ничего
не жалко, я ей даже свой лучший золотой перстень подарил, вот как!
   Василий  открыл  рот, явно собираясь  что-то  сказать,  но передумал  и
вместо этого отпил из кубка немного вина.
   -- Ну, я  побежал, -- засуетился хозяин.  --  А вы  тут располагайтесь,
чувствуйте, как дома.
   --  Извините,  я хотел бы немного  отдохнуть,  --  сказал  Василий.  --
Знаете, после столь бурной ночи...
   -- Конечно, конечно! -- понимающе  загромыхал Беовульф. -- Слуги укажут
вам горницу, и отдыхайте хоть до скончания века!


x x x


   Королевский  летописец  Пирум,  принявший Чаликову  в  древлехранилище,
расположенном в одной из башен замка, по своей наружности оказался совсем не
похожим на тех не очень многочисленных историков, коих Наде довелось увидать
воочию,  а именно  старца  Пимена  из  оперы "Борис  Годунов" и кислоярского
кандидата исторических наук госпожу Хелен фон Ачкасофф.
   Чаликову,  а  точнее  пажа Перси,  встретил  невысокого  роста  плотный
мужичок  в  валенках  и  залатанной  серой  фуфайке,  на фоне  которой  ярко
выделялся  пестрый  шейный платок.  Летописец  широким  жестом  окинул  свое
хозяйство  --  обширное круглое помещение,  заставленное  старыми комодами и
высокими, почти до потолка стеллажами -- и произнес чуть скрипучим голосом:
   --  Ну  вот, наконец  хоть  кто-то  залюбопытствовал. A  то ведь  так и
пропадут невостребованными сии драгоценные немые  свидетели былых веков. Его
Величество  уже известил меня, дабы  я  всячески способствовал утолить  твою
любознательность, о мой дражайший юный друг!
   Говоря  это,  Пирум снял с одного  из  стульев, также  весьма  древнего
происхождения,  ворох пожелтевших бумаг, кинул их на  пол  и пригласил гостя
присесть.
   -- Благодарю вас, господин  летописец. --  Надя поудобнее устроилась на
стуле. -- Для начала мне хотелось бы узнать,  как возникло Мухомо... то есть
Новая Ютландия.
   -- Нет ничего проще, мой юный друг, -- с готовностью откликнулся Пирум.
--  Беспристрастные  скрижали  сберегли  немало  свидетельств,  подлинных  и
мнимых, тех незапамятных лет, и  единственная трудность в  том, как отделить
зерна истины от плевел вымысла, поелику не все очевидцы одинаково относились
к тем давним событиям.
   -- Ну так может быть вы расскажете о  них так, как лично вы их  видите?
-- предложила Надя.
   -- Увы, скромное  положение королевского древлехранителя и летописца не
дает  мне  права  истолковывать  то,  что  было,  на  собственный  лад,   --
высокопарно ответствовал Пирум.  --  Мой  долг  --  быть  беспристрастным  и
непредвзятым   повествователем,   дабы  не  уподобиться  некоему   господину
Стобхарду, коий злонамеренно извратил сии  давние и кровопролитные деяния на
потребу невзыскательным зрителям своих бездарных представлений!
   Летописец  подошел к стеллажам и, ловко взбежав по приставной лестнице,
безошибочно снял с полки старинную книгу.
   -- Так слушай же, мой юный друг, -- начал Пирум, спустившись с лестницы
и поудобнее  устроившись  за  столом, -- сию  повесть о печальных  и  вместе
поучительных событиях, имевших быть более трех столетий тому назад на другом
конце мира, вдали от сих мрачных и бесплодных болот!
   -- В просто Ютландии? -- догадалась Надя.
