отпил полкружки, с хрустом закусил луковицей. --  Того и гляди сюда заявятся
рыцари, и помощи ждать неоткуда!
   -- A что, бить будут? -- забеспокоился Петрович.
   -- Еще как будут, -- подтвердил Длиннорукий. -- Долго и больно!
   -- Что же делать? -- еще больше заволновался Соловей.
   --  Бежать! -- выдохнул  князь. Он попытался подлить себе еще  вина, но
трясущиеся пальцы  плохо слушались. Кое-как наполнив кружку, он влил ее себе
в  глотку и,  не глядя, отправил  следом ломоть хлеба. -- Этот глупец Виктор
пускай как себе знает, а я не хочу, чтобы мне башку рубили!
   -- Ну так побегли теперь же! -- азартно зашептал Петрович. -- Покаместь
этот противный кот меня совсем не загрыз. Ночь,  темно, никто не увидит. A к
утру будем уже далеко-далеко...
   --  Рано,  -- отрицательно  покачал  головой  князь.  -- Ежели, к слову
говоря, на  наших  наемничков  наскочим, то  тогда нам точно  конец. Надобно
малость выждать. A вот когда  все разбегаться начнут,  вот тогда и рванем. В
таких делах нужны разум и выдержка.
   -- Бить будут, -- угрюмо повторил Петрович.
   -- К тому же пустыми бежать глупо, -- продолжал князь. Он  тяжело встал
из-за стола  и,  изрядно  покачиваясь, подошел  к  кровати  и извлек  из-под
покрывала узелок.
   -- Чего это? -- удивился Петрович.
   --  Гляди! -- Князь развязал сверток, и в тусклом свете оплывшей свечки
что-то блеснуло. -- Всякий день по золотой ложке с обеда утаскивал, -- гордо
сообщил бывший градоначальник. -- A коли удавалось, то и по две.
   -- Правильно, -- пробурчал Петрович, -- деревянными обойдутся, не баре.
A золотые раздадим бедствующему трудовому люду!
   Последнее замечание князя даже развеселило:
   -- Ха-ха, так и сделаем. -- Длиннорукий  налил себе еще пол  кружки. --
Ну ладно, это  уже последняя -- и на  боковую. Завтра нам с  тобой предстоят
большие дела.
   Князь бережно завязал узелок и сунул его под покрывало.


x x x


   Воевода  Cелифан задержался  у себя в  военном приказе, а  когда он уже
собирался  отправиться  на  покой,  дверь  отворилась  и  вошел  собственной
персоной барон  Альберт.  Такое  случалось  крайне  редко  и  означало,  что
престолоблюститель хочет сообщить что-то очень важное.
