грендель, просыпайся, нас опять ждут великие дела!
   Чумичка  тем  временем  бормотал  какие-то   новые  заклинания,  отчего
ковер-самолет  резко  ускорил  ход.  И  вскоре  на  смену  бескрайним  полям
Белопущенского княжества путникам предстали столь же бескрайние болота Новой
Ютландии,  перемежающиеся  перелесками  и  озерцами. То  тут, то там в  едва
занимающейся заре темнели  рыцарские замки, хотя большинство из них на самом
деле представляли собой  обычный дом с одной-двумя башенками -- как бы замок
Беовульфа в миниатюре.
   --  Что  поделаешь, -- пояснил  по  этому  поводу Беовульф,  -- так  уж
повелось у нас в Мухоморье: доблестных рыцарей что собак нерезаных, а замков
на всех не хватает. Да и мне  посчастливилось только потому, что  мой предок
был  приближенным королевича Георга. Но вы не подумайте, наши рыцари хоть  и
небогатые, но самые всамделишние!
   -- Я в этом  не  сомневаюсь, -- невпопад ответил Василий. Он не слишком
внимательно  слушал разглагольствования Беовульфа --  его мысли  были заняты
совсем другим.
   И вскоре  ковер по команде Чумички стал снижаться -- впереди показались
смутные очертания королевского замка.


x x x


   В  кабинете покойного князя Григория шло чрезвычайное ночное совещание.
За  столом  восседал  глава  тайного  приказа  барон Альберт,  рядом  с  ним
примостился   старший  воевода  Селифан,  остальные   приближенные  Григория
разместились  кто  где на принесенных с собой  стульях.  Здесь же,  стараясь
особо  не  привлекать  к  себе  внимания,  находились  и  Каширский с  Анной
Сергеевной. Вид у всех присутствующих был более чем встревоженный, один лишь
Альберт, насколько удавалось, старался держаться бодро и уверенно.
   --  Господа,  я пригласил вас, дабы  сообщить прискорбную весть:  князь
Григорий  скоропостижно  скончался, -- негромко,  но прочувствованно  сказал
барон. -- А вернее, был злодейски убит.
   -- Кем? -- истерично выкрикнул кто-то из дальнего угла.
   На лице барона отразилось искреннее горе и возмущение:
   --  Князеубийцы  --  это так называемые  доблестные рыцари  Грендель  и
Беовульф, а  также  некто  боярин Василий,  --  барон сделал  паузу, как  бы
потрясенный  наглостью   злодеев.  --  Первые  двое  негодяев  --  подданные
Ново-Ютландского короля  Александра, а Василий хоть и прибыл из Царь-Города,
но, насколько нам ведомо, сей поганец пользуется королевским расположением.
   --  Надеюсь, они  схвачены живыми? --  плотоядно  оскалившись,  спросил
пожилой упырь, постельничий князя Григория.
   -- Увы, -- горестно вздохнул барон Альберт, -- им всем  удалось бежать,
так  же как  и их проклятому  сообщнику, колдуну Чумичке. Я тоже  дрался, не
щадя  живота своего, -- барон выдержал эффектную  паузу, чтобы все запомнили
его  героизм, --  но что  я мог сделать один против троих злодеев? И в  этом
явная недоработка, досадная оплошность нашей стражи и тайных служб.
   --  Мы   должны  объявить  войну  Мухоморью!  --  загалдели  упыри.  --
Злодейство должно быть смыто кровью!
   -- Полностью согласен, -- твердо сказал барон, когда шум смолк, -- но в
настоящее  время перед нами стоят  более насущные задачи. Что  же  до  этого
мерзкого Мухоморья и его жалкого короля  Александра, то здесь своих целей мы
добьемся иными  средствами.  Нынче же утром  туда  отправится  известный вам
князь Длиннорукий, а  следом  за  ним... Ну,  впрочем, это  уже  мелочи.  Но
главное,  могу  вас только заверить, господа,  что и Александр, и его рыцари
еще горько пожалеют о своих деяниях. -- Барон вновь сделал многозначительную
паузу, изобразив на своем челе великие заботы о судьбах государства. -- Меня
же сейчас гораздо более тревожит  то,  как будет продолжаться жизнь у нас, в
княжестве Белая Пуща.
