--  В подобающих, еще в каких подобающих! --  зачастил Длиннорукий.  --
Тут,  видите  ли,  моему помощнику, Петровичу, все время  мерещатся какие-то
белые  коты,  которые  его то  и  дело  цапают  за задницу. Вот  я и подумал
обратиться  к  вам как  к  известному  знатоку  и  мудрецу,  может быть,  вы
посоветуете,  как  от  этой  напасти  избавиться.  Поверьте,  я  в  долгу не
останусь!
   --  Мне от  тебя ничего  не  нужно,  нечестивец, -- высокомерно  бросил
Пирум. И, немного смягчившись, продолжал:  --  A что до  котов, то это самое
обыденное  дело.   Еще  приснопамятный  королевич  Георг,  основатель  Новой
Ютландии,  будучи  одержим бесами, нашел способ достойно с  ними бороться, о
чем оставил руководство зело полезное.
   -- Вы знаете  способ? -- чуть не  подпрыгнул Длиннорукий. Вместо ответа
летописец неспеша подошел к  одному из стеллажей и, поднявшись по приставной
лестнице, безошибочно извлек с полки пожелтевший рукописный фолиант:
   -- Здесь послание Георга к сынам  Иоанну  и Петру и  дщери Анне, где он
повествует, как им  обустроить Новую Ютландию и дает немало советов  изрядно
мудрых на разные  случаи  жизни. Изволь же послушать. -- Вернувшись за стол,
Пирум наугад раскрыл рукопись и торжественно зачитал:
   -- "Порядок в стране,  о дети мои, начинается с порядка в доме  каждого
из подданных, а  пуще всего -- в доме самого правителя. Ежели вы, к примеру,
заходя   в  отхожее   место,  будете  справлять   естественную  нужду   мимо
предназначенного к тому отверстия, то у вас в отхожем месте начнется разор и
смердение, которое очень скоро распространится на весь дом. Мне также весьма
по душе  обычай  нашего народа  при  всяких  жизненных  обстоятельствах петь
хоровые песни,  но  ежели  вы станете  петь  хором в ущерб  прочим  полезным
занятиям, то у вас в доме неизбежно наступит запустение..."
   -- Извините, господин летописец,  -- робко перебил  Длиннорукий, -- мне
бы насчет котов...
   Летописец смерил князя испепеляющим взором, однако перевернул несколько
страниц и зачитал:
   --  "Если же,  не приведи Господь,  кто-либо окажется одержим бесами  и
злыми  духами,  принявшими облик  животный,  то для  исцеления  пользительно
применить безотказный способ -- надобно собрать итоги жизненной деятельности
сего злого беса и тайно  положить  оные  в хлеб насущный одержимому, и тогда
бес оставит его, и он исцелится".
   -- Что-что? -- не понял князь. Пирум сердито захлопнул рукопись:
   -- Собери дерьмо кота и подложи в еду, неужели не понятно?
   --  A, понятно-понятно! --  обрадовался Длиннорукий. -- Зело благодарен
вам, господин летописец! -- И князь бочком стал пробираться к выходу. Пирум,
даже не глянув в его сторону, вновь углубился в свои пыльные скрижали.


x x x


   Добраться до  гордости  Новой  Ютландии  --  знаменитой  башни славного
рыцаря Витольда -- Гренделю с боярином Василием так и не довелось. Когда они
проходили   по  краешку  очередного  болота,  Дубов  заметил,  как  в  лучах
прохладного осеннего солнышка что-то блеснуло. Приглядевшись внимательно, он
увидел, что  это золотая  стрела. Она медленно летела  на высоте  нескольких
метров над уровнем болота.
   -- Это она, -- тронул Василий Гренделя за плечо. -- Видите?
   -- Прямо над нами летит, -- заметил Грендель.
   Однако по мере приближения полет стрелы начал  замедляться и снижаться.
Еще несколько  мгновений  -- и стрела вонзилась в  землю  прямо  под  ногами
Дубова и Гренделя.
