╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
в гостинице на сегодняшнюю ночь, - сказал он.
И тогда, так как она была хорошим гостем и тя-но-ю была лучшей
церемонией из всех, какие он проводил, он одумался и снова дал ей время и
покой, которые сам получил от нее.
- Идите в гостиницу. Спите, - сказал он. Его рука подняла нож и
протянула ей. - Когда клены потеряют листву - или когда вы вернетесь из
Осаки - мы начнем еще раз. Как муж и жена.
- Да. Благодарю вас.
- Вы соглашаетесь по доброй воле, Марико-сан?
- Да.
- Перед вашим Богом?
- Да. Перед Богом.
Марико поклонилась и взяла свой нож, запрятав его в укромное место, еще
раз поклонилась и ушла.
Ее шаги замерли вдалеке. Бунтаро глянул на веточку, которая все еще
была у него в кулаке, слеза еще не скатилась с маленького листочка. Когда он
осторожно клал веточку на последний из оставшихся углей, пальцы его
тряслись. Чистые зеленые листья стали изгибаться и обугливаться. Слеза
исчезла с тихим шипением.
Через некоторое время, в тишине, он заплакал от ярости, внезапно
почувствовав в глубине души, что она изменяла ему с Анджин-саном.
Блэксорн увидел, как она выходила из калитки и шла по хорошо
освещенному саду. У него захватило дыхание при виде ее совершенной красоты.
Рассвет медленно охватывал восточную часть неба.
- Хэлло, Марико-сан.
- О, здравствуйте, Анджин-сан! Извините, вы напугали меня - я не
заметила вас. Вы поздно ложитесь.
- Нет. Гомен насаи, я вовремя, - он улыбнулся и показал на небо, где
чувствовалось наступление утра. - Эту привычку я приобрел на море,
просыпаться до рассвета, в самый раз чтобы пройти на корму и приготовиться к
встрече солнца, - его улыбка стала еще шире, - это вы поздно ложитесь!
- Я не заметила, что эта... эта ночь кончилась, - самураи, стоявшие на
часах у ворот и у всех калиток, с любопытством наблюдали за ними, среди них
был Нага. Ее голос стал почти неслышим, когда она переключилась на латынь: -
Следи за своими глазами, прошу тебя. Даже в темноте ночи есть предвестники
судьбы.
- Я прошу прощения.
Они оглянулись на стук конских копыт у главных ворот. Сокольничие,
охотничья команда и охрана. Из ворот уныло вышел Торанага.
- Все готово, господин, - сказал Нага. - Можно мне поехать с вами?
- Нет, благодарю тебя. Ты немного отдохни. Марико-сан, как прошла
тя-но-ю?
- Необычайно красиво, господин. Очень, очень красиво.
- Бунтаро-сан - большой мастер. Вам повезло.
- Да, господин.
- Анджин-сан! Вы не хотели бы поехать поохотиться? Я бы поучил вас, как
пускать соколов.
- Что?
Марико сразу же перевела.
- Да, благодарю вас, - сказал Блэксорн.
- Хорошо, - Торанага указал ему на лошадь. - Вы поедете со мной.
- Да, господин.
Марико смотрела, как они уезжали, и когда всадники, наконец, двинулись
по тропинке, она отправилась к себе в комнату, служанка помогла ей
раздеться, сняла макияж и распустила волосы. После этого она сказала
служанке, чтобы та осталась в комнате, что она не хочет, чтобы ей мешали до
середины дня.
- Да, госпожа.
Марико легла и закрыла глаза, позволив своему телу опуститься в
успокаивающую мягкость стеганого тюфяка. Она устала, но была в приподнятом
настроении. Тя-но-ю подняла ее до удивительных высот покоя, очистила ее
душу, и оттуда возвышенное, наполненное радостью решение пойти на смерть
подняло ее к новым высотам, никогда не достигаемым раньше. Возвращение с
этой вершины к жизни еще раз показало ей ее жуткую, невероятную красоту.
Она, казалось, была не в себе, когда терпеливо отвечала Бунтаро, уверенная,
что ее ответы и поведение безупречны. Она свернулась калачиком в постели,
такая радостная, что мир еще существует... пока не облетела листва.
