Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
аться, мне нужны средства.
Дядя Митяй на минутку задумался:
- Давайте сделаем так. У меня сейчас пви себе почти нет денег, я не
думав, што все случится так скоро. Я схожу к себе за деньгами, а вы
приходите под утро прямо сюда, я вам отдам деньги, а вы мне покажете, где
находится покойник. Потом смево можете ехать, я лично просвежу, чтобы вам
не чинили препятствий, а остальное не довжно вас вовновать.
- Договорились! - радостно потер руки Василий, вставая со стула. - А я
покамест пойду к Миликтрисе Никодимовне, надо же с ней проститься.
Надеюсь, разлука будет недолгой...
- Дево молодое, - захихикал дядя Митяй. - На свадебку-то пвигласить не
забудьте!
За этими разговорами дядя Митяй проводил Василия, и тот скрылся во тьме
переулка. За углом его ждала скоморошья повозка с Мисаилом на кучерском
месте.
- Теперь - на кладбище! - вполголоса скомандовал Василий.
- Опять на кладбище! И ночью!.. - театрально возмутился Мисаил, но
Дубов уже решительно влезал в повозку. - Н-но, родимые! - прикрикнул
Мисаил на лошадок, и те медленно потащили повозку по узкому переулку.
***
Как всегда по вечерам, Пал Палыч изучал сводку событий по Царь-Городу
за минувший день. Однако на сей раз он их читал вслух, а его слушателем
был ни кто иной как Владлен Серапионыч. Убедившись, что доктор непричастен
к осквернению могилы князя Григория, Пал Палыч проникся к нему гораздо
большим доверием, чем в первые дни.
- "Лица, извлеченные из канализации на Ново-Спасской улице, - читал Пал
Палыч, прихлебывая из блюдечка свой любимый чай с клюквенным вареньем, -
при дознании упрямо молчали и на вопросы отвечать отказывались. Лишь
проходящий по делу по кличке "Хромой" сказал: "Каширский", после чего
внезапно упал замертво. Установивший смерть лекарь Серапионыч произнес
непонятное слово "зомби" и настоял, чтобы "Хромого" в покойницкой держали
в ручных и ножных кандалах..." Что это значит, Серапионыч? - Пал Палыч
поднял удивленный взгляд на доктора.
Серапионыч привычным жестом подлил в чай немного содержимого из своей
скляночки. Ему нужно было многое объяснить своему собеседнику, но при этом
не сказать ничего лишнего.
- Видите ли, достопочтеннейший Пал Палыч, - начал Серапионыч, - само
понятие зомби пришло к нам из Африки, где некоторые колдуны владеют
искусством оживлять покойников и подчинять их своей воле. Такой вот
оживленный покойник и называется зомби. Это уже не совсем человек, и даже
кровь у него другая...
- Ну вот, опять нечистая сила, - вздохнул Пал Палыч. - Но какое
отношение ко всему этому имеет Каширский?
- Каширский поставил производство зомби, если так можно выразиться, на
поточный метод, - объяснил доктор. - В тех краях, откуда прибыли все мы,
то есть Василий Николаич Дубов, майор Селезень и ваш покорный слуга, не
так давно начали появляться всякие темные личности, многие из которых
числились мертвыми. И, едва засветившись, они куда-то бесследно исчезали.
Между прочим, "Хромой" - это один из них.
- Поганое дело, - проворчал Пал Палыч.
- И теперь становится ясно, - поправил Серапионыч сползшее набок
пенсне, - что Каширский и его люди сначала превращали весь этот сброд в
послушных зомби, а затем переправляли в ваши края.
- Но зачем?! - чуть не поперхнулся чаем глава приказа.
- Как это зачем? - доктор отпил чаю с добавкой. - Нападать на людей,
выкапывать покойников и вообще выполнять все "установки" Каширского.
- Черт знает что, - совсем погрустнел Пал Палыч. - Мы и со своими
лиходеями едва справляемся, а тут еще эта нежить... А кстати, Серапионыч,
почему вы решили, что "Хромого" надо держать в покойницкой закованным?
Теперь-то он уже по-настоящему покойник!
- Лучший покойник - это мертвый покойник, - вздохнул Серапионыч. - Да,
я был вынужден констатировать факт смерти, так как все процессы
жизнедеятельности остановились. Но эта смерть ненастоящая.