   -- Неужто княжна-лягушка где-то здесь? -- удивленно воскликнул Василий.
-- Вот это совпадение... Похоже, нам здорово повезло -- мы станем очевидцами
расколдования!
   -- Что-то тут не так, -- покачал головой Грендель. Впрочем, Дубов и сам
это  почувствовал. Подняв стрелу, Василий увидел, что она заметно потускнела
и  отливает  скорее не золотом, а  медью. Еще толком не поняв, в  чем  дело,
детектив крикнул:
   --  Бежим!  Скорее!  --  И  спутники  понеслись  в  ту сторону,  откуда
прилетела  стрела. К счастью, местность оказалась  не особо заболоченной,  и
Дубов с Гренделем могли передвигаться довольно быстро.
   -- Что там? -- на бегу спросил Дубов.
   -- Черная трясина, -- ответил Грендель. -- Самое страшное место.
   Украдкой бросив  взгляд  на  стрелу,  которую  все еще  держал в  руке,
Василий увидел, что она вовсе утратила блеск и стала зловеще темно-красной.
   --  Вот  она,  Черная   трясина,  --  махнул  рукой  Грендель.  Впереди
простиралось бескрайнее болото, от которого веяло чем-то неуловимо мертвящим
и жутким --  даже лягушачьего  гомона  не доносилось с  безжизненных кочек и
мутных омутов.
   -- И  что же  дальше? -- растерянно  проговорил Дубов, глядя на стрелу,
которая уже настолько потемнела, что казалась даже не темно-красной, а почти
черной.  Грендель  внимательно  принюхивался   к  лишенному  всяких  запахов
воздуху:
   -- Вон туда! Только осторожно, умоляю вас...
   Приглядевшись  внимательно,  Василий  увидел  неподалеку, на самом краю
трясины,  какое-то синее  пятно  и  узнал  в  нем  непромокаемый  плащ Ивана
Покровского. Неподалеку валялся и рюкзак. Не раздумывая, детектив бросился в
ту  сторону.  Грендель  поспешил  следом. Подбежав  ближе, они  увидели, что
"Иван-царевич" уже почти  по  плечи  утонул в трясине  и  продолжал медленно
погружаться.
   -- Осторожно!!! -- крикнул Грендель. Дубов  и сам чувствовал, что ступи
он в Черную трясину, и его  ждет столь же печальная участь. Боярин Василий в
растерянности  стоял на  том  месте,  где лежали  рюкзак, шест  и соломенная
шляпа.
   -- Держите меня  крепче! -- велел Грендель. Он взял шест и, вытянув его
перед собой, распластался на  поверхности болота. Дубов крепко держал его за
ноги. Второй  конец шеста  оказался около  Ивана  Покровского. Он  с  трудом
высвободил руки из вязкой пучины и схватился за шест. Василий тянул изо всех
сил, и вскоре все трое уже сидели на краю трясины, стуча зубами и от озноба,
и  от  осознания  пережитого.   Однако  стрела  вновь  сверкала  золотом  на
полуденном осеннем солнышке.
   Первым пришел в себя Покровский:
   --  Господа,  а   неплохо  бы  согреться.   Костерок   развести,  чайку
сообразить...
   -- Тут поблизости есть неплохой уголок, -- заметил Грендель, -- как раз
между  пригорком  и  рощей.  Там  почти  не  бывает  ветра  и  можно  славно
устроиться. -- И, мечтательно вздохнув, добавил: -- Приют изгнания, трудов и
вдохновенья...
   -- O, господин Грендель, так вы поэт! -- обрадовался Иван.
   Василий  не на шутку испугался, что беседа рискует сползти на поэзию, и
потому решил, пока не поздно, перевести ее в более близкое себе русло:
   -- Скажите, господин Покровский, как вас занесло в эту чертову трясину?