   Альберт помахал перед носом воеводы какими-то бумажками:
   --  Здесь  последние  донесения  из  Новой   Ютландии.   Ну,  от  князя
Длиннорукого и еще кое от кого.
   --  Ну и что же  там новенького? -- с любопытством уставился воевода на
барона.
   --  Вообще-то  хорошего  немного,  --  признался   Альберт.  --  Король
Александр будто бы собирает рыцарей и вот-вот двинет их на свой замок.
   -- Говорил  же я, что надобно что-то  делать!  -- вскочил воевода,  как
ошпаренный. -- Если мы поднимем наши дружины, то еще успеем...
   -- Не надо, -- с досадой остановил его барон. -- Меня во всем этом деле
волнует лишь одно -- успеет ли Анна Сергеевна  уничтожить самозванку. Думаю,
хоть на это у нее ума достанет...
   -- A  как  же  Виктор?  --  не  мог  успокоиться  воевода.  -- A  князь
Длиннорукий, а наши наемники?
   Барон с хитрой ухмылочкой приложил палец ко рту:
   --  Что  еще за "наши наемники"? Ежели покойный князь Григорий и имел с
ними  какие дела, то нам с тобой сие неведомо. Виктор? Сумеет убежать -- его
счастье.
   -- A коли нет?!
   --  Ну,  значит, его посадят в темницу, -- сладко зевнул барон.  -- Или
голову   отрубят.    A    князь   Длиннорукий   так    и    вовсе    заядлый
заговорщик-неудачник.  Ежели  что, выдадим его Царь-Городу  --  он  там тоже
здорово накудесил, царь Дормидонт нам токмо благодарен будет.
   -- Ну, как знаешь, -- неодобрительно покачал  головой  Cелифан. -- Одно
тебе скажу -- покойник князь Григорий такого позора не допустил бы.
   -- A где ты видишь позор?! --  деланно возмутился Альберт.  -- Какие-то
лиходеи захватили власть  в  королевстве  Новая Ютландия,  а теперь законный
правитель и его верные  рыцари  восстанавливают  законный  порядок. A  когда
Александр вернется к себе в замок, мы его еще и поздравим!
   -- Как бы он не послал нас вместе с нашими поздравлениями...
   --  A  куда он  денется?  Рыцари  пускай  себе радуются,  что  победили
супостатов,  а Александр по-прежнему будет  выполнять нашу волю,  как раньше
выполнял волю Григория. Конечно, поводок  придется малость удлинить,  ну  да
это  уже мелочи!  -- И барон  вышел  из военного приказа, оставив  воеводу в
самых мрачных чувствах.


