тожил  тем  самым  свой  живой  организм,  а  значит,
совершил самоубийство. Это деяние  не  наказуемо.  Робот  же  или  роботы,
представляющие собой продолжение Маттрасса, были им  созданы  и  являлись,
следовательно, его собственностью, а  теперь,  после  его  смерти,  должны
отойти государственному казначейству, поскольку у  Маттрасса  не  осталось
наследников.  На  основе  этого  определения  государственный  департамент
направил в туманность судебного  исполнителя  с  приказом  конфисковать  и
опечатать все, что он там обнаружит.
   Адвокат Маттрасса подал апелляцию, утверждая, что  признанный  согласно
упомянутому определению факт продолжения Маттрасса исключает самоубийство,
ибо тот, кто является продолжаемым, существует, а тот, кто существует,  не
совершал   самоубийства.   Значит,   нет   никаких   роботов,   являющихся
собственностью Маттрасса, а есть  только  сам  Катодий  Маттрасс,  который
переделал себя так, как ему заблагорассудилось. Никакие  эксперименты  над
самим собой не являются и не могут являться наказуемыми, равно как  нельзя
конфисковать по суду части чьего-либо  тела,  будь  то  золотые  зубы  или
роботы.
   Государственный департамент подверг сомнению подобное толкование  дела,
из которого вытекало, что живое существо, в данном случае  человек,  может
состоять из частей, явно неодушевленных, а именно роботов.  Тогда  адвокат
Маттрасса   представил   властям   заключение   группы   ведущих   физиков
Гарвардского университета, которые единодушно отметили, что  вообще  любой
живой организм, в том числе и человеческий, состоит из атомных  частиц,  а
таковые, несомненно, следует считать неодушевленными.
   Видя, какой опасный оборот  начинает  принимать  дело,  государственный
департамент  прекратил  попытки  атаковать  "Маттрасса  и  преемников"   с
физико-биологической стороны и вернулся к первоначальному  определению,  в
котором слово "продолжение" было заменено словом "продукт". Тогда  адвокат
незамедлительно представил суду новое заявление Маттрасса, в  котором  тот
утверждал, что так  называемые  роботы  являются  в  действительности  его
детьми.   Государственный   департамент   потребовал    представить    акт
усыновления, что было  коварным  маневром,  поскольку  закон  не  допускал
усыновления роботов. Адвокат Маттрасса тут же пояснил, что речь идет не об
усыновлении, а о подлинном отцовстве. Департамент заявил,  что  по  закону
дети должны иметь отца и мать. Адвокат, готовый к  этому,  присовокупил  к
делу письмо инженера-электрика Мелании Фортинбрасс, которая указывала, что
появление на свет упомянутых особей произошло в процессе ее  теснейшего  с
Маттрассом сотрудничества.
   Государственный  департамент  подверг  сомнению  характер   упомянутого
сотрудничества  как  "лишенного   естественных   родительских   черт".   В
упомянутом случае, гласило правительственное заявление,  об  отцовстве,  а
соответственно, и о материнстве можно говорить только в переносном смысле,
ибо речь идет о духовном родительстве, законы же о семье - дабы они  могли
вступить в силу - требуют телесного.
   Адвокат Маттрасса потребовал  объяснить,  чем  отличается  родительство
духовное  от  телесного,  а  также  на  каком  основании   государственный
департамент считает плоды союза Катодия Маттрасса с  Меланией  Фортинбрасс
лишенными физической природы младенчества.
   Департамент  ответил,  что,  согласно  букве  законов  о  семье,  вклад
духовных  сил  в  создание  потомства  ничтожен,  физические  же  действия
преобладают, что в упомянутом случае не имело места.
   Адвокат представил тогда-заключение кибернетических экспертов-акушеров,
свидетельствовавших,  сколь  много  должны  были  потрудиться  Катодий   и
Мелания, чтобы произвести на свет вполне самостоятельное потомство.
   Тогда  наконец  департамент,  уже  без  оглядки  на  благопристойность,
решился на отчаянный шаг.  Он  заявил,  что  действия  родителей,  которые
причинно-следственным  образом  должны  предшествовать  появлению   детей,
существенно отличаются от программирования роботов.