- О, Мадонна, - исступленно молилась она. - Благодарю тебя за твое
милосердие, за то, что ты дала мне такую чудную отсрочку. Я благодарю тебя и
молюсь тебе всем сердцем и всей душой и буду молиться целую вечность.
Она повторила "Аве Мария" в полном смирении и, прося прощения, согласно
своему обычаю и исполняя волю сюзерена, на следующий день она отложила
своего Бога в один из дальних закоулков своего сердца.
"А что бы я стала делать, - думала она перед тем, как сон завладел ею,
- если бы Бунтаро попросил меня разделить с ним ложе? Я бы отказалась. А
потом, если бы он настаивал, так как это его право? Я бы сдержала данное ему
обещание. О, да. Ничего не изменилось".
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
В час козла кортеж вновь пересек мост. Все было, как и прежде, за
исключением того, что Затаки и его люди были легко одеты для дороги - или
схватки. Они все были полностью вооружены и, хотя соблюдали строгую
дисциплину, все ждали смертельной схватки, которая могла произойти в самом
скором времени. Все они тесно сгрудились напротив самураев Торанаги, которое
сильно превосходило их своей численностью. Среди зрителей в стороне стоял
отец Алвито. И Блэксорн.
Торанага приветствовал Затаки с той же спокойной формальной
вежливостью, с продолжительным церемонным рассаживанием. Сегодня оба дайме
были на помосте одни, подушки отставлены друг от друга на большее
расстояние. Над ними нависало низкое небо. Ябу, Оми, Нага и Бунтаро
располагались за пределами помоста, окружая Торанагу, сзади Затаки сидели
четверо его военных помощников.
В строго назначенное время Затаки вынул второй свиток:
- Я пришел за официальным ответом.
- Я согласен поехать в Осаку и отдаться на волю Совета регентов, -
спокойно ответил Торанага и поклонился.
- Вы собираетесь предстать перед Советом? - начал Затаки, его лицо
недоверчиво искривилось, - Вы, Торанага-нох-Миновара, вы собираетесь...
- Послушайте, - прервал его Торанага звучным командирским голосом,
который разнесся по поляне, - Совет регентов требует, чтобы ему
повиновались! Даже если он и незаконный, он создан и ни один дайме не должен
нарушать спокойствие государства, как бы он ни был прав. У нас уже были
прецеденты. Если один какой-нибудь дайме устраивает переворот, долг всех -
уничтожить его. Я поклялся Тайко никогда не нарушать мира, даже если в
стране появится сам дьявол. Я принимаю приглашение. Я выезжаю сегодня.
Все самураи пытались предугадать, что значит этот невероятный поворот
событий. Все с болью в сердце осознавали, что большинство из них, если не
все, будут вынуждены стать ронинами, со всем, что под этим подразумевалось:
потеря чести, доходов, семьи, будущего. Бунтаро знал, что он будет
сопровождать Торанагу в его последней поездке и разделит его судьбу - смерть
со всей своей семьей, всех ее поколений. Ишидо был слишком большим врагом
лично для него, чтобы простить, и вообще, кто захочет остаться в живых после
того, как его законный господин откажется от честной битвы таким трусливым
образом. "Карма, - горько подумал про себя Бунтаро. - Будда, дай мне силы!
Теперь я должен буду сам лишить жизни Марико и нашего единственного сына,
прежде чем покончить с собой. Когда? Когда будет выполнен мой долг и мой
господин с почетом отойдет в Пустоту. Ему будет нужен преданный помощник, не
так ли? Все ушло, как листья осенью, все будущее и настоящее, "Малиновое
небо" и судьба. Как раз вовремя. Теперь господин Яэмон наверняка будет
наследником. Господин Торанага все-таки тайком в глубине души желал захвата
власти, как бы он этого ни отрицал. Может быть, Тайко оживет в своем сыне,
мы снова будем воевать с Китаем и на этот раз победим, чтобы встать на
вершине мира, это наш божественный долг".
