▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ╩ыртхыы ─цхщьё. ╤хуєэ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  -
люди говорят дикие вещи. - Ну, давайте выкладывайте, что за "дикие вещи"? Марико побледнела, - да, она перед ним теперь как загнанная лань; конечно, она догадывалась: шпионы уже сообщили ему, о чем именно кричали в тишине их дома... Она пересказала ему все, что тогда говорилось, стараясь излагать как можно полнее, потом добавила: - Я считаю, что мой муж пребывал в состоянии дикого гнева, который спровоцировала я. Он предан вам, - я знаю, что предан. Если нужно кого-то наказать, то, конечно, меня, господин. Я вызвала это его сумасшествие. Торанага, прямой как струна, снова сел на подушку, лицо его окаменело. - Что сказала госпожа Дзендзико? - Я не разговаривала с ней, господин. - Но вы собираетесь с ней поговорить или собирались? - Нет, господин. С вашего разрешения, я намеревалась сразу же уехать в Осаку. - Вы поедете когда я скажу, не раньше. Измена - самое отвратительное из всего, что может быть! Она поклонилась, стыдясь его язвительных слов. - Да, господин. Пожалуйста, простите меня, это моя ошибка. Он позвонил в маленький ручной колокольчик - дверь распахнулась, появился Нага. - Слушаю, господин. - Позови сейчас же господина Судару с госпожой Дзендзико. - Да, господин. - Нага повернулся, чтобы уйти. - Подожди! Потом собери мой совет, Ябу и всех... и всех старших генералов. Они должны быть здесь в полночь. Освободи этот этаж от всех часовых. Возвращайся с Судару. - Да, господин. - Побледневший Нага закрыл за собой дверь. Торанага услышал шум на лестнице, подошел к двери и открыл ее-на площадке никого не было. Он захлопнул дверь, взял другой колокольчик и позвонил. Открылась внутренняя дверь в дальнем конце комнаты - едва заметная, так ловко замаскировали ее мастера в деревянной панели стены. На пороге стояла полная женщина средних лет, в накидке с капюшоном одежде буддийской монахини. - Слушаю вас. Великий Господин. - Будь добра, зеленого чаю, Чано-чан, - попросил Торанага. Дверь закрылась, Торанага снова посмотрел на Марико. - Так вы думаете, что он предан мне? - Я это знаю, господин. Пожалуйста, простите меня, это была моя вина, не его. - Она отчаянно пыталась убедить Торанагу. - Я его спровоцировала. - Да, это вы. Отвратительно! Ужасно! Непростительно! - Торанага вынул бумажный платок и вытер бровь. - Но удачно. - Простите, господин? - Если бы вы его не спровоцировали, я, может быть, никогда не узнал бы об измене. Если бы он сказал все это без всякого повода, это было бы одно, а так... вы дали мне еще один вариант. - Господин? Он не ответил. Он думал: "Хотел бы я, чтобы здесь был Хиро-Мацу - хоть один человек, которому я полностью доверял". - А как насчет вашей преданности? - Пожалуйста, господин, я отвечаю искренне: вы знаете, что я вам предана. Торанага не ответил. Взгляд его был безжалостен. Открылась внутренняя дверь, и Чано, монахиня, уверенно, не постучав, вошла в комнату с подносом в руках. - Вот, Великий Господин, я вам приготовила. - Она по-крестьянски встала на колени. Руки у нее были большие, грубые, как у крестьянки, но в ней чувствовались самоуверенность и самодовольство. - Пусть Будда благословит вас с миром. - Она повернулась к Марико, поклонилась ей, как кланяются крестьянки, и снова удобно устроилась на полу. - Не окажете ли вы мне любезность, госпожа, не нальете ли чаю? Вы ведь прекрасно с этим справитесь, ничего не прольете, верно? - Глаза ее светились, она явно была довольна. - С удовольствием, Оку-сан. - Марико, скрыв свое удивление, назвала монахиню по религиозному ее имени. Она никогда не видела раньше мать Наги, хотя знала большинство других женщин, имевших при Торанаге