   Иван поднялся с травы и привычно взвалил на плечи рюкзак:
   -- Я узнал,  что  где-то в  этих краях заточена моя  прабабушка Наталья
Кирилловна.
   -- Как, неужели та женщина в хрустальном гробу?.. -- изумился Грендель.
-- Теперь туда, -- указал он на темный перелесок вдали.
   --  Да, и  я в  этом  совершенно уверен, -- ответил  Покровский, ступая
следом за  Гренделем  по  узкой  тропинке. -- Вообще-то  я не собирался туда
идти, просто хотел  убедиться, насколько  опасна эта  Черная  трясина.  И не
успел сделать  и пары шагов, как стал тонуть. И тогда пустил стрелу -- вдруг
кто да увидит. Все равно стрелы мне больше уже не нужны.
   -- Не нужны?  A  как же Марфа?  --  удивился замыкавший  шествие боярин
Василий.
   --  A, ну так Марфа-то  уже расколдовалась, -- небрежно,  как  о чем-то
само собою разумеющемся, ответил Иван.  --  И  знаете, Василий Николаич, она
оказалась вовсе не падшей девицей, а самой настоящей княжной!
   -- И где она теперь? -- пропустив шпильку мимо ушей, спросил Дубов.
   -- Отправилась в королевский замок. Но мне туда идти не велела. Вроде я
буду ей только мешать, поскольку ничего не смыслю в придворных нравах.
   -- Это вы-то, Иван-царевич? -- удивился Грендель.
   -- Ясно одно --  Марфа  в опасности,  -- подытожил Василий.  -- Судя по
тому, какая публика собралась в замке, житья  там княжне не дадут. Причем  в
самом прямом смысле.
   -- Как же ее выручить?  -- забеспокоился Покровский. -- Знал бы, что  в
замке опасно, ни за что бы не отпустил!
   -- Нет, для любого из  нас соваться в замок было бы сущим безумием,  --
размышлял  Василий. -- Так что единственный способ помочь Марфе --  ускорить
штурм замка. Стало  быть, попросим господина Беовульфа и его славных рыцарей
малость подсуетиться...
   За разговорами  они дошли  до перелеска -- это и впрямь оказалось очень
тихое  и безветренное место, и даже поздне-осеннее солнце грело здесь  почти
по-летнему.
   -- Немного передохнем,  согреемся,  а к вечеру  доберемся  до  дома, --
сказал  Грендель, оглядываясь по сторонам,  нет ли где поблизости  хвороста.
Покровский сбросил с плеч  рюкзак и шарил  внутри,  ища  все необходимое для
кратковременного  привала. Боярин  Василий прислонился  к  стволу  невысокой
сосны и  задумчиво  глядел куда-то  в небо.  Можно было бы подумать,  что он
отдыхает  после  нелегкого  пути, но  на самом деле в такие  минуты  его  ум
детектива-аналитика работал напряженно, как никогда.


x x x


   Едва карета Анны Сергеевны въехала в королевский замок, к ней подскочил
господин  Каширский, который без дела прогуливался по двору  и явно поджидал
свою сообщницу.
   -- Ну, что нового? -- спросил он, даже не поздоровавшись.
   -- Много чего, -- буркнула Глухарева, вылезая из кареты.  -- Нам с вами
предстоят серьезные дела.
   -- Это хорошо, --  обрадовался Каширский,  --  а то  уж  надоело дурака
валять. Настойчиво внушаю поэтам, дабы бросили стишки кропать и канавы рыли,
а все без толку...
   --  И  немудрено,  -- презрительно  проговорила  Глухарева,  когда  они
поднимались по крыльцу. -- Нет, у меня задание поважнее...
   Возница легонько стегнул лошадок, и они потащили пустую карету в особое
место под навесом, отведенное для карет и повозок. Там из экипажа  незаметно
выпрыгнул Кузька.
   --  Ну,  слава богу, жив, --  привычно  ворчал  домовой, ковыляя  между
телег. --  Никогда  больше в ихний вурдалачник не сунусь. Эх-ма, когда ж все
это закончится?..