x x x


   Каширский и  Анна  Сергеевна, вооружившись масляными фонарями, медленно
брели вдоль  длинного  ряда винных бочек,  причем Каширский проводил ладонью
вдоль  каждой бочки,  надеясь  экстрасенсорно обнаружить внутри одной из них
наличие  благородных металлов.  Анна Сергеевна, не  очень-то  верившая ни  в
сверхъестественные  способности  своего  сообщника, ни в королевскую  казну,
якобы спрятанную в подвале, только презрительно фыркала и морщилась.
   A Каширский радостно вещал:
   --  Я чувствую, что мы приближаемся  к  цели. Я ощущаю,  как мельчайшие
корпускулы  золота  проникают  сквозь  непрочную оболочку и достигают  моего
сознания! Все ближе, ближе... вот  здесь! -- Каширский  ткнул пальцем в одну
из бочек.
   -- Шарлатанство! -- проворчала Анна Сергеевна. Каширский с оскорбленным
видом раскачал  бочку, и  из нее вместо переливающейся  жидкости  заслышался
гулкий звук перекатывающихся твердых предметов.
   -- Вот вам и шарлатанство! -- победоносно заключил Каширский.
   -- Все равно шарлатанство, -- упрямо повторила Глухарева.
   --  Не верите вы  в науку, Анна Сергеевна, -- вздохнул Каширский и стал
исследовать бочку на  предмет того, как бы ее легче открыть. Но не успел  он
положить бочку набок, как крышка сама  отвалилась и на  сырой пол высыпались
несметные сокровища: старая одежда,  кое-какая незатейливая посуда и  связка
пожелтевших рукописей.
   --  Это  и  есть ваша королевская казна?  --  с  неописуемым  сарказмом
спросила Глухарева.
   -- Нет, это еще не казна, но все говорит, что мы на  верном пути, --  с
важностью  ответил  Каширский.  -- Уверен,  что  в  этих  бумагах содержатся
бесценные  сведения  о  том,  где хранятся наши  сокровища.  --  Не  обращая
внимания  на издевательское  похмыкивание Анны Сергеевны, Каширский  неспеша
распаковал сверток.
   -- Ну, что у вас там? -- проворчала Глухарева. -- Скорее бы убраться из
этого вонючего подвала!
   -- Сейчас,  сейчас...  --  Каширский поднес  к  свету один  из  листков
рукописи  и зачитал: -- "Не могу понять, отчего  наши  церковники  насаждают
столь презрительное отношение к Иуде? Ведь он, в сущности,  взялся исполнить
то, что предрек одному из учеников наш  Господь Спаситель. Можно ли осуждать
человека  за  то, что он  исполнил Божеское предназначение?  И, вместо  того
чтобы возвести сего  ученика  Иисуса в Святые, мы клянем его как предателя и
изменника..."
   -- Что  вы мне тут читаете какой-то  богословский бред?  -- раздраженно
перебила Анна Сергеевна. -- Сокровища лучше бы искали, дьявол вас побери!
   -- Сокровища мы найдем непременно, -- обнадежил Каширский. -- Но и  эти
рукописи имеют немаловажную ценность.  Как я понимаю, их оставил мне философ
Диоген, живший тут в подвале. Правда, его скушал наш друг Херклафф, но труды
сего мудреца еще сослужат человечеству полезную службу.
   -- И что же ценного в этой дребедени? -- не унималась Глухарева. -- Раз
уж облажались с вашей идиотской казной, то так и скажите!
   -- Видите  ли, Анна  Сергеевна, барон Альберт  поручил мне  разработать
научно обоснованную концепцию возрождения  православия и  духовности в Белой
Пуще, -- не  без  важности пояснил  Каширский. -- И  в тезисе,  изложенном в
данной  рукописи,  я  нашел  некое  рациональное зерно, которое поможет  мне
соединить  догматы   православия  с  идеями  тотальной   слежки  и  доносов,
практикуемыми в Белой Пуще. И, принимая во внимание установочный процесс...
   -- Хватит булдить, -- бесцеремонно перебила Анна Сергеевна. -- Теперь я
окончательно поняла, что все ваши байки о казне -- обычная туфта!
   --  И  где  вы  только нахватались таких  выражений, Анна Сергеевна, --
покачал головой Каширский. -- Не сомневаюсь, что казна где-то близко. Завтра
ночью мы вновь придем сюда и непременно ее отыщем!
   --  Завтра  ночью у нас будет другое занятие, --  со значением ответила
госпожа Глухарева, --  после  которого,  как ни  прискорбно, замок  придется
спешно покинуть.
   --  Ну,  значит, днем. Придем и  методично все  обследуем.  --  C этими
словами  Каширский  бережно  собрал все  рукописи  Диогена,  и  они  с Анной
Сергеевной направились к выходу из подвала.


