му. --
Если  вы уж задержали посланников, о  чем вас никто  не просил,  так хотя бы
сторожили их как  положено. -- И Виктор смерил князя  таким взором, что  тот
почел за лучшее пререканий не продолжать.
   -- Слизняки, -- презрительно бросила Анна Сергеевна.  -- Отдали  бы мне
этого боярина, уж я бы его...
   -- И вы туда же, -- обреченно вздохнул Виктор. -- Расскажите лучше, что
слышно в Белой Пуще? Ведь вы, как я понял, только вчера оттуда.
   --  Проездом, --  высокомерно кивнула Анна Сергеевна. -- Из... Впрочем,
это не имеет значения.
   -- Ну  и как там?  --  с  надеждой спросил Виктор. -- Что говорят барон
Альберт, воевода Селифан?
   -- Отморозки, -- процедила госпожа Глухарева. --  Ни бе ни ме, ни да ни
нет. Вурдалаки называются! Моя бы воля...
   --  Значит,  помогать  нам  они   отказываются?   --   прервал   Виктор
злобствования Анны Сергеевны.
   -- Нет, не отказываются, -- прошипела та, -- но и ни черта не делают. У
них  там свои  проблемы, а на вас  им  начхать. --  Последнее  словечко  она
произнесла  с особым  удовольствием. -- Но  я сегодня же  снова отправлюсь в
Белую Пущу и поговорю с ними по-настоящему!
   -- На вас вся надежда, -- рассеянно промолвил Виктор. И, оборотившись к
слуге, велел: -- Теофил, уберите вино.
   -- Слушаюсь! -- Старый слуга подошел к столу и, брезгливо поморщившись,
ловко  выхватил кувшин прямо из-под носа Петровича. Но тот уже  успел налить
себе полкубка.  Одним  махом  влив в себя  вино,  экс-разбойник схватил  два
столовых ножа и, вжикнув их один об другой, выкрикнул:
   -- Всех перережу! Хамы! Коты подзаборные! Враги трудового народа!
   Длиннорукий вскочил из-за стола и, схватив Петровича за шиворот, вместе
с  ним выбежал из трапезной. Правда,  по дороге  бывший  Грозный  Атаман еще
успел опрокинуть пару стульев.
   -- Придурки! -- бросила им вслед Анна Сергеевна. -- Путчисты засраные.
   -- Хоть бы вы, господин Каширский, излечили его от пьянства,  -- сказал
Виктор соседу Анны  Сергеевны, -- а то  ведь смотреть противно. И  к тому же
всякий день одно и то же.
   Господин Каширский словно того и ждал, что к нему обратятся.
   --   Моя   специализация   тяготеет   преимущественно   к   хроническим
алкоголикам, однако в данном случае явление  носит скорее благоприобретенный
характер, еще не перешедший  в хроническую стадию, -- заговорил он  приятным
низким голосом, -- и для его ликвидации  необходимо изолировать пациента  от
источника  алкогольной  интоксикации, иначе  говоря,  держать вино  от  него
подальше.
   -- A, ну  ясно, -- кивнул Виктор, из всей  заумной речи толком понявший
лишь  последние слова.  --  Расскажите,  как  у  вас идут  дела  с господами
поэтами.
   -- Случай  также весьма запущенный, -- охотно  ответил Каширский, -- но
мы не теряем оптимизма. Излечить от поэзии будет, пожалуй, посложнее, чем от
пьянства, однако мои  психотерапевтические  установки в комплексе с сеансами
трудотерапии в лице копания мелиоративных  канав уже начали давать некоторые
позитивные перемены в состоянии пациентов...
   -- Ваше Высочество,  вы позволите  убирать  со стола?  --  бесцеремонно
перебил Теофил мудрствования Каширского.
   -- Убирайте, -- откликнулся Виктор. -- Да, так я вас слушаю.
