рогу, и все, -- ответил  король. -- A что,
это имеет какое-то значение?
   --  По  нашему плану,  Иван-царевич  не должен знать, кто она  такая на
самом деле, -- пояснил Дубов. -- Мы даже проинструктировали нашего знакомого
водяного, чтобы он просто провел  Ивана  по  болоту  и оставил неподалеку от
искомого места, но не говорил, кто такая эта заколдованная лягушка.
   -- Иначе расколдование Марфы может сорваться, -- добавила Чаликова.
   -- Но ведь болота  весьма обширны,  -- пожал плечами  король, -- и  где
уверенность, что Марфа и ваш Иван-царевич непременно встретятся?
   -- Уверенность  есть,  --  рассмеялся  Василий, --  и  даже  более  чем
уверенность.  Известный  Вашему  Величеству  колдун  Чумичка  так  заговорил
стрелы, что куда  бы  господин Покро... то есть куда  бы наш Иван-царевич не
выстрелил, стрела сама должна найти дорогу к Марфе.
   В это время в зале появилась горничная:
   -- Боярин Василий, к вам гость.
   -- Ко мне? -- удивился Василий. -- Но кто же мог узнать, что я тут?
   --  Кузьма! -- догадался Беовульф.  -- Он-то уж  точно знает, что вы  у
меня. Ну, скажи ему, пускай входит, да побыстрее.
   Однако  на пороге,  ко всеобщему  удивлению, возник отнюдь  не  домовой
Кузька, а королевский слуга Теофил.
   --  Ваше  Величество... --  почтительно пробормотал  он,  увидав своего
короля.
   -- A,  ну  ясно,  уже  пронюхали,  что  я здесь,  --  добродушно сказал
Александр.
   --  Да нет,  Ваше Величество, пока что  пронюхали только то, что  здесь
боярин Василий. -- И, обращаясь к Дубову, Теофил добавил: -- Ваша Светлость,
по поручению Его  Высочества  Виктора  я  должен вам передать  извинения  за
ночное недоразумение...
   --  Так что же,  это  было недоразумение? --  переспросил  детектив. --
Странно, очень странно...
   --  Ну да,  это  все князь Длиннорукий, а Виктор ни сном,  ни  духом. В
общем, Его Высочество  приглашает  вас пожаловать в  замок.  -- И Теофил уже
совсем доверительно понизил голос: -- Только я бы на  вашем месте ехать туда
поостерегся.
   -- A что, разве Виктор...
   --  Да  нет,   Его  Высочества  вам  опасаться  нечего,  но  вот  князя
Длиннорукого... Да  еще  эта женщина, госпожа Глухарева -- мне  кажется, она
вас несколько недолюбливает.
   -- Как, и она тут?! -- взревел Беовульф. -- Подлая, коварная изменщица!
   -- A я посвящал ей свои лучшие стихи, -- тихо вздохнул  Грендель. -- Не
ты темна, темны твои дела...
   -- Вася, ведь  Анна Сергеевна и вас  чуть не отправила на  тот свет, --
напомнила  Чаликова.  -- Так что  для  вас  отправляться в  замок  -- чистое
безумие.
   --  Я  еду,  --  решительно  заявил Василий. --  Нет-нет, Наденька,  вы
оставайтесь здесь, а я постараюсь там что-нибудь разузнать -- и сразу назад.
Когда выезжаем?
   -- Прямо сейчас, -- сказал Теофил. -- Его Высочество изволил выслать за
вами собственную карету.
   -- Теофил, только не говори  им, что и я здесь, -- попросил король.  --
Хотя, впрочем, можешь  сказать. Если уж  они так быстро прознали про боярина
Василия...
   Беовульф торжественно поднялся из-за стола и подошел к Дубову:
   -- Дорогой боярин  Василий, если с вами  что-нибудь случится, то знайте
-- мы весь королевский замок по бревнышку раскатаем, по камешку разберем, но
вас вызволим.
   -- Я в этом не сомневаюсь, -- улыбнулся боярин Василий.


x x x


   Следуя  подробным   указаниям   своего   нового   знакомого,  обитателя
уединенного  хутора,  Иван Покровский  быстро  шел  по  узкой  тропинке, еле
заметной в пожелтевшей траве. Обогнув несколько весьма живописных, но сильно
заболоченных  полянок  и покружив по небольшому  перелеску, тропинка  вывела
путника на  край  обширной  равнины,  всем  своим  видом  напоминавшей следы
какого-то   непонятного  природного  катаклизма:  местность  была   как   бы
расчерчена  на  длинные  прямые  полоски  суши  (стрелки  или  "грядки", как
именовал их водяной) и столь же прямые, уходящие в бесконечность канавки. На
обрывистых  берегах  "грядок"  тут  и  там  торчали  красавцы-мухоморы, хотя
Покровский  заметил  немало  и  благородных  грибов,  не  то  белых,  не  то
подберезовиков -- просто они явно проигрывали и  как-то терялись в соседстве
ядовито-красных щеголей, давших прозвание всей стране.
   Неподалеку,  на  самом краю болота, одиноко возвышался клен,  уже почти
облетевший, и  он-то как раз и служил  главным ориентиром: отсчитав слева от
него три "грядки",  Покровский  свернул на четвертую. Путь  был  не  слишком
легким  -- ноги то  и дело  увязали  во мхе, приходилось  продираться сквозь
густой  кустарник,  разросшийся  кое-где  от  края  до  края, несколько  раз
довелось перепрыгивать через довольно  широкие щели, которые, будто трещины,
пересекали "грядку".
   Когда   Иван  достиг-таки  окончания  стрелки,  скупое  осеннее  солнце
достигло  зенита. Болотная водица тускло поблескивала с трех сторон -- слева
и справа  тянулись параллельные "грядки", имеющие  выход  ко  второму берегу
необычного болота, но канавки, отделяющие их от той  стрелки, по которой шел
Покровский,  сходились   как  раз  впереди.  Иван  представил  себе  чувства
несчастной девушки, выбравшей для бегства ту "грядку", которая вела в тупик,
и  как бы воочию  увидел трагические  события,  которые разыгрались  в  этих
сумрачных  краях  два столетия тому назад. Картину дополнял крупный замшелый
камень на самом окончании "грядки". На камне Иван разглядел выбитый когда-то
знак, напоминающий букву "М".
   Покровский поставил рюкзак на землю рядом  с памятным камнем, извлек из
колчана лук с гербом  и золотую стрелу, выданную  Чумичкой --  всего их было
три. По словам колдуна, этого количества должно было хватить с лихвой.
   Заправив  стрелу в  лук,  Иван натянул тугую  тетиву  и,  совершенно не
целясь, выпустил  ее вверх.  Несмотря на почти безветренную погоду, какая-то
неведомая сила подхватила  стрелу,  и она,  несколько  раз  перевернувшись в
воздухе, медленно полетела через канавку к противоположному берегу.
   Покровский  схватил  заранее  приготовленный компас и, пока  стрела  не
скрылась за молодым еловым перелеском, определил точное направление полета.
   -- Ну что же, придется еще разок искупаться, -- вздохнул путешественник
и принялся шестом исследовать дно канавки. Оно оказалось не очень глубоким и
достаточно твердым  -- правда, только у самого берега. Мысль, что можно было
бы вернуться и пройти по соседней "грядке", в голову к Ивану не пришла, да и
путь в таком случае оказался бы слишком длинным. Покровский осторожно слез с
обрыва прямо в  воду и, держа рюкзак над головой,  медленно двинулся вперед.
Водица была по-осеннему холодной, но путник, видимо,  уже успел привыкнуть к
подобным неудобствам. И когда до заветного берега оставалось всего несколько
шагов,  Иван  почувствовал,  что  дно  буквально  засасывает  ноги.  Лишь  с
неимоверным усилием ему удалось вырваться и, зацепившись шестом  за какой-то
кустик на краю низкого,  но крутого бережка, достичь твердой  почвы. Правда,
рюкзак сильно промок, но его обладатель не горевал: во-первых, он радовался,
что  вообще  выбрался на  берег,  а  во-вторых, наиболее  ценные  вещи  были
завернуты в несколько слоев полиэтилена.
   Еще раз  справившись с компасом,  Покровский направился  прямиком через
лесок,  за  которым начиналось уже обычное болото, коего не успели коснуться
лопаты  мелиораторов  эпохи  королевича  Георга. Идти в промокшей  одежде, с
которой живописно свисала тина, было не очень-то уютно, однако Иван старался
не обращать внимания на подобные мелочи, справедливо полагая, что в пути еще
не раз придется искупаться в болоте.
   Через несколько минут, миновав  перелесок, Покровский  вновь вступил  в
очередное болото. Трудность передвижения на сей раз заключалась не столько в
том, что  приходилось прыгать с кочки на  кочку, сколько в том, что при этом
нужно было следовать определенным курсом, по возможности с него не сбиваясь.
A  путь,  указанный  полетом  стрелы,  как назло  заводил  в  самые топкие и
труднопроходимые  места.  Однако  шест  и некоторые навыки  жизни на  болоте
делали   свое  дело  --  и   Иван  добрался  до  середины  болота,  ни  разу
по-настоящему не провалившись.
   Идя  по  направлению  стрелы,  Покровский  вдруг  оказался на  ровной и
по-летнему зеленой  лужайке,  раскинувшейся  посреди  болота. Однако, сделав
пару  шагов, Иван  явственно  ощутил, что проваливается в какую-то страшную,
обволакивающую бездну, куда более  безысходную, чем  незадолго  при переходе
через канавку. Болотопроходец мгновенно скинул с плеч рюкзак и отбросил  его
на край лужайки, но это почти совсем не помогло -- Иван уже погряз в трясине
выше колен и продолжал  стремительно тонуть.  Любое  движение, любое  усилие
только убыстряли погружение.
   Находясь уже по пояс в  вязкой холодной трясине, Покровский увидел, как
прямо  по предательской  зелени лужайки,  поблескивая  на солнце,  огромными
прыжками к  нему приближается крупная зеленая  лягушка. Когда она подскакала
совсем  близко, Иван понял, что блестит  не сама  лягушка, а золотая стрела,
которую  она  держит  во  рту. "Неужто та  самая?",  промелькнуло в сознании
Ивана. A лягушка, подпрыгнув совсем близко, выпустила стрелу, и та мгновенно
ушла в трясину.
   Левая рука Покровского уже почти завязла в болоте, а правую он протянул
лягушке. Та вспрыгнула на ладонь, Иван поднес ее к лицу и поцеловал.
   Раздался грохот, и рядом с Покровским возникла высокая стройная девушка
в  темном   платье.  Легко  отпрыгнув   к   ближайшей   кочке,  она  подняла
болотопроходческий шест  и  быстро протянула его  Ивану.  Последним  усилием
выдернув левую руку из трясины, он ухватился за  шест. Девушка  изо всех сил
тянула,  Покровский, насколько  позволяло положение, отчаянно двигался,  и в
конце концов  их  общие усилия  увенчались успехом  --  зеленая трясина была
вынуждена отдать вожделенную добычу.


x x x


   Когда Теофил ввел боярина Василия в трапезную залу, то тому показалось,
что он попал в  настоящий  гадюшник  --  четыре пары глаз глядели на  него с
откровенной  ненавистью: всем  им, и Каширскому, и Анне Сергеевне,  и  князю
Длиннорукому,  и Соловью-разбойнику он успел в  разное время  и  в различных
"действительностях"  что  называется  наступить  на  хвост.  Лишь  Виктор  с
неподдельным радушием вскочил из-за стола и кинулся навстречу гостю:
   --  Дорогой  боярин  Василий,  вы должны извинить нас за  этот досадный
случай нынче ночью! Поверьте, я совсем не хотел...
