ряков,  по
должности кок. В смысле повар.
     --  O, это как  раз то,  что нам  нужно!  -- воскликнул Гераклов.  -- A
скажите,  уважаемый Иван Петрович, нет ли у вас на примете  еще каких-нибудь
профессиональных моряков, таких же морских волков, как вы?
     -- Отчего же  нету?  -- пожал плечами Иван Петрович. --  Как  говаривал
незабвенный капитан Флинт, кадры решают все. Шучу.
     -- Кадррры! Под трррибунал! -- радостно захлопал крыльями ворон.
     -- Помолчи, Гриша. Есть у меня на примете  два кадра. Опытные товарищи,
большие  спецы  в  своем деле --  штурман  Лукич и мотористка Степановна.  В
общем, завтра я их вам представлю, господин Гераклов.
     -- Вы меня знаете?! -- совсем растаял политик.
     --  Ну, кто ж не  знает господина Гераклова!  -- Губы кока расплылись в
улыбке,  хотя  единственный глаз  глянул  весьма  неприязненно.  --  Хороший
корабль,  --  продолжал  Серебряков.  --  Если  не  секрет,  куда  вы  плыть
намылились? Уж не на остров ли Борнео?
     -- Не на  Борнео, но тоже на остров, -- ответил Гераклов.  Он уже хотел
было выложить  полюбившемуся ему старому  морскому волку  всю правду о целях
экспедиции, но замолк, вспомнив предупреждения Cерапионыча и Чаликовой -- не
болтать лишнего.
     -- Жаль, -- сказал кок. -- Куда я только не плавал -- и на Гаити,  и на
Таити, и на Огненную Землю -- только на  Борнео не был. Ну ладно, до завтра.
-- Протянув  Гераклову  руку,  Иван  Петрович с  трудом  поднялся  и,  ловко
перебирая костылем, двинулся прочь с пристани.
     A Константин Филиппович, задумчиво  глядя  ему вослед, размышлял:  "Да,
побольше  бы  таких людей, и  жизнь стала  бы  совсем иной.  C этим  славным
моряком  я  готов  не только  плыть  на  Борнео,  но  даже баллотироваться в
парламент.  Мы  бы  с  ним  такую  фракцию  сколотили!..  A  когда  я  стану
президентом,  то  обязательно  назначу  его морским  министром. Плевать, что
морей у нас нет,  если не считать Кислого.  Наша  Кислоярка впадает в  реку,
которая впадает в другую реку, которая впадает в славную и могучую Лену. Так
что мы еще помочим лапти в море Лаптевых!".


        "ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЗАПАХ СОКРОВИЩ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ -- ПОНЕДЕЛЬНИК"

     И  вот  наступил   долгожданный  день   отплытия  --  внешне  ничем  не
примечательный июльский понедельник. Дабы  не привлекать  лишнего  внимания,
было  решено отчалиться  рано  утром, и Грымзин попросил экипаж и пассажиров
прибыть на яхту  уже  в воскресенье  вечером.  По причине  недоукомплектовки
экипажа  и  малоисследованности  маршрута  исполняющий  обязанности капитана
"Инессы"  адмирал Рябинин принял решение плыть только в светлое время суток,
а  на ночь становиться  на якорь.  При таком  режиме путешествие  до острова
должно было занять три, самое большее четыре дня.
     Ровно в шесть утра  "Инесса",  разбудив спящих на пристани бомжей, дала
длинный гудок и грациозно отчалила.  Адмирал стоял на капитанском  мостике и
отдавал приказы. Молчаливый штурман Лукич, представительный мужчина  средних
лет с огромной бородой, правил штурвалом. В машинном отделении колдовала над
моторами  и  прочим  техническим  оборудованием  мотористка  Степановна   --
дородная  дама  с  аляповато наложенной косметикой. Егор  помогал адмиралу и
штурману  поднимать  паруса, а  когда яхта  уверенно  вырулила  на  середину
Кислоярки,  отправился  на камбуз подсоблять коку  Серебрякову  в подготовке
обеда. Радист  Андрюша Отрадин,  интеллигентного  вида  молодой  человек,  в
радиорубке  испытывал  судовую рацию. Настроившись на волну государственного
Кислоярского радио, он слушал утренние новости:
     "На предвыборной встрече с работниками хот-догного цеха Президент Яйцын
и его новый старший помощник майор Селезень изложили десять планов наведения
порядка  в  Республике в случае повторного  избрания  Кирилла Аркадьевича на
пост главы государства. Ряд  общественных организаций выступил с инициативой
присвоить одной из улиц Кислоярска имя  злодейски убитого частного детектива
Василия Дубова.  Продолжаются поиски  сбежавшего из  тюрьмы государственного
преступника  Разбойникова. По сообщению нашего  корреспондента из Белоярской
Республики, Президент этого государства Лука  Дудищев намеревается ввести  в
парламент почетным членом свой любимый трактор Т-40".

        "x x x"

     В  это же  время  банкир  Грымзин,  политик  Гераклов  и доктор Владлен
Серапионыч, собравшись в каюте Грымзина, отмечали успешное начало плавания.
     Выпив две рюмки пепси-колы, банкир разоткровенничался:
     --  Знаете,  господа,  я  ведь  немало  удивлен,  что  "Инесса"  вообще
оказалась способной двигаться.
     -- И даже не под Ильичем, -- довершил фразу Серапионыч.  Он,  в отличие
от Грымзина,  пил  не  пепси-колу,  а чай.  Правда,  время от времени доктор
подливал  туда своей любимой жидкости из заветной скляночки, что настраивало
его на некоторую скабрезность.
     Гераклов,  который до отплытия  успел  сбегать  в  киоск, вслух  изучал
свежую прессу:
     --  Все-таки,  господа,  отчалить  без  дружеского  напутствия  нам  не
удалось.  Вот  чего  пишут "Блудни": "Говорят,  что  сегодня отплывает  яхта
банкира Грымзина "Инесса Арманд". Куда и зачем -- не так уж важно. Ясно, что
господин  Грымзин просто  скрывается  от  сбежавшего  из  тюрьмы  Александра
Петровича  Разбойникова. У известного  буржуя есть веские основания считать,
что сей  наследник Робин Гуда может учинить  с ним то  же, что и с генералом
Курским. Ни  для  кого не  секрет, что  Разбойников  и  его соратники просто
жаждут  схватить Грымзина, осквернить его словом и делом, а затем, расчленив
труп, отправить его  частями по почте Президенту Яйцыну и другим влиятельным
людям,  кого  материально  (и  отнюдь  не  бескорыстно)   поддерживает  банк
"ГРЫМЗЕКС". Ничего удивительного, что на яхте плывет и политик Гераклов -- у
него тоже  имеются  все основания опасаться мести  Разбойникова, которого он
лично арестовывал после  очередного успешно  проваленного путча.  Ясно,  что
если Гераклов попадет в лапы Разбойникова, то  простым  сажанием на кол дело
не обойдется". Угадайте, кто автор?
     -- Ибикусов! -- хором воскликнули Грымзин и Серапионыч.
     -- И вы еще собирались его брать в плавание! -- добавил банкир. Доктор,
отпив из чашки, заметил:
     -- Ну что ж,  каждый реализует свои подсознательные фантазии по-своему.
Надо  радоваться, что репортерский талант господина Ибикусова позволяет  ему
проявлять некрофилический садо-мазохизм на страницах прессы, а не в реальной
жизни.
     Гераклов развернул "Панораму":
     -- A вот это уже  более существенно для нас: "В  районах, прилегающих к
среднему   течению  Кислоярки,  активизировалась   бандитская   деятельность
дудкинских сепаратистов. Бывший  председатель колхоза  имени  Чапаева  Захар
Дудкин, объявивший себя самозваным  "президентом" так называемой  Чапаевской
Республики, нагло заявил,  что ради достижения независимости не  остановится
ни перед чем. Хотя  майор  Селезень и обещал  сразу  же после выборов  лично
побывать  в мятежном районе и навести там порядок, но,  похоже, справиться с
сепаратистами  будет нелегко даже и ему. Инесса  Харламушкина." --  Гераклов
сложил газету. -- Да, ну  и вляпались мы, однако. Ведь  про "фактор Дудкина"
никто и не подумал...
     -- Ничего страшного, нас-то  они не тронут, --  беззаботно  откликнулся
Грымзин.
     --  Почему  вы так считаете? --  глянул на него доктор. -- Говорят, что
дудкинцы весьма охочи до чужого добра.
     Грымзин,  выпивший  третью   рюмку   пепси-колы,  сделался  откровенен,
кажется, явно больше, чем положено банкиру:
     -- Дудкин  через мой банк отмывает награбленное, так что,  господа,  мы
можем себя чувствовать в полной безопасности.
     Гераклов открыл было рот, чтобы высказать банкиру все, что думает о его
темных делишках  с мятежным председателем  колхоза,  но удержался. Он подлил
себе "Сангрии" и развернул очередную газету.

        "x x x"

     Радист   Андрей  Владиславович  Отрадин  отключил  рацию  и  вышел   из
радиорубки. Едва он скрылся в конце коридора,  как из запертой кладовки, где
хранился  старый  такелаж, высунулась какая-то мрачная личность. Убедившись,
что путь свободен, личность проскользнула в рубку.
     A Отрадин тем временем уже спускался в машинное отделение, где  правила
бал мотористка  Степановна. Завидев радиста, Степановна  просветлела лицом и
быстро вытерла пахнувшие машинным маслом руки о край фартука.
     -- Андрюша,  это вы!  --  обрадованно воскликнула мотористка и страстно
чмокнула радиста в щечку.
     -- Ах, Степановна, вы так добры ко мне, -- смутился Андрюша. -- Когда я
вижу  вас,  когда  слышу  ваш голос, то мне вспоминаются незабвенные  строки
сонета  Шекспира.  Знаете,  дорогая Степановна,  в  переводе  замечательного
кислоярского поэта господина  Покровского он звучит гораздо современнее, чем
в оригинале.
     --  O,  пожалуйста,  почитайте! -- воскликнула  Степановна,  все так же
страстно  глядя  на Отрадина.  Тот вынул  из кармана  книжку "Сонеты Вильяма
Шекспира" Кислоярского издательства "Светоч" и вдохновенно зачитал:

     -- Постыло мне, подохнуть бы скорей,
     Чтобы не видеть, что кругом творится,
     Как, не стесняясь, изо всех дверей
     Ползет разврат, чтоб СПИДом воплотиться...

     Степановна  слушала,  влюбленно  глядя  на  Андрюшу, а тот  вдохновенно
продолжал:

     -- Безвкусицы мне больно слышать клич,
     Опошлено давно святое чувство,
     На сцене и в газетах -- жуткий кич,
     Порнухою подменено искусство...

     Коррупция, бесправие, развал,
     Куда ни глянь -- сплошное разгильдяйство,
     Разрушено народное хозяйство,
     И мафия повсюду правит бал...

     Вдруг радист крепко закашлялся, и Степановна протянула ему стакан воды.
     --  Благодарю вас. -- Отрадин  медленными глотками выпил воду, а стакан
рассеянно  сунул в карман.  Мотористка,  зачарованная  бессмертными строками
великого Шекспира, этого даже не заметила.
     --  Да-да, -- сладострастно шептала она, -- вот  до  чего довели страну
новые  власти. Разве при нас... то есть раньше  разве была  порнуха? И СПИДа
тоже не было. Зато законность соблюдалась. Постойте, Андрюша, куда вы?

     -- Сыграл бы в ящик, смерть вкусив, как сладость --
     Да не хочу врагу доставить радость,

     --  скороговоркой прочитал  радист  последние  две  строчки сонета.  --
Извините, Степановна, работа  есть работа. Но  завтра  я  к вам  обязательно
загляну. Или  вы ко мне в радиорубку. --  C этими словами  Отрадин  поспешно
покинул машинное отделение.

        "x x x"

     На  камбузе  работа  шла  вовсю.  Кок Петрович,  опершись  на  костыль,
колдовал над плитой, размешивая огромной поварешкой какое-то варево в котле,
из которого несся не очень  аппетитный запах.  То  и  дело  он зачерпывал из
котла и пробовал свою стряпню, не забывая угостить и Гришу, который привычно
сидел у него  на плече.  Время от времени  кок подсыпал в  котел то соль, то
перец, отчего варево становилось все более острым, не делаясь при этом более
аппетитным.  Но  Петрович не унывал  --  он  явно  ощущал  себя  художником,
трудящимся над художественной отделкой очередного шедевра.
     -- Крррасота! - кричал Гриша после очередной дегустации. --  Здорррово,
Петрррович!
     Егор  сидел  за столом  и  старательно  чистил  картошку,  наблюдая  за
священнодействиями Петровича.
     -- Иван Петрович, по-моему, у вас что-то горит, -- заметил Егор.
     --  Да-да, спасибо,  что напомнил.  --  Серебряков  уменьшил  огонь под
сковородкой, в  которой жарилось  что-то уж и  вовсе непонятное.  -- Ничего,
сегодня мы угостим наших буржуев настоящим флотским обедом.
     -- Буррржуи!  - подхватил Гриша.  -- Да  здррравствует пррролетарррская
Ррреволюция!
     Егору показалось странным слышать такие речи от бравого кока, а  уж тем
более  от его ворона, однако толком поразмыслить на эту тему  он не успел: в
камбуз ввалился политик Гераклов.
     --  Ну,  работа  кипит вовсю!  -  радостно  констатировал  он,  обозрев
творящееся на кухне. -- И вообще, поглядели бы вы, как слаженно трудится наш
дружный коллектив. И капитан, и штурман, и мотористка... Один я слоняюсь без
дела.
     -- Такая у вас, у политиков, работа,  --  пробурчал Петрович. -  Можете
капусту порезать, хоть какую пользу принесете.
     -- А и правда. -- Господин Гераклов подошел к столу и принялся огромным
ножом шинковать уже наполовину разрезанный качан.  --  Ничего,  друзья  мои,
думаю, что и я смогу принести пользу общему делу. Вот приплывем на остров...
-- Константин  Филиппович  мечтательно  вздохнул  и  отправил  к себе  в рот
прохладную кочерыжку.
     -- Остррров  сокррровищ! Пиастррры! -- радостно  закаркал  Гриша.  Егор
бросил  быстролетный взор на Петровича -- тот показался наблюдательному юнге
несколько  смущенным,  будто Гриша по простоте  душевной сказал нечто такое,
чего ему, по мнению хозяина, говорить никак не следовало.
     -- Какой еще остров?  -- поспешно, будто желая загладить Гришины слова,
переспросил  Серебряков.  --  Что-то я  не  помню  здесь  поблизости никаких
островов.
     -- Здесь  нету,  а  на  Кислом  море  есть, -- объяснил  Гераклов. Егор
многозначительно  кашлянул.  --  Ну ладно,  не  буду вас  отвлекать  глупыми
разговорами, -- вдруг засобирался политик. -- Пойду бездельничать дальше.
     Но в коридоре его догнал Егор:
     -- Константин Филиппович, зачем вы при Александре Петровиче  заговорили
про остров? -- вполголоса сказал  он. -- Вас  же сколько  раз предупреждали,
чтобы никому не слова!
     -- Петровичу я доверяю, -- беспечно ответил Гераклов.
     -- Но ведь вы чуть не проболтались! А что вы знаете об этом Петровиче?
     -- Мне достаточно взглянуть на хорошего человека,  чтобы понять, кто он
такой! -- заявил политик. -- Но вообще ты, конечно, прав -- лишнего говорить
не стоит.  -- Гераклов вздохнул. --  Особенно в политике. Если бы я следовал
этому правилу, то уже, наверное, давно был бы министром.
     -- Ничего, может, еще и станете, -- утешил Егор.
     --  Вторая  заповедь  политика  --  никогда  не  говори  "никогда",  --
усмехнулся Гераклов. -- А  если откровенно, то я  чувствую, что здесь что-то
не так.
     -- И что именно?
     -- Не знаю. Но чувствую какой-то подвох. Чисто интуитивно...
     -- А  я чувствую, что  у  Петровича опять что-то подгорело, --  перебил
Егор,  принюхавшись к запаху, доносившемуся через неплотно  прикрытую  дверь
камбуза. -- Ну ладно, я побежал, а то не видать нам обеда, как своих ушей.
     Егор  поспешил  на  кухню,  а  Гераклов  отправился  дальше:  он  хотел
исследовать всю  яхту,  включая  разные  закоулочки, коих  на "Инессе"  было
немало.

        "x x x"

     За обедом экипаж "Инессы" смог по достоинству оценить кулинарные изыски
корабельного кока. Первым свое восхищение высказал банкир Грымзин:
     -- По-моему, Константин Филиппович, ваш протеже Петрович решил испытать
на прочность наши пищеварительные органы.
     -- Да, возможен понос,  -- более прямо выразил  ту же мысль Серапионыч.
-- Нужно для профилактики принять нейтрализатор. Не желаете?
     Доктор  полез  во  внутренний карман и накапал в  борщ малую толику  из
своей  легендарной  скляночки. Однако остальные  отказались последовать  его
примеру, предпочитая понос.
     --  Просто мы не знаем, что такое настоящая  моряцкая пища, -- возразил
Гераклов. -- Правда, Евтихий Федорович?
     -- У нас на Тихоокеанском флоте готовят несколько иначе,  --  уклончиво
ответил адмирал Рябинин. -- Но и это неплохо. Дело вкуса, знаете.
     -- И привычки, -- добавил Гераклов.