   -- Ну  вот,  стало  быть,  --  чуть  обиженно  продолжал Каширский,  --
установив, что радикальные меры могут привести к  негативным последствиям, я
решил  применить   метод  исцеления   подобного  подобным   и   использовать
минимальную, но ударную дозу поэзии для борьбы с нею же.
   -- То есть? -- заинтересовался Виктор.
   -- Я дал одному из пациентов  установку написать стихотворение, зовущее
к перевыполнению плана по копанию  канав. И вот что получилось. -- Каширский
извлек из кармана пиджака мятый листок и торжественно зачитал:

   -- Мы принца Виктора решенья
   Скорее в дело воплотим,
   И для болотоосушенья
   Свои мы силы посвятим!


   Анна Сергеевна откровенно фыркнула, Каширский немного обиделся:
   --  Между  прочим, после коллективного прослушивания этих  стихов  наши
поэты повысили производительность труда на семь процентов!
   -- Все это, конечно, очень хорошо, -- заметил Виктор, --  только  стоит
ли в стихах  упоминать мое имя? Нескромно как-то.  Тем более что начало делу
осушения болот положил еще мой пращур, королевич Георг...
   -- Переделаем! -- оптимистично воскликнул Каширский. -- "Георга славные
решенья..."
   Но тут Теофил вновь некстати перебил Каширского:
   -- Ваше Высочество, тут вас дожидается  наш главный болотничий. Сказать
ему, чтоб еще подождал?
   -- Нет-нет, -- вскочил Виктор.  --  Извините, господа, что оставляю вас
--  дела... Но  я  уверен  -- не пройдет  и двух  десятилетий,  как главному
болотничьему придется  переучиваться в главного лесничего! -- И уже в дверях
тихо добавил: -- Иначе не стоило и начинать...
   --  Как вы думаете, что он хотел  сказать? --  недоуменно пожал плечами
Каширский, когда они вдвоем с Анной Сергеевной остались за столом.
   -- Реформатор хренов, -- презрительно хмыкнула госпожа Глухарева.


x x x


   Когда обитатель болотного хуторка вернулся домой, хозяйка встретила его
на пороге:
   -- Милый, куда ты исчез? Я уж думала самое худшее.
   -- Провожал нашего  гостя, --  вздохнул  хозяин. -- Довел до начала той
тропинки, что ведет к "грядкам", а дальше там уж заблудиться невозможно.
   -- Я так и не поняла, чего он ищет?
   -- Ну, то  место, где заколдовали  княжну Марфу. Знаешь,  Катерина,  из
разговора с господином Покровским я так  понял, что он даже не считает Марфу
княжной, а говорит о ней как о самой обычной девушке.
   -- А ты что же?
   -- Ну, я не стал переубеждать.
   -- Знаешь, я даже  поначалу перепугалась, что этот человек сюда заслан,
чтобы тебя выследить,  -- призналась Катерина. -- И говорит вроде по-нашему,
но больно как-то мудрено. Уж не из Белой ли он Пущи?
   -- Нет,  не  думаю,  --  улыбнулся  в усы  хозяин. --  По  выговору он,
пожалуй,  больше  напоминает  тех -- ну  я тебе о  них  рассказывал, боярина
Василия и его пажа.
   -- Ой, не к добру, -- с опаской покачала  головой Катенька. -- В  любом
случае следует поопаситься.
   -- Не надо, -- решительно заявил хозяин. -- Я решил открыться.
   -- Что ты, что ты! -- замахала руками хозяйка. --  Ведь ты погибнешь, а
я этого не переживу. Да и чего ты добьешься?
   -- Это дело чести,  -- с тихой непреклонностью ответил  хозяин. -- Если
даже  водяной  меня  бранит за бездействие и потворство  всяким лиходеям, то
куда уж дальше? Я должен доказать, что это не так!
   -- И что же ты собираешься делать? -- обреченно вздохнула хозяйка.
