рии кремля.
   -- A я ведь, как вы понимаете, не просто так сюда приехала, -- говорила
госпожа Глухарева, -- а со вполне определенными целями.
   --  Догадываюсь, -- вздохнул  воевода. -- Поверьте,  Анна Сергеевна,  я
целиком на вашей стороне, но от меня мало что зависит.
   --  Так делайте  же что-нибудь! --  повысила голос  Глухарева. -- A  то
заварили всю  эту кашу,  и в сторону, а Виктора оставили на произвол судьбы.
Или, вернее,  на произвол этих мерзавцев Беовульфа и боярина Василия.  Тогда
уж не стоило и начинать!
   -- Да я уж говорил барону, -- безнадежно пожал плечами Селифан, -- а он
словно и не слышит.
   -- Не слышит, говорите? -- прошипела Анна Сергеевна. -- Ну так я сама с
ним поговорю. Уж меня-то он услышит!
   -- Ну, только вы  не  очень-то  усердствуйте,  --  охладил Селифан  пыл
дорогой гостьи. И, остановившись  под облетевшей осиной, надолго  задумался.
Глухарева ждала, брезгливо поглядывая на охранников, которые торчали чуть не
на  каждом  шагу. --  Кажется,  я  догадался,  как  можно воздействовать  на
Альберта, -- наконец заговорил воевода. -- Только вы,  Анна Сергеевна, ни во
что не вмешивайтесь.
   -- Попытаюсь, -- выдавила из себя Анна Сергеевна. И так резво двинулась
вперед, что воевода едва за нею поспевал.
   -- Погодите, -- бормотал он, -- я  уж  не  мальчик. Пятьсот годков  без
малого, как-никак...
   Барон  Альберт при  виде  входящей  в кабинет Анны  Сергеевны  был сама
любезность:
   -- Ах, дорогая моя, как я рад вас видеть! Хорошо ли доехали?
   --  Премерзко, -- бросила Анна  Сергеевна.  -- И я вообще предпочла  бы
сюда не ездить!
   --  Ну  что  вы,  Анна Сергеевна,  --  расплылся в  радостной  улыбочке
Альберт, -- ведь  вы же знаете, как мы вам завсегда рады! Вы  для всех наших
начинаний -- как соль, необходимая в любом кушанье.
   Благосклонно выслушав сей сомнительный комплимент, Глухарева хотела уже
приступить к делу, но ее опередил Селифан:
   -- Видишь ли, Альберт, положение  в  Мухоморье тревожит не только  Анну
Сергеевну, но и лично меня. Я уверен, что и ты всполошился бы, если бы узнал
истинное положение вещей!
   -- Я прекрасно знаю истинное положение вещей, -- холодно ответил барон.
--  Мой  тайный  приказ  работает  без  сбоев.  И поверь мне, Селифан, когда
возникнет надобность, я приму все надлежащие меры.
   Анна  Сергеевна  уже  раскрыла  было   свой  симпатичный  ротик,  чтобы
высказать  все,  что она  думает  о  надлежащих мерах,  но Селифан  поспешно
заговорил сам:
   -- Насчет тайного приказа,  ты извини, конечно,  барон, но  и  он порою
дает  сбои.  Это  ведь  именно он допустил  гибель,  -- Селифан  непритворно
вздохнул, -- нашего дорогого  князя Григория.  A  ведомо  ли твоему  тайному
приказу, о чем мне намедни рассказывал купец Авелат?
   -- Неведомо, -- буркнул Альберт.
   --  Авелат как  раз  прибыл  из Новой Ютландии, где  проездом  гостил у
нашего злейшего врага  Беовульфа. И передал мне дословно то, что говорил ему
за чаркой вина этот изверг.
   -- Ну и  что  же? -- без  особого интереса  спросил барон. --  Впрочем,
догадываюсь...
   --  Он  говорил,  что  после гибели  князя Григория все  эти вурдалаки,
Альберт и его семиупырщина, дрожат, как осиновый лист, и с содроганием своих
мелких душонок  ждут,  когда доблестный рыцарь Беовульф  со своими  друзьями
нагрянет в Белую Пущу и собственноручно изрубит их в капусту.
   Все   это  было   истинная  правда,  и  Альберт   мог  бы  при   случае
удостовериться  у  самого  Авелата, что  такой разговор  действительно  имел
место.  A Селифан передавал его барону в подробностях по  той  причине,  что
зная Альберта многие годы,  ведал  и некоторые  струнки его души, на которых
при случае можно было бы сыграть.
   -- Ну, Беовульф  -- известный  суеслов, -- пробормотал Альберт. Он  был
изрядно  уязвлен, однако виду старался не подавать.  A Селифан ковал железо,
пока горячо:
   --  Беовульф-то  суеслов,  а мы сами что?  Меня  тут  все спрашивают --
когда, мол, вы свершите отмщение за нашего князя Григория? Ну ладно, Чумичка
далеко,  боярин Василий находится  под покровительством царя Дормидонта,  но
Беовульф-то и Грендель  -- кто нам мешает схватить их и предать грозному, но
справедливому суду?
   Альберт  молчал -- возразить было нечего. Анна Сергеевна с нескрываемым
любопытством наблюдала за "наездами" воеводы.
   -- Всему свое время, -- выдавил наконец из себя барон.
   -- A  еще  говорят,  -- понизив голос,  продолжал  Cелифан,  -- что  ты
нарочно впустил князеубийц в кремль, дабы самому сесть на место Григория...
   -- Кто говорит? -- как ошпаренный, вскочил из-за стола Альберт.
   --  A  на  что твой хваленый  тайный приказ? -- насмешливо  переспросил
воевода. -- Все  кому  не  лень говорят, а  ты  последний  узнаешь. Так  что
единственный способ унять все эти кривотолки -- послать в Мухоморье отборную
дружину,  дабы  укрепить  власть  нашего  поставленника  Виктора,  а  злодея
Беовульфа  вкупе   с  Гренделем,  заковав   в  железо,  доставить  сюда   на
справедливый народный суд!
   --  Я должен  подумать, -- ответил Альберт. --  Такие дела с наскока не
решить.
   Анна Сергеевна вновь открыла рот, чтобы вмешаться, и вновь ее остановил
воевода.
   -- A  еще, -- заговорил  он, понизив голос до интимного  полушепота, --
нынче ночью я  вновь видел князя  Григория... --  Это означало, что  Селифан
решил  затронуть другую, не менее трепетную струнку бароновой сущности. -- И
он сказал мне: "Что ж вы не выполняете усех моих заветов? Даже мой замысел у
Мухоморье до конца довести не можете!"
   Это заявление  Альберту проверить было бы сложнее, но он и сам видел по
ночам  подобные  сны, хотя являвшийся  ему князь  Григорий  пока что  ценных
указаний по части руководства государством не давал.
   --  Ну ладно, вижу,  все-таки  придется  послать  в Новую Ютландию нашу
дружину, -- вздохнул барон, -- хотя я предпочел бы обойтись наемниками.
   -- Ну так завтра же с утра  и выступим, -- обрадовался воевода. -- Если
ты не против, то я сам поведу войска в наступление!
   Не удержавшись, Анна Сергеевна громко фыркнула. Селифан поглядел на нее
с укоризной.
   -- Не будем спешить, -- охладил воеводин пыл барон Альберт. -- Завтра с
утречка заходите ко мне, обговорим подробности. Ну и для вас, уважаемая Анна
Сергеевна, дельце найдется.
   Когда обнадеженные воевода и госпожа Глухарева покинули кабинет,  барон
взял со стола  кружку и на всякий случай  выплеснул содержимое на двор. Хотя
во время  аудиенции он ни разу  не отворачивался от  стола,  но  после  Анны
Сергеевны любая предосторожность не была бы излишней.


x x x


   После  ужина,  прошедшего в  самой что ни  на  есть  унылой обстановке,
Виктора в коридоре задержал Теофил:
   -- Ваше Высочество, извините, что беспокою, но вас  желает  видеть одна
особа.
