по  фамилии Кашакевич.  Ориентировочно восемьдесят восьмой  год,
первое мая.
     -- А, помню, помню,  --  обрадовался Серапионыч. -- Восемьдесят девятый
год.  Веселый  такой был  покойничек. Глаза  так уморительно таращил. Только
звали  его  Котов.  А  привезли  его с аккумуляторного  завода.  Его дружки,
какие-то чины из прокуратуры, все вдрызг пьяные. Ну, я им подписал -- острая
сердечная недостаточность.  А то  они так просили, "макаров" в ребра тыкали.
Ну да ладно, это дело прошлое. И что вам до этого бедолаги Котова?
     --  Да  нет,  ничего  особенного.  Только  вот  собственно, он  что  --
действительно утонул?
     -- Васенька, вы  меня  обижаете, -- рассмеялся  Серапионыч  --  Если  я
говорю  -- утопленник, то  я и имею ввиду  утонувшего, а не зарезанного  или
повешенного. Или вас это не устраивает?
     -- Нет, ну что вы, -- откликнулся Василий. -- Ведь, честно говоря,  я и
сам пока не знаю, что мне нужно. Так скажем, зацепку ищу. Кстати сказать, вы
упомянули вначале, что привезли  вам Котова с  аккумуляторного  завода. А по
моим сведениям, с базы отдыха этого производства.
     -- А, ну тут  все просто, -- снова засмеялся Серапионыч. -- Дело в том,
что прямо на территории аккумуляторного завода, а точнее, прямо  под зданием
администрации,   в  конце  восьмидесятых   был   построен   так   называемый
"оздоровительный  комплекс".  Как  водится,  для  трудящихся, но допуск туда
имели только крупные  городские шишки и их приближенные. Ну, там все было по
полной  программе -- сауна,  бассейн и проверенные,  но доступные девочки из
обслуги.  Кстати сказать,  наши рукамиводители называли это  место "бункер",
потому как размещался весь этот вертеп в бывшем бомбоубежище.
     -- Да, тепленькое, видать,  было местечко, -- согласился Василий. --  А
интересно, что там сейчас?
     -- Право, не знаю,  -- задумался  Серапионыч. -- Мне  кажется,  ничего.
Заводик    закрылся,    оборудование   распродали-разворовали,   а    здания
стоят-пустуют.
     -- Ах,  даже  так, -- как-то невпопад отозвался Василий. -- Ну, спасибо
за информацию, доктор. До свидания.
     Положив  трубку,  Дубов  начал  лихорадочно шарить  по шуфляткам своего
стола, бормоча себе под нос:
     -- Бункер! Да я же слышал про него раньше. Вот балда. И где эта чертова
карта! А,  вот она,  родимая. Так-так. Выезд на Белоярское  шоссе.  Пятно от
кетчупа.  Аккумуляторный завод.  --  И  с  этими  словами  Дубов  решительно
поставил на карте города жирный красный крест. В этот же самый миг  зазвонил
телефон. --  Алле, Дубов  слушает, -- недовольно бросил  он в  трубку. -- А,
Егор  Трофимович! Что  вы говорите,  Железякин скрылся от наблюдения? Ну, да
немудрено --  старый  чекист...  На Смирновской? Так.  Это значит, --  Дубов
склонился над картой,  -- совсем  рядом с  Пшеничной  улицей...  Причем  тут
пшеничная? А вот причем -- знаете, на Пшеничной улице  аккумуляторный завод.
Так, хорошо. Через  десять минут у его проходной, и прихватите  с собой пару
сотрудников покрепче -- будем брать "бункер". Там объясню поподробней.

        "x x x"

     И действительно, через десять  минут у покосившейся будки на Пшеничной,
некогда  проходной  аккумуляторного завода, резко остановились две машины --
милицейский  "Уазик" и "Москвич" Дубова. Два дюжих  молодчика в  штатском  с
веселым гиканьем ворвались  в  хибарку,  попутно  высадив  окна  и  двери. И
скрутили там старичка сторожа, который, слава богу, не сопротивлялся. Дубов,
не дав  сторожу придти  в  себя, завалил  его каверзными вопросами: "На кого
работаешь?  Где  хозяева?  Почему  спал  на  посту?".  Сторож,  не  понявший
спросонок, кто это на него так  наехал,  принял  милиционеров  за бандитов и
даже  пытался  поначалу  хорохориться,  но  узнав,  что  он  попал  в   лапы
правоохранительных  органов,  не  на  шутку  струхнул  и  во  тут  же  начал
"колоться": хозяева-де появляются  в  основном вечером... наследники старого
хозяина... до семнадцатого года...  из-за границы  они,  видать  --  мужчина
такой  статный,  с  сильным  акцентом  говорит,  и евоная супружница  с  вот
такой... а плотят хорошо за секюрити.
     -- Чего? -- удивился Столбовой.
     -- Охрана, значится, -- выпятил тощую грудь сторож.
     -- Стоп! -- воскликнул Дубов. -- Сторож нам  не нужен -- он явно ничего
не знает. Пошли в "бункер".
     -- А где это? -- не понял Столбовой.
     --  Под зданием администрации, -- коротко  бросил Дубов  и направился к
двери с плакатом: "На заводе ты не гость!"
     -- Э! Не велено пущать, -- подал голос сторож, но, обнаружив под  носом
дюжий  милицейский кулак, резко изменил тон: -- А, ну ежели так, то завсегда
пожалуйста...
     По  темной  замусоренной  лестнице  все  четверо  спустились  в  подвал
административного корпуса, где и обнаружили крепкую стальную дверь, закрытую
на обычный висячий замок.
     -- Вот черт! -- ругнулся Дубов. -- Нужен автоген, наверно.
     -- Зачем автоген? -- деловито отодвинул Василия один  из оперативников.
--  Мы это  ща и так оформим. -- И  действительно,  поковыряв замок какой-то
хитро  изогнутой  проволочкой,  милиционер снял  его и со  скрипом распахнул
тяжелую дверь. В какую-то долю секунды Дубов заметил натянувшуюся  веревочку
и с криком: "ложись!" бросился на пол сам, а за ним и милиционеры, привычные
к  таким  превратностям  судьбы.  Взорвавшаяся  граната  не  нанесла  никому
повреждений, не считая испачканных штукатуркой и кошачьим дерьмом костюмов.
     --  Ну,  теперь нет сомнений,  что мы  попали  по  адресу! --  радостно
обратился к Столбовому Дубов.
     --  Зато  у меня нет сомнений, что и хозяев нет дома, -- мрачно ответил
Столбовой,   оглядывая   просторный  зал,   больше  похожий   на   небольшой
ресторанчик. Но помимо приличествующих такому  месту бутылок и  стаканов, на
столах и стульях  валялись накладные  бороды и  груди, фальшивые  паспорта и
доллары и прочие орудия нелегкого бандитского труда.
     -- А ксивки-то как раз из тех, что пропали в Департаменте, -- задумчиво
вздохнул  Столбовой,  осмотрев один из документов -- "заграничный" советский
паспорт.
     -- Жаль, никого нет, -- раздосадованно поскреб в затылке Дубов. -- А ну
как они сейчас явятся?
     Дубов со Столбовым переглянулись,  видимо,  одновременно сообразив, что
на проходной остался один только услужливый сторож.
     -- Блинцов, Воронцов! Остаетесь здесь!  -- выкрикнул инспектор и рванул
по лестнице наверх вслед за уже бегущим Дубовым.
     Ворвавшись в сторожку сторожа, оба  по  его нагловато-хитрой физиономии
поняли, что  опоздали.  А  сторож  нарочито  неспеша наливал себе уже второй
стакан винца.
     -- Хозяева тут,  значится, подходили, -- сказал старикан, даже не глядя
на гостей. И, опрокинув содержимое в рот, продолжил: -- Передавали кланяться
товарщам-господам,  и обещались  сами  явиться в гости  да с  гостинцами. Но
сейчас за неимением времени удалились, за что просили передать гран пардон.
     -- Нет,  ну ты посмотри на него, -- первым пришел в себя  Столбовой, --
он еще и по-французски разговаривает!
     -- Ага,  когда  бормотухи  хлебнет,  --  мрачно  кивнул  Дубов.  --  Но
показания в милиции ему придется давать на русском.
     Рука сторожа замерла на полпути к третьему стопарику:
     -- А я че? Я это того, секюрити. И усе дела...
     -- Вот об этом в отделе и поговорим -- мрачно пообещал Столбовой.

        "x x x"

     Столбовой и  Блинцов с Воронцовым,  прихватив старичка-сторожа, укатили
на  "Уазике" в милицию, а Дубов на "Москвиче"  отправился к  себе в контору.
Однако  там   его  ожидал  еще  один  малоприятный  сюрприз,  имевший  облик
инспектора  налоговой милиции Феликса Эдуардовича Железякина.  Он, скабрезно
ухмыляясь,  помахивал  перед  лицом детектива веером бумажек, которые  могли
обернуться огромными неприятностями.
     --  Ну  что,  дорогуша,  если  денежек  нету,  приступим  к  описыванию
имущества,  --  мстительно  смаковал  новоиспеченный  инспектор,   похотливо
оглядывая скудную обстановку дубовского кабинета.
     За  все время  своей  бурной  деятельности на  поприще  частного  сыска
Василий   Николаевич   снискал   уважение   сограждан   и  признание   среди
профессионалов, но, как всякий простой советский человек, денег не нажил. Он
работал ради идеи  и уж никак не задумывался о том,  что  задолжал налоговым
службам прямо-таки астрономическую сумму.
     Феликс  уже сладострастно потирал пухлые  ручки, прекрасно понимая, что
бессеребреннику  Дубову неоткуда взять сто двадцать один доллар восемнадцать
сантимов.
     "Что же делать?" -- лихорадочно  проносилось в  голове у  сыщика,  пока
Железякин  скабрезно ощупывал сальными  пальцами обивку стула под Дубовым  и
при  этом  мерзко похрюкивал.  И  тут дверь стремительно  распахнулась,  и в
контору  с  испуганным  видом  вбежала  Чаликова.  Не  обращая  внимания  на
Железякина,   целиком   занятого   своими  новыми   финансово-инспекторскими
обязанностями, Надя решительно потянула Василия за собой.
     --  Дело  не терпит  отлагательства! --  возбужденно  говорила Надя. --
Подождите, сейчас я вам все объясню. --  Чаликова перевела  дыхание и  одним
махом выпалила: --  Я  уже подымалась к вам, когда  увидала, как по лестнице
несут динамит.
     -- Кто? -- профессионально насторожился Василий.
     --  Наши  с вами  старые знакомые  --  профессор  Oльховский  со  своей
подругой прокурором Рейкиным.
     -- А вы уверены, что это был динамит?
     --  А  что же еще,  если  на  ящике  были нарисованы кости и череп, под
которыми красовалась надпись "Динамит"? После всего того, что вы им сделали,
вы что же, Вася, думаете -- они вам цветы с шампанским принесут?
     Василий задумался и согласился.
     -- А вы уверены, что это были именно они? -- спросил сыщик.
     -- А вы  сами полюбуйтесь, -- ответила  Надя  и указала через  окно. Из
парадных  дверей  Бизнес-Центра  как  раз в  этот  момент  вылетела странная
парочка.  Первой,  подхватив  юбки,  неслась аляповато накрашенная  дама,  в
которой Василий воочию узнал беглого  прокурора. За ней с лихо развевающейся
бородой  бежал вприпрыжку  солидный  профессор,  он  же  "черный  полковник"
Берзиньш.
     -- Ну и дела! -- почесал в затылке детектив Дубов.

        "x x x"

     Огромной  силы  взрыв  потряс   здание  бывшего   Кислоярского  Горкома
комсомола, а ныне --  Бизнес-Центра. Из окон второго этажа выплеснулся поток
пламени. Осколки стекол и обломки  оконных рам посыпались  на проезжую часть
Елизаветинской улицы. Прохожие в страхе шарахнулись на другую сторону. Придя
в  себя  от первого потрясения, толпа зашумела, загудела. К этому времени из
здания  Бизнес-Центра  начали  выбегать  до  смерти перепуганные бизнесмены,
клерки  и  длинноногие  секретарши.   Улица  превратилась  в  кипящий  котел
беспорядочно  движущихся   людей  --  как  пострадавших  от  взрыва,  так  и
перепуганных обывателей. Из толпы раздавались отдельные суматошные выкрики:
     -- Пожарникам! Звоните пожарникам!
     -- Скорую сюда, здесь есть пострадавшие!
     -- Это у Василия Дубова! Вот сволочи!..
     -- Пожарные едут! Разойдитесь!
     В этот момент, завывая сиреной, к зданию  подкатила  красная машина, из
которой  деловито посыпались люди  в блестящих касках. Они споро  раскрутили
пожарные рукава, установили лестницу и по ней полезли к окнам второго этажа,
из  которых  еще извергались  языки  пламени. Но  огонь на удивление  быстро
отступил -- видимо, в помещениях особенно нечему было гореть.  Струи воды из
брандспойтов сбили последние языки пламени,  и  пожарники наконец проникли в
помещение.  Вскоре  один из них вновь  появился в  разбитом окне  и крикнул,
чтобы тащили носилки --  есть обгоревший  труп. Толпа  внизу  заволновалась,
ведь погиб, судя по всему,  уважаемый  многими в Кислоярске частный детектив
Василий Николаевич Дубов.

        "x x x"

     Похороны Великого Сыщика были просто  роскошными. Если бы вы, уважаемые
читатели, видели эти  похороны,  вам бы самим захотелось лечь  в гроб  среди
цветов и венков, и чтобы о вас говорили такие хорошие слова.
     -- Какие похороны!  -- как раз по этому  же поводу умилялась пышнотелая
дама,  обращаясь к своему интеллигентного  вида спутнику. -- Неужели  вам не
хотелось  бы лежать рядом с Дубовым? --  с чувственным придыханием вопрошала
она. Убеленный сединами господин отвечал ей по-военному коротко:
     -- Нет! -- И, машинально проведя крепкой рукой по бороде, добавил: -- Я
бы
     предпочел сейчас лежать с мадам Чаликовой.
     -- Но ведь она же жива! -- опешила ярко накрашенная дама.
     -- Вот то-то  и  оно!  -- глубокомысленно заметил  господин,  поправляя
золотые очки. Его спутница надулась и с досады сплюнула на ближайшую могилу.
     А  тем  временем  действо набирало  обороты.  Прибывший лично Президент
Кислоярской  Республики  Кирилл Аркадьевич Яйцын  рассказывал публике о том,
каким  славным сторонником  реформ был усопший --  для  такого не жалко было
выделить и собственный катафалк.
     -- И даже более того, -- продолжал господин Яйцын, размахивая ракеткой,
--  если  бы Василий был бы  жив,  он бы  на выборах  голосовал  бы  за  мою
кандидатуру. Прости меня, Вася, -- патетически возвысил голос Яйцын, --  что
не смог я тебя уберечь от злобной  мести  криминогенного элемента. Но у меня
есть  целых  семь...  Нет,  восемь,  --  поправился  Президент,  посчитав на
пальцах, -- или даже девять вариантов, как  навести порядок в государстве. И
я  прошу доверия  у народа на  то, чтобы  их, понимаете ли,  реализовать. --
Произнеся  эту  содержательную  речь,  Кирилл  Аркадьевич стал выдергивать у
руководителя  похоронного  оркестра  его  дирижерскую  палочку,  но  тот  не
отдавал. В результате  борьбы Яйцыну все же удалось завладеть жезлом, но при
этом он не удержался на ногах и, если бы не стоявший на стреме начальник его
аппарата, то наверняка свалился бы в разверстую яму.
     Лидер же Кислоярских коммунистов товарищ  Зюпилов говорил  то же самое,
только  наоборот: Василий был примерным комсомольцем, и  будь он сейчас жив,
то отдал бы свой голос... Ну и так далее.
     Как ни  странно,  Надежда Чаликова, подруга  Великого  Детектива и, так
сказать,  полу-вдова,  была   весьма  немногословна  и  все  больше  скорбно
сморкалась в огромный носовой платок. Но присутствующим было, собственно, не
до нее -- Кислоярский бомонд не желал из-за таких мелочей упускать случая  и
себя показать, и на покойного (вернее, на то немногое, что от него осталось)
посмотреть, и, если представится  возможность, блеснуть ораторским талантом.
А потому говорили много и обильно. И когда обнаружили наступление вечера, то
усталые, но довольные потянулись с Матвеевского кладбища.
     Солнце стремительно опускалось за сосны, и последние посетители спешили
покинуть  смиренное  место,  столь негостеприимное  по ночам  из-за  бомжей,
археологов и привидений. И потому никто уже не мог услышать глухого грохота,
раздавшегося из мрачных  глубин свежей могилы. Это гроб, украшенный крепом и
венками,  тяжело  провалился  еще на  два метра  глубже,  в сырой  и  темный
туннель. И, похоже, по  чистой  случайности  не погреб  под собой  странного
тщедушного человека,  который,  разобрав надписи  на  венках,  тихо и злобно
завыл, затопал ногами и со всей силы пнул домовину тяжелым ботинком.
     -- Все  время ТЫ под ногами  крутишься. Даже от  мертвого покоя нет! --
прошипел плешивый человечек и, грязно матерясь, перелез через образовавшийся
завал, и вскоре тусклый свет его фонарика скрылся за поворотом подземелья.
     И наконец воцарилась  полная тишина. Над кладбищем взошла круглая луна,
солнце  мертвых,  осеняя   своим  неживым  светом  мрачную  тюремную  стену,
покосившиеся кресты и раскопанные могилы.

        "x x x"

     Как гласит народная поговорка, "дело было вечером, делать было нечего".
За  столиком перед камином в  осиротевшей гостиной Великого  Сыщика  Василия
Дубова сидели близкий друг  покойного доктор Владлен Серапионыч и московская
журналистка  Надежда Чаликова --  не то  чтобы вдова, но и,  конечно же,  не
совсем  чужая Дубову женщина. Надя приехала  в Кислоярск  к  Дубову провести
отпуск и взяла с  собой младшего брата, у  которого шли летние  каникулы, но
этот приезд оказался не очень-то удачным.
     -- Да, Наденька, вот такие вот  дела-делишки, -- тяжко вздохнул Владлен
Серапионыч. -- Дни  наши  сочтены  не  нами.  Так давайте же  помянем нашего
дорогого Васеньку!  --  Доктор налил чаю из  огромного самовара  и незаметно
набулькал  туда какой-то жидкости  из склянки, которую неизменно  держал  во
внутреннем кармане сюртука.
     Надя,  прилежно  изображавшая  искреннюю  скорбь,  пригубила  стаканчик
"Каберне".
     --  Я до сих пор  не  могу в это  поверить!  --  тяжко  вздохнула  она,
одергивая  черное  платье,  которое было  ей  несколько великовато, так  как
принадлежало Софье Ивановне, хозяйке особняка, где Василий Николаевич снимал
второй  этаж.  В этом  платье Софья Ивановна  в свое  время  носила траур по
супругу -- банкиру Лавантусу. C того же времени сохранился, видимо, и черный
чехол, надетый на трюмо.
     -- Бедная  Софья Ивановна! -- скорбно промолвил Серапионыч. --  Где она
еще найдет такого замечательного жильца?
     Входная дверь  бесшумно отворилась, и  в  гостиную темной тенью  вплыла
заплаканная Софья Ивановна с увесистым фолиантом в руках. То была ее любимая
книга "Былое и думы" -- подарок Дубова на день рождения.
     Тут снизу раздался мелодичный звонок.  "Былое и думы" вывалились из рук
вдовы.
     -- O Боже! -- зарыдала домохозяйка. -- Когда я слышу этот  звонок,  мне
кажется,  будто  он...  Василий  Николаич...  Я  ему открою дверь, и он, как
всегда, споткнется о порог и... и упадет мне на грудь! -- Софья Ивановна без
чувств  упала на  диван.  Серапионыч  с  трудом  поднялся  из-за  столика  и
нетвердыми  шагами  поплелся  к  дивану  --  возвращать  домохозяйку  в  сей
горестный мир.
     Звонок повторился.
     --  Егор!  --  крикнула  Надя.  Из  соседней  комнаты  вышел  невысокий
темноволосый подросток в джинсовых  шортах и клетчатой рубашке  -- это и был
младший брат Чаликовой. -- Егор, сходи вниз, спроси, кто там и чего им надо.
     -- Хорошо, -- и Егор побежал на первый этаж.
     -- Ну,  Софья Ивановна,  очнитесь же, -- уговаривал тем временем доктор
безутешную вдову. Та по-прежнему недвижно лежала на диване. Тогда Серапионыч
вновь  извлек  свою  скляночку   и,   пробормотав:   --  Придется  применить
радикальное средство,  --  поднес  ее к носу Софьи  Ивановны. Та  немедленно
открыла глаза и резво вскочила с дивана.
     В этот момент дверь распахнулась, и в гостиную вошел элегантный пожилой
господин  в  безупречном  костюме,  шляпе и при  галстуке.  Сзади Егор тащил
небольшой саквояжик.
     -- Здравствуйте, товарищи! -- бодро сказал господин хорошо поставленным
голосом. -- Я  слыхал, будто здесь сдают мебелированные комнаты? Впрочем, я,
кажется, не очень вовремя...
     -- Нет-нет, ну что вы!  -- Недомогания Софьи Ивановны как не бывало. --
Добро  пожаловать, дорогой гость! Только, извините, эту гостиную я не  сдаю,
--  вновь   погрустнела   домохозяйка,   --   здесь  я  решила  организовать
мемориальный музей Василия Николаича.
     -- Да мне бы чего поскромнее, -- обаятельно улыбнулся дорогой гость. --
Какую-нибудь  комнатку, желательно  с  отдельным  входом.  A  за ценой  я не
постою. -- Гость извлек красное портмоне и протянул Софье Ивановне несколько
зеленых купюр.
     --  Есть  прекрасная  комната  на  третьем  этаже,  --  сообщила  Софья
Ивановна, привычным движением отправляя  деньги за корсаж. -- Отдельный вход
со двора, так что можете смело водить дамочек.
     -- Благодарю,  но дамочками  я не интересуюсь, -- ответил  пришелец. --
Если можно, я хотел бы осмотреть помещение.
     --  Да-да, конечно, --  откликнулась домохозяйка.  -- Егор, ты поможешь
донести саквояж?