- В каком смысле? - чуть нахмурился Пал Палыч. Ему начало казаться, что
Серапионыч над ним просто смеется. Доктор же был серьезен, как никогда:
- Ну, во-первых, он и без того мертвец, а посему второй раз умереть не
может. А во-вторых, чтобы его подопечные не проболтались, Каширский дает
им дополнительную установку, согласно которой зомби немедленно умирает,
если начнет говорить лишнее. И едва "Хромой" назвал имя Каширского, как
тут же свалился замертво. Но эта смерть лишь кажущаяся - через некоторое
время труп оживает. Вот, собственно, почему я и попросил, чтобы с него не
снимали кандалов.
- Бесовщина какая-то, - поежился Пал Палыч. - И что же теперь с ними
делать?
- Лучше всего было бы их раззомбировать, ну, то есть, расколдовать, -
ответил Серапионыч. - Но для этого нужен настоящий маг и чародей, причем
не менее квалифицированный, чем господин Каширский.
- Где ж такого взять-то?.. Хотя вообще-то есть у нас один такой колдун,
- вспомнил Пал Палыч. - Совсем недавно, пару недель тому обратно, он не
только перехитрил Каширского, но даже умудрился выкрасть его из Белой Пущи
и доставить в Царь-Город. А мы, старые тетери, упустили этого Каширского у
себя из-под носа...
- Ну так зовите скорее вашего колдуна! - подхватил Серапионыч.
- Увы, - развел руками глава сыскного приказа, - несколько дней назад
он исчез из Царь-Города, и ни слуху, ни духу... Ну ладно, Серапионыч,
хватит об этом, да еще и на ночь глядя. - Пал Палыч заглянул в дневную
сводку. - Давайте о чем-нибудь повеселее. Вот, например, сообщение из
Боярской Думы.
- Любопытненько, - набулькал Серапионыч в чашку из любимой скляночки.
Пал Палыч с выражением зачитал:
- "Слободская девка Маруська, выйдя за водой, застала своего жениха
Ивашку лобызавшимся возле колодца с соседкой Нюркой, много известной всей
Семеновской слободке своим веселым поведением. Увидя сие, Маруська ударила
Ивашку по голове ведром, отчего ему на пол дня память отшибло, а оную деву
Нюрку, дабы неповадно ей было, зело оттаскала за волосья..."
- Где, прямо в Боярской Думе? - несколько удивился Серапионыч.
- Ах, извините, я не там читаю, - спохватился Пал Палыч. - Но вообще вы
не подумайте чего дурного, народ-то у нас смирный... Ага, вот: "В Думе
обсуждали вопрос отрешнения от власти царя Дормидонта, и на этом сошлись
мнения многих бояр. Разноголосицу вызвало то, что должно воспоследовать за
смещением царя. Боярин Илюхин склонял Думу к созыву Народного Собора, дабы
на нем низложить Дормидонта и избрать нового, достойнейшего Государя. Зато
боярин Иосиф порывался тут же, прямо в Думе, провозгласить царем князя
Длиннорукого. Сам же столичный градоначальник молча слушал сии речи, а
затем поднялся и, поблагодарив своих приверженцев за доверие, решительно
отказался от всяких притязаний на престол и призвал бояр и народ
поддержать законного Государя Дормидонта Петровича. Однако, садясь на
место, он бросил боярину Иосифу непонятные слова: "Не спешите, плод еще не
созрел"...
- М-да, еще не созрел, - как бы про себя пробормотал Серапионыч. - Но
очень скоро созреет.
- Что вы говорите? - оторвался от занимательного чтива Пал Палыч.
- А, нет, это я так, своим мыслям. Пожалуйста, продолжайте.
Пал Палыч продолжил:
-"В самый разгар жарких споров пришло известие, что в Боярскую Думу
едет царь. По сему поводу боярин Илюхин сказал: "Наконец-то наш Государь
образумился и решил самолично объявить о своем отречении". Вослед за
известием явился и сам Государь Дормидонт Петрович. Был он грозен, но
спокоен. И сказал речь краткую, но дельную, что Отечество в опасности и
что отринуть надо раздоры и всем сплотиться перед лицом угрозы. Когда же
Государь завершил речь, то все дружно зарукоплескали, а боярин Иосиф
вскочил с места и запел Дормидонту Петровичу "Многая лета", в чем был
усердно поддержан князем Длинноруким. По окончании пения градоначальник
попытался было броситься Государю в объятия, но тот уклонился от оных и
покинул Думу".