   A Анна Сергеевна  и Каширский,  неспеша двигаясь  по длинному коридору,
обменивались новостями.
   --  В замке объявилась некая девица, выдающая  себя  за какую-то княжну
Марфу, -- сообщила Анна Сергеевна. -- И мы должны ее убрать.
   -- В каком смысле? -- осторожно переспросил Каширский.
   --  Не  прикидывайтесь  дураком,   --  повысила   голос  Глухарева.  И,
спохватившись, заговорила  почти конспиративно: -- Точно так  же как Дубова.
Так же как Покровского. Но только если мы и на этот раз облажаемся...
   -- Странно, я никакой Марфы  не заметил, -- пожал плечами Каширский. --
Правда,  тут действительно появилась некая молодая  особа, но Его Высочество
представил ее не княжной Марфой, а графинею Загорской.
   --  A,  ну  и  прекрасно,  --  почти обрадовалась  Глухарева.  --  Если
официально  Марфы нет, то и с  ликвидацией торопиться  некуда.  У меня  есть
новость и поважнее. -- Анна Сергеевна оглянулась, не подслушивает ли кто. --
Ваш приятель Херклафф проговорился,  что оставил  тут в  замке  что-то очень
дорогое. Потом он, правда, спохватился и попытался преуменьшить ценность, но
я-то сразу поняла, что к чему!
   -- Пустяки! -- пренебрежительно махнул рукой Каширский, хотя глазки его
загорелись.  -- Зато вот у меня есть одно соображеньице -- дело верное!  Это
вам не сказочные сокровища Херклаффа...
   За  разговорами они  дошли до конца коридора, поднялись по  лестнице  и
зашагали   по   проходам   второго  этажа.  Беседа  столь   захватила  обоих
авантюристов, что они даже  не замечали,  куда  идут. Да  и в коридоре  было
меньше вероятности, что их подслушают.
   -- Я тут на  досуге пораскинул серым веществом, -- продолжал Каширский,
-- и пришел к выводу, что где-то в замке находится королевская  казна. -- И,
не  давая Анне  Сергеевне  возразить,  поспешно продолжал:  -- Король  успел
спрятать  ее  в  надежное  место,  иначе Виктору  не  пришлось  бы биться  в
безденежье  и он  спокойно провел  бы  в  жизнь  свои бредовые экономические
прожекты.
   --  Что же,  в логике  вам не откажешь, -- вынуждена была признать Анна
Сергеевна.
   -- Ну, не одному же Дубову блистать умом, -- скромно заметил Каширский.
   --  И   где  же,  по-вашему,   находится   эта  пресловутая  казна?  --
поинтересовалась Анна Сергеевна.
   Каширский понизил голос до почти конспиративного шепота:
   -- В подвале, где же еще.
   -- По-моему, это несерьезно, -- хмыкнула Анна Сергеевна.  -- Если  даже
казна  и находится  в  подвале,  то ясно, что  спрятана  она там  надежно, с
наскока  ее  не отыщешь. A  сокровища  Херклаффа -- дело верное! Он ведь был
вынужден отсюда в спешке бежать и ничего запрятать не успел.
   --  Да, пожалуй,  -- пришлось согласиться Каширскому.  -- Только и  тут
ведь палка о  двух концах --  если Херклафф  ничего не успел спрятать, то  и
найти его сокровища давно мог кто-нибудь другой.
   -- Но попытаться-то можно! -- воскликнула Глухарева, деловито засучивая
рукава. -- Вы не в курсе, где тут жил Херклафф?
   --  Кажется,  в  комнате для  гостей,  --  не  очень  уверенно  ответил
Каширский.  --  Постойте...  Ну  да, в этом же самом коридоре,  чуть дальше.
Сейчас там, кстати сказать, обитает Петрович. Ха, жаль, вы не видели, как за
завтраком эта девица ему тарелкой по роже заехала!