официальное положение, - ей доводилось встречать их на различных торжествах. Но хорошие отношения она поддерживала только с Киритсубо и госпожой Сазуко. - Чано-чан, это госпожа Тода Марико-нох-Бунтаро, - представил Торанага. - Ах, со дес, простите, я подумала, что вы одна из почтенных дам моего великого господина. Прошу простить меня, госпожа Тода, можно мне передать вам благословение Будды? - Благодарю вас. - Марико предложила чашку Торанаге, он взял ее и выпил. - Налейте, Чано-сан, и себе, - предложил он. - Простите, Великий Господин, с вашего разрешения, мне не надо, от такого количества чая у меня уже плавают зубы, а туалет слишком далек для моих старых костей. - Упражнение тебе поможет, - утешал Торанага, радуясь, что послал за ней, когда вернулся в Эдо. - Да, Великий Господин, вы правы - как всегда. - Чано удостоила своим вниманием Марико: - Так вы дочь господина Акечи Дзинсаи? Чашка Марико застыла в воздухе. - Да. Прошу извинить меня... - О, вам нечего извиняться, дитя. - Чано добродушно рассмеялась, ее живот заходил вверх-вниз, - Я не узнала вас, пока не назвали по имени, прошу извинить меня, но в последний раз я видела вас на свадьбе. - Да? - О да, я видела вас во время венчания, но вы не видели меня. Я подсматривала за вами через седзи. Да, за вами и за всеми знатными людьми, диктатором Накамурой, то есть Тайко, и всеми дворянами. О, я была так застенчива, что стеснялась присоединиться к этой компании. Но для меня это было очень хорошее время. Лучшее в моей жизни. Это был второй год, как Великий Господин оказал мне свою милость, я была беременна, хотя все еще оставалась крестьянкой, какой была всегда. - Глаза у нее затуманились, и она добавила: - Вы очень мало изменились с тех пор, - все еще одна из отмеченных Буддой. - Ах, как бы я хотела, чтобы это было так. - Это правда. Вы знали, что избраны Буддой? - Нет, Оку-сан, как бы мне ни хотелось этого. Торанага сказал: - Она христианка. - Ах, христианка, - какое это имеет значение для женщины, христианка или буддистка. Великий Господин? Иногда никакого, хотя женщинам нужны определенные боги. - Чано радостно хихикнула. - Мы, женщины, нуждаемся в боге, Великий Господин, чтобы он помог нам иметь дело с мужчинами. - А мы, мужчины, нуждаемся в терпении как у богов, чтобы иметь дело с женщинами. Чано засмеялась, и это неожиданно как бы согрело комнату и на мгновение ослабило дурные предчувствия Марико. - Да, Великий Господин, - продолжала Чано, - и все из-за Небесного Павильона, который не имеет будущего, - в нем мало тепла и в основном преисподняя. Торанага буркнул: - А что вы на это скажете, Марико-сан? - Госпожа Чано мудра со времен своей молодости, - ответила Марико. - Ах, госпожа, вы говорите приятные вещи старой, глупой женщине. Я так хорошо помню вас. Ваше кимоно было голубого цвета, с изумительным рисунком - серебряными журавлями, красивее я никогда не видела. - Она опять посмотрела на Торанагу, - Ну, Великий Господин, я просто хотела посидеть минутку. Прошу извинить меня. - Еще есть время. Оставайся где сидишь. - Да, Великий Господин. - Чано тяжело встала на ноги. - Мне следовало бы повиноваться, но природа требует своего. Я не люблю огорчать вас. Время идти. Все приготовлено, пища и саке готовы, будут поданы, как только вы пожелаете. Великий Господин. - Благодарю вас. Дверь бесшумно закрылась. Марико подождала, пока у Торанаги опустела чашка, и наполнила ее. - О чем вы думаете? - Я ждала, господин. - Чего, Марико-сан? - Господин, я хатамото. Никогда раньше не просила я у вас милости. Я хочу просить у вас милости как хата... - А я не хочу, чтобы вы просили милости как хатамото, - возразил Торанага. - Тогда просьба на всю жизнь. - Я не муж, чтобы выполнять ее. - Иногда вассал