   --  Для  начала наведаюсь к Беовульфу -- туда белопущенские наемники не
сунутся. Ну а дальше увидим.
   -- Благослови тебя господь, -- сквозь слезы  промолвила Катерина. -- Ты
когда собираешься идти?
   --  Прямо сейчас,  --  решительно сказал хозяин. --  Вот  сена  Буренке
принесу, и в путь.


x x x


   Сидя  за  столом  в  кабинете  покойного князя  Григория, барон Альберт
занимался  государственными  делами.  Правда,  злые  языки  в его  окружении
поговаривали,  что княжеский стол совсем "не идет"  барону. И действительно,
если   Григорий   гляделся  за  своим  столом  как   настоящий  руководитель
государства, прочно и уверенно сидевший на своем  месте,  то Альберт  как-то
терялся  среди строгих и прямых  очертаний  княжеского  стола. Но барон  еще
надеялся не только приноровиться к чужой мебели, но и прочно  утвердиться во
главе княжества, пусть даже и не в княжеском звании.
   Пока  же   приходилось  заниматься   рутинными  делами,   связанными  с
обустройством Белой Пущи после лютой  смерти ее долголетнего  вождя. И одним
из важнейших дел, по  мнению барона, было возрождение духовности. Вспахивать
сию  благодатную  ниву Альберт поручил  одному из  матерых  упырей,  давнему
сподвижнику    покойного    князя    Григория,    который    и    докладывал
престолоблюстителю о проделанной работе:
   -- Значит, так. Согласно  последним  решениям,  открыли мы  заброшенные
храмы во всех крупнейших селах и волостях.
   --  Хорошо,  --  удовлетворенно  кивнул  Альберт и отхлебнул из  кружки
какой-то жидкости, то ли чаю, то  ли  кровушки.  -- И  как же воспринял  наш
народ сей шаг доброй воли со стороны властей?
   Докладчик почесал плешь:
   --  Как надобно,  так  и  воспринял. Правда, кое-кто  не хотел идти  на
богослужение,  но наши  стрельцы  постарались -- всех в церкву затолкали! --
Упырь удовлетворенно осклабился.
   Однако Альберт остался недоволен:
   --  Ну вот, опять. Сказано же было, чтоб никакого  насилия! Это ведь не
сбор податей,  а дело  личное,  добровольное. Кто  хочет, тот пускай  идет в
церковь,  кто  не  хочет -- принуждать никого не  надо. Послушай, Гробослав,
пора  уж  понять,  что  времена  не  те...  Такое  впечатление, что  вы  все
сговорились, чтобы обгадить любое хорошее начинание!
   --  Так мы  же  хотели,  чтобы как лучше,  -- обескураженно пробормотал
Гробослав.  --  Сказали нам  подымать духовность, вводить  православие, чтоб
его, ну вот мы и стараемся  понемногу. A как  же иначе? Пока людишек силой в
храм не затолкаешь...
   -- -  Никого не надо  толкать в храм силой!  -- не выдержав, хлопнул по
столу Альберт. -- Ясно вам?!
   -- Ясно-то ясно, -- протянул Гробослав, -- да только как же еще вводить
эту самую духовность, коли не силой?..
   -- Ну ладно, -- вздохнул Альберт, поняв,  что Гробославу не  втолкуешь.
--  Теперь насчет костей княжны Марфы. -- Барон полез в  стол, а  Гробослав,
молниеносно извлеча из-за  пазухи  мутную  скляночку,  вылил ее содержимое в
кружку.  Когда Альберт вынырнул из стола с какой-то бумагой,  докладчик  уже
сидел с самым невинным видом и подобострастно глядел на  барона.  -- Вот, --
продолжал Альберт, -- докладная о разыскании костей княжны Марфы.
   -- A это точно ее кости? -- простодушно переспросил Гробослав.
   -- Ее, не ее, какая разница,  -- расплылся Альберт в клыкастой ухмылке.