x x x


   Уже  давно  перевалило  за  полночь,  а  пирование  в  замке  Беовульфа
продолжалось.   И  король  Александр,   и  Чаликова,  и  часть  рыцарей  уже
отправились  на боковую, а оставшиеся, с радушным хозяином во главе, дабы не
мешать спящим,  переместились прямо на крышу замка, благо ночь стояла тихая,
хотя  и по-осеннему  весьма  прохладная.  Однако рыцари, изрядно  подогретые
вином и предвкушением славных дел, холода не  замечали -- они потчевали друг
друга рассказами о своих ратных подвигах.
   Более  других похвалялись благородные  рыцари  Фердинанд и Леонтий. Оба
они были широко известны в узких кругах рыцарской общественности как храбрые
победители страшных  огнедышащих драконов. Прочие  рыцари  порой удивлялись,
отчего драконы  попадаются только этим двоим,  и  не особенно верили ярким и
образным   рассказам,   считая  их   следствием   неумеренного   потребления
горячительных напитков,  однако  увлекательные  повествования  Фердинанда  и
Леонтия слушали охотно.
   -- Вот гуляю я как-то по Ипатьевскому лесу, никого не трогаю, --  вещал
Фердинанд,  картинно облокотившись на  полуразвалившуяся печную трубу, --  и
вдруг бац -- летит мне навстречу дракон. Три головы... Нет, четыре. Или даже
пять,  ну,  это неважно, даже если  и все шесть. A  рожи злые-презлые,  того
гляди  сожрет и  не  подавится. Ну, тут я выхватил свой  булатный меч...  --
Фердинанд потянулся  было за мечом, но того на привычном месте не оказалось.
-- Ах черт, оставил его внизу! A чем же я буду драконам головы рубить, ежели
они сюда налетят?
   --  Не  налетят,  и  не  надейтесь,  --  прогудел  Беовульф,  слушавший
разглагольствования  славного Фердинанда с недоверчивой  ухмылкой. -- Они же
не  дураки -- соваться ко мне!  Сам я, правда,  с  этими гадами  никогда  не
сталкивался,  но  уверен,  что уж  они-то обо  мне  наслышаны!  --  Беовульф
самодовольно топнул ногой, и замшелая черепица жалобно заскрипела.
   -- Да  все  это  пустяки, --  вступил  в  содержательную беседу  второй
покоритель драконов,  Леонтий. -- Вот  у  меня  был  случай,  так уж случай.
Отправился я  как-то на  охоту. Ну  там  волков дюжину настрелял,  медведей,
прочей разной мелочи, и вижу -- на опушке пасется дракон. Травку, понимаете,
щиплет. Мне бы пройти мимо, он же меня не трогает, а что-то меня стукнуло --
вот  кто увенчает мою удачную охоту! Хватаю это я лук,  а  стрелы  как назло
остались у  моего слуги, а слуга  малость поотстал. Но не  упускать же такой
случай!  Я  как раз сливы  с  собою прихватил.  Взял  я сливовую косточку  и
стрельнул ею из лука да по дракону, а сам спрятался  в кустарник. И, видать,
угодил ему, бедолаге, прямо в лоб! Дракон аж взвился, по сторонам озирается,
а никого не видит.  И что  ж вы  думаете? -- Леонтий  сделал эффектный взмах
полуосушенным кубком и, не удержавшись на ногах, чуть не покатился по  скату
крыши. К счастью, рыцари вовремя  его удержали и отвели от края подальше. --
Да, так что ж вы думаете? -- как ни в чем не бывало продолжал Леонтий. -- Не
прошло и года, как встретил я своего дракона, а на голове у него...
   Однако договорить Леонтий не успел, так как неподалеку от него прямо на
крышу бухнулось что-то очень большое  и слегка  отдающее перегаром. Даже при
скудном  ночном  освещении  можно было разглядеть, что это  какой-то большой
зверь с тремя головами на длинных шеях.
   -- Дракон! -- только и смог вымолвить Беовульф. -- Ну, вы даете!
   --  Что? Где  дракон?! -- в ужасе завопили  рыцари,  а  громче всех  --