- Пал Палыч отложил свиток. - Ну и дела творятся в нашем богоспасаемом
Отечестве! Неужели Господь наконец-то вразумил нашего Государя? - И Пал
Палыч, отставив чашку с остывшим чаем, сотворил крестное знамение.
Серапионыч лишь еле заметно улыбнулся - он не стал говорить главе
сыскного приказа о своей скромной лепте, внесенной в дело вразумления
Кислоярского правителя.
***
Василий Дубов, Антип и Мисаил уже довольно долго кружили по жутким
подземельям княжеской усыпальницы, однако многочисленные коридоры все
время уводили их куда-то в сторону от направления, указуемого стрелкой на
компасе.
- Ничего, ребятки, не волнуйтесь, все будет хорошо, - подбадривал
детектив скоморохов, но и сам он уже начинал не на шутку тревожиться.
Впрочем, Василий догадывался, в чем причина: за последние дни на городской
рынок было "вброшено" меньше "лягушачьих" монет, чем в начале их
пребывания в Новой Мангазее, а деньги в тайнике, как Василий понял из
записей на свитке, находились в постоянном движении. Так что перебои в
работе компаса можно было объяснить меньшим количеством в тайнике тех
монет, которые, собственно, и притягивали чудо-стрелку.
От этих неприятных мыслей Дубова отвлек страшный грохот за спиной, а
затем не менее дикий вопль. Непроизвольно вздрогнув, детектив обернулся и
увидал, что Мисаил лежит под каким-то рыцарем в доспехах, а Антип пытается
его оттуда вызволить. Поставив светильник на шершавый пол, Василий
бросился на помощь, и вскоре Мисаил с трудом встал на ноги.
- Да вот видишь, Савватей Пахомыч, мы тут впотемках задели этого
истукана, - указал Антип на мумию в латах и кольчуге, лежащую поперек
прохода, - он и обвалился.
- Надо бы поставить на место, - покачал головой Василий.
- Бесполезно, - проворчал Мисаил, потирая ушибленную коленку. - Понесла
же нас нечистая в эту чертову усыпальницу! Так я и знал, что добром все
это не кончится...
- Ну так давайте его хотя бы посадим, - указал Василий в нишу, из
которой свалился доблестный витязь.
- Попробовать можно. - Антип поплевал себе на ладони и отважно взялся
за ржавые доспехи.
Когда покойник был кое-как усажен на прежнее место, Василий глянул на
компас - и взвыл куда безрадостнее, чем даже Мисаил под покойником.
- Что такое? - переполошились скоморохи.
- Все, мы окончательно сбились со следа, - совладав с первыми эмоциями,
сообщил Дубов. - Стрелка работает только до первых петухов.
- Но ведь здесь же нет петухов, - пожал плечами Антип.
- Зато там есть! - указал Василий куда-то вверх. - И они уже
откукарекали. Теперь мы тут как слепые котята.
- Что же делать?! - еще больше всполошились скоморохи.
- Ну, все не так страшно, - принялся детектив успокаивать своих
товарищей. - Дождемся следующей ночи и уже тогда...
- Что?!!! - позабыв о боли в коленке, вскочил Мисаил. - Провести здесь
всю ночь и весь день?! Здесь, в сем царстве мертвых, где каждый камень
вопиет о бренности этого, как его...
- О бренности всего сущего, - подсказал Антип и пояснил: - Это из
гишпанской трагедии "Богатеи тоже стенают", часть последняя.
- Ну вот. А мы с вами не такие уж богатеи, нам стенать не положено, - с
деланной бодростью заявил Василий. - И вообще, надо беречь свет. -
Детектив загасил светильник, и их окутала гулкая тьма, в которой вековая
затхлость гробового подземелья казалась еще нестерпимей, а вздохи Мисаила
походили на стенания неприкаянных душ.
***
Майор Селезень аккуратно, можно даже сказать - любовно укладывал дерн
вокруг свежевырытого окопчика. Васятка сидел рядом и задумчиво смотрел на
большую луну, заливающую своим белесым светом холмы и луга, мост и дорогу.
- Дядя Саша, - внезапно спросил он, - а кем вы были в своей стране?
- Сначала я был военным, - не отрываясь от дела, отвечал майор, - а
потом пытался стать политиком. - При этом Селезень криво усмехнулся. - А
почему "был"? - в свою очередь спросил он.
Васятка замялся:
- Если честно, дядь Саша, то мне кажется, что вам не очень-то и хочется
возвращаться в свою страну.
- М-да, - покачал головой майор.
А Васятка уже более уверенно продолжал:
- Я думаю, то, чем вы занимались там, люди не ценили по достоинству. И
вы чувствовали себя ненужным. А здесь, у нас, вы делаете то, что другие не
умеют или не хотят делать. В общем, здесь вы нужны. И вы можете сделать
для людей много полезного. А ведь каждому честному человеку хочется
ощущать, что ты нужен. Что не зря на свете живешь. Не зря хлеб ешь.
- Ну, ты у нас еще и философ, - рассмеялся майор и потрепал мальчишку
по загривку.
- А что, я не прав? - вскинулся Васятка.
- Да нет, прав. - вздохнул Селезень. - В нашем мире, то есть, я хотел
сказать, в нашей стране, ни честность, ни смелость не ценятся. У нас у
кого денег больше, тот и герой, тому и почет. Увы.
Майор сел на край окопчика и задумчиво посмотрел куда-то вдаль.
- А тут... Эх, как я понимаю Рыжего. Тут можно делать дело и не
оглядываться на всяких там болтунов и демагогов. Политики хреновы! - И
майор с досадой сплюнул в росистую траву. - Тут, у вас, тоже такие есть.
Но здесь хоть им можно хвост-то поприжать.
- Так может, вы у нас и останетесь? - с надеждой спросил Васятка. - А,
дядь Сань?
- Не знаю, - усмехнулся Селезень, - Да и загадывать наперед не хочу.
Майор легко, по-кошачьи выпрыгнул из окопчика.
- Пойдем-ка лучше, друг Васятка, соснем часок, - обнял он парнишку за
плечи. - Завтра будет горячий денек. Вот коли, Бог даст, жив останусь,
тогда и на будущее загадывать буду.
- Тьфу, тьфу, - испуганно сплюнул через левое плечо Васятка.
***
Когда у скоморохов уже тихо "поехала крыша", да и сам Дубов начал
чувствовать подступающее безумие, детектив услышал какое-то неясное
бормотание. "Что это, звуковые галлюцинации? - тревожно подумал Василий. -
Тогда дело дрянь..."
- Мисаил, это ты? - строго спросил он.
- Что?! - нервно вскрикнул Мисаил.
- Тогда ты, Антип?
- А я думал, что это ты, Пахомыч...
Тем временем бормотание становилось как будто отчетливее, и Василий,
напрягши слух, разобрал некоторые слова:
- Свовочи все, свовочи... И куда эти придурки, Анисим с Вячесвавом
подевавись?.. Самому, что ли, этого гвупца Савватея кончать?.. Чевт бы их
всех побвал...
Злобное бормотание становилось все отчетливее, и вдруг в конце тоннеля
на миг блеснул свет. Мисаил истерически вскрикнул.
- Тише! - зашипел Василий.
- Так это же покойник встал из гроба! - с отчаянием прошептал Мисаил. -
Все, нам конец...
- А по-моему, это только начало, - обреченно вздохнул Антип.
- Кричите, кричите, - продолжал между тем свое ворчание "покойник". - Я
вас не боюсь, потому как вы мевтвецы, а я ешшо живой... И так скоро
помивать не собиваюсь...
- Вперед! - вполголоса скомандовал Дубов. - Он-то нас и выведет, куда
надо. И умоляю вас, старайтесь не шуметь.
Держась за руки, гуськом все трое дошли до конца коридора, откуда
продолжал доноситься голос. Там коридор упирался в другой коридор, и шагах
в тридцати слева от себя путники увидели какую-то темную фигуру, держащую
в руке фонарь. Светильник раскачивался, и по неровным стенам металась тень
незнакомца.
- Вперед, за ним, - шепотом велел детектив, и вся троица, стараясь не
создавать лишнего шума, двинулась вслед за темной фигурой.
- Он заведет нас в самую преисподнюю, - не удержался от замечания
Мисаил.
И вполголоса добавил: - Как одинок среди немых гробов Сей еле слышный
голос человека...
- Мисаил, помолчи, пожалуйста, - с еле сдерживаемой яростью попросил
Дубов. Он внимательно прислушивался к ворчанию человека со светильником:
- И эта Мивиктьиса - дура стоевосовая... Все кругом - или дураки, или
воры, как с такими дело иметь...