может просить сюзерена... - Да, иногда, но не сейчас! Сейчас придержите язык - о просьбе ли на всю жизнь, о благодеянии, требовании или о чем-нибудь еще. Просьба на всю жизнь - это милость, которую, согласно древнему обычаю, жена могла просить - без потери лица - у мужа, сын у отца, а иногда и муж у жены с условием: если просьба удовлетворялась, это обязывало никогда в этой жизни не просить о другой милости. По обычаю же вопросов при такой просьбе не задавалось и о ней никогда потом не упоминалось. Раздался осторожный стук в дверь. - Откройте, - приказал Торанага. Марико повиновалась. Вошли Судару с женой, госпожой Дзендзико, и Нага. - Нага-сан, займите пост этажом ниже и не пускайте никого без моего приказа. Нага вышел. - Марико-сан, закройте дверь и садитесь сюда, - Торанага указал место недалеко от себя, спереди, лицом к остальным. - Я приказал вам обоим прийти сюда, так как есть срочные семейные дела частного порядка, которые мы должны обсудить. Глаза Судару невольно обратились к Марико, потом снова к отцу. Госпожа Дзендзико не шелохнулась. Торанага резко сказал: - Она здесь, мой сын, по двум причинам: во-первых, я хотел, чтобы она была здесь, и, во-вторых, потому, что я хотел, чтобы она была здесь! - Да, отец. - Судару был пристыжен невежливым поведением отца по отношению к ним ко всем. - Могу я спросить, чем я так оскорбил вас? - А есть какие-то причины, по которым я должен оскорбиться? - Нет, господин, - если только мое стремление обезопасить вас и мое нежелание позволить вам покинуть эту землю вызвали вашу обиду. - А что вы скажете о заговоре? Я слышал, вы осмелились предположить, что можете занять мое место как вождь нашего города! Лицо Судару побелело, да и у госпожи Дзендзико - тоже. - Я никогда не делал ничего подобного - ни в мыслях, ни на словах, ни на деле. И никто из членов моей семьи, и никто другой в моем присутствии. - Это правда, господин, - подтвердила госпожа Дзендзико. Судару, второй из пятерых оставшихся в живых сыновей Торанаги, - гордого вида худощавый мужчина двадцати четырех лет, с узкими холодными глазами и тонкими, никогда не улыбавшимися губами, прекрасный воин, - обожал своих детей и, преданный жене, не имел наложниц. Дзендзико, маленького роста женщина, на три года старше мужа, очень полная после того, как родила ему четверых детей, сохранила еще прямую спину и всю гордость своей сестры Ошибы, беззаветную преданность семье и ту же скрытую ярость, которой был известен ее дед - Города. - Каждый, кто обвиняет моего мужа, - лжец, - заявила она. - Марико-сан, - потребовал Торанага, - расскажите госпоже Города, что ваш муж приказал вам ей передать. - Мой господин, Бунтаро, просил меня, приказал мне убедить вас вот в чем: пришло время господину Судару взять власть; другие в Совете разделяют мнение моего мужа; если господин Торанага не желает отдать власть - следует взять ее силой. - Никогда никто из нас и в мыслях этого не держал, отец, - сказал Судару. - Мы преданы тебе, и я никогда... - Если я передам тебе свою власть, что ты сделаешь? - спросил Торанага. Дзендзико ответила сразу: - Как может господин Судару знать, если никогда не думал о таком кощунстве? Извините, господин, но он не может ответить, так как ему никогда такого и в голову не приходило. Как он мог подумать об этом? А что касается Бунтаро-сана, очевидно, им овладел ками. - Бунтаро заявил, что другие тоже разделяют его мнение. - Кто же это? - ядовито спросил Судару. - Скажите мне - и они тут же погибнут. Кто? Знай я таких, господин, - уже сообщил бы вам. - А вы бы не убили его сначала? - Ваше первое правило - терпение, второе - терпение. Я всегда следовал вашим правилам. Я подождал бы и сообщил вам. Если я обидел вас, прикажите мне совершить