г.
   --  Наверняка  здесь есть  особая  кнопка  или  рычажок,  которым можно
открыть дверь,  -- со знанием дела произнес Василий,  -- но чтобы его найти,
придется выгружать все книги. Так  что  на всякий  случай постарайтесь точно
запомнить, через какую полку мы сюда попали.
   --  O, так это же прославленное книгохранилище, основанное еще Шушками!
-- воскликнул оправившийся от потрясения Грендель. --  A мракобес Григорий и
сам книг не читает, и  другим не дает. -- C этими словами он схватил лампу и
медленным шагом отправился вдоль длинных стеллажей, благоговейно разглядывая
кожаные,  сафьяновые и даже  позолоченные  корешки  старинных фолиантов.  --
Салюстий...  Боэций...  Светоний...  --  бормотал  он  себе  под  нос,   как
правоверный молитву.
   -- Насколько мне известно, -- продолжал  Дубов, не обращая внимания  на
зачарованного оборотня, --  вон за  той  дверью  -- тронный зал. А из него в
коридор налево, и там спальня Григория.
   -- Ну так пошли, -- подвел черту Беовульф.
   Дубов решительно открыл массивную, окованную  железными полосами  дверь
и... застыл  от  неожиданности  на  месте. Тронная зала  была ярко  освещена
множеством  факелов,  и  посреди нее стояло  с  десяток  воинов, вооруженных
узкими  кривыми саблями.  А  на троне,  вцепившись  в  подлокотники  тонкими
пальцами, как стервятник когтями, сидел сам князь Григорий.
   -- Добро пожаловать в преисподнюю, -- проскрежетал он.
   От этой незатейливой шутки сердце Дубова оборвалось. И ноги застыли  на
месте, как каменные. В  воздухе  повисло зловещее молчание. И только злобный
выкрик князя взорвал тишину:
   -- Взять их!
   И эхо разнесло под гулкими каменными сводами:
   -- Их-их-их...
   Стражники неспешно,  деловито двинулись к  Василию.  Их клинки  зловеще
поблескивали в свете факелов.  Но тут крепкая рука втянула Дубова за шиворот
обратно в библиотеку.
   -- Надо  рвать когти, --  мрачно  прогудел Беовульф,  захлопывая  дверь
перед самым носом стражников.
   Дубов,  казалось,  продолжал  пребывать  в  ступоре,  но  его  мозг уже
лихорадочно продолжал искать  выход из вроде бы  безвыходного положения. А в
дверь уже начали ломиться, и глухие удары отдавались в библиотеке.
   -- Что  там за шум? -- задумчиво спросил Грендель, не  отрывая взора от
книги, которую держал в  руках, поставив  уже почти  погасший  светильник на
старинный тяжеловесный стол.
   --  Стражники Григория, -- коротко бросил Беовульф.  --  И вооружены до
зубов.
   -- До зубов?  -- все также рассеянно переспросил Грендель, но тут книга
выпала  из его рук. -- Стражники! -- закричал он. --  Где они?  Это ловушка!
Надо бежать!  -- И тут же, сорвавшись с места, Грендель понесся по небольшой
лестнице, ведущей  на  внутренний балкон, опоясывающий всю библиотеку и тоже
заставленный книгами.
   --  Куда?! Стой! -- закричали в один голос Беовульф с Дубовым и рванули
вдогонку за ополоумевшим от страха оборотнем.
   Первым его  настиг  Беовульф и,  облапив  своими здоровенными ручищами,
стал успокаивать:
   -- Их там немного -- не больше дюжины.
   -- Они нас изрубят на куски! -- взвыл Грендель. -- Отпустите меня, надо
бежать!
   Дубов же, посмотрев на часы, пробормотал:
   -- У нас осталось всего три минуты.
   -- А потом нас убью-у-ут, -- еще истошней завыл Грендель.