Нага был в недоумении. Не будет "Малинового неба"? Не будет честной
войны? Не будет битвы до победы в горах Синано или на равнинах Киото? Не
будет почетной смерти в бою, при героической защите знамени своего отца, не
будет гор вражеских трупов, попираемых ногами во время последнего почетного
выхода или после победы? Не будет даже выстрелов из этих низменных для
самурая ружей? Ничего этого - только сеппука. Отрубленная голова на пике,
выставленная на потеху простому народу? Только смерть и конец династии ╨си,
так как, несомненно, каждый из них умрет - его отец, все его братья, сестры,
кузины, племянники и племянницы, тети и дяди. Его глаза сфокусировались на
Затаки. Жажда крови стала переполнять его...
Оми следил за Торанагой почти невидящим взглядом, ненависть захватила
его. "Наш господин сошел с ума, - думал он, - как можно быть таким глупым? У
нас сто тысяч людей, мушкетный полк и еще пятьдесят тысяч вокруг Осаки!
"Малиновое небо" в миллион раз лучше, чем отвратительная смерть в одиночку!
"
Его рука сильно сжала рукоятку меча, и в какой-то безумный момент он
представил себе, как бросается вперед, чтобы отрубить голову Торанаге,
протянуть ее регенту Затаки и так кончить эту позорную загадку. Потом
умереть от своей собственной руки, с почетом, здесь перед всеми. Для какой
цели жить ему теперь? Кику теперь стала недосягаемой для него, ее контракт
купил и владеет им Торанага, который предал их всех. Прошлой ночью, когда
она пела, его тело словно жарилось на огне, так как он знал в глубине души,
что ее песня предназначалась для него, одного лишь него. Незатухающий
огонь-его и ее. Ждать - почему не покончить с собой вдвоем? Красиво умереть
вместе, быть вместе целую вечность. О, как это было бы замечательно!
Соединиться душами в момент смерти, как бесконечное доказательство нашей
любви к жизни. Но сначала изменник Торанага, не так ли?
Оми стоило больших усилий отогнать от себя эти страшные мысли.
"Все скверно, - подумал он. - Нет мира в моем доме, злоба и ссоры,
Мидори всегда в слезах. Не знаю, когда я отомщу Ябу. О чем вчера так долго
говорили Затаки и Ябу? Сплошные проблемы. Никакие дела не решаются. Ничего
хорошего. Даже когда Мура нашел мечи, они оба оказались так изуродованы
силами земли, что Торанага возненавидел меня за них. И теперь наконец, эта
трусливая, подлая капитуляция!
Похоже, что я - под чарами дьявола. Они напущены Анджин-саном? Может
быть. Но все потеряно. Ни мести, ни тайного маршрута побега, ни Кику, ни
будущего - ничего нет. Надо ждать. Смерть - это и будущее, и прошлое, и
настоящее, и она будет чиста и проста... "
- Вы отказываетесь? Вы не собираетесь воевать? - проревел Ябу,
осознавая, что это означает его смерть и смерть его потомков.
- Я принимаю приглашение Совета, - ответил Торанага, - как и вы
принимаете приглашение Совета!
- Я не собирался...
Оми вышел из своей задумчивости с достаточным присутствием духа, чтобы
сообразить, что он должен прервать Ябу и защитить его от угрозы немедленной
смерти, к которой мог привести того любой спор с Торанагой. Но умышленно не
раскрывал рта, ликуя про себя от радости, ожидая что этот дар небес погубит
Ябу.
- Вы не сделаете этого? - спросил Торанага. Душа Ябу завопила,
почувствовав опасность. Он едва смог проворчать:
- Я... я, конечно, ваши вассалы должны будут подчиниться. Да... если вы
так решили я... я сделаю.
Оми выругался про себя и заставил свое лицо принять прежнее тусклое
выражение, его мозг все еще вяло работал после неожиданной капитуляции
Торанаги.
Рассерженный Торанага позволил Ябу заикаться дальше, увеличивая его
замешательство и вынуждая извиняться. Потом презрительно оборвал его:
- Хорошо, - он повернулся к Затаки, не ослабляя своего напора. - Так
что, брат, ты можешь убрать второй свиток. - Краем глаза он заметил, как
изменилось лицо Наги, и повернулся к нему: - Нага!
Юноша чуть не выпрыгнул из собственной кожи, но отпустил рукоятку меча,
- Да, отец? - запинаясь, спросил он.