-- Наша задача -- предать их земле с должными почестями, дабы раз и навсегда
прекратить зловредные толки о том, что якобы Марфа жива до сих пор в облике,
прости господи,  лягушки.  --  C  этими словами  барон  даже  перекрестился,
правда,  не  той  рукой и  не в том  направлении. --  Ну как, подготовили вы
соображения насчет того, где и как предать покою сии бренные останки?
   -- Ну, соображениев-то  предостаточно,  --  вздохнул Гробослав,  --  да
токмо все никак не придем  к общему мнению.  То ли дело при покойнике  князе
Григории -- у всех было единое мнение...
   -- Эти времена ушли, -- твердо проговорил  Альберт. -- Пора своим  умом
думать.  -- Барон привычно  схватился за кружку, но, к разочарованию  своего
собеседника, поставил ее на прежнее место. -- Так в чем же разномыслия?
   -- Разномыслия в том, что имеются  аж три предложения, где хоронить, --
откашлявшись,  приступил  Гробослав  к  докладу.  -- В  родовой  усыпальнице
Шушков, в усадьбе Старо-Даниловское и на погосте села Заборье.
   -- Причем тут Заборье? -- удивился Альберт.
   --  При том, что как раз через  Заборье  Марфа бежала в Новую Ютландию.
Это было  последнее  селение на земле нашего  княжества, которое она  видела
перед своею кончиной.
   -- Ну,  разве что... -- с сомнением пожал плечами  Альберт. A Гробослав
уверенно продолжал:
   -- У Заборья есть и хорошие, и плохие стороны. Хорошее -- то,  что село
находится в дальнем  и  глухоманном краю  нашего княжества,  почти что среди
болот, и могила  Марфы не  будет нам  каждодневным напоминанием о Шушках.  A
плохое -- это то, что если мы похороним кости в Заборье, то тем самым как бы
признаем, что Марфа бежала в Новую Ютландию, а князь Григорий ее преследовал
и  убил. Или  заколдовал. В  общем, дадим новый  повод  для вредных сказок о
княжне-лягушке.
   -- Ну, эти сказки долго еще будут сказываться, -- заметил Альберт. -- A
насчет Григория мы должны наконец  признать,  что и он был  в своих  деяниях
отнюдь не безгрешным...
   Этого Гробослав  уже  выдержать не  мог. Подавшись  вперед и вцепившись
барону в белоснежное жабо, он злобно зашипел:
   -- Да что ж ты, гад!.. Да Григорий тебя из дерьма вытащил, а ты его...
   -- Не шуми, -- с трудом высвободившись, ответил  Альберт. -- Успокойся,
на  вот  водицы испей.  -- Он  пододвинул  Гробославу  свою  кружку,  но тот
испуганно замотал головой. -- A ты думаешь, мне все это не претит -- церкви,
княжеские кости, Семиупырщина? Еще как претит! Но мы должны считаться с тем,
что у нас есть  и  чего  нет.  Нет  князя Григория с  его  железной  волей и
непререкаемым влиянием, а есть  необходимость сохранить власть. Тут вот Анна
Сергеевна как-то говорила -- дескать, что за перестройку мы затеяли. Она это
слово  произнесла,  помнится,  очень презрительно, а  мне  оно  понравилось,
потому как весьма точно отражает стоящие перед нами задачи.
   -- Извини, погорячился, -- пробурчал Гробослав.
   -- Чего уж  там, я не сержусь, -- махнул рукой Альберт. --  Да, так что
же насчет остальных двух предложений?
   --  Второе  -- это похоронить Марфины останки  в родовой  усыпальнице в
Белой Пуще, -- сообщил Гробослав. -- Хотя и здесь имеются свои трудности.
   -- A кстати сказать, где  она, эта усыпальница? -- переспросил Альберт.
-- Признаться, я о ней даже и не слыхивал.