сеппуку. Я не заслужил вашего гнева, господин, обрушившегося на меня, и мне трудно снести его, - я не участвую ни в каком заговоре. Госпожа Дзендзико горячо поддержала мужа: - Да, господин, пожалуйста, простите меня, но я полностью согласна с моим мужем. Он ни в чем не виноват, и все наши люди - тоже. Мы честны: что бы ни случилось, что бы вы ни приказали - мы сделаем. - Так! Вы преданные вассалы, да? Послушные? Вы всегда выполняете мои приказы? - Да, господин. - Хорошо. Тогда ступайте и убейте своих детей. Сейчас. Судару отвел глаза от отца, посмотрел на жену, та слегка повела головой и кивнула, соглашаясь. Судару поклонился Торанаге, сжал рукоятку меча и встал. Уходя, он тихонько прикрыл за собой дверь. Стояла мертвая тишина... Дзендзико взглянула на Марико и снова опустила глаза. Колокола пробили половину часа козла. Воздух в комнатах, казалось, стал плотнее. Дождь на короткое время перестал, потом пошел снова, более сильный. Сразу после того, как колокола пробили следующий час, раздался стук в дверь. - Да? Это был Нага. - Прошу простить меня, господин, мой брат... Господин Судару хочет войти еще раз. - Впустите его - потом возвращайтесь на свой пост. Судару вошел, встал на колени и поклонился. Он был мокр, волосы от дождя слиплись, плечи слегка дрожали. - Мои... мои дети... Вы уже забрали их, господин. Дзендзико вздрогнула и чуть не упала вперед, но поборола свою слабость и прошептала мужу побелевшими губами: - Вы... вы не убили их? Судару покачал головой. Торанага свирепо произнес: - Ваши дети в моих апартаментах ниже этажом. Я приказал Чано-сан забрать их, когда вызвал вас сюда. Мне нужно было проверить вас обоях. Жестокие времена требуют жестоких мер. - Он позвонил в колокольчик. - Вы... вы отменяете ваш... приказ, господин? - Дзендзико отчаянно пыталась сохранить холодное достоинство. - Да. Мой приказ отменяется. На этот раз. Это было необходимо, чтобы понять вас. И моего наследника. - Благодарю вас, благодарю вас, господин! - Судару униженно склонил голову. Открылась внутренняя дверь. - Чано-сан, приведите сюда на минутку моих внуков, - распорядился Торанага. Три скромно одетые воспитательницы и кормилица вошли с детьми: девочками, четырех, трех и двух лет, в красных кимоно, с красными лентами в волосах, и младшим сыном, - ему было всего несколько недель, он спал на руках у кормилицы. Воспитательницы стали на колени и поклонились Торанаге, их подопечные с серьезным видом скопировали эти действия и опустили головы на татами - кроме самой маленькой девочки, которой потребовалась помощь заботливой, хотя и твердой руки. Торанага с важным видом ответил им таким же поклоном. Потом, выполнив эту скучную обязанность, дети бросились к нему в объятия - кроме самого маленького, которого взяла на руки мать. В полночь Ябу с высокомерным видом прошествовал по двору перед главной башней замка. На постах всюду стояли самураи из отборных частей личной охраны Торанага. Луна едва светила, стоял туман, звезд почти не было видно. - А, Нага-сан! В чем дело? - Не знаю, господин, но всем приказано идти в зал для собраний. Прошу меня извинить, но вы должны оставить мне все свои мечи. Ябу вспыхнул при таком неслыханном нарушении этикета, но тут же передумал, почувствовав холодную напряженность юноши и нервозность стоящей рядом охраны. - А по чьему это приказу, Нага-сан? - Моего отца, господин. Так что извините. Если не хотите идти на собрание - как вам угодно, но я обязан сказать, что вам приказано явиться без мечей, и, простите, вы должны так и поступить. Прошу меня простить, но я не могу иначе. Ябу заметил, что у караульного домика, сбоку от огромных главных ворот, уже сложено много мечей. Он взвесил, насколько опасно ему отказываться, и, решив, что