   Адвокат только того и ждал. Он заявил, что в известном  смысле  и  дети
программируются родителями в ходе подготовительных процедур, и потребовал,
чтобы департамент точно определил, как, по его  мнению,  следует  зачинать
детей, чтобы это согласовалось с буквой закона.
   Департамент, призвав на помощь экспертов,  подготовил  обширный  ответ,
иллюстрированный соответствующими таблицами и схемами. Но поскольку  одним
из авторов этой так  называемой  "Розовой  книги"  был  восьмидесятилетний
профессор Трупплдрэк, адвокат тут же подверг сомнению его  компетентность,
исходя из того факта, что в результате своего весьма преклонного  возраста
старец  уже  забыл  некоторые  важные  для  решения  дела  подробности   и
основывался лишь на различных слухах и рассказах третьих лиц.
   Департамент решил поддержать "Розовую книгу" показаниями многих отцов и
матерей, данными под присягой, но тут-то и  обнаружилось,  что  их  данные
зачастую коренным образом отличаются друг от друга. Особенно это  касалось
некоторых элементов вступительной фазы. Департамент,  видя,  что  пагубная
неясность  начинает  окутывать  ключевую   проблему,   вознамерился   было
подвергнуть сомнению материал, из которого  созданы  так  называемые  дети
Маттрасса и Мелании Фортинбрасс, но тут пошел слух,  пущенный,  как  потом
выяснилось, адвокатом, будто Маттрасс сделал заказ Компании Рогатого Скота
на 450 тысяч  тонн  телятины,  и  заместитель  государственного  секретаря
поспешно отказался от намеченного шага.
   Вместо   этого   департамент   по   подсказке   профессора    теологии,
суперинтенданта Сперитуса опрометчиво сослался на Библию. Это  было  очень
неосмотрительно, поскольку адвокат Маттрасса парировал этот  ход  обширным
исследованием, где, опираясь на цитаты, показал,  что  приемами,  которыми
Господь Бог запрограммировал Еву, взяв за  основу  только  одну  деталь  и
действуя весьма эксцентрично по  сравнению  с  методами,  к  каким  обычно
прибегают люди,  он  все  же  создал  человека,  ибо  ни  один  психически
нормальный субъект не принимает Еву за робота. Тогда  департамент  обвинил
"Маттрасса и его преемников" в деянии, противоречащем  акту  Макфлакона  и
других, поскольку он как робот, либо роботы, вступил во владение  небесным
телом. Закон же запрещает роботам владеть планетой или  какой-нибудь  иной
недвижимостью.
   На этот  раз  адвокат  представил  верховному  суду  все  прежние  акты
департамента,  направленные  против   Маттрасса.   Он   подчеркнул,   что,
во-первых, из сопоставления  определенных  пунктов  этих  актов  вытекает,
согласно утверждениям департамента, что Маттрасс был якобы  и  собственным
отцом  и  собственным  сыном,  являясь  в  то  же  время  небесным  телом;
во-вторых, он обвинил департамент в противоречащем закону толковании  акта
Макфлакона. Тело некоего лица, а именно гражданина Катодия Маттрасса, было
совершенно произвольно признано планетой. Вывод -  абсурдный  с  правовой,
логической и семантической точек зрения. Так это началось.  Вскоре  пресса
не писала уже ни  о  чем,  кроме  "государства-планеты-отца-сына".  Власти
возбуждали все новые обвинения, которые  тут  же  парировались  неутомимым
адвокатом Маттрасса.
   Государственный департамент великолепно понимал, что каверзный Маттрасс
не ради пустой забавы витает и размножается в Крабовидной  туманности.  Он
заинтересован  в  создании  прецедента,   не   предусмотренного   законом.
Безнаказанность его поступка грозила в будущем  совершенно  невообразимыми
последствиями.  Поэтому  крупнейшие  умы  просиживали  дни  и   ночи   над
документами, придумывая все более головоломные  юридические  ухищрения,  в
сети которых Маттрасс должен  был  найти  свой  бесславный  конец.  Однако
каждое действие властей тут же отражалось противодействием адвоката.
