партийным  органом, а  в процессе приватизации ее  на корню скупил
некий капиталист, назначивший  редактором  свою единомышленницу, радикальную
демократку.   Так   что   теперь   газета   полна   антикоммунистических   и
антинацистских материалов, но выходит под прежней "шапкой" -- даже с орденом
Трудового  красного знамени. Ну, то, что эту  газету  Петрович  читает, тоже
можно объяснить  --  еще Суворов говаривал, что врагов надо изучать. Но  вот
какого дьявола ему в тюрьме "Газета для всех"?.."
     Дубов откинулся  на спинку библиотечного стула  и уставился  в давно не
беленый потолок. "Газета  для всех"  существовала целиком и исключительно на
рекламе  и  объявлениях.  Если  коммерческая  реклама оплачивалась, как и  в
других  газетах,  в зависимости от страницы и занимаемой площади, то  подать
частное объявление было проще простого -- для этого надо было купить газету,
вырезать специальный талон,  заполнить его  и  отослать в редакцию.  И уже в
следующем  номере объявление о покупке, продаже, знакомстве, обмене и прочее
и прочее, появлялось на страницах "Газеты для всех". Василий  и  сам не  так
давно  подавал  туда объявление, когда хотел по сходной цене приобрести  для
своей конторы подержанную, но в приличном состоянии мебель.
     Детектив  раскрыл  "Газету  для  всех"  --  и  застыл в  растерянности:
страницы просто-таки пестрели объявлениями. Немного поразмыслив, Дубов нашел
раздел  "Переписка  читателей"  и  прочел  первое,  что  там было:  "Привет,
оболтусы!  Хватит  прикалываться,  айда  все  в   солнечный  Кот  д'Ивуар!".
Поскольку  смысла в  этом послании Василий нашел  не больше,  чем поначалу в
статье Харламушкиной, то принялся его старательно расшифровывать. Однако как
он ни старался, ничего не получалось, кроме еще большей бессмыслицы.
     Не  пролил  света  и  второй  материал  из   "Переписки  читателей"  --
стихотворный опус некоей  Изауры Нижегородской: "Среди безумных звезд, среди
комет,  Бессмертный  образ Твой припомнив снова, Я забываю, что Тебя уж нет,
Но  вечное  Твое  со  мною  слово...".  Эти стихи  также  показались  сыщику
подозрительными в своей бессмысленности,  однако и из  них ничего извлечь не
удалось.
     Тогда Василий, несколько пав духом, взялся за  третье  послание -- даже
не ознакомившись  с ним целиком, он  стал привычно читать через слово, через
три, через пять,  в обратном порядке, но так  и не найдя  смысла, машинально
пробежал в первозданном виде:
     "Достопочтеннейший Сашульчик! Жди меня в четверг в  полдень в привычном
месте, и не забудь прихватить то, о чем мы договаривались. Твоя Мурка".
     Дубов вскочил, как ошпаренный.
     -- Что с вами? -- удивленно глянула на него пожилая библиотекарша.
     -- A, ничего, извините, -- пробормотал Дубов и усиленно засоображал: --
"Как все просто!  Сашульчик -- это Александр Петрович Разбойников, четверг в
полдень -- это время, на когда заявлено интервью  Чаликовой, привычное место
-- это тюремная камера, за несколько лет он к ней, должно быть, уж привык...
A вот что он должен прихватить, хотелось бы мне знать?"
     Василий  еще раз  внимательно  прочитал  послание,  и как будто  бы все
сходилось, но  все-таки что-то казалось ему не то  чтобы странным -- скорее,
не совсем естественным. Наконец, он сообразил:
     --  Действительно,  своеобразное  сочетание:  "Достопочтеннейший" --  и
"Сашульчик".  A что  если...  --  Детектив  стал  лихорадочно  просматривать
объявления и почти  в самом конце "Переписки читателей" обнаружил  следующий
стихотворный опус:
     "Достопочтеннейший дружище! Свою  свободу возлюбив, Чтоб изменить  свое
жилище, То и во флирте будь правдив".
     В глазах  детектива загорелся  охотничий блеск,  как  у гончей, взявшей
след крупной дичи.
     -- Вот оно -- "И во  ФЛИРТЕ будь  ПРАВДИВ"! -- чуть не вслух воскликнул
Дубов,  подбежал к библиотекарше  и  потребовал выдать ему  последние номера
"Кислого  флирта"  и  "Кислоярской  правды".  Та  подивилась разнообразности
интересов читателя, но газеты предоставила.