   -- Какая девица?
   -- Ну, я вам говорил -- гостья, графиня...
   --  Должно  быть,  она-то  и  есть  княжна  Марфа,  -- догадалась  Анна
Сергеевна.  --  Впрочем, сейчас это  неважно...  Вы не в курсе,  где  теперь
Петрович -- у себя?
   --  Да нет, кажется,  они с  князем Длинноруким куда-то ушли. По  своим
путчистским делам. Постойте, Анна Сергеевна, вы что же, хотите прямо сейчас?
   -- A чего медлить? -- с азартом заявила Глухарева. -- Возьмем сокровища
Херклаффа, а ночью полезем в подвал  за казной! -- И Анна Сергеевна, подойдя
к искомой двери, решительно нажала ручку.
   Комната  оказалась  не  запертой.  Уже  на  первый  взгляд  можно  было
констатировать, что личность  нового постояльца оказала неизгладимое влияние
на  обстановку  --  в  комнате  стояла вонь,  как  на конюшне,  повсюду были
разбросаны всяческие нужные и ненужные вещи.
   --  Ну  и  где  же  ваши  сокровища?  --  невольно зажав  нос,  спросил
Каширский.
   -- Под кроватью,  где ж  еще!  -- презрительно бросила Анна Сергеевна и
нырнула под небрежно застланную койку.
   -- Погодите, Анна Сергеевна, -- проговорил Каширский, -- что это вы там
говорили насчет княжны? Для чего ее нужно, э-э-э, убрать?
   --  A ну ее к бесу, --  донесся из-под кровати приглушенный  голос Анны
Сергеевны. -- Успеется!
   В этом ответе  сказалась одна из  черт характера  госпожи Глухаревой, о
которой не знал барон Альберт,  но благодаря коей Анна Сергеевна в последнее
время  проваливала  чуть  ли не  все "мокрые"  и прочие дела. Для того чтобы
кого-то убить со стопроцентной  гарантией, ей  нужно  было  ненавидеть этого
человека всеми фибрами своей мятежной души. К примеру, если бы ей теперь под
руку  попался  Дубов,  то  она  готова была бы  его  сначала отравить, потом
повесить, потом сжечь, а  вдобавок на пепелище станцевать ламбаду.  Когда же
Анне Сергеевна "заказывали" людей лично ей малознакомых или к которым она не
испытывала  персональной  вражды,  то такое задание  она зачастую  выполняла
спустя  рукава,  как  бы  нехотя.  Особенно  если   попутно  подворачивалось
какое-нибудь интересное дельце вроде поиска сокровищ. Так произошло в случае
с  убийством владельца  Покровских Ворот, к чему-то подобному, похоже,  дело
шло  и  теперь. Блеск  сокровищ  Херклаффа и  королевской  казны  совершенно
затмили в сознании Анны Сергеевны какую-то неведомую ей княжну Марфу.
   Вскоре  Анна  Сергеевна, вся перепачканная  в  пыли,  вынырнула  из-под
кровати  с  дурно  пахнущим узелком, внутри  которого что-то  соблазнительно
позвякивало.
   -- Давайте сюда, я понесу, -- предложил Каширский.
   --  Еще чего! -- с  подозрением хмыкнула Анна Сергеевна. -- Знаю я ваши
фокусы. -- И она отважно сунула узелок под юбку.
   Несколько минут спустя, запершись в  комнате Каширского, искатели чужих
сокровищ развязали узелок, но обнаружили в нем лишь два ржавых кухонных ножа
--   память    Петровича    о   прошлой   жизни,    когда   он   был   лихим
Соловьем-разбойником, грозой густых лесов и больших дорог.
   -- Все ясно, -- угрожающе двинулся Каширский в сторону Анны  Сергеевны.
-- Подменили!
   --  Чего  подменили?!  -- взвилась госпожа Глухарева, на  всякий случай
схватив один из трофейных ножей. -- Отойдите  от  меня,  иначе я за  себя не
отвечаю!