Фердинанд и Леонтий.
   --  Ну вот, я же говорил, всех  перепугаем, -- густым басом  произнесла
правая голова нежданного гостя.
   --  Надо  было  опускаться где-нибудь  в сторонке, -- высоким  девичьим
голоском отвечала средняя голова.
   -- Хорошо что хоть куда-то приземлились, -- приятным баритоном заметила
левая  голова.  --  В  такой темноте  летать -- сплошная  глупость.  Как  ты
считаешь?
   Последний вопрос относился  к человеку, сидящему  на спине трехголового
чудища -- в суматохе ни него никто не обратил внимания.
   -- Ба, да это же мой лучший друг! -- радостно взревел Беовульф, да так,
что у всех присутствующих даже уши заложило. -- Господа, не пугайтесь, к нам
прилетел уважаемый колдун Чумичка. Ну, я вам рассказывал, тот, кто помог нам
извести князя  Григория. A  существо, которое  вы приняли  за дракона, всего
лишь его волшебная лошадка.
   -- Ничего себе лошадка, -- проворчал из-за трубы Фердинанд.
   --  Обыкновенная  летающая и трехголовая лошадка, -- уверенно продолжал
Беовульф. -- Или я не прав?
   -- Я тебе покажу лошадку! -- вдруг взъярилась правая голова. -- Щас как
дыхну...
   -- По-моему, если любой из этих  славных рыцарей дыхнет,  то итог будет
такой же, -- ехидно пропищала средняя голова.
   -- Пьянство -- враг человечества, -- с важностью заключила левая.
   --  A  я  все  равно дыхну, -- упрямо заявила  правая голова.  -- Пущай
узнают, что я за лошадка!
   -- Погоди, Полкан, не  надо,  --  вступился Чумичка. --  Господа,  это,
конечно, никакая не лошадь, а Змей Горыныч. Но не бойтесь, он не кусается.
   -- Еще как кусается, -- не унималась правая голова. --  Это ж надо ж --
лошадь!..
   -- A по-моему,  лучше  уж быть лошадью, чем таким чудищем, -- вздохнула
левая голова. -- Правда, княжна?
   -- A ну вас к лешему, -- проворчала средняя. -- Пустые разговоры...
   Оставив Горыныча перебраниваться между собой, Чумичка отвел Беовульфа в
сторонку.
   -- Но на самом деле это даже не Змей Горыныч, -- тихо сказал колдун. --
Только об этом никто не должен знать. До поры до времени.
   -- A кто же? -- вполголоса удивился Беовульф.
   -- Три человека, заколдованные  много  лет назад злодеем  Херклаффом по
заданию  князя  Григория. Та  голова, что справа  --  белопущенский  воевода
Полкан. Слева -- боярин Перемет. Оба были ярыми врагами Григория.
   -- A посередине?
   --  A  посередке  --  княжна  Ольга.  Дочка князя  Ивана  Шушка и  жена
Григория.
   -- Вот оно что, -- удивленно  протянул хозяин. -- То-то боярин  Василий
чего-то намекал  насчет  судьбы Ольги...  И что же,  теперь им  до скончания
веков оставаться в такой образине?
   -- Я  много думал, как их расколдовать, -- сокрушенно вздохнул Чумичка,
-- но пока  что никак.  Здесь  пес Херклафф накрутил, пожалуй, еще потемнее,
чем  даже  с  Марфой... A кстати, чего  там слышно от  Ивана-царевича --  не
расколдовал он еще княжну-лягушку?
   -- Он вернулся поздно вечером вместе с боярином Василием и с Гренделем,
но все трое такие усталые и промокшие, что я не стал  даже расспрашивать, --
ответил Беовульф. -- Однако никакой княжны с ними не было, это точно.
   --  Ну  ладно, подождем до  утра, --  проворчал  Чумичка. -- Можно пока
Горыныч у тебя на крыше побудет? Умаялся, бедняга, покамест сюда летели.
   --  Да на  здоровье, -- радушно махнул рукой  Беовульф. -- Ты не гляди,
что все обветшало, строилось-то на века!
   A Змей  Горыныч уже  вовсю храпел, свернувшись  калачиком,  будто  кот,
возле теплой трубы.