   -- Что за особа? -- безо всякого интереса спросил Виктор.
   -- Молодая девушка. Говорит, что пришла с болот...
   Виктор невесело усмехнулся:
   --  Неужели вы  полагаете, Теофил, что  мне  теперь до девушек? Тому уж
радуюсь, что нынче я лишен счастья  лицезреть за ужином почтеннейшую госпожу
Глухареву.
   --  Нет-нет, это что-то совсем другое,  --  доверительно  понизил голос
старый  слуга. -- Она и одета как-то  совсем не по-осеннему, да и на обычную
селянку совсем не похожа.
   -- Ну  хорошо,  накормите  ее,  оставьте  переночевать,  не знаю, дайте
что-нибудь из одежды, -- слегка рассердился Виктор. -- Мне ли вас учить?
   -- Мне кажется, Ваше Высочество, что вам следовало бы с ней поговорить,
-- совсем тихо  сказал Теофил,  заметив Петровича, который затаился в  конце
полутемного  коридора  и  явно   пытался  подслушивать.  --  Поверьте  моему
жизненному опыту -- она тут неспроста.
   -- Ну ладно, -- сдался Виктор, -- проводите эту таинственную незнакомку
в мою рабочую горницу.
   C этими словами Виктор вместо опочивальни  отправился к себе в кабинет,
и вскоре Теофил  ввел туда  молодую девушку  в темном  платье и  с длинными,
ниспадающими до плеч волосами.
   -- Прошу вас, сударыня, -- нарочито сухо указал Виктор на кресло.
   --  Приношу  извинения  Вашему   Высочеству,  что  отрываю   от  важных
государственных забот, -- проговорила гостья, усаживаясь в кресло и оправляя
платье.
   -- Попрошу к делу, -- буркнул Виктор, стараясь  не смотреть на девушку.
-- Кто вы и что вам от меня нужно?
   -- Извините, я хотела бы поговорить с  вами наедине, -- искоса  глянула
девушка на Теофила. Слуга молча повернулся, но Виктор остановил его:
   -- Сударыня, Теофилу я доверяю всецело. Так что смело  можете  говорить
при нем.
   -- Ну  ладно, --  вздохнула гостья, -- тогда сразу  к делу. Я -- княжна
Марфа.
   -- Очень приятно, -- усмехнулся хозяин. -- A я -- принц Виктор.
   --  Нет,  Ваше  Высочество,  вы,  кажется, не  совсем  поняли,  -- чуть
нахмурилась девушка. -- Я  -- княжна Марфа Ярославна, из рода князей Шушков,
превращенная в лягушку более двухсот лет назад по указанию князя Григория.
   Услышав это,  Теофил удивленно поднял  брови.  Виктор  же, кажется,  не
особо удивился:
   -- Я вам, конечно же, м-м-м, верю, но  чем вы могли бы подтвердить ваши
слова?
   Марфа ненадолго задумалась:
   -- Кроме меня самой, это может подтвердить Иван  Покровский,  который и
был тем самым Иваном-царевичем, что поцеловал лягушку и превратил ее обратно
в меня. Еще это мог бы подтвердить господин  Херклафф, тот  колдун,  который
меня заколдовал, но его, должно быть, давно уж нет в живых...
   -- Ну, Херклафф-то и по сей день живее многих живых, -- заметил Виктор,
-- а в настоящее время, сколь мне ведомо, находится в Белой Пуще. Сомневаюсь
только, что он стал бы что-либо подтверждать, даже если бы его очень об этом
попросили... Да, так где же ваш Иван-царевич?
   -- Ивана можно найти в ближайшей корчме, где он остановился на ночь, --
объяснила Марфа. -- Но завтра вы его вряд ли там застанете.
   -- Мы могли бы послать за ним, -- почтительно предложил Теофил.