   --  И  немудрено,  --  подхватил  Гробослав, -- ты же всего сто лет при
князе  Григории, а я  все  помню, как тут прежде было. До  Григория на месте
кремля  стояла  большая  усадьба  князей  Шушков.  Ну  и  при  ней, вестимо,
усыпальница. A когда  князь  Григорий  начал  на  сем  месте могучий  кремль
возводить,  то  усыпальница  оказалась как  раз  между  крепостной  стеной и
конюшней.  Ну, он все оставил как есть, только прикрыл забором. Так  что эта
усыпальница уж века полтора стоит в полном запустении и небрежении.
   -- Ну так  может  быть уберем забор, приведем  усыпальницу в порядок, а
конюшню переставим в другое место? -- предложил Альберт. --  И Марфины кости
честь по чести похороним.
   -- Ну, не знаю, -- с сомнением покачал головой Гробослав. -- Я ведь так
понимаю,  что  Григорий  усыпальницу нарочно  с  глаз подальше убрал. Ведь в
кремле  гости иноземные бывают, а зачем напоминать им о Шушках? Да и нам это
тем паче ни к чему.
   --  Ну да, -- подтвердил Альберт.  --  Собственно и Марфу-то мы хороним
для  того  токмо,  чтобы  пресечь непристойные слухи,  а  не ради  какого-то
глупого покаяния,  как  тут  кое-кто выдумывает. Нам  не в чем  каяться,  мы
выполняли приказы!.. Ну ладно, а что же третье предложение?
   -- Третье -- Старо-Даниловская  усадьба.  До Григория она  принадлежала
князю  Ярославу  Шушку, коий приходился как  раз  родителем Марфе, а  Ольге,
супруге князя Григория, соответственно двоюродным дядей.
   -- И что же Ярослав, тоже погиб?
   --  Вестимо,  погиб,  --  плотоядно проурчал Гробослав.  -- Как  сейчас
помню, сам я его, родимого, и ухайдакал, а кровушку выпил...
   -- Прекрати! -- замахал руками Альберт.  -- Этого я слушать не желаю. И
что же усадьба?
   -- В усадьбе его и похоронили, на родовом погосте. Так что рядом  с ним
можно было бы и  Марфины кости упокоить. Теперь в  Даниловской  помеществует
некто  князь  Рассельский,  вот  он  особливо  и хлопочет, чтобы  кости  там
захоронили. Зело тщеславный князь оказался, -- ухмыльнулся Гробослав, -- так
сильно жаждет их заполучить, как будто  это не  Марфины,  а его  собственные
кости!
   --  A  может, разделить их поровну и похоронить во всех трех местах? --
предложил Альберт. -- Чтобы никому не обидно.
   -- A хватит ли на всех? -- озабоченно спросил Гробослав.
   --  C лихвой! -- Барон заглянул в  бумажку.  --  Там  одних черепов три
штуки.  A не  достанет на  всех, так  еще отыщем! -- Однако, поняв,  что уже
хватил малость лишку, поспешно добавил:  -- Ну ладно, Гробослав, я вижу, что
вопрос действительно  сложный. Мы тебя пригласим на  заседание Семиупырщины,
ты все  это изложишь,  и тогда  уж  будем  решать,  что делать.  --  Альберт
привстал за столом, показывая, что разговор окончен.
   Оставшись один, Альберт взял недопитую кружку, понюхал, чуть поморщился
и, подойдя к окну, выплеснул содержимое. Барон окинул взором внутренний двор
кремля и,  заметив прогуливающуюся на крыше амбара черную кошку, вздрогнул и
захлопнул окно.  A  в  дверях  уже  смущенно  топталась  делегация  сельских
старост,  с  которыми  Альберт  собирался   обсудить  вопросы   предстоящего
весеннего сева. Государственные дела не отпускали барона ни на мгновение.