   -- Под юбкой подменили, -- не унимался Каширский.
   -- Можете проверить! --  высокомерно бросила Анна Сергеевна  и  задрала
подол черного платья,  под  которым красовалось черное  же белье.  Сказочных
сокровищ Херклаффа, увы, не было. -- A  может,  и под  бельишко глянете?  --
насмешливо процедила Анна Сергеевна.
   -- Нет  уж, спасибо, -- пробурчал  Каширский. -- И,  встряхнув головой,
будто вытряхивая  из себя всю  отрицательную  энергию, заговорил  уже совсем
по-деловому: -- Ну ладно,  вечером отправимся в подвал. A эти ножики надо бы
вернуть в комнату хозяина. Нам-то они ни к чему.
   -- Вам ни к чему, -- уточнила Анна Сергеевна, -- а  мне еще пригодятся.
-- И Глухарева, завернув ножи в смрадную тряпицу, небрежно сунула их обратно
под платье.


x x x


   Обширный,  хотя  и изрядно  запущенный  двор  перед Беовульфовым замком
стремительно  наполнялся каретами,  телегами  и просто верховыми лошадьми --
это съезжались  славные рыцари Ново-Ютландского королевства.  Правда, многих
из них трудно было бы принять за рыцарей --  столь скромно и даже нище  были
они  одеты. Но тем  не менее все они  являлись самыми настоящими рыцарями, и
горе тому, кто усомнился бы в их знатности и доблести!
   Сам хозяин замка, в парадном камзоле, ради такого случая извлеченном из
пыльного  сундука,  монументально  высился   на  полуразвалившемся  каменном
крыльце и приветствовал гостей:
   -- O, это вы, славный Арчибальд! Как здоровье  вашей дражайшей матушки?
A  что супруга? Да-да,  милости прошу  в главную залу... O,  рад вас видеть,
почтеннейший  Фома!  Как  ваша милейшая  дочка,  еще  не замужем?.. Как  же,
столько женихов кругом. A, да вот вам и жених  --  граф Сигизмунд. Особо вам
рад, почтеннейший Сигизмунд! нет-нет,  о делах после, когда соберутся все, а
пока -- прошу в залу. Винца испейте, у меня настоящее, а не всякое заморское
пойло! O, дорогой мой дон Альфонсо, тысячу лет вас не видел!..
   Нужно  заметить,  что  со  многими  из гостей,  в том числе  и  с доном
Альфонсо,  отношения  у  Беовульфа  были,  мягко  говоря, натянутыми. Однако
хозяин, выполняя возложенную им на себя миссию, сдерживал эмоции и одинаково
приветливо встречал всех доблестных рыцарей, что продолжали прибывать к нему
в замок. Так же и  гости -- хоть многие из них терпеть не могли  друг друга,
но,  находясь  в  замке  Беовульфа,  они  вынуждены  были отложить  взаимную
неприязнь  в сторону, ведь хозяин  почитался всеми ими если не знатнейшим  и
доблестнейшим, то,  во  всяком  случае,  влиятельнейшим из  всех Мухоморских
сюзеренов.
   Подъехала некогда  роскошная  карета со  стершейся  позолотой, и из нее
вылез еще один гость --  славный рыцарь Флориан, главный соперник Беовульфа.
Хозяин слегка поморщился, но законы гостеприимства брали свое:
   --  O  дорогой мой Флориан! Вот  уж не ожидал, что и вы откликнетесь на
мое приглашение...
   --  Зачем же тогда  приглашали? -- сухо  промолвил  Флориан,  не  спеша
поднимаясь на крыльцо.
   -- Дело  касается всех нас, -- понизил голос Грендель.  --  И не только
нас, но и всего государства. Наберитесь терпения, скоро все узнаете.
   -- Надеюсь,  до вечера я домой успею? -- глядя куда-то мимо  Беовульфа,
спросил  гость.