   -- Именно  там.  Жил  в Ютландии королевич,  именем Георг, хотя  разные
летописцы  называют его  иными именами, более  привычными их наречиям. И вот
обуяла сего королевича лютая гордыня,  насланная бесами  и  злыми духами,  и
ввергла  его в  отчаяние  и  бурную безосновную  подозрительность:  довел он
возлюбленную свою  девушку  до умопомрачения,  а ближнего  царедворца,  мужа
мудрого  и доблестного, зарубил булатным  мечом, приняв за диавола в крысьем
обличье.  Короля же, дядюшку  своего, подозревал  он  в  отравлении  бывшего
короля, Георгова батюшки,  и также тщился умертвить.  И завершились  все эти
безобразия  тем,  что  переполнилась  чаша  терпения,  и Георга  изгнали  из
Ютландского   королевства.  Тогда   он  пустился   странствовать  вместе   с
приближенными  своими,  некими...  --  Пирум  заглянул в книгу и  по  слогам
прочитал: -- Некими вельможами,  имя коим Гильденкранц и Розенштерн. И когда
после  долгих  трудных скитаний оказались  они  в наших  краях, то королевич
Георг  приобрел   за   вполне  умеренную   плату   обширную  часть  болот  у
белопущенского  князя  Феодора  Шушка и,  взяв  в  жены  дщерь его Василису,
обосновал на  сих болотах  королевство, кое нарек Новою Ютландией. И надобно
тебе сказать, что здесь отпустили его  бесы и злые духи, и правил он долго и
справедливо, а хозяйствовал весьма рачительно и даже пытался осушать болото,
но  не успел, а  в  потомках, увы,  не нашел  достойных продолжателей  своих
славных дел. Да вот можешь сам взглянуть.
   Пирум подвел  Надю  к запыленному окну, сиротливо тускневшему  меж двух
высоченных полок, ломящихся под весом старинных пергаментов, и указал вдаль,
где под косыми лучами предзакатного солнца блестели какие-то длинные нити.
   --  Это и есть  болотоосушительные канавки,  --  пояснил Пирум. --  Они
тянутся далеко,  на много верст. A между ними  такие стрелки суши, у  нас их
прозвали грядками. Но поелику  труды короля  Георга остались незавершенными,
то  все так  и стоит уже  три века.  Одна  польза, что на этих грядках много
грибов водится, и отнюдь не токмо мухоморов.
   "Значит, Александр  -- еще и  прямой потомок князей Шушков, -- отметила
Надя. -- Будем это иметь в виду на крайний случай,  если ничего не получится
с Марфой".
   -- A кстати, господин Пирум, -- продолжала Надя, когда они вернулись за
стол, -- меня вот еще интересует насчет княжны Марфы...
   -- Ничего не знаю, -- неожиданно помрачнев, буркнул летописец.
   -- Да? A Его  Величество сказывал, что вы как раз много  чего могли  бы
поведать,  --  как  ни  в  чем не бывало  проговорила  Надя.  --  И  еще  он
настоятельно просил  передать, чтобы вы были со мной предельно откровенны, о
чем бы я не спросил. Если это, конечно, не касается государственных тайн.
   -- Зачем  тебе  об  этом  знать?  --  в  беспристрастном  голосе Пирума
прорвались  страдальческие нотки. --  Ничего хорошего  от  этого  не  будет,
поверь мне!
   -- Да нет, сам я  ничего предпринимать  не собираюсь, -- успокоила Надя
летописца. Это была если и  не правда, то не совсем ложь. -- Но, может быть,
удастся придумать  способ, как ее  спасти?.. -- Надежда с надеждой поглядела
на Пирума.
   -- Ну ладно, -- решился древлехранитель. -- Но только поклянись, что не
воспользуешься тем, что я тебе поведаю, во вред кому бы то ни было, и прежде
всего -- самой Марфе.
   -- Клянусь! -- Чаликова торжественно стукнула себя в грудь.
   --  И  что   же  влечет  твою  любознательность,  мой  юный   друг?  --
успокоившись, перешел Пирум в свой обычный велеречивый тон.