     Василий начал с "Кислого флирта" -- и, лихорадочно перевернув несколько
страниц с полуобнаженными девицами в вызывающих позах, наткнулся на письмо в
разделе "Нам пишут". Начиналось оно так:
     "Достопочтеннейшая редакция! Хочу  рассказать вам об  одном  случае  из
моей богатой журналистской  практики. Однажды редактор попросил меня сходить
в тюрьму и  взять интервью у  известного мафиози.  Поначалу я не хотела туда
идти,  но  потом  согласилась".  Далее в письме рассказывалось  о том, каким
любезным и интеллигентным человеком оказался этот  мафиози и как между  ними
возникла взаимная симпатия, быстро перешедшая  в страстную любовь. Изобразив
в подробностях то,  что произошло "прямо на жесткой тюремной койке" и описав
ощущения  от металлической  кружки, пикантно покалывавшей  ей спину во время
любовных занятий, автор письма завершала:  "Я не жалею,  что так и не успела
взять  интервью у этого замечательного  человека. Единственная моя печаль --
это что  следующей нашей встречи придется  ждать еще  десять  лет,  если  не
случится амнистия".
     Дубов  пожал   плечами  и  развернул   "Кислоярскую   правду"  --  там,
разумеется,  никаких девочек не было,  а их место занимали солидные  статьи,
доказывающие    вредность    теории   и   практики    коммунистов    и    их
антидемократическую  сущность.  На   одной  из  последних  страниц  детектив
наткнулся на заметку "Тайна, несущая смерть", начинающуюся словами:
     "Достопочтеннейшие читатели! Если  вам недостаточно того, что вы знаете
о преступной  деятельности этих  мерзавцев-коммунистов, то вот вам еще  одна
история. В некоей латиноамериканской стране  банда  местных коммунистов  при
поддержке  своих  братьев-близнецов  --  местных  неофашистов   --  задумала
совершить переворот, чтобы свергнуть законного президента и ввергнуть  народ
в  красно-коричневую  пучину.  Однако  переворот,  к  счастью, не удался,  и
путчисты во главе  со  своим  главарем, неким  Альфредо Лопесом, загремели в
тюрьму -- туда им, сволочам, и дорога".
     Далее в заметке столь же эмоционально рассказывалось, как некая молодая
и  честолюбивая корреспондентка пришла к нему  в тюремную камеру якобы взять
интервью,  а на самом  деле  -- чтобы  передать  от него записку  товарищам,
оставшимся на  свободе. Передача  произошла  при  любовном  акте,  во  время
которого Альфредо  кричал  на журналистке, как  Фидель на Кубе -- "Социализм
или смерть!" --  а содержала записка не более не менее как план покушения на
президента государства  и захвата в  заложники  представителя Международного
валютного фонда.  Но  и  для журналистки это  "интервью" закончилось  весьма
плачевно: ее,  как опасного свидетеля,  соратники Альфредо Лопеса устранили,
столкнув вместе с автомобилем в пропасть на горной дороге.
     -- Ну, ясно, -- констатировал Дубов, ознакомившись с обоими опусами. --
Способ передачи описан во всех подробностях. Но почему сразу в двух газетах?
--  Василий  на  минутку задумался. --  Тоже  объяснимо. Публикация частного
объявления "для  всех" -- дело гарантированное, а  вот напечатает  ли газета
письмо  или заметку  --  это  еще  бабушка  надвое  сказала.  Потому  они  и
продублировали.  Постойте-постойте,  но ведь там...  -- Василий  внимательно
перечитал  концовку "Тайны, несущей смерть". --  Что, неужели они собираются
убить  Президента? И саму  Чаликову?!  Да  уж,  дело  приобретает нешуточный
оборот...

        "x x x"

     Весь в мрачных мыслях, частный детектив вернулся к себе в контору -- но
только он протянул руку, чтобы  позвонить Столбовому и сообщить о  последних
новостях, как телефон зазвонил сам.
     --  Господин  Дубов? -- раздался в трубке незнакомый мужской голос.  --
Это с вами говорит генерал Курский.
     -- Да-да, слушаю вас, генерал, -- отозвался Дубов. Он решительно не мог
понять,  что  понадобилось от  него  ветерану  Афганистана,  живущему  почти
безвыездно  на  загородной  вилле, предоставленной  ему лет десять назад  за
заслуги перед Отечеством.
     --  Василий  Николаич, не могли бы  вы  ко  мне  подъехать к обеду?  --
по-армейски косноязычно предложил генерал.