        "x x x"

     После обеда Гераклов  залучил Серапионыча к себе в каюту и, прежде  чем
начать разговор, поплотнее прикрыл дверь.
     Доктор, хорошо знавший привычки своего  приятеля,  обреченно вздохнул и
приготовился слушать, уже приблизительно догадываясь, о  чем пойдет  речь. И
не ошибся.
     -- Владлен  Серапионыч,  вы  не  замечаете на  яхте  чего-то странного,
неестественного? -- вопросил Гераклов страшным шепотом.
     -- Да нет, -- пожал плечами доктор. -- А что, вы что-то замечаете?
     Гераклов немного помолчал, как бы собираясь с мыслями, потом заговорил:
     -- Знаете, здесь я могу откровенно поговорить только с двоими -- с вами
и с  Егором. Так  вот, когда я  стал  высказывать Егору  свои  опасения,  то
оказалось, что сформулировать-то их я и не могу!
     --  Значит, для опасений нет причины, -- успокаивающе улыбнулся доктор.
--  Знаете,  голубчик  Константин  Филиппович, по-моему,  вы  просто  слегка
переутомились.  Расслабьтесь, дышите свежим воздухом, наслаждайтесь природой
и бросьте ваши глупости! Это я вам прописываю как врач.
     -- Как патологоанатом? -- не удержался Гераклов от ехидной шуточки.
     -- Если хотите, то и как паталогоанатом, -- ничуть не обиделся доктор.
     -- Ах, если бы я мог последовать вашему рецепту! -- воскликнул политик.
-- Знаете, ощущение совсем  дурацкое. Будто вышел из дома и чувствуешь,  что
забыл что-то важное. Вроде все на месте -- и ключи, и кошелек, и портфель, а
чего-то не хватает.
     -- Ну и как?
     --  В  конце  концов  вспоминаешь,  но  уже  так далеко  от  дома,  что
возвращаться нет смысла.
     -- Так, может, вы просто что-то  забыли взять в дорогу? --  предположил
доктор. -- Ну там мыло, или зубную щетку...
     --  Вы  все  шутите,  -- покачал  головой  Гераклов,  -- а  дело  может
оказаться куда серьезней.
     -- Нет-нет, я просто искренне хочу вам помочь. Вы считаете, что на яхте
что-то не так. А по-моему, наоборот -- все идет замечательно. Если, конечно,
не считать борща по-флотски в интерпретации вашего друга Петровича.
     --  Вот-вот! -- радостно  подхватил Гераклов. -- Вы  сказали то, что  у
меня вертелось на языке: все идет слишком уж гладко, без сбоев и накладок. И
вот это как раз вызывает опасения.
     -- Ну, Константин Филиппович, на вас не угодишь, -- хмыкнул Серапионыч.
     -- Нет-нет, когда все слишком хорошо -- это не  к добру!  --  в  азарте
воскликнул Гераклов. -- Попомните  мои  слова -- настоящие  неприятности еще
впереди.
     --  Ну, когда они явятся, тогда  и  будем  думать, --  беспечно ответил
доктор.
     -- А я  все-таки разберусь,  в чем  тут подвох! --  громогласно  заявил
Гераклов.
     -- Ну, бог вам в помощь, -- улыбнулся Серапионыч.

        "x x x"

     Когда наступил вечер  (то есть вечер по  июльским понятиям  -- было еще
совсем светло), "Инесса" бросила якорь вблизи поросшего густым лесом берега.
Пассажиры и  экипаж,  за  исключением Андрюши Отрадина, копавшегося у себя в
радиорубке,  вышли  на палубу полюбоваться, как солнце, цепляясь за верхушки
дремучих старых елей, удаляется на ночной покой.
     -- Неповторимая картина! -- мечтательно говорил адмирал Рябинин банкиру
Грымзину и доктору Cерапионычу. --  Сколько  плаваю, но ничего лучше  заката
над морем не видал! Эх, будь я художником...
     -- Да, -- вздохнул  Серапионыч. -- Как раз окна нашего морга выходят на
запад,  и  когда  вечерние  лучи  озаряют  лики  покойников  --  это  просто
неизъяснимо. Эх, будь я поэтом...
     -- A как блестят  и  переливаются на  солнышке  золотые монеты у меня в
банке! -- воскликнул  Грымзин.  --  Нет,  чтобы  это передать, нужно быть  и
художником, и поэтом, и композитором...
     Прислушивавшийся  к их  содержательной беседе штурман Лукич тоже открыл
рот, чтобы что-то сказать по этому поводу, но передумал.
     А  когда солнце исчезло из виду, Гераклов  с Егором зашли в радиорубку,
где  Oтрадин  настраивал  приемное  устройство.  Из  динамика  звучал  голос
постоянного ведущего коммерческой станции "Икс-игрек-зет плюс" Яши Кулькова:
     -- Ваши  приемники стоят  на волне  нашей  радиостанции.  У  нас  тоже,
ха-ха-ха, стоит. Слушайте сюда, и я научу вас любить, и вы будете делать это
регулярно.  A  пока предлагаю вечерние  новости.  Ночные вы вряд ли  станете
сл