   -- Ну, о том, что злой колдун превратил княжну Марфу в  лягушку,  я уже
наслышан, --  подумав, ответила  Надя.  -- И что вернуться в свой  облик она
может, только если ее  поцелует некий Иван-царевич. Вот,  собственно, и все.
-- В  ожидании захватывающей романтической  истории  Чаликова уставилась  на
своего ученого собеседника.
   --  A ведомо  ли  тебе,  о любознательный юноша, что немало  находилось
желавших расколдовать  княжну?  -- после недолгого молчания заговорил Пирум.
--  Особо  много  таковых было  в  годы  моей молодости. Вместо  того  чтобы
предаваться полезным занятиям, сии празднолюбцы ходили по болотам и лобызали
всех лягушек  подряд, пока им это не  наскучивало  и они  не  возвращались к
более насущным делам.
   -- И одним из этих празднолюбцев были вы? -- смекнула Надя.
   --  Ты зело  догадлив, мой  юный следопыт, -- ответил Пирум, и Чаликова
даже не поняла -- всерьез или с долей иронии.
   --  Но  все-таки скажите  --  правда  вся  эта  история про Марфу,  или
выдумки? -- с трудом скрывая волнение, спросила  Чаликова. -- Хотя, конечно,
кто это теперь может знать, когда столько веков минуло...
   -- Чистая  правда,  --  уверил  Пирум. --  И я, может  быть  -- один из
немногих, кто сие знает достоверно.
   -- Каким образом? -- удивилась Надя.
   Летописец тяжко вздохнул:
   --  Это  случилось  почти  полстолетия тому назад.  Таким же днем,  как
нынче, я бродил  по окрестным болотам и ловил лягушек. Много их  было  -- аж
уста распухли  каждую целовать. И вот  уже  на самом закате я решил оставить
это и вернуться домой, как вижу  -- сидит на кочке лягушка, самая обычная по
виду, и смотрит  прямо на  меня.  A глаза печальные-печальные. Ну,  я  ее  и
поцеловал. -- Пирум горестно замолк.
   -- Ну, ну и что же дальше было? -- не удержалась Надя.
   -- Ну,  тут  раздался  гром среди ясных  небес, и передо  мною возникла
девушка.  Что  ж  ты,  говорит,  Иван-царевич,  наделал  --  не  из любви  и
сострадания, а из пустой забавы поцеловал меня.  Теперь мне вновь томиться в
лягушечьей шкуре...
   --  Так что  же,  превращение  не  удалось  только  потому,  что вы  не
Иван-царевич? -- переспросила Надя.
   --  Да нет,  --  горестно махнул  рукой  Пирум,  -- то, что избавителем
непременно  должен  быть  Иван-царевич --  это  все  досужие  домыслы.  Хотя
вообще-то меня Иваном зовут. A  если  полностью, то Иоанн Пирум-Торвальдсен.
Мой дальний пращур прибыл сюда, сопровождая королевича Георга.
   -- Ну и что же княжна Марфа? -- гнула Надя свое.
   -- Вообще я не раз слышал, что  если чародей кого-то заколдовал, то  он
должен оставить хоть  малую возможность  расколдоваться. И этому правилу все
колдуны обязаны  следовать,  даже самые черные. A тот чародей заморский, что
княжну  заколдовал, он такое придумал, чтобы и  условие  соблюсти, и  всякой
надежды на избавление лишить.
   -- Ну и что же он такое придумал? -- нетерпеливо воскликнула Чаликова.
   -- Тот, кто расколдует Марфу, должен быть ведомым  одними бескорыстными
чувствами,  но  никак не гордыней, стяжательством или праздным любопытством.
Так  мне сама княжна сказала, прежде чем обратно лягушкой обернуться. Теперь
ей  до скончания века  по  кочкам прыгать и  квакать  -- кто же  станет безо
всякой корысти по болотам бродить да лягушек целовать!