- Ступай и принеси мои письменные принадлежности! Сейчас же! - Когда
Нага оказался за пределами досягаемости меча, Торанага облегченно выдохнул,
поняв, что ему удалось остановить атаку на Затаки до того, как она началась
бы. Теперь он внимательно следил за Бунтаро. И за Оми. Торанага подумал, что
эти трое теперь контролируются достаточно строго и не сделают попытки
совершить какую-нибудь глупость, которая вызовет немедленную стычку и
большие жертвы.
Он еще раз обратился к Затаки:
- Я сейчас же дам вам мое письменное согласие на предложение Совета
регентов. Это подготовит Совет к моему официальному появлению. Он понизил
голос и заговорил так, что его слышал только один Затаки: - В пределах Идзу
вы в безопасности, регент. За ее пределами это будет ваша проблема. До тех
пор, пока моя мать не вырвется из вашего заточения, вы в безопасности.
Только до этих пор. Эта встреча окончена.
- Хорошо. "Официальное появление"? - Затаки выказывал явное презрение.
- Какое лицемерие! Никогда не думал, что наступит день, когда
╨си-нох-Миновара будет раболепствовать перед генералом Ишидо. Вы просто...
- Что более важно, брат, - спросил Торанага, - продолжение моего рода
или сохранение государства?
Над долиной нависло уныние. С неба лило, облака висели так низко, едва
ли не в трехстах футах от земли, полностью закрывая путь к перевалу. Площадь
и двор гостиницы были заполнены толкающимися, хмурыми самураями. Лошади в
возбуждении били копытами. Офицеры с излишней грубостью выкрикивали
приказания. Испуганные носильщики метались, готовясь идти с отправляющейся
колонной. До наступления темноты оставался всего лишь час.
Торанага написал цветистое послание и отправил его Затаки, невзирая на
просьбы Бунтаро, Оми и Ябу, которыми они одолели его во время тайного
совещания. Он молча выслушал их доводы и, когда они кончили, сказал:
- Я не хочу больше говорить. Я выбрал свой путь. Выполняйте приказы!
Он сказал им, что немедленно возвращается в Анджиро, чтобы собрать
остатки своих людей. Завтра он направится по дороге вдоль восточного
побережья в сторону Атами и Одавары, потом через горные перевалы в Эдо.
Бунтаро будет командовать сопровождающими его людьми. Завтра мушкетный полк
должен погрузиться на галеры в Анджиро и выйти в море, чтобы ждать его в
Эдо, командиром будет Ябу. На следующий день Оми должен будет выступить к
границе по центральной дороге, собрав всех имеющихся в Идзу воинов. Он
должен помогать Хиро-Мацу, который был главнокомандующим, и следить за тем,
чтобы враждебный им Икава Джикья не помешал нормальному продвижению. Сам Оми
должен обосноваться в Мисиме на какое-то время, чтобы охранять эту часть
дороги на Хоккайдо и готовить носилки и лошадей в количестве, достаточном
для Торанаги и большой свиты, необходимой для официального появления
Торанаги.
- Предупредите все станции вдоль дороги и соответственно подготовьте
их. Вы понимаете?
- Да, господин.
- Убедитесь, что все в полном порядке.
- Да, господин. Вы можете положиться на меня, - даже Оми вздрогнул под
его грозным пристальным взглядом.
Когда все было готово к отправлению, Торанага вышел из своих комнат на
веранду. Все поклонились. Он угрюмо сделал им знак продолжать свои занятия и
послал за хозяином гостиницы. Тот услужливо подал счет, встав на колени.
Торанага проверил его пункт за пунктом. Счет был составлен правильно. Он
кивнул и передал кассиру для оплаты, потом позвал Марико и Анджин-сана.
Марико было разрешено поехать в Осаку.
- Но сначала вы поедете отсюда прямо в Мисиму. Передайте это личное
письмо Хиро-Мацу-сану, потом поезжайте в Эдо с Анджин-саном. Вы отвечаете за
него, пока не приедете туда. Возможно, в Осаку вы поедете морем - это я решу
позднее. Анджин-сан! Вы взяли словарь у священника?