это неприемлемо, неохотно оставил свои мечи в общей куче. Нага вежливо поклонился, и сбитый с толку Ябу вошел в огромную комнату с окнами-амбразурами, каменным полом и деревянными перекрытиями. Вскоре все собрались - пятьдесят старших генералов и семь дружественно настроенных дайме из мелких северных провинций. Все были встревожены и нервно ерзали на своих местах. - О чем пойдет разговор? - мрачно спросил Ябу, заняв свое место. Генерал пожал плечами: - Возможно, о походе на Осаку. Другой изучающе посмотрел по сторонам: - Или планы изменились, а? Он собирается объявить "Малиновое... ". - Извините, но вы витаете в облаках. Наш господин решил: он едет в Осаку, и все. А вы, Ябу-сама, когда приехали сюда? - Вчера. Больше двух недель торчал со своими самураями в маленькой грязной деревне, Иокогаме, - чуть южнее ее. Порт прекрасный, но клопы! Ужасные москиты и клопы - в Изу таких злых сроду не было. - Вы уже знаете новости? - Вы имеете в виду - плохие? Выезжаем через шесть дней, да? - Да. Ужасно! Позор! - Конечно, но сегодня вечером - еще хуже, - мрачно сказал генерал. - От меня никогда не требовали оставлять мечи, никогда! - Это оскорбление! - не без умысла добавил Ябу. Все посмотрели на него. - Я тоже так думаю, - нарушил общее молчание генерал Кьесио. Серата Кьесио был седой, резкий человек, командующий Седьмой армией. - Я еще ни разу не появлялся на людях без мечей. Я похож на какого-то вонючего торговца! Я думаю... Э-э-э... приказ есть приказ, но некоторые приказы лучше бы не отдавать. - Совершенно верно, - поддакнул кто-то. - Что бы сделал Железный Кулак, если бы он был здесь? - Он распорол бы себе живот, прежде чем оставил свои мечи! Сделал бы это сегодня же вечером на переднем дворе! - предположил Серата Томо, молодой человек, старший сын генерала, помощник командира Четвертой армии. - Хотел бы я, чтобы здесь был Железный Кулак! Он мог бы сразу понять... он первым вскрыл бы себе живот! - Я думал над этим, - Генерал Кьесио хрипло откашлялся. - Кто-то должен отвечать - выполнять свой долг! Кто-то должен сказать, что сюзерен - это значит ответственность и долг! - Простите, но вам лучше придержать язык, - посоветовал Ябу. - Какая польза в языке для самурая, если ему запрещено быть самураем? - Никакой, - подтвердил Исаму, старый советник. - Я согласен - лучше умереть. - Простите, Исаму-сан, но это в любом случае наше ближайшее будущее, - выразил свое мнение Серата Томо. - Мы подсадные голуби для какого-то подлого ястреба! - Пожалуйста, придержите все же языки, - повторил Ябу, пряча свое торжество, и осторожно добавил: - Он наш сюзерен, и, пока господин Судару или Совет открыто не возьмут на себя ответственность, он останется сюзереном и мы обязаны ему повиноваться. Генерал Кьесио посмотрел на него, невольно пытаясь нащупать рукоятку меча: - Что вы слышали, Ябу-сама? - Ничего. - Бунтаро-сан сказал, что... - начал советник. Генерал Кьесио вежливо прервал его: - Простите меня, пожалуйста, Исаму-сан, но что сказал или не сказал генерал Бунтаро - это неважно. Верно то, что говорит Ябу-сама. Сюзерен есть сюзерен. При этом у самурая есть свои права и у вассала есть своя права. Даже у дайме, не так ли? Ябу оглянулся на него, определяя серьезность этого вызова. - Изу - провинция господина Торанаги. Я больше не дайме Изу - только ее управляющий. - Он осмотрел огромное помещение: - Все здесь, да? - Кроме господина Нобору, - уточнил генерал, - он имел в виду старшего сына Торанаги, которого все не любили. - Да, так и есть. Ничего, генерал, китайская болезнь скоро прикончит его и мы навсегда распрощаемся с его грязными шутками, - заметил кто-то. - И этой вонью. - Когда он возвращается обра

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє