╤ЄЁрэшЎ√: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
о мир - это грязная помойная
яма, если не можешь доверять никому. Я пришел к тебе по-дружески,
пообщаться, а теперь мир для меня раскололся.
- Ты пришел с миром?
- Да.
- С таким вооружением?
- Я всегда так вооружен. Поэтому еще и жив. Салют! - Здоровяк мрачно
поднял свою фляжку и снова отпил бренди, - Черт бы побрал этот мир, черт бы
забрал все это.
- Ты говоришь, черт со мной?
- Англичанин, это я, Васко Родригес, кормчий португальского военного
флота, не какой-то зачуханный самурай. Я обменялся с тобой многими
оскорблениями, но все по-дружески пойми. Сегодня вечером я пришел повидаться
с другом, и вот теперь у меня его нет. Это чертовски печально.
- Да.
- Мне не следует горевать, но я горюю. Дружба с тобой очень осложняет
мне жизнь. - Родригес встал, пытаясь унять боль в спине, потом снова сел, -
Ненавижу сидеть на этих проклятых подушках! Мне нужны стулья. На корабле.
Ну, салют, англичанин.
- Когда вы повернули по ветру, а я был на миделе, ты сделал это, чтобы
сбросить меня за борт. Так?
- Да, - сразу же ответил Родригес. Он встал на ноги. - Да, я рад, что
ты спросил меня об этом, так как это ужасно гложет мою совесть. Я рад
извиниться перед тобой, так как мне самому было трудно в этом признаться.
Да, англичанин. Я не прошу прощения, понимания или чего-то еще. Но я рад
признаться в этом позоре прямо перед тобой.
- Вы думаете, я бы поступил так же?
- Нет. Но потом, когда наступит такой момент... Никогда не знаешь, как
поведешь себя в момент испытаний.
- Вы пришли сюда, чтобы убить меня?
- Нет. Не думаю. Это не было у меня самой главной мыслью, хотя для
моего народа и для моей страны, как мы оба знаем, было бы лучше, если бы
тебя не было в живых. Жаль, но это так. Как глупа жизнь, да, англичанин?
- Я не хочу, чтобы ты умер, кормчий, мне нужен только твой Черный
Корабль.
- Слушай, англичанин, - сказал Родригес без всякой злобы. - Если мы
встретимся в море, ты на своем корабле, вооруженный, я на своем, сам
заботься о своей жизни. Я пришел сказать тебе об этом - только об этом. Я
думаю, можно сказать тебе это как другу, мне все-таки хочется остаться твоим
другом. Кроме встречи на море, я навеки у тебя в долгу. Салют!
- Надеюсь, что я захвачу твой Черный Корабль в море. Салют, кормчий.
Родригес гордо удалился. ╨синака и самураи проводили его. У ворот
Родригес получил свое оружие и вскоре исчез в ночной темноте...
╨синака подождал, пока часовые не встали на свои места. Убедившись, что
все в безопасности, он пошел к себе. Блэксорн сидел на одной из подушек,
через несколько минут служанка, которую он послал за саке, улыбаясь,
прибежала с подносом. Она налила ему чашку и осталась ждать, чтобы и дальше
обслуживать его, но Блэксорн ее отпустил. Теперь он был один. Ночные звуки
снова окружили его, шорохи, звуки водопада, копошенье ночных птиц. Все было
как раньше, но все необратимо изменилось.
Опечаленный, Блэксорн потянулся налить себе чашку саке, но послышалось
шуршание шелка, бутылочку взяла рука Марико. Она налила ему, еще одну чашку
налила себе.
- Домо, Марико-сан.
- До итасимасите, Анджин-сан, - она устроилась на другой подушке. Они
выпили горячего вина.
- Он хотел убить вас, не так ли?
- Не знаю, я не уверен в этом.
- А что значит - обыскивать по-испански?
- Некоторые из них раздевают своих пленных, потом ищут в укромных
местах. И не очень осторожно. Они называют это "обыскивать кон сигнифика",
со значением. Иногда для этого используют ножи.
- Ох, - она пила и слушала, как вода плещется среди камней. - Здесь то
же самое, Анджин-сан. Иногда. Вот почему глупо допускать, чтобы тебя
поймали. Если ты схвачен, ты так сильно обесчестишь себя, что чтобы ни
сделали поймавшие... Лучше не давать себя схватить. Правда?