   --  Кажется, я знаю способ, как ее расколдовать, -- подумав, промолвила
Надя. -- Но его надобно еще обдумать...
   "Все, как и  говорил Чумичка, -- размышляла Чаликова, спускаясь вниз по
винтовой лестнице. -- И если так,  то кандидат в Иваны-царевичи у нас  есть.
Надо только его будет предварительно подготовить..."


x x x


   Толком поспать Дубову так и не  удалось --  его разбудил  вежливый,  но
настойчивый стук в дверь.
   -- Войдите!  --  крикнул  детектив.  Дверь отворилась,  и в опочивальню
заглянула горничная в белом передничке:
   -- Боярин Василий, извините, что прерываю ваш сон, но к вам гости.
   -- Гости? -- нехотя поднялся с кровати Василий. -- Какие гости?
   "Все,  это ловушка,  -- промелькнуло  в голове сыщика, -- узнали, что я
здесь, дождались, когда нет хозяина..."
   -- Прикажете просить? -- прервала горничная его размышления.
   --  Да, -- коротко ответил Василий, мысленно примериваясь к  громадному
канделябру, которым готов был встретить любого, кто покусится на его жизнь.
   Горничная исчезла, и тут же  в комнату  ввалился Кузька. Вид у него был
немного встрепанный, но в то же время отчаянно-победительный.
   -- Значит, все-таки случилось что-то особенное? -- констатировал Дубов,
внимательно оглядев домового.
   -- И ты  еще спрашиваешь!  -- топнул  ножкой Кузька.  -- Там такое, что
просто жуть! Эх-ма, семь веков на свете живу, а такое...
   -- Ну и какое же? -- не утерпел Василий. -- Говори, не томи душу!
   --  А ты меня не  торопи,  --  насупился  Кузька, --  дай  спервоначалу
отдышаться. А  тут  еще  эти  собаки чертовы совсем оглушили, хорошо еще  не
загрызли!.. Ну вот, -- приступил Кузька к повествованию, -- пришел это я  на
ихнее  свидание, ну,  то  есть, господина  Беовульфа  и той бабенки. Залег в
траве  и наблюдаю, как  они там любезничают. И вдруг  чувствую --  что-то не
так. А ее слуга, он присел на травку на полянке и как будто даже задремал...
   -- Ну и что же здесь "не так"? -- удивился Василий. --  Почему бы слуге
и не подремать, пока хозяйка на свидании?
   --  То и  не так, что  никакой он не слуга,  а самый настоящий колдун и
ворожей!
   -- С чего ты это взял?
   -- Ну, я же и  сам маленько  ворожить умею,  а уж распознать,  где дело
нечисто --  так  это мне и  вовсе пустяки! В  общем, чую я, как  этот  слуга
посылает Беовульфу  свои "установки"  -- мол, люба тебе эта девица,  красива
она, будто роза  лесная, и всякое  такое.  Тоже  мне роза лесная, -- фыркнул
Кузька, -- лахудра она белобрысая!
   -- Ну а дальше что? -- поторопил Дубов.
   -- А что дальше -- ну, я решил, что пришла моя пора. Нет, я конечно, не
могу с ним в ворожбе состязаться, но я находился ближе  к тем двоим, и начал
свои собственные  "установки"  посылать  --  дескать, посмотри  ты  на  нее,
никакая она не роза, и не  люба она  тебе, и все прочее.  Вижу  -- стоит мой
Беовульф в  диком сомнении и глядит  на свою бабенку, не может понять, любит
ее али нет. Та  почуяла, что дело  дрянь, да и  бросилась  ему на шею.  А он
оттолкнул ее и пошел прочь. Тут уж и слуга ейный тоже унюхал, что кто-то ему
мешает, и  едва  Беовульф  ушел,  то  как  закричит:  "Опять  нам  на  хвост
наступили, туды его растак да разэдак..."
   -- На хвост? -- недоверчиво переспросил Дубов.