   --  А  что,  --  удивился  воевода  Селифан,   никогда   не  блиставший
дальновидностью, -- у нас-то все тихо да спокойно. А ежели  чего, так войско
на что? И ваш тайный приказ?
   Барон, похоже, ждал подобного заявления.
   -- Боюсь, господа, что вы  недооцениваете всей сложности  положения, --
грустно  покачал  головой  Альберт.  --  Тишь  да  покой в  нашем  княжестве
держались  лишь благодаря железной воле князя Григория. -- Оглядев притихших
соратников, барон спросил: -- А что дальше будет? Вы же знаете наших людишек
--  им  только волю  дай...  Да  и  упыри-вурдалаки  на  местах  того  гляди
распоясаются. Кто может быть уверен, что нас с вами они станут слушаться так
же, как князя Григория?
   Собрание примолкло --  умом каждый понимал правоту  слов барона, хотя и
согласиться с ними  было нелегко. Тем более что если не все, то  многие были
бы  не прочь занять место покойного князя, но получалось, что барон уже всех
обскакал.
   --  Для того чтобы удержать власть, мы должны  быть  заедино,  -- будто
прочитав их мысли, примирительно продолжал Альберт. -- Все  наши разномыслия
не должны выходить за стены кремля. Вы согласны?
   --  Согласны! Заодно  держаться  надо! -- раздались  несколько голосов.
Возможно, не очень искренних,  но барону пока  и  этого было довольно. И  за
выкриками  никто  не  услышал,  как  Анна  Сергеевна  тихо, но  презрительно
процедила:
   -- Бараны...
   --  Для  того  чтобы сохранить главное,  иногда приходится  поступиться
малым, -- уже вполне уверенно продолжал  Альберт.  -- Мне кажется,  покойный
князь  Григорий  очень уж пережимал  в  некоторых вопросах, где следовало бы
действовать  более гибко. Знаю,  что  многие  со  мною  не согласятся, но  я
считаю,  что со временем нужно  будет  вновь разрешить службы в православных
храмах...
   Последние слова барона потонули в возмущенных выкриках:
   -- Как же  это!.. Сколько  мы с этой заразой боролись!..  Может, еще  и
кресты на куполах поставить?!.. Не бывать тому!..
   Выждав, пока эмоции улеглись, Альберт терпеливо заговорил вновь:
   -- А мне, вы думаете, легко такое предлагать? Я такой  же упырь как все
вы, вид  крестов и  запах ладана мне  так же ненавистны. Но даже Григорий за
двести лет не смог искоренить их дурацкую веру. Мне уж сколько раз доносили,
что многие наши подданные тайно собираются и отправляют православные обряды,
во  время  которых предают анафеме  князя Григория.  Ну  а если  мы разрешим
богослужения, разумеется, в строго очерченных  пределах... -- Поняв, что его
аргументы не очень-то  убеждают господ упырей  и вурдалаков, барон обратился
за помощью к Каширскому: -- Давайте послушаем, что об этом говорит наука.
   Каширский встал, откашлялся и с важностью заговорил:
   --  Христианство как религиозная идея весьма способствует сохранению  в
обществе    душевного    здоровья     и     препятствует     распространению
антиправительственных взглядов. Если  бы вы  мне доверили процесс подготовки
священнослужителей, то я дал бы им соответствующие установки, каковые они бы
и доносили  до своей паствы -- установки на лояльность существующему порядку
и восприятию его как некоей богоданности...
   --  Ну  хорошо, --  перебил  Альберт, почувствовав, что Каширский может
разглагольствовать до  утра, -- все  это  мы обговорим  позже.  А пока  что,
господин  Каширский,  вам  через  несколько  дней  предстоит  отправиться  в
Мухоморье. И вам, дорогая Анна Сергеевна, тоже.
   --  Прекрасно,  --   плотоядно  прошипела  Глухарева.  --  Уж  тогда  я
рассчитаюсь за все с этими негодяями Беовульфом и Гренделем.
   --  Именно для того мы вас  туда и  посылаем,  -- удовлетворенно кивнул
Альберт. -- И хотелось бы надеяться, что теперь вы доведете дело до конца, а
не так, как это было с боярином Василием.
   --  Уж не беспокойтесь, доведу непременно, --  презрительно выдавила из
себя Анна Сергеевна.