   -- Да, боярин Василий, -- мрачно отозвался Беовульф, продолжавший нежно
сжимать дергающегося,  как  в конвульсиях, оборотня.  -- Надо бежать. Сейчас
они дверь высадят, и тогда...
   -- Да вот какая-то дверь, -- оглянулся Дубов. -- Других здесь нет,  так
что пошли.
   И троица, подгоняемая  треском  высаживаемой  внизу двери,  вылетела на
другой внутренний балкон, только опоясывающий, как галерея, тронную залу.
   --  Болваны!  -- тут же  выкрикнул  Григорий  обращаясь к своим воякам,
застрявшим в проломленных дверях. -- Вон они, наверху!
   --  Кажется,  нас  заметили,  -- загробным голосом  произнес Грендель и
лишился чувств.
   -- Прыгаем вниз! --  внезапно для самого себя решил Дубов и, перемахнув
через перила, свалился на голову одного из стражников.
   Недолго думая  Беовульф с Гренделем  под мышкой  тоже  сиганул вниз.  И
началась  совершенно  безумная  свалка.  Воины  теперь  по  одному  пытались
ворваться  в залу из  библиотеки,  но тут их  ждал  Беовульф,  размахивавший
здоровенным двуручным мечом, который он позаимствовал у железного истукана в
нише.  Похоже,  паника,  которой  он  поддался на  некоторое  время,  теперь
улетучилась, и славный рыцарь весело орал, подбадривая солдат:
   -- Ну что, испугались?  Подходите, подходите,  Беовульф вам всем головы
поотрывает!
   А  Дубов,  бестолково   размахивая  саблей,  взятой  у  оглушенного  им
стражника, гонялся вокруг трона за  бароном  Альбертом.  Альберт  же истошно
вопил, не сбавляя скорости:
   -- Пощадите! Я свой! Он меня заставил! Я не хотел!..
   Князь Григорий, взобравшись на  трон  с  ногами,  тоже  кричал,  только
непонятно было, к кому он обращался:
   -- Убейте их! Убейте их усех!
   Но вот Альберт, удиравший от  Дубова,  внезапно  бросился  к  багровому
гобелену и ловко, как обезьяна, взобрался по нему на галерею.
   -- Ушел! -- раздосадовано топнул ногой Дубов.
   --  И черт с ним, -- пророкотал за его спиной Беовульф, так что Василий
от неожиданности даже вздрогнул. -- Зато я остальных уложил отдыхать.
   Тут только Дубов, придя в себя, оглядел поле боя, усеянное  стражниками
Григория. А сам князь так и продолжал стоять на троне, с явным страхом глядя
на своих противников.
   -- Вон отсюда! -- внезапно выкрикнул он. Видимо, это  было все, что ему
пришло в голову в столь критическую минуту.
   --  Я  те  ща покажу "вон"!  --  взревел Беовульф,  и  его  грозный меч
взметнулся  над головой князя.  И  только  когда  он  уже начал  опускаться,
Василий закричал:
   -- Не  надо! -- и  меч Беовульфа в  самый  последний момент  повернулся
горизонтально  и опустился плашмя на  голову Григория. Князь как подкошенный
рухнул  вниз к ногам победителей, которые толком  и не  знали, что делать со
своей победой. А на башне часы уже начали отбивать полночь.
   -- Что же  делать?  --  с досадой  проговорил  Дубов,  задумчиво  пиная
бесчувственное тело князя. -- Сейчас  самое  время Гренделю его загрызать, а
он тоже в отключке.
   Но  хотя  Грендель и  находился в беспамятстве, тем не менее он, как по
расписанию, начал превращаться в огромного тощего волка.
   -- А что там думать --  грызть надо!  -- выкрикнул  Беовульф  и,  будто
котенка, подтащил волчищу к Григорию. Деловито приложил волчью пасть к горлу
князя и со всей силы сдавил челюсти оборотня, так что аж клыки лязгнули, как
запоры  на вратах ада.  И  как  раз  в этот  момент  часы пробили последний,
двенадцатый раз.