   Я с живым интересом следил  за  ходом  этого  единоборства,  как  вдруг
совершенно  неожиданно  получил  приглашение   Ассоциации   адвокатов   на
специальное  пленарное  заседание,  посвященное  проблеме  толкания  тяжбы
"Соединенные Штаты против Катодия Маттрасса, он же Катодий Первый А, он же
плоды союза Маттрасса и Мелании Фортинбрасс, он же планета  в  Крабовидной
туманности". Я не преминул прибыть к означенному сроку на место  и  увидел
зал,  набитый  до  отказа.  Цвет  юриспруденции  заполнял  огромные  ложи,
амфитеатр и  ряды  кресел  партера.  Я  немного  опоздал,  обсуждение  уже
началось. Я сел в одном из последних  рядов  и  стал  слушать  седовласого
оратора.
   -  Уважаемые  коллеги!  -  говорил  он,  воздевая  руки.  -  Непомерные
трудности ожидают нас, когда мы приступаем  к  юридическому  анализу  этой
проблемы! Некий Маттрасс превратил себя  с  помощью  некой  Фортинбрасс  в
роботов и одновременно увеличился в масштабе один к миллиону. Так  обстоит
дело с точки  зрения  профана,  невежды,  святой  простоты,  не  способной
увидеть ту  бездну  правовых  проблем,  которая  открывается  перед  нашим
потрясенным взором! Мы должны решить, - продолжал он, - в первую  очередь,
с чем мы имеем дело: с человеком, роботом, государством, планетой, детьми,
шайкой, заговорщиками, демонстрацией или же с бунтом. Прошу вас  взвесить,
сколь многое зависит от этого решения! Если, например, мы сочтем, что речь
идет не о государстве, а о самозваной группировке роботов, некоем  сборище
электрических  машин,  то  в  этом  случае  будут  действовать  не   нормы
международного права, а  обычные  предписания  о  нарушении  общественного
порядка на дорогах!  Если  же  мы  признаем,  что  Маттрасс,  несмотря  на
увеличение в размерах, не переставал существовать и все же имеет детей, то
отсюда будет следовать,  что  данное  лицо  породило  самое  себя,  и  это
приведет к чудовищным затруднениям при квалификации поступка,  ибо  законы
наши этого не предусматривают, а ведь nullum crimen sine lege! [нет закона
- нет преступления (лат.)] Поэтому я предлагаю, чтобы  первым  взял  слово
крупнейший знаток международного права, профессор Пингерлинг!
   Почтенный профессор, приветствуемый аплодисментами, вступил на трибуну.
   - Джентльмены! - произнес он бодрым старческим  голосом.  -  Задумаемся
прежде всего, как возникает государство. Его  основывают,  не  правда  ли,
различными способами:  наша  родина,  например,  была  некогда  английской
колонией,   но   затем   она   провозгласила    свою    независимость    и
конституировалась в государство. Имело ли это место  в  случае  Маттрасса?
Ответ гласит: если Маттрасс, превращая себя в роботов, был в здравом  уме,
то его державотворчество  можно  признать  юридически  законным,  учитывая
дополнительно, что его национальность мы определим как электрическую. Если
же он не был в полном рассудке, то деяние это получить правового признания
не может!
   Тут в центре зала вскочил какой-то старец, куда более  седовласый,  чем
оратор, и возопил:
   - Высокий суд! То есть джентльмены! Позволю  себе  заметить,  что  даже
если Маттрасс был невменяемым державотворцем, то все же потомки его  могут
быть вменяемы, следовательно, государство, существовавшее  сначала  только
как продукт личного безумия и,  стало  быть,  носившее  характер  симптома
болезни, стало потом  существовать  как  общественный  фактор,  de  facto,
посредством одного лишь согласия его электрических граждан  с  создавшимся
положением. Поскольку же никто не может  запретить  гражданам  какого-либо
государства, которые сами создают его  законодательную  систему,  признать
правление какой угодно особы, хотя бы и совершенно невменяемой  (как  учит
история, это случалось не раз), то тем самым существование маттрассовского
государства de facto влечет за собой его признание de jure!
   -  Да  простит  меня  мой  уважаемый  оппонент,  -   молвил   профессор
Пингерлинг, - но Маттрасс был гражданином нашей страны, а следовательно...