-- Повторите, пожалуйста. Простите, я не понимаю.
Марико перевела.
- Извините. Да, книгу я получил.
- Когда мы встретимся в Эдо, вы будете лучше говорить по-японски, чем
сейчас. Вакаримас ка?
- Хай. Гомен насаи.
В отчаянии Торанага затопал ногами, выходя со двора, самураи держали
над ним большой зонтик от дождя. Все как один - самураи, носильщики и
крестьяне - еще раз поклонились. Торанага не обратил на них внимания, просто
прошел в свой крытый паланкин во главе колонны и задвинул занавески.
Сразу же семь полуголых носильщиков подняли паланкин и вприпрыжку
побежали вперед, их крепкие босые ноги расплескивали воду в лужах.
Сопровождающие колонну самураи ехали верхом впереди, другие, тоже на
лошадях, охраняли сам паланкин. Сменные носильщики и обоз шли сзади, все
спешили, были напряжены и испуганы. Оми вел авангард, Бунтаро командовал
арьергардом. Ябу и Нага уже направились к мушкетному полку, который все еще
стоял в засаде, перекрыв дорогу и затаившись в ожидании, когда Торанага
будет пересекать гребень хребта. Они должны были присоединиться после,
образуя арьергард.
- Арьергард против кого? - ворчал на Оми Ябу в те редкие минуты, когда
они оказывались наедине.
Бунтаро подошел к высоким резным воротам гостиницы, не обращая внимания
на дождь:
- Марико-сан!
Она послушно заторопилась к нему, капли сильного дождя барабанили по ее
оранжевому зонтику из промасленной бумаги.
- Да, господин?
Его глаза скользнули по лицу Марико, выглядывавшему из-под зонта, потом
обратились к Блэксорну, наблюдавшему за ними с веранды:
- Скажите ему... - Он запнулся.
- Что?
Он снова пристально посмотрел на нее:
- Скажите ему, что я считаю его ответственным за вас.
- Да, господин, - сказала она, - но, пожалуйста, извините меня, я сама
отвечаю за себя.
Бунтаро отвернулся и смерил глазами расстояние до вершины горы. Когда
он снова обернулся к Марико, на лице его были заметны следы терзавших его
мук:
- Теперь наши глаза никогда не увидят падающих листьев, да?
- Все в руках Бога, господин?
- Нет, все в руках господина Торанага, - сказал он надменно.
Она, не дрогнув, выдержала его взгляд. Дождь продолжал идти. Капли
падали с краев ее зонтика, словно завеса слез. Низ ее кимоно был забрызган
грязью. Бунтаро наконец сказал:
- Сайонара - до Осаки.
Она удивилась:
- О, извините, разве мы не увидимся в Эдо? Конечно, вы будете там с
господином Торанагой, приедете туда почти одновременно со мной, да? Там я и
увижу вас.
- И в Осаке, когда мы встретимся там, мы начнем все снова. Вот тогда я
по-настоящему и увижу вас, правильно?
- А, я понимаю. Извините.
- Сайонара, Марико-сан, - сказал он.
- Сайонара, мой господин, - сказала она и поклонилась. Он в последний
раз поклонился и быстро зашагал по грязи к своей лошади, взлетел в седло и
поскакал, не оглядываясь.
- Иди с Богом, - сказала сна, провожая его взглядом.
Блэксорн видел, как она смотрит на Бунтаро. Он ждал, стоя под крышей.
Дождь ослабевал, вершина исчезла в облаках, потом скрылся и паланкин
Торанага, и он облегченно вздохнул, все еще пораженный поведением Торанага и
всем этим так плохо начавшимся днем.
Охота с ястребами в этот день начиналась очень хорошо. Он выбрал
небольшого длиннокрылого сокола, похожего на кречета, и пустил его на
жаворонка. Стремительно несущийся сокол, увлекаемый ветром, оказался далеко
на южной стороне неба. Ведя погоню, как ему и полагалось по правилам охоты,
Блэксорн скакал через лес по хорошо утоптанной дорожке, где изредка
попадались пешие крестьяне. Но вдруг измученный непогодой продавец масла на
усталой взъерошенной лошади перегородил дорогу, ворча что-то про себя, не
уступая ем