   --  Да  ну  что вы, Ваше Высочество,  --  прервал  августейшие излияния
боярин Василий, --  я  прекрасно понимаю,  что лично  вы тут не при  чем. --
Гость  бросил  мимолетный  взор  на Длиннорукого и заметил, что  тот  как-то
скукожился и даже позеленел от злости. Анна же Сергеевна  полезла в декольте
своего черного платья.
   -- И в знак того,  что вы не сердитесь, --  продолжал  Виктор, -- прошу
вас принять участие в нашем скромном обеде.
   -- Благодарю Ваше Высочество,  -- вежливо  отказался боярин Василий, --
но я уже пообедал у господина Беовульфа. Возможно,  у него  подают  не столь
изысканные блюда,  но зато там  я могу быть уверен, что худо  мне от них  не
будет. -- Украдкой глянув на Анну Сергеевну, Василий заметил, как та, злобно
зашипев, вынула руку из декольте.
   Виктор же как ни в чем не бывало сказал:
   -- Ну,  не  буду настаивать. Я и сам  не люблю переедать. Теофил укажет
вам горницу, где вы сможете отдохнуть, а после обеда прошу пожаловать ко мне
на небольшую беседу.
   --  С   удовольствием  побеседую  с  Вашим  Высочеством,  --  церемонно
откланялся боярин Василий и в сопровождении старого слуги покинул трапезную.
   -- Теофил, вы не могли бы устроить мне  встречу с Кузькой? --  негромко
спросил Дубов, пока они шли по длинному коридору.
   -- Кузьма Иваныч ожидает  в отведенных  вам  покоях,  --  столь же тихо
ответил Теофил.
   Кузька бросился в  объятия своего  задушевного  друга боярина  Василия,
едва тот вошел в комнату:
   -- Василий Николаич! Какими судьбами?!
   -- Погоди, погоди, -- говорил Василий, отряхивая  свой боярский кафтан,
который уже оказался безнадежно запачканным  --  Кузька был  весь  в саже  и
копоти. -- А ты, как я  вижу, заделался заправским трубочистом. Ну  как тебе
новая власть, не обижает?
   -- Не, совсем наоборот, -- весело откликнулся Кузька. -- Виктор уважает
тех,  кто делом  занят. Вот  грозится дать мне сельских девушек для обучения
домоводству...
   -- Спасибо, что выручил нас, -- прочувствованно сказал Василий.
   -- Да пустяки, -- махнул рукой Кузька.
   -- Слушай,  Кузьма Иваныч, -- по-деловому заговорил Дубов, -- появилась
реальная возможность прогнать упырей из Белой Пущи...
   -- Ты уж не впервой обещаешь, -- перебил домовой, -- и что?
   --  Уже  сейчас преемники  Григория,  как я  слышал,  вынуждены поджать
хвосты.  Эти  упыри  поняли, что  если  даже  князь  Григорий  не  такой  уж
неуязвимый, как  считалось  два  столетия,  то сами  они тем  более.  Теперь
главное  -- нанести по ним решающий удар. В  прошлый раз твоя помощь, Кузьма
Иваныч, была для нас неоценима...
   -- Ну-ну, не  подмазывайся, -- засмеялся Кузька.  --  Выкладывай,  чего
нужно.
   --  Тебе  с первой  же оказией  предстоит  отправиться в Белую Пущу,  в
княжеский замок...
   -- Ни-ни-ни! -- замахал ручками домовой. -- Ты чего, на верную погибель
меня посылаешь?! --  И, помолчав, уже совсем по-деловому спросил: -- И что я
там должон делать?
   -- То же, что и здесь, -- ответил Дубов. -- Нет-нет,  я имею  в виду не
чистить  дымоходы,  а следить за тем, что там у них происходит. А еще...  --
Василий нагнулся к уху Кузьки и что-то зашептал. Домовой понимающе закивал.
   Тут в дверь постучали, и на пороге появился Теофил:
   -- Боярин Василий, вас просит к себе Его Высочество.
   --  Иду-иду, -- поднялся  с  кресла  Василий. -- Ты  все понял,  Кузьма
Иваныч?
   -- Все, Василий Николаич! --  весело ответил  домовой и  юркнул прямо в
камин.
   В коридоре на Дубова чуть не налетела Анна Сергеевна.
   --   Здравствуйте,   Василий  Николаич!  --   скривив   губки,  деланно
обрадовалась она.
   -- Добрый день, Анна Сергеевна,  -- как ни в чем не бывало поздоровался
детектив. Теофил деликатно прошел вперед и дожидался боярина Василия в конце
коридора.
   --  Явились,  чтобы   вредить  мне?  --  сощурившись,  продолжала  Анна
Сергеевна.
   Дубов вздохнул:
   -- Вы сами себе вредите и своими  действиями, и всем образом жизни. А я
сюда явился в поисках истины и справедливости!
   -- Слова, слова... -- покачала головой Глухарева. --  А я вам предлагаю
действовать заодно -- у меня уже есть парочку заманчивых делишек на примете!
   -- Этого  не  будет никогда,  Анна Сергеевна, -- тихо,  но  непреклонно
ответил Дубов. A госпожа Глухарева уже решительно запускала руку за корсаж.
   -- Если  вы  отвергаете  меня,  --  с пафосом говорила она, откупоривая
скляночку с прозрачной жидкостью, -- то и жизнь  мне ни  к чему! -- C  этими
словами Анна  Сергеевна  основательно приложилась  к  бутылочке  и, крякнув,
вытерла рукавом рот. -- Ах, я умираю! -- решительно заявила она.
   -- Ну и на здоровье, -- улыбнулся Дубов.
   Анна Сергеевна начала плавно  оседать, томно закатывая глаза  и издавая
предсмертные стоны. Василий галантно  подхватил даму одной рукой, другой  же
незаметно ущипнул ее.
   -- Ах вы противный! -- взвилась лже-покойница, и тут  же,  изогнувшись,
как кошка, прошипела: -- Значит, война?
   --  Между  нами  другие  отношения  просто  невозможны,  --  усмехнулся
Василий. -- Извините,  Анна Сергеевна,  если у вас ко мне  все,  то я должен
спешить -- меня ждет Его Высочество.
   Анна Сергеевна  посторонилась, и  Дубов поспешил вслед  за Теофилом. Но
даже затылком он ощущал полный холодной ненависти взгляд госпожи Глухаревой.
   -- Вздорная женщина,  --  заметил Теофил.  --  Его Величество Александр
такую и на порог не пустил бы.
   Виктор  встретил боярина  Василия  в своем  рабочем кабинете --  там, в
отличие от покоев Александра, не было ничего лишнего, не говоря  уж о всяком
хламе, который у  короля валялся  даже на рабочем столе.  Единственное,  что
привлекло внимание гостя, так это ржавая шпага, висевшая на стене.
   -- По  преданию,  эта  штуковина  принадлежала еще  Георгу, --  пояснил
хозяин,  уловив  интерес боярина Василия. -- Якобы она и  послужила причиной
его изгнания. Или, вернее сказать, последней каплей.
   -- Вот как?! -- искренне подивился Василий.
   -- Ну  да. Будто  бы  он  выхватил шпагу  и с криком: "Крыса!" проткнул
занавеску. А там стоял некий почтенный царедворец.
   -- Ну, так эта шпага историческая реликвия, -- заметил Дубов и подумал,
что  баронесса Хелен  фон  Ачкасофф дорого бы  дала, чтобы  заполучить такой
экспонат к себе в коллекцию.
   --  Да пустяки, -- пренебрежительно махнул  рукой Виктор, --  я  ощущаю
себя наследником не  безумных  выходок Георга  на  родине,  а  его  полезных
начинаний здесь.
   --  А  начали  с безумной  авантюры, --  подхватил  боярин  Василий  и,
спохватившись,  добавил: --  Надеюсь,  Ваше  Величество, я не  позволил себе
излишней?..
   -- Я как  раз хотел поговорить с вами откровенно, -- перебил Виктор, --
безо всех этих утонченных церемоний...  Скажите, что мне оставалось  делать?
Они бы  так и так своего добились, ведь у нас даже собственных войск нет, уж
не говоря обо всем прочем. А вступив с ними в соглашение, я могу хоть как-то
держать положение под своим надзором и что-то сделать если и не во благо, то
хоть бы не во зло Ново-Ютландскому государству и народу.
   -- Извините,  Ваше Высочество, но мне  кажется, что вы просто пытаетесь
успокоить свою  совесть,  --  отбросив  "утонченные  церемонии",  откровенно
высказался Василий. --  И потом, вы все время говорите "они". Кто -- они? --
Виктор  подавленно  молчал.  --  Князь   Длиннорукий,  Соловей-разбойник  да
неизвестно чьи наемники.  Если что, их хозяева в Белой  Пуще тут  же от  них
открестятся -- мол, знать не знаем, ведать не ведаем всю эту шушеру.
   -- Крыть нечем, -- через силу усмехнулся Виктор.
   --  А вы  для  них --  просто,  извините,  половая тряпка,  которую они
выжмут, вытрут ноги и выбросят, -- продолжал боярин Василий.
   -- Что же делать? -- с болью вырвалось у Виктора.
   -- Положение  не столь уж безнадежное, -- понизил голос Дубов. -- Вы же
сами видите,  что упырям, которые  в  Белой  Пуще, не до  вас и  не до князя
Длиннорукого. Вам нужно повиниться перед вашим дядей и вместе с Беовульфом и
прочими славными рыцарями изгнать отсюда всю эту нечисть.
   -- Легко сказать, -- горестно протянул Виктор.
   -- Беовульф готов созвать рыцарей, -- напористо продолжал Василий, -- а
Его Величество уже почти согласен их возглавить если не как военачальник, то
как  символ  законной  власти.  А  вы  должны, находясь  здесь, всячески  им
способствовать, чтобы по возможности нейтрализовать князя Длиннорукого и его
наемников. Вы согласны?
   Виктор молчал.  Казалось,  он готовится  принять  самое  важное в своей
жизни  решение.  Точно  так  же он  молчал  несколько недель  назад,  слушая
разглагольствования и посулы князя Длиннорукого.
   И тут в тишине Василий явственно  расслышал неясный шорох, доносившийся
из-под небольшого диванчика в углу комнаты.
   -- Что это? -- вскрикнул Василий. -- Нас подслушивают?!
   -- Кому тут  подслушивать! -- оторвался  от  раздумий Виктор. -- Мышка,
должно  быть. Или  крыса.  Дядюшкин  кот  куда-то  пропал,  вот  они  волю и
почуяли...
   -- Вы позволите? -- Не дожидаясь  позволения, боярин Василий  сорвал со
стены "историческую" шпагу, подбежал  к дивану и, нагнувшись,  несколько раз
наугад несильно ткнул. Раздался дикий визг, и из-под дивана, как ошпаренный,
выскочил Петрович.
   -- Что  это значит?! -- тоном, ничего доброго не  предвещающим, спросил
Виктор.
   -- Крупная, однако же, крыса оказалась, -- хмыкнул Дубов.
   --  Снова  этот  кот  проклятый,  -- заныл  бывш