   - Ну и что же! - запальчиво выкрикнул  седовласый  старец  из  зала.  -
Державотворчество Маттрасса мы можем признать, а можем и не признать! Если
мы признаем законность этого акта и возникновения суверенного государства,
то притязания наши отпадают. Если же не признаем, то либо мы имеем дело  с
юридическим лицом, либо нет. Если нет, если перед нами нет правоспособного
субъекта, то проблема может волновать только подметальщиков Треста Очистки
Космоса, поскольку, в Крабовидной туманности находится  всего  лишь  груда
металлолома, и нашему собранию вообще нечего обсуждать! Если же перед нами
юридическое  лицо,  то  возникает   иная   проблема.   Космическое   право
предусматривает возможность ареста, то есть лишения  свободы  юридического
или физического лица на планете или  на  борту  корабля.  На  корабле  так
называемый Маттрасс не находится. Скорее, он на планете.  Поэтому  следует
потребовать его выдачи: но нам не у кого требовать; кроме  того,  планета,
на которой он пребывает, является им самим. Таким образом,  это  место,  с
единственной точки зрения, которая обязательна для нас, а именно  с  точки
зрения  Торжества  Закона,  представляет  собой  пустоту,   что-то   вроде
юридического вакуума, на подобный же вакуум не распространяются ни правила
охраны порядка, ни уголовное, ни административное, ни международное право.
Поэтому  слова  почтенного  профессора  Пингерлинга  не  могут   прояснить
проблему, поскольку проблемы этой вообще не существует!
   Изумив подобным выводом почтенное собрание, старец сел на место.
   В течение шести последующих часов я выслушал около  двадцати  ораторов,
которые  поочередно  доказывали,  логически  четко  и  неопровержимо,  что
Маттрасс существует,  а  также  что  он  не  существует;  что  он  основал
государство роботов либо сам состоит из таких  организмов;  что  Маттрасса
надо отправить на слом как нарушителя целого ряда  законов  и  что  он  ни
одного закона не преступил; мнение адвоката Вурпла, что Маттрасс  _бывает_
то планетой, то роботом, то  вообще  ничем,  которое,  как  компромиссное,
должно было  бы  удовлетворить  всех,  -  вызвало  всеобщую  ярость  и  не
приобрело, помимо автора, ни одного сторонника. Все это было  пустяком  по
сравнению с дальнейшим ходом обсуждения, когда старший  ассистент  Мильгер
доказал, что Маттрасс, превратившись  в  роботов,  тем  самым  значительно
приумножил свою личность и что "Маттрасса сейчас уже почти триста  тысяч";
поскольку же не может быть и речи о том, что  этот  комплекс  представляет
собой конгломерат различных лиц, ибо он является одним  и  тем  же  лицом,
повторенным многократно, то тем самым Маттрасс  един  в  трехстах  тысячах
лиц.
   Тут  судья  Вубблхорн  заметил,  что  вся  проблема  с  самого   начала
рассматривается неверно: коль скоро Маттрасс  был  человеком  и  превратил
себя в роботов, то эти роботы являются не им, а кем-то  иным;  коль  скоро
они являются кем-то  иным,  то  следует  сначала  выяснить,  кто  они;  но
поскольку они не являются человеком, то они не являются никем, стало быть,
отсутствует не  только  юридическая  проблема,  но  и  физическая,  ибо  в
Крабовидной туманности вообще никого нет.
   Мне уже несколько раз основательно досталось от  яростных  дискутантов.
Охранники и санитары работали не покладая рук,  когда  внезапно  раздались
возгласы, что в зале находятся переодетые  юристами  электрические  мозги,
которых  следует  немедленно  удалить,  поскольку  их  пристрастность   не
вызывает сомнения, не говоря уже о том, что они не имеют права участвовать
в обсуждении. Профессор Хартлдропс, как  председатель,  принялся  обходить
зал с маленьким компасом в руке, и  всякий  раз,  когда  стрелка  начинала
дрожать и поворачиваться к кому-либо из сидящих,  притянутая  скрытым  под
одеждой металлом, шпиона тут же разоблачали и вышвыривали за дверь.  Таким
путем зал был очищен наполовину под аккомпанемент речей  доцентов  Фиттса,
Питтса и Клабенте, причем последнего прервали  на  полуслове,  ибо  компас
выдал его электрическое происхождение.