   -- Ну да, -- подтвердил Кузька, -- на этот, как его... эргетический.
   -- Энергетический, может быть?
   --  Ну да, наверно.  Они вдвоем бросились лужайку  обыскивать, а я,  не
будь дурак,  поскорее сюда побежал. A та  девка еще своему колдуну  сказала:
"После  обеда  у меня свиданка  с Гренделем,  если и  тогда сорвется --  нам
несдобровать".
   --  Несдобровать,  --  задумчиво  повторил Василий. -- Стало  быть, они
действуют не  сами по себе, а... Ну,  это неважно. А где свидание, ты  не  в
курсе?
   -- Должно быть, как и вчера,  -- подумав, ответил Кузька. -- Там  такое
местечко есть, на краю болота, как раз посередке между Гренделевой  хибаркой
и избенкой, где живет эта девица со своим колдуном.
   -- А откуда ты знаешь?
   -- Так мне  же  кикиморы  сказывали.  Избенка несколько  годков  стояла
пустая, а они там всего пару недель как живут. И едва поселились, как тут же
эта девка начала их обоих к себе привораживать!
   Тут  в  коридоре  раздался  шум, и в опочивальню  ввалился  собственной
персоной  доблестный  рыцарь  Беовульф.  Вид  у  него был  далеко  не  столь
самоуверенный, как обычно.
   --  Ни черта  не могу понять,  боярин Василий, -- прямо с порога заявил
он. -- О, я вижу, у вас гости! Что это за мелюзга такая?
   -- Чего??! -- вскинулся Кузька.
   --  Между прочим, именно благодаря Кузьке... то  есть Кузьме  Иванычу я
вчера остался жив, -- поспешно сказал Василий. -- И именно он помог рассеять
чары, которыми вас опутали эти аферисты.
   -- Кто-кто? -- не понял Беовульф.
   --  Ваша  возлюбленная   Прекрасная  Дама   и   ее   слуга   со  своими
"установками".
   -- Что-то  я ничего  не  понял, -- поморщился  хозяин, -- объясните мне
попроще, без этих заумствий.
   -- Попроще? -- задумался Дубов.  -- Ну ладно. Вы  давеча сказывали, что
подарили своей возлюбленной золотое колечко, так? А вы не заметили, было оно
сегодня на ней, или нет?
   -- Не было, в природе, -- тут же ответил Беовульф. -- Точно, не было!
   --  Эта дама и ее  слуга  просто манипулируют... то  есть крутят вами в
своих целях, которые мне пока что не очень ясны, -- веско продолжал Василий,
-- и наша с вами задача...
   -- Чего?!!! -- взревел Беовульф и даже рванул на себе цепь. -- Чтобы я,
Беовульф,  доблестный   рыцарь  и   верный  подданный  достославного  короля
Александра, позволил собою крутить?! В  порошок сотру,  честное  благородное
слово!.. Постойте, -- с подозрением поглядел  он на Дубова, -- а может,  это
вы мною крутите?  Настраиваете меня против  нее с  какими-то своими  целями?
Берегитесь, боярин Василий, ежели это так, то не погляжу что вы мой гость...
   Дав Беовульфу отвести душу, Дубов заговорил:
   -- Сегодня у вашей Прекрасной Дамы...
   --  Тоже  мне  "Прекрасная  Дама", --  фыркнул  Кузька.  Василий строго
посмотрел на домового и продолжал:
   -- Сегодня у  нее назначено свидание с Гренделем. Если вы  согласны мне
помочь,  то  мы  вместе  возьмем с поличным и саму даму,  и ее  слугу,  и вы
убедитесь, что мои обвинения не голословны.
   --  Согласен, --  не раздумывая  заявил Беовульф.  --  И что  я  должен
делать?
   --  Детали  обговорим  по  дороге,  -- ответил детектив,  --  а  сейчас
дозвольте мне все-таки немного поспать.