   --  И  еще  один  вопрос, весьма  болезненный, -- уже вполне уверенно и
деловито продолжал Альберт,  -- но решать его все равно придется, раньше или
позже. Поскольку князь Григорий  скончался, не оставив наследника,  то опять
может подняться вопрос о законной власти.
   -- Выберем достойнейшего, --  выкрикнул кто-то из упырей. -- Али  мы не
вправе?!
   --  Вправе-то  может и  вправе,  --  с  сомнением  почесал  плешь барон
Альберт, -- да не все так просто. Григорий стал главой Белой Пущи как супруг
покойной княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, да  и то его  поначалу соседи  не
больно-то жаловали.  А  мы кто? Просто  упыри  и вурдалаки. Зато  моя тайная
служба  многократно доносила,  что в  народе до  сих пор  бытуют  зловредные
слухи, якобы княжна Марфа, ближайшая сродственница последних Шушков, была не
убиенна, а заколдована, и с тех пор живет на болотах Новой Ютландии в облике
лягушки, и что вот-вот расколдуется и прогонит Григория и его вурдалаков. То
есть нас с вами.
   -- Брехня! Пустые слухи! -- загомонило почтенное собрание.
   -- Совершенно согласен, -- устало кивнул Альберт, -- но на всякий роток
не накинешь платок. И дабы положить конец сией крамоле, нужно будет отыскать
кости Марфы и погрести их со всеми княжескими почестями.
   -- Да где ж мы их возьмем, кости-то? -- удивился воевода.
   -- Было бы  желание, а кости найдутся, --  ухмыльнулся  Альберт. --  Ну
ладно, друзья мои, все эти  вопросы мы обговорим завтра, на свежую голову. А
теперь -- спать, спать...
   Многие расходились недовольные и даже бурча что-то себе под нос, но, по
крайней мере пока, открыто спорить с бароном не отваживались. А тому и этого
было довольно. Тоже -- пока. И когда княжеский кабинет почти опустел и в нем
остались только Альберт и Селифан, то воевода, придвинувшись поближе к главе
тайного приказа, тихо сказал:
   -- Я все  понимаю,  Альберт.  Что-то делать нужно.  Одного не пойму  --
почему  ты   самых   толковых  людей  решил  отправить  в  Мухоморье   --  и
Длиннорукого, и Анну Сергеевну, и Каширского...
   -- И еще лиходея Соловья, -- подхватил Альберт, -- и еще тех наемников,
что в походе на  Царь-Город так  осрамились, а теперь зазря наш хлеб едят. У
меня  на  них особые  виды.  Если  они провернут  то,  что мы  с  покойником
задумали, то вся  польза нам. А ежели нет -- так мы и не при чем, ведь среди
них ни  одного Белопущенского подданного.  -- Это  была правда, но не вся. И
барон не собирался говорить  туповатому воеводе, что отсылает самых хитрых и
ушлых  подручных покойного князя еще и для  того  чтобы они  не плели козней
против самого Альберта.  -- Ну ладно, воевода, пора на боковую.  А завтра --
снова в бой.


x x x


   -- Ну что же, фройляйн, -- барон Херклафф глянул в окно, где уже начала
рассеиваться  ночная  мгла, -- я так  думаю, что нашу  приятную беседу  пора
заканчивать.
   -- Увы, -- печально вздохнула Надя.
   -- К тому  же, -- Херклафф искоса глянул на свою собеседницу, -- пленка
на кассете давно закрутилась... то есть открутилась.
   -- Какая пленка? -- деланно удивилась Чаликова. -- Что за кассета?
   --  На  вашем диктофоне,  дорогая фройляйн  Надя.  --  Херклафф  сделал
небрежный  жест левой  рукой.  -- Все,  теперь  информация  стерта.  Так что
приступимте. -- Людоед поправил салфетку и взял вилку.
   -- Погодите, Эдуард Фридрихович, у меня последний вопрос, -- остановила
его Чаликова. -- Не для протокола, а единственно любопытства ради.
   -- Ну? -- Херклафф с явным неудовольствием отложил вилку.
   -- Скажите, как вам удалось съесть донну  Клару и оставить ее в комнате
с закрытыми окнами и запертой изнутри дверью?
   Барон плотоядно рассмеялся:
   -- O, это есть очень хороший вопрос! Но он просит долгого объяснения, а
времени больше нет. Все, хватит пустые разговоры, п