x x x


   Грозный  Атаман со  своей шайкой сидел в засаде в  придорожных кустах и
поджидал  очередную  жертву. Один  из  разбойничков,  отличающийся  отменным
слухом, лежал на дороге, приложив ухо к земле.
   -- Ну, что  там? --  то и дело нетерпеливо спрашивал Соловей. -- Уж три
дни никого не грабили, куды ж это годится?!
   -- Тише! -- крикнул слухач. -- Кажись, едет.
   -- Всем приготовиться! -- взвизгнул Петрович. -- Сейчас будем грабить и
убивать. -- И, спохватившись, добавил: -- Токмо справедливости ради.
   -- A насиловать будем?  -- сладострастно спросил долговязый разбойник в
дырявом кафтане с чужого плеча.
   --  Цыть!  --  прикрикнул  Петрович.  --  Мы  не  насильники  какие,  а
того-этого. Ради всеобщего счастья и все такое, чтобы, понимаете, все равны.
   -- За  стирание граней между сословиями, -- поддержала атамана девица в
мужских сапогах и цигаркой в зубах.
   -- Ну все, хватит пустых разговоров,  --  Петрович  извлек из-за пазухи
пару ржавых кухонных ножей. -- Всем приготовиться,  а то получится опять как
в прошлый раз!
   -- Так ведь и в прошлый раз никого не насиловали,  -- безнадежно махнул
рукой  длинный разбойник,  но  тут  из-за  поворота  выскочила  позолоченная
карета,  запряженная  тройкой  белых коней.  Слухач  едва успел соскочить  с
дороги.
   Петрович со всей ватагой выскочили из кустов и окружили карету.
   -- Сейчас,  сейчас будем грабить и  убивать, --  сладострастно бормотал
Петрович, пробираясь к двери  кареты, пока  его подчиненные держали за уздцы
коней.
   -- A насиловать опять не будем, -- горестно вздохнул длинный, обыскивая
карманы кучера.
   Дверь  приоткрылась,  и  из кареты выглянул  некий господин  в  богатом
кафтане, кожаных  перчатках  и  в широкополой шляпе  с пером,  надвинутой на
самые глаза, так что виднелись лишь концы длинных усов.
   -- Видать, богатенький, -- радостно  осклабился  Грозный Атаман. -- Ну,
наконец-то будет  нам славная пожива... A насиловать не будем, --  на всякий
случай прикрикнул он на длинного разбойника.
   -- Что  вам  угодно,  господин? -- учтиво осведомился  обитатель кареты
негромким, чуть мурлыкающим голосом.
   -- Господа все в  Царь-Городе, --  грубо  ответил Петрович.  -- Грабить
буду, понятно?
   -- A,  понятно,  понятно,  -- радостно  закивал богатый господин. --  К
вашим услугам.  -- C  этими словами  он элегантно  скинул  перчатки, а затем
вежливо приподнял шляпу. На Петровича глядела огромная морда белого кота.
   Cоловей завопил благим матом  и  кинулся было наутек, но когтистая лапа
кота намертво вцепилась ему прямо в нос.
   -- Спасите! На помощь! Убивают! -- пуще прежнего заголосил Петрович, но
верных  разбойничков,   конечно   же,  рядом   не   оказалось  --   все  они
предусмотрительно рассыпались по кустам.
   От собственного вопля Петрович проснулся. Рядом с  постелью стоял князь
Длиннорукий со свечкой в  руке, а другой рукой  он тряс Петровича за  плечо.
Меж тем комната Петровича наполнялась королевскими слугами.
   -- Ничего страшного, это просто  бесы довязались  до хорошего человека,
-- терпеливо объяснял им Длиннорукий. -- Можете идти спать.
   Но тут  дверь отворилась  шире, и  в горницу вошел собственной персоной
Виктор. Он был в халате и ночном колпаке.
   --  Ну,  что  тут  опять  происходит?  --  грозно  вопросил  он  и,  не
удержавшись, сладко зевнул. -- Я ночую в другом конце замка, и то проснулся.
   --  Да котяра проклятый, -- заныл Петрович, -- как выскочил из  кареты,
так мне прямо в морду вцепился. A его  только малость пограбить хотел. Что у
меня, казенная морда, что ли...
   -- Все ясно, опять ваши нездоровые выдумки, -- ледяным голосом произнес
Виктор. -- Еще одна такая выходка, и отправлю вас на конюшню!
   -- Да хоть сейчас! -- обрадовался Петрович.
   Длиннорукий между  тем поднес свечку к лицу Соловья  и увидел на носу и
щеках свежие следы когтей с сочащейся кровью.


x x x


ДЕНЬ ТРЕТИЙ


   Собрав наемников у себя в комнате, их командир  Мстислав Мыльник толкал
речь:
   -- Эти  козлы опять нас подставили. Послали в прорыв, а тылов, блин, не
обеспечили.  Еще день-два, и нас будут бить по-настоящему. -- Мстислав потер
задницу, все еще ноющую  после вчерашнего налета на корчму.  --  Значит так,
братва, рвем когти, пока не поздно. Я свое слово сказал, решайте.
   -- Да куд