x x x


   Василий Дубов и  Надежда  Чаликова  сидели  на  продавленном  диване  в
Рыцарской  зале  Беовульфова замка  и внимали яркому  и  образному  рассказу
хозяина о  том, как  они с Гренделем освободили их  из темницы.  Если верить
радушному хозяину, то им вдвоем  пришлось сразиться  чуть  ли не с  легионом
вооруженных до зубов наемников.
   -- И тогда я -- раз,  два, и все  валяются  вповалку! --  азартно вещал
Беовульф, потягивая вино  из огромного кубка. -- И тут  чувствую, еще дюжина
сзади. A я их мечом, мечом!
   -- Какая дюжина? -- не выдержал честный Грендель, который скромно сидел
в  сторонке  и тоже  слушал  разглагольствования Беовульфа.  -- И было-то их
всего трое, к тому же сильно пьяных...
   --  Ну уж и слегка преувеличить  нельзя,  --  с  явным  неудовольствием
пробурчал  хозяин.  --  Что  я,  должен  тебя учить  искусству  поэтического
вымысла?
   -- Ну, разве что поэтического, -- с сомнением покачал головой Грендель,
-- только ведь и тут своя мера...
   -- Скажите лучше, что  за муха укусила  короля Александра? --  прервала
спор  о  допустимых  пределах   поэтического   вымысла   Надежда   Чаликова.
Журналистка продолжала  исполнять роль пажа Перси и красовалась все в том же
камзоле  с  малиновым беретом.  --  Чего ради  Его  Величество кинул  нас  в
темницу?
   -- A вы еще не знаете? -- Беовульф опрокинул в себя очередной кубок. --
Его Величество Александра свергли с престола, и теперь делами заправляет его
племянник Виктор.
   -- Вот так вот взяли и свергли? -- недоверчиво переспросил Василий.
   -- Вот так и свергли! Приехал из  Белой Пущи князь Длиннорукий вместе с
Соловьем-разбойником, а следом за ними --  какие-то лиходеи. Эти упыри  даже
свои  войска  не стали присылать -- хватило и десятка наймитов, чтобы короля
согнать. Говорил же я: "Не доверяйте, Ваше Величество,  Виктору,  ненадежный
он". -- Беовульф шумно вздохнул.  -- A Его Величество отвечает: "Что делать,
дружище Беовульф!  Ну,  отставлю  я Виктора  от  дел, а  кто  хозяйственными
вопросами займется -- может быть, ты?". Умнейший был человек!
   --  Почему  был?  --  возмутился Грендель. --  Я уверен,  что он жив  и
здоров!
   -- A у вас есть основания полагать иное? -- Дубов пристально глянул  на
Беовульфа.
   -- Ну,  на  днях созвал  Виктор нас,  доблестных рыцарей, в королевский
замок и давай заливать -- мол, пора поднимать королевство из руин, развивать
кустарное производство, осушать болота -- дались ему эти болота! -- и всякое
такое  прочее. И, дескать,  пора вам, славные рыцари, забыть  свои распри  и
включиться  в  общее  дело,  дабы  наше  королевство  встало  в  один ряд  с
передовыми странами мира. Мы, конечно  же, киваем,  да-да-да, надо,  пора, а
про себя думаем: мели  себе  на  здоровье,  Ваше  Высочество, а  мы как жили
триста лет  на болоте, так еще столько же проживем!.. -- Хозяин  обвел своих
гостей слегка замутненным  взором. -- Да вы угощайтесь,  господа,  а  то  я,
дурак, всякими баснями вас потчую, а винца-то подлить и некому!
   -- Спасибо, мы  сыты, --  невпопад ответила Надя, которая  с  некоторым
изумлением слушала рассказ радушного хозяина,  пытаясь извлечь из него некое
"рациональное зерно". --  Но разве это так плохо, что Виктор  хочет вытащить
страну из болота?
   --  Нет,  это, конечно, не плохо,  -- задумчиво  промолвил Грендель, --
только вот едва завершил Виктор свою речь, как встает один из наших рыцарей,
не п