   Тело Григория дернулось, как от удара током, и стало извиваться, словно
мертвая змея,  отвратительно дергая  руками и  ногами.  Мертвые глаза  князя
вращались,  вылезая  из  орбит,  и  вдруг  он  вспыхнул,  охваченный  адским
пламенем. Дубов  с  Беовульфом отпрянули  назад, оттащив  Гренделя за задние
лапы. Вонючий серный дым пополз по зале, застилая свет факелов.
   -- И после смерти он еще смердит, -- мрачно пошутил Беовульф и похлопал
Гренделя по волчьей морде. --  Эй, Грендель, ты как? Живой? Очухивайся,  все
кончилось!
   --  Я его загрыз? -- тихо прошептал приходящий в себя волк человеческим
голосом.
   -- Ты  его загрыз,  гада,  -- торжественно  отвечал  Беовульф.  --  Ну,
правда, я тебе немножечко помог.
   --  Мы его загрызли,  --  блаженно оскалился  Грендель и  снова лишился
чувств.
   --  Все  это  замечательно,  а  теперь-то нам  что  делать? -- вздохнул
Василий. -- Как отсюда выбраться?
   -- Ничего,  прорвемся!  --  Опьяненному  победой над  князем  Беовульфу
теперь, казалось, и море было по колено.
   И вдруг кто-то окликнул Дубова:
   -- Василий!
   Голос был знакомый, но детектив поначалу не мог сообразить, чей. Однако
в нем звучали радость вместе  с удивлением.  Василий оглянулся, но никого не
увидел, кроме своих спутников, да воинов, живописно лежащих на поле боя.
   Оклик  повторился.  Дубов  посмотрел  в  ту сторону, откуда кричали,  и
увидел, как прямо в воздухе возникает силуэт высокого  и  чуть  сутуловатого
человека с огромным свертком в руках.
   -- Чумичка! -- вскричал Василий. -- Друзья мои, мы спасены!
   --  Вот это  да!  --  только  и  смог вымолвить Беовульф.  -- Ну  вы, в
природе, даете!
   --  Объяснения потом, -- быстро проговорил Чумичка,  раскатывая по полу
сверток, оказавшийся обширным, хотя и сильно потертым ковром.
   Сразу  все  сообразив, Дубов  кинулся  к  огромному  витражному  окну с
подвигами князя Григория, и решительно распахнул его. В залу ворвался свежий
студеный  воздух  --  ветер  грядущих  перемен, мелькнуло в голове  Василия.
Беовульф же  тем временем прямо за  хвост втащил бесчувственного Гренделя на
ковер.
   Когда  все четверо разместились на ковре, Чумичка проговорил  несколько
тарабарских  слов,  и персидский летательный  аппарат  медленно  поднялся  в
воздух. Оказавшись  на уровне окна, он  резко набрал скорость  и  вылетел на
улицу. Бросив  последний взгляд  в  тронную залу, Василий  увидел,  что  она
наполняется княжескими стражниками и стрельцами. Несколько воинов кинулись к
открытому окну,  однако беглецы  уже находились вне  их досягаемости:  ковер
резко взмыл вверх  и,  все убыстряя ход, полетел над внутренними постройками
замка и высокими зловещими башнями. Вскоре вурдалачий кремль остался  где-то
позади, в прошлом, а в настоящем -- только земля, темнеющая далеко внизу, да
яркие звезды прямо над головой.


x x x


   Дверь медленно раскрылась, и Надя, к немалому своему удивлению, увидела
стоящего на пороге  Иоганна Вольфганговича.  Он был в своем обычном  фраке с
жабо,  а вытянутое узкое лицо заморского поэта,  как  всегда, источало  саму
любезность.
   -- Может быть, вы  дозволите мне войти  вовнутрь, мейн юнге фреуде?  --
как ни в чем ни бывало осведомился припозднившийся гость.