   -- Думаю, это  ни к чему, -- подумав, сказал Виктор.  -- Тем более  что
вряд  ли  свидетельству  господина Ивана Покровского  можно  будет  доверять
больше, чем словам нашей уважаемой гостьи.
   -- Но, Ваше Высочество!.. -- возмутилась княжна.
   -- Извините,  сударыня, я не хотел бросать тень сомнения  ни на вас, ни
на кого бы то ни было, но нужны доказательства.
   -- Ну, разве что...  --  Княжна запустила  руку  под  высокий  воротник
платья  и  извлекла  оттуда  медальон  на серебряной цепочке. --  Здесь  наш
родовой знак.
   Виктор  бросил  мимолетный взор на медальон, перевел его  чуть выше, на
лицо Марфы и, встретившись с прямым спокойным взглядом княжны, отвел глаза в
сторону:
   -- Я в этих родовых знаках ничего не смыслю...
   Теофил деликатно кашлянул:
   -- Ваше Высочество, можно было бы пригласить господина Пирума.
   -- A ведь верно! --  обрадовался Виктор. И пояснил для гостьи: -- Пирум
-- это наш древлехранитель и скрижалеписец.
   Теофил  бесшумно  вышел из  комнаты. Виктор  молчал.  Молчала  и Марфа.
Наконец хозяин разомкнул уста:
   --  Сударыня, пока вы здесь, вам не следует никому больше говорить, что
вы -- княжна Марфа.
   -- Почему? -- гордо вскинула голову гостья.
   -- Видимо, вы еще не знаете истинного положения вещей и в Белой Пуще, и
у нас в Новой Ютландии... Ну что там опять?!
   В  коридоре  раздался  какой-то  шум, визг,  а  затем в  кабинет  вошел
летописец Пирум в сопровождении Теофила.
   -- Да там, похоже, опять наш Уильям  с господином Петровичем повздорил,
-- скорбно вздохнув, пояснил слуга.
   --  Вечно с этим Петровичем всякие приключения, -- проворчал Виктор. --
Кота уже неделю никто не видал, а  Петрович...  Ну ладно,  ближе  к  делу. Я
пригласил вас, господин  Пирум,  дабы посоветоваться по  некоему  вопросу, в
котором вы, несомненно, разбираетесь куда лучше меня.
   -- Сие зело  похвально, что  Ваше Высочество залюбопытствовали древними
скрижалями,  ибо  прошедшее наше  всегда  остается  с  нами, --  неторопливо
заговорил Пирум. -- И мы должны помнить  наше прошедшее,  дабы  не порвалась
нерасторжимая связь времен...
   -- Господин Пирум, прошу  вас посмотреть  на родовой знак, изображенный
на медальоне у этой девушки, -- прервал Виктор мудрствования летописца.
   Пирум  перевел взор  на Марфу  и  вдруг  стал  медленно оседать на пол.
Теофил подскочил к нему и помог добраться до ближайшего кресла.
   -- Это она, -- прошептал Пирум.
   -- Кто -- она? -- как ни в чем не бывало переспросил Виктор.
   -- Она, -- несколько пришел в себя древлехранитель. -- Княжна Марфа.
   Девушка встала во весь рост.
   -- Я  узнала  тебя, -- сказала она  Пируму. И, оборотившись  к Виктору,
спросила:  --  Надеюсь,  теперь  Ваше  Высочество  более  не сомневаетесь  в
правдивости моих слов?
   --  Да,  -- коротко ответил Виктор.  И, немного  помолчав,  обратился к
Теофилу и Пируму: -- У меня к вам будет одна настоятельная просьба. Или даже
приказание. Никто в замке, кроме нас троих, не должен знать, кто эта девушка
на самом деле. И князь Длиннорукий -- в особенности.


x x x


   Барону Альберту не спалось. Он ворочался в своем любимом дубовом гробу,
а  сон  все  не  шел.  И  когда барон все же  немного  задремал,  в  спальне
послышался какой-то шорох.