Василий слушал и диву давался - неужели это злобное бормотание
принадлежало тому самому Седому, или дяде Митяю, которого он поначалу
принял за ново-мангазейского бургомистра и который так очаровал его в доме
Миликтрисы Никодимовны? Но сомнений не оставалось - то был именно он.
Вдруг стены узкого тоннеля раздвинулись, и фонарь Седого осветил своды
знакомой залы с мраморным гробом посередине - оказывается, Василий сбился
с пути в непосредственной близости от конечной цели подземного путешествия.
И не успел дядя Митяй сдвинуть факел, чтобы проникнуть в тайник, как в
зале раздался грозный голос: "Руки вверх!", а следом ярко вспыхнул второй
фонарь, резко высветив на фоне замшелой стены три темных силуэта. Дядя
Митяй попятился было к одному из четырех выходов из залы, однако Дубов,
подскочив, схватил его за шиворот и вернул на середину.
- Сопротивление бесполезно, дядя Митяй, - крикнул детектив, и его слова
громовым эхом отозвались под высокими сводами. И, понизив голос, добавил:
- Или прикажете называть вас полным именем - Димитрий Мелхиседекович
Загрязев?
- Зовите, как хотите, - ответил дядя Митяй, расплывшись в доброй
улыбке, совсем не соответствующей его незавидному положению. - Я вижу, что
вы меня высведили. Очень ховошо. Ну вадно, я понимаю, что вам нужны
деньги, - продолжал он, безмятежно переводя взор с Василия на скоморохов.
- Сотня зовотых вас устроит? Или надо больше?.. Чевт побери! - спохватился
дядя Митяй. - Вы же сведили за мной, а не за Дубовым!
- Это не совсем так, дядя Митяй, - усмехнулся Дубов. - Дубова я могу
предъявить вам хоть сейчас.
- О, пьеквасно! - обрадовался Седой. - Вы что, пьиташшили его прямо
сюда?
Ну, тогда отпадают и хвопоты по сокрытию тела.
- Д-да, пожалуй, - согласился Василий и извлек из внутреннего кармана
какую-то маленькую баночку. Когда он открыл ее, то по смрадному подземелью
разнесся весьма приятный запах, исходяший от зеленоватой мази, что была в
баночке. Детектив помазал себе лицо и что-то прошептал. И тут произошло
нечто совсем неожиданное: черты лица резко изменились, став более мягкими,
куда-то исчезли залысины, и перед скоморохами и дядей Митяем предстал
совсем другой человек.
- Дубов! - в ужасе вскрикнул дядя Митяй и в изнеможении опустился на
сырой пол.
- Совершенно верно, я - Василий Дубов, - будничным голосом произнес
детектив. - Вижу, вы меня сразу признали.
- Возьмите все, - вдруг залепетал дядя Митяй, ползая по полу, - все
возьмите, только не губите!..
- Встаньте! - брезгливо бросил Дубов. - Проигрывать тоже нужно достойно.
- Все возьмите, все, - истерично бормотал Седой, - я вам дам еще
больше, гораздо больше...
- Сколь мелок он, сколь жалок, сколь ничтожен, - не удержался Мисаил от
цитаты из какой-то душещипательной трагедии.
- Вот именно, - одобрительно кивнул Дубов. - С одним только добавлением
- на совести этого человека не менее трех загубленных человеческих душ. А
если хорошенько посчитать, то и гораздо больше.
- Непвавда! - подал голос дядя Митяй. - Ну посмотрите на меня, какой же
я убивец? Я и мухи не способен обидеть.
- О ваших отношениях с мухами я ничего не знаю, - ледяным тоном ответил
детектив. - А что касается людей, то сами вы их, конечно же, не убивали.
За вас это делали другие. Раньше - некто Манфред Петрович, которого вы
убрали за то, что он слишком много знал, а в последнее время - некие
Анисим и Вячеслав. Именно они убили сначала Манфреда, а затем еще ряд
людей, в том числе отставного военного Данилу Ильича и даже духовное лицо
- отца Нифонта, который в поисках своего племянника Евлампия узнал больше,
чем ему было положено. Если желаете, я могу сказать, во сколько монет вы
оценивали человеческие жизни, но это, конечно, уже частности.
- Я это девав ради Очечества! - пискнул дядя Митяй. - Будущие поколения
меня опвавдают!..
- Едва ли они вас оправдают за то, что вы подготавливали почву для
завоевания Новой Мангазеи князем Григорием, - возразил Дубов, - и с этой
целью устраняли всех, кто мог вам