   --  Да-да,  пожалуйста,  --  посторонилась Надя.  --  Чем  обязан столь
позднему визиту?
   --  Поговорить  о  поэзии,  -- расплылся  в обаятельной  улыбке  Иоганн
Вольфгангович. -- Не пригласите ли, как это, заседайть?
   -- Да,  пожалуйста, -- Надя указала гостю на  табуретку, а сама присела
на кровать. -- Вообще-то я не настолько хорошо  разбираюсь в высокой поэзии,
чтобы  стать достойным собеседником для  такого замечательного  стихотворца,
как вы...
   Чаликова  старалась  говорить как  можно более непринужденно, однако ей
этот визит показался весьма странным.
   -- Ваш художественный  вкус  я имел  счастье оценить в нынешний  вечер,
когда вы  так точно подсказаль мне слова из моего стихотворения, -- со столь
же любезным выражением продолжал Иоганн Вольфгангович.
   -- Какие слова? -- не поняла Надя.
   --  "Отдохнешь и ты",  -- напомнил  поэт.  -- Или вы их  тоже, как это,
запамьятовать?
   И  тут  Надя  все  поняла:  "Боже мой,  как  же  я  забыла! Я настолько
машинально  подсказала слова из  "Ночной  песни  путника",  или как она  там
называется, что даже сама этого не заметила".
   Чаликова  поняла, что  это был  провал.  Самый  настоящий  провал. Ведь
стихотворение,  строчку  из   которого   она   так  неосторожно  подсказала,
принадлежало  перу Лермонтова. Так  что  же, выходит,  Иоганн  Вольфгангович
банально присвоил себе чужие стихи, выдав их за перевод своих? Да, но ведь и
"Горные вершины..." -- вольный перевод из Гете. A Гете...
   "Стало быть, этот  представительный иностранец -- не тот, за  кого себя
выдает, -- наконец-то дошло до Нади. -- A выдает он себя не больше не меньше
как за Иоганна Вольфганга Гете..."
   --  Ну  что же,  кажется,  вы  все поняли, --  после недолгого молчания
заговорил  ночной гость. -- Так что лишние  объяснения не будут понадобятся,
мой дорогой юный друг. -- И, изобразив на лице радостную улыбку, добавил: --
Или, вернее сказать, дорогая фройляйн.
   --  Да, --  тихо  произнесла  Надя. -- Я  позволила себя провести,  как
наивная дурочка.
   -- Я чувствовал, что кто-то здесь, в замке, из другого мира, который вы
называйт параллельным, --  продолжал Иоганн Вольфгангович, -- и  специально,
чтобы  узнать,  кто  это, я стал читать  известный  стихотворений. И вот  вы
попались! -- Лже-поэт противно захихикал.
   --  Кто вы  такой и  что  вам от меня нужно? -- резко  подалась  вперед
Чаликова.
   --  O,  вот  это  уже деловой  разговор, -- радостно осклабился  Иоганн
Вольфгангович. -- Разрешите представиться: барон фон Херклафф, большой  друг
князя Григория и почетный бюргер славного города Рига.
   -- Какой Риги? -- переспросила Надя. --  Столицы Ливонии или Латвийской
Республики?
   -- A вы, мадам, умнее, чем  я ожидаль, -- уважительно хмыкнул барон. --
Разумеется, столицы Ливонии. Но и в "вашей" Риге я тоже, как это сказать, не
последний херр. В смысле, господин. Или кунгс, как там теперь говорят.
   --  И  вы  тоже  путешествуете  туда-сюда  через  столбы  на  Гороховом
городище? -- спросила Надя.
   -- Ну нет, я путешествую не  настолько примитивным образом, -- поправил
жабо господин Херклафф. -- У меня есть другие способы передвижения из одного
мира в другой.
   --  И вы  столь  откровенно  говорите мне об этом? --  слегка удивилась
Чаликова.
   -- O я, я! -- радостно закивал барон. -- C вами, фройляйн, я могу  быть
-- как вы сказали? -- откровенным. Ведь это ваш последний разговор!
   -- В каком смысле? -- нахмурилась Надя.
   -- В том самом, -- заявил Херклафф. -- Я буду вас кушать.
   -- Что? -- вскрикнула Чаликова.
   -- Ням-ням,  --  уточнил  барон.  --  Но  поверьте, фройляйн,  вы самая
интересная  собеседница, каковую  я  встречал  за последние...  ну  так  сто
пятьдесят лет, и я буду очень  радостен с вами побалакать.  В  смысле, перед
ням-ням. Приятная беседа есть полезно для аппетит.
   -- Я буду кричать, -- упавшим голосом проговорила Надя.
   -- Кричите на здоровье, -- расплылся в ухмылке  Херклафф. -- Вам это не
поможет,  а только  ускорит  начало  процесса. Так  сказать, процесс  пошел,
хе-хе-хе.
   --  Извините,  вы говорили  что-то насчет ста пятидесяти  лет назад, --
немного успокоившись,  заговорила Надя. Она уже отчасти смирилась с мыслью о
том,  что  будет  съедена,  однако  ее  журналистское,  да  и чисто  женское
любопытство брали свое. -- Неужели вы так давно живете на свете?
   --  O, да-да, очень давно,  -- подхватил Херклафф, -- много давнее, чем
вам кажется.  -- И, проницательно глянув на собеседницу, спросил: -- Ведь вы
интересовались  судьбой княжны Марфы,  не правда ли? -- Надя кивнула.  -- Ее
заколдовал я. И тех несчастных, которые находятся в образе этого, как его...
   -- Змея Горыныча?
   -- Да-да, Змей Горынича. И их тоже я. И так высококвалифицированно, что
его, то есть их теперь никто не сможет расколдовайть.
   -- Даже вы?
   -- Ха, фройляйн, а  вот этого я не говорил. Однако херр князь  Григорий
остался  достаточно доволен.  Ведь  я  настоящий чародей, а не  какой-нибудь
авантюрист и дилетант Каширский с его фройляйн Аннет Сергеевна!
   -- Вы и с ними знакомы, -- покачала головой Надя.
   -- Ну да, знаком, -- пренебрежительно  хмыкнул барон,  -- однако особой
приятности  от  этого  знакомства  не  поимел...  то  есть  не получил.  Вот
знакомство с вами для меня много-много приятней.
   --  Благодарю  вас,  Иоганн  Вольфгангович...  или  как  вас там  зовут
по-настоящему.
   -- Если хотите, то можете называть Иоганн Вольфганговичем. Но вообще-то
меня зовут Эдуард Фридрихович.
   -- Тоже язык сломаешь, -- вздохнула Чаликова.
   -- A разрешите узнать ваше настоящее имя? -- полюбопытствовал Херклафф.
-- Все-таки нехорошо кушать человека и даже не узнать, как его зовут.
   -- Ну, меня-то величать куда проще -- Надя.
   -- Красивое имя. Если честно говорить, до мне  даже как-то  жаль кушать
такую либе фройляйн, как вы.
   -- Ну так не кушайте! -- подхватила Надя.
   -- Увы, -- притворно вздохнул Херклафф. -- Вы, фройляйн Надя, встали на
моем пути, и я просто обязательно должен вас кушать. Уж такой орднунг.
   И  с  этими словами колдун по призванию и людоед по душевному  влечению
демонстративно  достал  из одного кармана вилку и столовый нож, а из другого
-- белоснежную салфетку,  каковую принялся аккуратно заправлять за столь  же
белоснежное жабо.
   --  Что,  уже?  --  опечалилась  Надя.  --  A  я так  хотела задать вам
несколько вопросов...
   --  A-а,  небольшое  интервью?  -- хихикнул  господин Херклафф. --  Это
пожалуйста. Так сказать, последнее пожелание перед ням-ням. Спрашивайте ваши
вопросы, цайт еще достаточно.