   --  Что  там  такое? -- вскрикнул Альберт. Он прекрасно знал,  что  его
"перестроечные"  нововведения  многим  в  Белой  Пуще не по нраву и что  эти
многие не прочь бы  от  него  избавиться, и оттого  ожидал опасности в любой
миг.
   Шорох повторился, а затем послышалось чье-то ворчание:
   -- Совсем без меня распустились, дымоходы не чищены...
   -- Что?! -- возопил барон, но тут голос резко усилился:
   -- Это ты, барон Альберт?!
   --  Д-д-да,  я,  -- от  страха лязгая  клыками,  пролепетал  Альберт  и
дрожащею рукой зажег тусклый светильник в изголовии гроба. В спальной никого
не  было. -- Почудилось, -- облегченно вздохнул барон, но тут вновь раздался
странный голос.  Он  звучал  достаточно  ясно, но  доносился  как  будто  из
какой-то трубы:
   -- Ну что, убедился теперь, каково править страной без меня?!
   -- Это ты, князь Григорий? -- боязливо спросил барон.
   -- Да, я! -- горделиво ответствовал голос. -- Я явился  из Преисподней,
дабы не дать  вам, глупцам и  корыстолюбцам, развалить то,  что  я  создавал
тяжкими трудами и заботами две сотни годов!
   -- Князь, научи нас, как жить! -- возопил Альберт.
   -- Эх-ма, вот возьми да научи вас, -- ворчливо откликнулся  голос князя
Григория. --  То ли дело при мне...  -- И, перейдя  на буднично-деловой тон,
продолжал  быстро  и  напористо:  --  Первым  делом  --  ежели  не  способны
справиться с домашними делами, так не лезьте к соседям.
   -- Но мы же...
   --  Никаких  но!  И не вздумай отправлять  моих  отборных  стрельцов  в
Мухоморье, иначе нашлю я на тебя, паршивца,  все кары из  адского пекла!  --
Голос князя загремел еще грознее: -- На колени, червь!
   Кряхтя, Альберт выбрался из гроба и послушно пал ниц.  И если  бы он не
был столь взволнован  явлением покойного князя и прислушался повнимательнее,
то услыхал бы шорох в печке и чье-то ворчливое бормотание:
   -- Что  за печки, что за дымоходы? Все у них не как у людей. Вот в избе
у бабки...
   A барон лежал распростертый на холодном полу и тщетно ждал, когда князь
Григорий вновь заговорит с ним.
   --  Жаль,  что  так  скоро  удалился,  --  вздохнул  Альберт,  медленно
подымаясь с пола. -- Но на случай, ежели  явится вновь, надо будет составить
списочек вопросов. Вопрос первый: где хоронить кости Марфы? Вопрос второй...
--  Барон подошел к небольшому столику наподобие конторки, стоящему  в  углу
спальни, и,  обмакнув гусиное перо в чернильницу, принялся что-то черкать на
листке пергамента.


x x x


   На столе стоял кувшин водки и кое-какая незатейливая закуска. За столом
сидели князь  Длиннорукий  и  Соловей-разбойник, причем  Петрович  ерзал  на
табуретке   и  то  и  дело  вскакивал  --  давали  знать  недавние  ранения.
Длиннорукий  был  уже  изрядно  "под мухой", но  еще  не  утратил  некоторых
способностей к рассуждениям.
   -- Чую, что бросили нас наши дорогие хозяева, - говорил  он, размахивая
куском   соленого  огурца.  --  Послали  сюда   вместе  с  этими  полоумными
наемниками, и все, и справляйтесь, как можете.
   -- Уползать надо,  -- мрачно проворчал Петрович. --  Покаместь  бить не
начали.
   -- Ну, уползти-то мы  еще успеем, -- отхлебнул Длиннорукий из  кружки и
закусил  огурцом.  Петрович  выпил  залпом  и не закусывая.  -- Да,  так  ты
говорил, что к  Виктору какая-то баба пришла, -- продолжал  князь. -- Ну-ка,
расскажи, дружище Петрович, что это за баба и что он с нею, хе-хе, делал!