   После короткого перерыва, во время которого мы подкреплялись в  буфете,
оглашаемом шумом ни на секунду не умолкавшей дискуссии, я вернулся в  зал,
поддерживая части своей одежды (разгоряченные правоведы, хватая меня то  и
дело за пуговицы, оторвали все до единой), и увидел возле эстрады  большой
рентгеновский аппарат. Выступал юрист Плюссекс, доказывавший, что Маттрасс
является случайным космическим феноменом, и в этот момент ко мне с грозным
выражением лица и тревожно прыгающей на ладони компасной стрелкой  подошел
председатель. Охрана уже схватила меня  за  шиворот,  но  я,  выбросив  из
карманов перочинный нож, ключ для консервов и  металлическое  ситечко  для
заваривания  чая,  а  также  оторвав  от  резинок  никелированные  пряжки,
поддерживавшие носки, перестал воздействовать на магнитную стрелку  и  был
допущен к дальнейшему участию в  обсуждении.  Разоблачили  еще  сорок  три
робота, пока  профессор  Баттенхэм  разъяснял  нам,  что  Маттрасса  можно
рассматривать как образчик космического конгломерата; тут я вспомнил,  что
об этом уже шла речь: как видно, юристам не хватало доводов,  но  внезапно
вновь началась проверка. Теперь без стеснения просвечивали всех  подряд  и
обнаруживали, что собравшиеся скрывают под безупречно  сидящими  костюмами
части из пластмассы, корунда, нейлона, стекла и даже  соломы.  Кажется,  в
одном  из  последних  рядов  нашли  кого-то,  начиненного  паклей.   Когда
очередной оратор сошел с возвышения, я оказался  один  как  перст  посреди
огромного пустого зала. Оратор был просвечен и вышвырнут за  дверь.  Тогда
председательствующий, единственный человек, оставшийся кроме меня в  зале,
подошел к моему креслу. Сам не знаю почему, я взял у него из рук компас, и
вдруг стрелка дрогнула и неумолимо повернулась к нему. Я постучал  пальцем
по его животу и, услышав  дребезжание,  машинально  взял  председателя  за
шиворот, вытолкал за дверь и остался,  таким  образом,  в  одиночестве.  Я
стоял перед  несколькими  сотнями  брошенных  портфелей,  пухлых  досье  с
документами, шляп, тростей, книг, переплетенных в кожу, и галош.  Побродив
бесцельно по залу и убедившись, что мне здесь нечего делать, я  повернулся
и пошел домой.



    Станислав Лем.
    Сказка о короле Мурдасе

   -----------------------------------------------------------------------
   Stanislaw Lem. Bajka о krolu Murdasie (1963).
   Пер. с польск. - К.Душенко.
   "Собрание сочинений", т.6. М., "Текст", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   После доброго короля  Геликсандра  на  трон  вступил  его  сын  Мурдас.
Подданные впали в уныние, ибо был он честолюбив и пуглив:  решил  прозвище
Великого заслужить, а боялся  сквозняков,  привидений,  воска  -  ведь  на
вощеном полу ногу сломать недолго, родных, что в деле правленья мешают,  а
пуще всего - предсказаний. Будучи коронован, тут  же  велел  он  по  всему
государству  двери  закрыть,  окон   не   открывать,   гадательные   шкафы
уничтожить, а изобретателю машины, которая привидения устраняла, пожаловал
орден и пенсион. Машина и вправду была хороша - привидений он не увидел ни
разу. Не выходил он и в сад, чтоб его не продуло, и прогуливался  лишь  по
дворцу; дворец же имел он весьма обширный.
   Однажды, прохаживаясь по коридорам и  анфиладам,  забрел  он  в  старую
часть дворца, куда ни разу еще не заглядывал. Сначала прошел  он  в  залу,
где стояла личная гвардия его прадеда, вся заводная, тех еще лет, когда об
электричестве и не слышали. Во второй зале увидел он паровых рыцарей, тоже
давно заржавевших, но и в этом не было для него ничего любопытного, и  уже
хотел он идти обратно, как вдруг заметил маленькую дверцу с надписью:  "Не
входить!" Покрывал ее толстый слой пыли, и король даже и не притронулся бы
к ней, когда бы не эта надпись. Больно уж она его осердила.  Это  как