Он посмотрел на нее при свете фонарей, раскачивающихся под легким
прохладным ветерком.
- ╨синака был прав. Обыск был необходим. Это была ваша идея, да? Вы
приказали ╨синаке обыскать его?
- Пожалуйста, простите меня, Анджин-сан, я надеюсь, это не создало для
вас никаких затруднений. Я просто боялась за вас.
Спасибо тебе, - сказал он, снова перейдя на латынь, хотя ин и жалел,
что обыск был сделан. Без него он все еще имел бы друга. "Может быть", -
предупредил он себя.
- Ты вежливый, - сказала она, - но это был мой долг. Ка Марико было
надето ночное кимоно и верхнее кимоно голубого цвета, волосы небрежно
заплетены в косы, спадающие до пояса. Она оглянулась на ворота вдалеке, их
было видно сквозь деревья.
- Вы очень умно поступили с этим спиртным, Анджин-сан. Я чуть не
ущипнула себя от злости, забыв предупредить об этом ╨синаку. Очень умно, что
вы заставили его выпить дважды. У вас там часто пользуются ядами?
- Иногда. Кое-кто применяет яды. Это грязный прием.
- Да, но очень эффективный. У нас так тоже бывает.
- Ужасно, правда, не доверять никому.
- О, нет, Анджин-сан, извините, - ответила она. - Это только одно из
самых важных жизненных правил - ни больше, ни меньше.
* ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
"Эразмус" стоял у пристани в Эдо, сверкая под высоким полуденным
солнцем, в полном своем великолепии.
- Боже мой, Марико, вы только посмотрите на него! Видели вы что-нибудь
подобное? Взгляните на обводы!
Корабль его был закрыт, окружен на расстоянии ста шагов барьерами,
прикреплен к пристани новыми канатами, - весь этот участок усиленно
охранялся: на палубе множество самураев, повсюду висят плакаты,
предупреждающие: вход - только по личным пропускам Торанаги! "Эразмус"
свежепокрашен и осмолен, палубы без единого пятнышка, корпус проконопачен,
такелаж починен. Даже фок-мачта, потерянная в последний шторм, заменена -
нашли-таки в трюме последнюю из запасных - и стоит под правильным углом.
Концы канатов аккуратно заделаны, пушки блестят защитным слоем смазки. Над
всем этим гордо возвышается разъяренный английский лев...
- Эгей! - радостно закричал он, дойдя до ограждения, но никто ему не
ответил. Только часовой из охраны объяснил, что чужеземцев сегодня на борту
нет.
- Сигата га наи, - откликнулся Блэксорн. - Домо. - Он унял охватившее
его желание сразу же подняться на борт и сияя обращался к Марико, но видел
только корабль. - Да он словно только что из ремонта в доке Портсмута,
Марико-сан. А пушка-то - парни, должно быть, работали как собаки. Красивое
судно, правда? Не дождусь, когда снова увижу Баккуса и Винка, да и
остальных... Вот уж не ожидал увидеть корабль таким... Боже мой, судно
прекрасно смотрится, правда?
Марико смотрела на него, а не на корабль: она поняла, что о ней забыли,
на ее место пришло другое. "Не переживай, - сказала она себе. - Наше
путешествие окончено".
Утром этого дня они наконец прибыли на заставу в окрестностях Эдо. Еще
раз у них проверили проездные документы. Их снова принимали очень вежливо,
но на этот раз дали почетный караул, ожидавший их.
- Они проводят нас в замок, Анджин-сан. Вы останетесь там, а сегодня
вечером мы встретимся с Торанагой.
- Ну, тогда еще масса времени. Смотрите, Марико-сан, доки отсюда не
далее чем в миле, да? Там где-то и мой корабль. Вы не попросите капитана
╨синаки, нельзя ли нам съездить туда?
- Он говорит, к сожалению, у него нет инструкций на этот случай,
Анджин-сан. Он должен доставить нас в замок.
- Пожалуйста, скажите ему... нет, может быть, лучше мне самому
попытаться... Тайчо-сан! Окасира, сукочи но айда вата-куси ва ихитай но дес.
Ватахучи но фунега асоко ни аримасу. Капитан, я хочу сходить туда на
некоторое время. Там мой корабль.
- Ие, Анджин-сан, гомен насаи. Има...
Марико с удовлетворением и усмешкой слушала, как Блэксорн вежливо, но
твердо спорил, настаивал, пока наконец недовольный ╨синака не позволил мм
сделать крюк ("Только на один момент, да? И только потому, что Анджин-сан
имеет положение хатамото, которое дает определенные неотъемлемые права, и
указал на то, что такое быстрое ознакомление с объектом важно для господина
Торанаги, что это сэкономит много времени, столь ценного для нашего
господина, и важно для встречи сегодня вечером. Да, Анджин-сан может
взглянуть на него, но пусть он простит, конечно, на корабль подняться без
пропуска, подписанного лично господином Торанагой, никак нельзя, и вообще
это можно только в течение одной минуты, так как нас ожидают, прошу
прощения").
- Домо, Тайчо-сан, - с жаром ответил на это Блэксорн, более чем
удивленный, что он все лучше донимает язык и те способы убеждать, которые
считаются здесь правильными.
Прошлую ночь и большую часть вчерашнего дня они провели в гостинице не
более чем в двух ри к югу вниз по дороге, - ╨синака, как и прежде, дал им
побездельничать. "О, это была прекрасная ночь", - подумала Марико.
Таких прекрасных днем и ночей она могла вспомнить много. Все было
хорошо кроме первого дня после выезда из Мисимы, когда отец Тсукку-сан опять
встретился с ними и непрочное перемирие между мужчинами кончилось. Их ссора
началась внезапно, яростно, и виной тому - инцидент с Родригесом, к тому же
они слишком много выпили. Обмен угрозами, проклятия... А потом отец Алвито
кинулся в Эдо... Смутное чувство недовольства осталось после этого эпизода и
омрачило их дальнейшее путешествие.
- Мы не должны были допустить этого, Анджин-сан.
- Но этот человек не имел права...
- О да, я согласна. И конечно, вы правы. Но пожалуйста... если вы
позволите тому, что произошло, разрушить вашу гармонию - вы пропадете и я
тоже. Пожалуйста, я умоляю вас, будьте японцем! Отбросьте этот инцидент -
вот и все, один инцидент из десяти тысяч! Вы не должны позволять нарушать
вашу гармонию. Отбросьте его в самый дальний уголок сознания.
- Как? Как мне это сделать? Взгляните на мои руки! Я так чертовски зол,
что не могу унять дрожь!
- Посмотрите на этот камень, Анджин-сан! Послушайте, как он растет.
- Что?
- Прислушайтесь к росту камня, Анджин-сан. Сосредоточьте свое внимание
на этом - на гармонии камня. Прислушайтесь к ками этого камня. Слушайте мою
любовь - ради жизни! И ради меня...
Так она старалась и понемногу преуспела в этом, и на следующий день они
опять были друзьями, опять любовниками, опять в мире, она продолжала учить
его, пытаясь подготовить помимо его воли к созданию внутреннего
"восьмирядного заслона", помогая строить внутренние стены и бастионы,
которые были для него единственным путем к гармонии и выживанию.
- Я так рада, что священник ушел и не возвращается, Анджин-сан.
- Да.
- Лучше, чтобы не было ссор. Я боюсь за вас.
- Ничего не меняется - он всегда был моим врагом, всегда и будет. Карма
есть карма. Но не забывайте - никто и ничто не существует вес нас. Пока не
существует. Ни он, ни кто-нибудь еще. И ничего другого. До приезда в Эдо.
Да?
- Да. Вы так мудры. И опять правы. Я так счастлива быть с вами...
Дорога из Мисимы быстро вышла из плоских равнин и запетляла по горам к
перевалу Хаконе. Два дня они отдыхали на вершине горы, радостные и
довольные; гора Фудзи блистала перед ними на восходе и закате солнца,
вершина скрывалась в кольце облаков.
- Горы всегда такие?
- Да, Анджин-сан, большую часть времени они закрыты. Но это делает вид
ясной и чистой Фудзи-сан еще прекраснее, правда? Вы можете подняться до
вершины, если хотите.
- Давай сделаем это сейчас!
- Не сейчас, Анджин-сан. Но однажды мы это сделаем, - мы ведь должны
оставить что-нибудь на будущее, да? Мы заберемся на Фудзи-сан осенью...
Им всегда доставались красивые уединенные гостиницы, на всем пути по
равнинам Кванто. И всегда приходилось пересекать реки, ручьи, речушки,
стремящиеся к морю, которое сейчас было справа от них. Их процессия
двигалась на север по извилистой, оживленной, суетливой Токайдо, через самую
большую рисовую житницу империи. Плоские аллювиальные равнины изобиловали
водой, каждый дюйм земли здесь возделывался. Воздух теперь был горячий и
влажный, тяжелый от зловония человеческих испражнений, которые крестьяне
разводили водой, заботливо поливая посадки.
- Рис дает нам пищу, Анджин-сан, татами для сна, сандалии для ходьбы,
одежду, чтобы укрываться от дождя и холода, солому, чтобы утеплять наши
дома, бумагу для письма. Без риса мы не могли бы существовать.
- Но такая вонь, Марико-сан!
- Это небольшая цена за такую щедрость, да? Просто делайте как мы -
открывайте свои уши, глаза и голову. Слушайте ветер и дождь, насекомых и
птиц, слушайте рост насекомых и мысленно представляйте ваших потомков,
приближающихся к концу жизни. Если вы это сделаете, Анджин-сан, вы скоро
начнете чувствовать красоту жизни. Это требует практики... но вы станете
совсем японцем, не так ли?
- Ах, благодарю вас, госпожа моя! Но должен признаться, что я уже
начинаю любить рис, - да-да, я, пожалуй, предпочитаю его картофелю... И вы
знаете еще, что я не так скучаю без мяса, как раньше. Разве это не странно?
И я не так голоден, как был.
- А я голодна, как никогда в жизни.
- Да я говорю о пище.
- Ах, я тоже...
За три дня до перехода через перевал Хаконе у нее начались месячные и
она попросила его взять себе на ночь одну из служанок в гостинице ("Это
будет разумно, Анджин-сан").
- Предпочитаю обойтись без них, извини меня.
- Пожалуйста, прошу тебя. Это для безопасности. Так благоразумней.
- Если вы так хотите - тогда да. Но завтра ночью, не сегодня. Сегодня
вечером давайте просто ляжем спать в мире и спокойствии, вместе.
"Да, - подумала Марико, - эту ночь мы проспали спокойно, а рассвет
назавтра был так прекрасен, что я покинула его теплую постель, села на
веранде с Дзиммоко и следила, как рождается новый день".
- Ах, доброе утро, госпожа Тода, - у входа в сад стояла Дзеко, кланяясь
ей, - какой чудесный рассвет.
- Да, красивый.
- Простите, можно я вам помешаю? Могу я поговорить с вами наедине - о
делах?
- Конечно. - Марико сошла с веранды, не желая прерывать сон
Анджин-сана. Она отправила Дзиммоко за зеленым чаем и приказала постелить
одеяла на траве, поближе к водопаду.
Когда они остались одни и пришло время начинать разговор, Дзеко
сказала:
- Я думаю, как бы мне лучше помочь Торанаге-сама.
- Тысяча коку - более чем великодушно с вашей стороны.
- Еще ценнее могут быть три секрета.
- Даже один, Дзеко-сан, если он настоящий.
- Анджин-сан - хороший человек, да? О его будущем тоже надо
позаботиться, правда?
- У Анджин-сана своя карма, - ответила она, зная, что придется пойти на
сделку: что же ей уступить - если она вообще что-нибудь уступит? - Мы
говорим о господине Торанаге, да? Или один из ваших секретов касается
Анджин-сана?
- О, нет, госпожа. Как вы сказали, у Анджин-сана своя карма, так что, я
думаю, у него есть и свои секреты. Мне только кажется, что Анджин-сан - один
из любимых вассалов господина Торанаги и любая защита нашего господина - это
и способ помочь его вассалам, правда?
- Согласна. Конечно, долг вассалов - передавать любую информацию,
которая может помочь их господину.
- Верно, госпожа, очень верно. Ах, это такая честь для меня - служить
вам. Хонто. Могу я выразить вам, как я польщена тем, что мне позволено
путешествовать вместе с вами, разговаривать с вами, есть и смеяться с вами,
случайно действовать как скромный советник, как бы плохо я ни была
подготовлена - за это я прошу у вас прощения. Ваша мудрость так же велика,
как ваша красота, и ваше мужество так же безмерно, как ваши титулы.
- Ах, Дзеко-сан, пожалуйста, извините меня, вы так добры, так
заботливы. Я просто жена одного из генералов моего господина. Так что вы
говорили? Четыре секрета?
- Три, госпожа. Я подумала, не походатайствуете ли вы за меня перед
господином Торанагой? Неразумно мне самой шептать прямо ему о том, что я
считаю правдой. Это было бы очень дурным тоном - я не смогу выбрать
правильных слов, найти способ изложить перед ним информацию. Ведь в любом
случае, в деле любой важности наш обычай использовать посредников намного
лучше, правда?
- Кику-сан, конечно, больше подошла бы для этого дела. Я не знаю, когда
за мной пришлют, или через сколько времени у меня будет аудиенция, или даже
найдет ли он нужным выслушать то, что я захочу ему сказать.
- Пожалуйста, извините меня, госпожа, но намного больше подошли бы вы.
Вы можете судить о ценности информации, она - нет. Вас он слушает, с ней
занимается другими вещами.
- Я не советник, Дзеко-сан, и не могу оценить вашу информацию.
- Я говорю - эти новости стоят тысячу коку.
- Со дес ка?
Дзеко еще раз проверила, не подслушивают ли их, потом стала
рассказывать: отлученный христианский священник пробормотал вслух то, что
прошептал ему в исповедальне господин Оноши, - он связан со своим дядей,
господином Харимой; второй повар Оми подслушал о заговоре Оми и его матери
против Ябу; наконец, она узнала о Затаки, о его явной страсти к госпоже
Ошибе, и об Ишидо и госпоже Ошибе.
Марико внимательно слушала, не высказывая своего мнения - хотя ее и
неприятно поразило нарушение тайны исповеди, - ум ее метался, перебирая
массу возможностей, открывшихся вместе с тем, что она только что узнала.
Потом она устроила Дзеко перекрестный допрос, желая удостовериться, все ли
правильно поняла и отложила в памяти. А когда убедилась: да, она запомнила
все, что Дзеко приготовилась открыть ей в этот момент (она, конечно,
понимала: если человек торгует - у него всегда много чего есть в запасе), -
то послала за свежим чаем. Марико сама наполнила Дзеко чашку, и они спокойно
пили чай - обе осторожные, уверенные в себе.
- Не знаю, как определить, насколько ценна эта информация, Дзеко-сан.
- Конечно, Марико-сан.
- Думаю, что эти сведения - и тысяча коку - очень обрадуют господина
Торанагу.
Дзеко удержала ругательство, готовое сорваться с губ. Она ожидала
значительного снижения первоначально запрошенной суммы.
- Простите, но деньги не имеют значения для такого дайме, хотя это
целое состояние для такой крестьянки, как я, - тысяча коку делают меня
основоположницей состояния целого рода, правда? Каждый должен знать свое
место, госпожа Тода, не так ли? Ее тон был очень язвителен.
- Да. Хорошо знать, кто вы и что вы, Дзеко-сан. Это одно из редких
преимуществ, которые мужчина уступил женщине. К счастью, я знаю, кто я. О,
конечно, знаю. Пожалуйста, переходите к тому, чего вы хотите.
Дзеко не дрогнула от такой угрозы, но бросилась в атаку с
соответствующей грубой прямотой:
- А суть моего разговора в том, что обе мы знаем жизнь и понимаем
смерть - обе считаем, что везде и все зависит от денег - даже в аду.
- Вы так думаете?
- Да. Но, простите, я считаю, что тысяча коку - слишком много.
- Смерть предпочтительнее?
- Я уже написала свои предсмертные стихи, госпожа:
"Когда я умру,
Не сжигайте меня,
Не хороните никак.
Просто бросьте на поле тело мое -
Накормить пустобрюхих собак".
- Это можно устроить. Очень просто.
-