   -- Да не баба, а молодая девка, -- нехотя ответил Соловей.
   -- O,  да так это  ж еще лучше!  -- скабрезно захихикал Длиннорукий. --
Ну-ну, и что же?..
   -- Да ничего. Там через скважину не подглядишь.
   -- Ага, значит, нарочно скважину  заткнул. Но ты хоть подслушал-то? Это
вообще замечательно -- когда не видишь, такого можно себе напредставлять! --
Князь противно потер пухленькими ручками. -- Ай да Виктор, а я-то уж грешным
делом  начал  думать, что на  девок у него, хо-хо,  не стоит. Ну-ну, значит,
завалил он ее на лежанку...
   -- На какую еще лежанку? -- пробурчал  Петрович. -- Он же принимал ее у
себя в рабочей горнице.
   --  O, ну так  это же просто  прелестно! --  пуще прежнего  обрадовался
Длиннорукий. -- Завалил прямо на стол...
   --  Ну  причем тут стол? -- озабоченно потер ноющую задницу Соловей. --
Они же там не одни были, еще и Теофил...
   -- A-а,  так  они  ее  вдвоем!  --  расплылся  в  скабрезной  усмешечке
Длиннорукий. -- Что ж ты мне сразу не сказал?  Мы бы пустили золотое яблочко
по тарелочке и посмотрели, что они там вытворяют!
   -- Да ничего они не вытворяли, -- не вытерпев княжеских похабствований,
топнул ножкой Петрович. -- Просто разговаривали, и все.
   -- Ну и дает,  однако  же,  наше Высочество, -- разочарованно  протянул
Длиннорукий. -- Привел к себе  на ночь глядя молодую девку  -- и разговорами
потчует. -- Князь подлил себе и Соловью  еще  водки. --  Ну и о чем же таком
они говорили?
   Петрович выпил, занюхал надкушенной  луковицей и  наморщил лоб, пытаясь
вспомнить:
   -- Говорила-то больше та девица. И такую околесицу несла, что у меня аж
уши  завяли.  Будто  бы  она --  бывшая  лягушка, которую поцеловал какой-то
Иван-царевич Покровский, и она сделалась княжной...
   -- Что? -- вскочил Длиннорукий как ошпаренный, едва не опрокинув кувшин
с остатками водки. -- Я должен немедля передать об этом в Белую Пущу!
   -- Да  они  ж  тебя  засмеют, -- хмыкнул  Петрович. -- Скажут, совсем с
крыши князь съехал, уже всякие сказки рассказывает.
   -- Это не  сказки, -- стукнул Длиннорукий кружкой по  столу, -- а самая
истинная правда!
   -- A я чего-то припоминаю, -- почесал задницу Петрович. -- Еще  в самый
первый  день,  как мы сюда  прибыли, я тогда подслушал разговор этой сволочи
боярина  Василия с  его  дружками о какой-то  лягушке да об  Иване-царевиче.
Стало быть, все это и впрямь не сказки?
   Князь внезапно успокоился:
   -- A  правда, куда  торопиться? Завтра с  утра на  свежую голову все  и
передам. Ну и что еще твоя княжна рассказывала?
   --  A я больше ничего не услышал, -- горестно вздохнул Петрович. -- Тут
на меня снова тот изверг набросился!
   -- Какой еще изверг?
   -- Да кот, чтоб ему пусто было!
   -- Опять кот, -- проворчал Длиннорукий.  --  Тебе,  братец, пить меньше
надо. Или больше закусывать.
   -- Вы мне никто не верите!  -- взвизгнул Петрович. -- A  он меня, сука,
снова цапнул! -- И Соловей, задрав  штанину, продемонстрировал совсем свежую
царапину на правой ноге.
   Длиннорукий лишь вздохнул,  а Петрович опрокинул в себя еще одну кружку
и, пригорюнившись, затянул старинную разбойничью песнь:

   -- Эх, на царь-городской на дороженьке
   На телегах богатеи ездиют,
   Со колесами да позолоченными,
   Да с