   --  И я  могу надеяться  на  откровенные ответы? --  пристально глянула
журналистка на своего собеседника.
   -- Ну конечно! --  плотоядно  осклабился Херклафф. -- Все равно из этой
комната наш разговор никуда не уйдет.
   Надя медленно поднялась с кровати. Херклафф напрягся на стуле:
   -- И не думайте бежать, фройляйн! Дас ист совершенно бесполезно.
   -- Да нет,  я  просто хотела бы  закурить. -- Вообще-то  Надя  не  была
подвержена этой дурной привычке,  но пачку сигарет на всякий случай при себе
держала.  Она  подошла  к громоздкому  шкафу,  где хранила  немногочисленный
багаж, и извлекла из своего узелка пачку "Мальборо",  а заодно нажала кнопку
диктофона, который всегда держала наготове. "Может быть,  откровения людоеда
пригодятся  моим друзьям, -- подумала Надя.  -- Это  единственное, чем я еще
смогу им помочь".
   Чаликова вынырнула из шкафа, но запирать его не стала, а лишь прикрыла,
оставив довольно широкий зазор:
   -- Не желаете?
   --  O  найн,  --  решительно отказался господин  Херклафф. --  И вам не
советую.  Именно  благодаря  здоровому образу жизни и вегетарианской диете я
при своем изрядно достопочтенном возрасте так хорошо выгляжу.
   -- A  я с вашего позволения.  -- Чаликова прикурила прямо от  свечки  и
вернулась на прежнее место.
   -- Ну что же,  я к вашим  услугам,  --  небрежно закинув ногу за  ногу,
сказал людоед.
   Надя на  миг задумалась -- нужно было построить разговор  так, чтобы за
сорок минут, на которые была рассчитана кассета, узнать как можно больше.


x x x


   Едва  долгие  осенние  сумерки  перешли  в  ночь,  на  родовом  погосте
Розенштернов неизвестно откуда появились две темных личности с лопатами.
   -- Вот здесь, что ли, -- вполголоса сказал один злоумышленник, указывая
на свежую могилу.
   --  Да  не  шепчи ты  так, -- весело ответил второй, -- покойнички спят
себе спокойненько, а живые сюда по ночам не ходят.
   --  Ты  думаешь? --  с сомнением  покачал  головой первый. -- Ну ладно,
начнем.
   Они  вонзили лопаты  в холмик, аккуратно украшенный болотными цветами и
скромными венками, и принялись раскапывать могилу. Судя по тому, как  быстро
дело продвигалось, им это занятие было и знакомо, и привычно.
   -- И чего  им  еще надо? -- говорил первый, аккуратно  откидывая мокрую
болотную землю  к  подножию огромного  замшелого камня.  -- Похоронили  ведь
честь по чести, какие могут быть сомнения?
   -- В  нашем деле  без сомнений никак не обойтись, -- возразил второй  и
отряхнул землю со своего  черного плаща. -- Да по правде сказать, я бы и сам
усумнился.  Больно  уж эти  похороны были  какими-то, уж не знаю, как  лучше
сказать, нарочитыми что ли.
   -- Ничего такого я не заметил.
   -- А  я  заметил.  Все как  будто  нарочно старались убедить нас, что в
гробу именно  боярин  Василий, однако крышку не открывали, даже когда читали
прощальные речи. И потом, почему на похоронах не было хозяина?
   -- Ну, ты же слышал -- захворал, мол.
   --  Не верю! -- пристукнул  заступом  первый.  -- И еще, ежели покойник
действительно  царь-городский  боярин,  то  могли  бы  уж  найти возможность
отправить  его  домой,  а  не  хоронить  тут, пускай даже на таком родовитом
кладбище.
   За раскопками и беседой злоумышленники не  заметили, что они на погосте
уже не одни. А когда спохватились, то б