x x x


   Князь Григорий уже собрался было  покинуть свой кабинет и отправиться в
главную  кремлевскую  залу, где  у него была назначена  встреча с делегацией
деревенских  старост,  однако в этот  момент  к  нему  без  предварительного
доклада ворвался начальник его тайного приказа. Такое случалось крайне редко
и свидетельствовало о том, что произошло нечто чрезвычайное.
   -- Ну,  чего  еще  стряслось? -- недовольно покосился  князь  на барона
Альберта.
   -- Ваша Светлость, ужасное происшествие, -- чуть не  с  порога зачастил
барон. -- Только  что пришла весть, что над нашей северной заставой пролетал
ковер-самолет, и пушкари-стражи границы его сбили!
   --  Ну и что же  тут ужасного? -- удивился князь Григорий. -- Правильно
сделали.  Никому не дозволено безнаказанно  нарушать небесные  пределы моего
княжества!
   Однако Альберт не разделял оптимизма своего повелителя:
   -- На ковре летел знаменитый на Востоке кудесник Сулейман по поручениям
Багдадского султана Аль-Гусейна.
   -- Да,  нехорошо получилось, -- нахмурился князь Григорий. -- И что же,
почтенный Сулейман погиб?
   -- Какое там! -- махнул рукой Альберт. -- Жив-здоров, токмо зело сердит
был. И  Вашу Светлость бранил  на чем свет  стоит. Наши  пушкари хотели  его
посадить в холодный  погреб, дабы  остудился, а тот обратился в едкий  пар и
улетучился. А следом за ним поднялся ковер-самолет и улетел неведомо куда.
   -- Даже и не знаю, что делать, -- задумался  князь. -- С одной стороны,
стражи поступили правильно,  а с другой не хотелось  бы портить отношения  с
нашим дорогим другом Аль-Гусейном. Придется отправить ему послание, а заодно
чем-то умаслить.
   -- Чем? -- уныло вздохнул Альберт. -- У него же злата и адамантов полны
закрома.
   --  Значит,  пошлем  ему  наших  девушек  для  гарема,  -- решил  князь
Григорий. -- Эдак с десяток.
   --  Как? -- удивился Альберт. -- Наших, белопущенских  девушек -- и для
гарема?!
   -- Наших белопущенских  девушек, -- отчеканивая  каждое слово, повторил
князь Григорий. И, прищурившись, пристально уставился  на барона:  -- A ведь
вы, Альберт, родом кислоярец...
   -- Я не кислоярец, я -- упырь! -- вырвалось у барона.
   -- Ну тогда и выполняйте, что вам князь велит.
   -- Да не пойдут они, -- уныло протянул Альберт.
   --  Не пойдут, говоришь? -- хмыкнул князь. --  A мы их спрашивать и  не
будем. У нас ведь кажется, имеется свой лиходей и душегуб, вот его и запряги
на это дело.
   -- Слушаюсь! -- радостно приосанился барон.
   -- Ну ладно, все у тебя?
   -- Все, Ваша Светлость.
   -- Тогда свободен. И не забудь усилить охрану всех амбаров  и оружейных
хранилищ. A двадцать первого амбара -- особливо!


x x x


   Грендель  брел по болотной тропинке и  пытался  вспомнить  вдохновенные
строчки,  которые  только  что  записал  пером выпи на клочке пергамента, да
позабыл на столе у  себя  в  хижине. В отличие  от  своего вечного соперника
Беовульфа,  бедный поэт не имел возможности  поднести  к ногам  возлюбленной
золотых перстней  и  породистых  щенков. Единственное,  чем он мог завоевать
сердце Прекрасной Дамы -- это вдохновенные стихи, льющиеся бурным потоком из
любящей души.
   Место, в котором обычно назначал свидание  Грендель, было вполне  в его
вкусе:   зеленая   полянка,   находящаяся   на   пригор