     -- Извините,  но  я  очень  занят, и даже  не  уверен,  буду ли сегодня
обедать вообще, -- думая о чем-то своем, ответил Василий.
     --  Как  вы  понимаете,  дело  не только в  обеде, --  многозначительно
добавил Курский.
     -- Да, я так и понял. Ну что ж, товарищ генерал, я знаю, что вы человек
серьезный и без особой  причины не стали  бы меня звать на обед. Стало быть,
ждите -- буду.

        "x x x"

     Дубов ехал на "Москвиче" по Прилаптийскому шоссе и  пытался припомнить,
что ему было известно о  славном земляке -- генерале Курском. A известно ему
было не очень-то много, вернее -- почти ничего.  Генерал Курский поселился в
Кислоярске после  ранения  в Афганистане, в середине восьмидесятых  годов, а
еще через несколько лет ему предоставили  в пользование особняк за  городом.
Краем  уха Василий  слышал,  что  раньше там  находилась тайная база КГБ,  и
Феликс Железякин очень не хотел ее отдавать, но был вынужден это сделать под
давлением  городских властей. Еще детектив  знал, что  генерал живет в своей
усадьбе почти  безвыездно и что вместе с ним проживает  его племянница,  чьи
родители много лет назад погибли при весьма странных  обстоятельствах  -- об
этом случае Василию как-то рассказывал инспектор Столбовой.
     Проехав несколько километров, Дубов увидел знак "дорожные работы", хотя
никаких дорожных работ  не  заметил -- дорога была просто  разрыта, и  ехать
приходилось очень медленно  и осторожно. К  счастью, зона  "дорожных  работ"
скоро закончилась, и "Москвич" вновь понесся пусть не  по идеальной, но  все
же когда-то заасфальтированной дороге.
     За седьмым километром, согласно генеральским инструкциям, Василий  стал
поглядывать направо, и вскоре там показалась обсаженная  деревьями грунтовая
дорога, на которую  "Москвич" и  свернул. Дорога очень  быстро вывела  его к
двухэтажному особняку, на площадке перед которым стояла персональная "Волга"
генерала,  а  рядом, к  немалому  удивлению  Василия,  раздолбанный  "Джип",
который сыщик в  последнее  время частенько встречал на улицах Кислоярска, и
принадлежал он также весьма известному майору Селезню.
     Едва Дубов вылез  из "Москвича"  и  двинулся  в  сторону  особняка,  на
крылечке появилась молодая симпатичная девушка в цветастом платье:
     --  Добрый день, я -- Вероника, племянница генерала Курского... Так вот
вы  какой,  частный детектив  Василий  Дубов!  --  уважительно добавила она,
смерив гостя оценивающим взглядом. -- Дядя ждет вас. -- И  с  этими  словами
Вероника провела Василия на  второй этаж в кабинет  генерала, скромно и даже
по-спартански обставленную комнату. Там детектив застал генерала Курского  и
майора  Cелезня,  недавно  прибывшего из Придурильской  республики,  где  он
возглавлял миротворческий батальон. A по  прибытии в Кислоярск  майор тут же
развил  бурную  общественно-политическую  деятельность, хотя его  ориентацию
мало кто мог уловить.
     Поприветствовав гостя и представив Дубова  и Cелезня  друг  другу, хотя
они и так уже были немного знакомы, генерал сказал:
     --  Ну вот, я  свое дело сделал  --  вас сосватал.  A  дальше, господа,
секретничайте без меня. Вероника, ну а ты покамест приготовь нам чайку.
     Девушка неохотно вышла из кабинета, неслышно затворив за собой дверь.
     -- Какие могут быть секреты! -- зычным басом гаркнул майор Cелезень. --
У  меня нет  секретов от народа,  а тем более от старого  боевого  товарища!
Прошу вас, генерал, останьтесь.
     -- Ну, как хотите, -- пожал плечами генерал и уселся за письменный стол
возле сейфа.  Василий  заметил,  что  он налил в блюдечко  немного молока  и
кого-то им поит.
     -- Да вы не пугайтесь, -- сказал Курский. -- Это моя подруга Машка, она
хоть и змея, но  безобиднейшее существо. Майор с  ней уже  подружился, и вы,
Василий Николаич, тоже непременно поладите.
     -- Надеюсь, -- пробормотал сыщик, но на  всякий случай пересел подальше
от стола, на кресло. -- Так что же, господин майор, стало быть, дело  ко мне
у вас, а не у генерала?
     --  Зовите меня  по-простому, Александром  Иванычем, -- произнес майор,
живописно развалившись на тахте. -- Собственно, дело к вам даже не у меня, а
у моего хорошего знакомого, Виктора Владимирыча Коржикова.
     --  Это  который  начальник  Президентского  аппарата?   --  неуверенно
припомнил Дубов.
     --  Ага,  он  самый,  --  радостно  закивал майор.  --  Бывает  аппарат
самогонный, а бывает  и  президентский. От  какого больше пользы -- не знаю.
Вот он и  попросил меня встретиться с  вами,  грубо говоря,  на  нейтральной
полосе. Я имею в виду Виктора Владимирыча, а не самогонный аппарат...
     -- Ну  хорошо,  и какое  же  у  вас ко  мне  дело?  --  прервал Василий
мудрствования Cелезня. -- Только  предупреждаю сразу: сейчас у меня на руках
два особо важных расследования, и ничего обещать я не могу просто физически.
     -- Правильно, -- одобрил  Александр Иваныч. -- Порядок прежде всего.  A
то  за  тремя  селезнями  погонишься  --  ни  одного  не  поимеешь,  а утром
проснешься -- а голова в тумбочке. Или в чемодане, ха-ха-ха!
     -- Так что у вас за дело? -- нетерпеливо напомнил Василий.
     --  Ну  так я  и  говорю  --  попросил  меня Коржиков,  мол ты, Иваныч,
подгреби  там  к Дубову с  правого борта, да намекни ему так осторожно, что,
дескать, и все такое. A я так  думаю --  чего там  подгребать да намекать? Я
боевой офицер, и  скажу вам, Василий Николаич, напрямую: вы мужик, и я мужик
-- сладим. И без этих тайн Мадридского двора.
     -- Очень хорошо, -- ответил Василий. -- В чем же вопрос?
     --  Да очередная ерунда. Они там в президентском  аппарате, как  змеи в
гадюшнике. Извините, генерал, вашу подругу Машку я  в  виду не  имел. Следят
друг за другом, подсиживают, и все такое. Когда  я стану президентом, а я им
стану, то всю  эту  лавочку  прикрою. Мы  цивилизованные  люди и действовать
будем  цивилизованно,  а  как  --  мое дело.  Да,  так вот к делу.  Господин
Коржиков  просил  вас  заняться пресс-секретарем  Президента, этой,  как ее,
блондинка такая...
     -- Глухарева, -- подсказал Василий.
     -- Она самая, Анна Сергеевна Глухарева, -- радостно загоготал майор. --
Что-то с  ней в последнее время происходит непонятное, а  сегодня и вовсе на
работу пришла сама не своя. Да я ее нынче на улице встретил --  видик у нее,
скажу  я  вам...  Такой, будто ее  сначала повесили,  а потом трахнули. Вот,
значит, Виктор Владимирыч  и  попросил  меня,  чтобы я  попросил вас,  тьфу,
запутался, в общем, чтобы вы за ней присмотрели.
     -- И всего-то? -- удивился Василий.
     -- И всего-то, --  подтвердил Cелезень. -- Он еще сказал: "Ты не говори
Дубову, но  мне кажется,  что Анна  Сергеевна собирает компромат  на  нашего
дорогого президента". Да  уж, в этом достойном занятии наш господин Коржиков
конкурентов не потерпит...
     --  Ну что ж, Александр Иваныч, я  согласен, -- ответил  Дубов. -- Анна
Сергеевна  -- та женщина, которой стоит заняться. Так  и передайте господину
Коржикову.
     -- Замечательненько, -- пробасил Cелезень и  встал с тахты. -- Генерал,
где у вас тут сортир?
     -- Направо по коридору. Только вы, Александр Иваныч, дверь не так резко
открывайте.
     Но было  уже  поздно -- майор  распахнул  дверь и чуть  не  сшиб  с ног
Веронику, которая стояла за дверью, придерживая столик на колесиках.
     --  Пардон, --  галантно раскланялся  майор  и  отправился  направо  по
коридору. A Вероника вкатила в комнату столик с чайными приборами.
     --  Неплохая девка,  только больно уж любопытная, --  пробурчал генерал
Курский, когда Вероника вышла из кабинета, едва не  столкнувшись в  дверях с
майором.
     --  Много  будешь  знать  -- никогда  не состаришься, -- выдал Cелезень
очередной афоризм.
     -- Ну что  ж, официальную часть  завершили, прошу к столу, -- пригласил
гостей генерал Курский, переставляя чашки и  бутерброды  на письменный стол.
-- Вероника,  не стой  за дверями,  заходи! --  Вероника  вошла в кабинет  и
скромно присела в уголке. -- Господа, хряпнем фронтовые сто грамм?
     -- За рулем, -- отказался Дубов.
     -- A вы, майор?
     -- Не-а, -- покачал головой Cелезень. -- Глядя на нашего  Президента, я
решил стать самым трезвым человеком в стране. Все, с тех пор ни капли!
     -- Ну,  как  хотите, -- пожал  плечами генерал Курский.  -- Тогда будем
чаевничать.
     -- Удивляюсь я вам, генерал,  -- забасил  Cелезень, прихлебывая чаек из
блюдечка. -- Живете в этой глуши, как, извините, тамбовский волк.
     -- Да я уж привык,  -- нехотя ответил генерал. -- К тому же и Машка тут
со мною...
     -- Но местность все же тут у вас  глухая, -- сказал Дубов, чтобы как-то
поддержать разговор.  -- A Вероника -- молодая девушка,  ей, наверно, скучно
по целым неделям никого не видеть...
     -- Нет,  мне  не скучно,  -- возразила Вероника. -- И не такая уж здесь
глухомань.  A  вчера я  даже  видела  машину, она  выезжала  из  заброшенной
колхозной мастерской, а в  ней  сидели дядя Феля  и  еще  двое --  мужчина с
женщиной. Я хотела поздороваться, а они меня даже не заметили!
     -- Что за дядя Федя? -- поинтересовался майор Cелезень.
     -- Не  дядя Федя, а дядя Феля, -- поправил генерал. -- Феликс  Эдуардыч
Железякин, бывший глава местного КГБ. И чего  он  тут потерял... A ну его  к
лешему, правда, Машка? A скажите,  Александр Иваныч, зачем вы рветесь  в эту
политику? Поверьте мне, поганое это дело.
     -- Согласен,  --  отхлебнул чаю Cелезень, -- но  кому-то надо делать  и
поганые дела.  A вообще я за стабильность. Но не только сохранить кресло под
задом  сегодня,  а  хотя бы и завтра  тоже...  A вы какого  мнения,  Василий
Николаевич? Ау, господин сыщик! Вы что, о чем-то задумались?
     -- Да-да, -- очнулся Дубов. -- Извините, задумался о своем.
     Между  тем  в  голове сыщика теснились мысли:  "Все  сходится.  Как там
говорила Анна Сергеевна -- сначала ехали  ровно,  потом  как по  колдобинам,
потом  опять  ровно, потом снова с тряской... Ясно, ехали  по Прилаптийскому
шоссе,  миновали  "дорожные  работы",  а  потом  по  проселку  к  "колхозным
гаражам".  Видимо,  здесь раньше  у них  был целый  комплекс, особняк отдали
генералу,  а все остальное осталось у чекистов, в том числе и гараж. Видать,
у  них там  до сих пор своя "точка". Значит, это  те  самые. Ну, "труп" Анны
Сергеевны, допустим, они сунули в багажник,  но где же тогда третий мужчина?
Ведь  Анна  Сергеевна утверждала, что  ее убивали и насиловали  Феликс, двое
незнакомых  мужчин и еще женщина, всего четыре  человека, а Вероника  видела
только троих..."

        "x x x"

     Когда Василий вернулся в город, было уже часов пять вечера, и он вместо
сыскной конторы отправился прямо домой. Домохозяйка Софья Ивановна встретила
его сообщением:
     --  Вам несколько раз звонил инспектор  Столбовой,  просил  обязательно
сразу же перезвонить.
     --  Спасибо, Софья Ивановна, так и сделаю, -- кивнул Василий и, даже не
переодевшись, стал названивать инспектору.
     --  Василий Николаич, где вы  пропадаете?  -- набросился на  него  Егор
Трофимович.
     -- A что?
     -- Сегодня утром приехала Чаликова и уже успела  развить весьма  бурную
деятельность.
     -- В смысле?
     -- Наши люди внимательно следили  за ней, и вот что нам известно. Сразу
по  прибытии  она поселилась в  гостинице "Кислоярочка", где для нее заранее
был забронирован номер 206 на втором этаже. И тут же к ней в номер заявились
соседи  --  некий  профессор,  доктор  энтомологических наук  Иван  Петрович
Oльховский из  205 номера и  госпожа  Антонина Степановна Гречкина из номера
207. Оба поселились в "Кислоярочке" три дня тому назад.
     -- Что за люди? -- деловито спросил Василий.
     -- Очень приличная  и  интеллиг