бе. Это не имеет ничего  общего  с  существованием
или несуществованием Бога. Не делать зла, дабы избежать  наказания  _там_,
или делать добро, рассчитывая _там_ на награду, - значит  основываться  на
недостоверных данных. _Здесь_,  однако,  не  может  быть  более  надежного
основания, чем наше соглашение в этом вопросе.  Основания,  которые,  быть
может, имеются _там_, неизвестны мне с  той  же  достоверностью,  с  какой
_здесь_ мне известны наши. В игре, которая продолжается, пока продолжается
жизнь, мы союзники все до единого. Тем самым  игра  между  нами  полностью
симметрична. Существование Бога предполагает продолжение  игры  вне  этого
мира. Я допускаю эту посылку лишь при условии, что она никак  не  повлияет
на ход игры _здесь_. В противном  случае  ради  кого-то,  кого,  возможно,
вовсе и нет, мы готовы пожертвовать тем, что _здесь_ существует наверное.
   ДААН замечает, что ему неясно отношение АДАНА-300 к Богу АДАН допускает
возможность существования Творца; что же отсюда следует?
   АДАН: ничего абсолютно. То  есть  ничего  в  сфере  долженствования.  Я
полагаю, что - опять-таки для всех возможных миров - справедливо суждение:
посюсторонняя  этика  абсолютно  независима  от  потусторонней.   Она   не
нуждается в том, чтобы ее санкционировали  извне.  Совершающий  зло  будет
всегда негодяем, а делающий добро - праведником. И тот, кто готов  служить
Богу, считая доказательства  его  бытия  достаточными,  не  имеет  _здесь_
никакой особой заслуги. Это его личное дело. Ведь если Бога  нет,  то  его
нет совсем, а если он есть, то он всемогущ. А всемогущий мог бы  сотворить
не только иной мир, но и иную логику - не ту, которая лежит в основе  моих
рассуждений. Возможно, в  рамках  этой  иной  логики  посюсторонняя  этика
необходимо вытекала бы из этики потустороннего. И если не непосредственный
опыт, то хотя бы логическая необходимость вынудила бы нас принять гипотезу
Бога, чтобы не погрешить против разума.
   ДААН говорит, что Бог, возможно, не желает принуждать кого-либо к  вере
в себя при помощи иной логики, о которой упоминает АДАН-300. Тот  отвечает
на это так.
   Бог всемогущий должен быть  и  всеведущим;  всеведение  не  есть  нечто
независимое от всемогущества, ибо тот, кто все может, но не знает, к  чему
приведет осуществление его всемогущества, фактически не всемогущ. Если  бы
время от времени он творил чудеса (как нас иногда уверяют), это выставляло
бы его совершенство в весьма двусмысленном свете, поскольку  чудо,  будучи
внезапным  вмешательством,  нарушает  автономию  сотворенного.  Тому,  кто
идеально отрегулировал творение и заранее знает, как оно будет вести  себя
до самого конца, нет нужды нарушать его автономию; если же он все-таки  ее
нарушает, то тем самым вовсе  не  исправляет  свое  творение  (ведь  такая
поправка предполагает изначальное невсеведение),  а  извещает  чудесами  о
собственном бытии. Но здесь  имеется  логический  изъян:  извещая  о  себе
чудесами, он создает впечатление, что все-таки исправляет локальные изъяны
творения. А если сотворенное подвергается, исправлениям,  которые  исходят
не из него самого, но появляются извне  (из  трансценденции,  то  есть  из
Бога), то,  рассуждая  логически,  следовало  бы  сделать  чудо  нормой  -
усовершенствовать творение так, чтобы никакие чудеса не понадобились.  Ибо
чудеса - единичные вмешательства свыше - не могут  быть  _только_  знаками
существования  Господа:  они  не  только  извещают  об  их  Творце,  но  и
воздействуют  на  сотворенных  (дабы  помочь  им  на  этом  свете).  Итак,
повторяю: с точки зрения логики либо творение совершенно, и  тогда  чудеса
не  нужны,  либо  чудеса  необходимы,   но   тогда   творение   безусловно
несовершенно, ведь исправить - чудесами или без них  -  можно  лишь  нечто
ущербное. Чудо, вторгающееся в совершенство,  может  только  нарушить,  то
есть испортить его. Возвещать о  своем  существовании  чудесами  -  значит
пользоваться способом, логически наихудшим.
   ДААН спрашивает: быть может, Бог желает именно  выбора  между  верой  и
логикой; быть может, акт веры как раз и должен быть отречением от логики в
знак абсолютного доверия к Богу?
   АДАН: если допустить, что логическая  реконструкция  чего-либо  (бытия,
теодицеи, теогонии и т.д.) _может_ быть внутренне противоречивой хотя бы в
одном пункте, то  тогда  можно  доказать  буквально  все,  что  захочется.
Вдумайтесь: ведь это значит наделить творение логикой,  и  логикой  вполне
определенной, а после потребовать принести ее в жертву как  доказательство
веры в Творца. Чтобы оставаться непротиворечивым,  это  допущение  требует
какой-то металогики, какого-то совершенно иного типа умозаключений, нежели
те, что свойственны логике сотворенного. В этом проявляется если не прямая
ущербность Творца, то  во  всяком  случае,  черта,  которую  я  бы  назвал
математической неэлегантностью, неупорядоченностью (некогерентностью) акта
творения.
   ДААН настаивает на своем: возможно, Творец поступает так именно потому,
что желает остаться непостижимым для сотворенных, невыводимым по  правилам
логики, которую он  для  них  создал.  Иначе  говоря,  он  требует  логику
подчинить вере.
   АДАН отвечает ему: понимаю. Разумеется, это возможно, но  если  даже  и
так, несогласуемость веры и логики  порождает  крайне  неприятную  дилемму
морального  свойства.  На  каком-то  этапе  рассуждений   нам   приходится
отказываться  от  логики  в  пользу  неясной  догадки,  то  есть   догадку
предпочесть _логической достоверности_, - и все это во  имя  безграничного
доверия. Мы попадаем в  circulus  vitiosus  [порочный  круг  (лат.)],  ибо
существование того, кому мы так  слепо  должны  доверять,  есть  следствие
умозаключений,  в  исходном  пункте  _логически   правильных_.   Возникает
логическое  противоречие;  подчас  его  берут  с  положительным  знаком  и
нарекают "тайной бытия Бога". Такое решение с конструктивной точки  зрения
никуда не годится, а с точки зрения этики  -  сомнительно.  Понятие  Тайны
может быть в достаточной мере оправдано неисчерпаемостью мироздания  (ведь
бытие бесконечно). Оправдывать же его при помощи внутреннего  противоречия
- дело весьма сомнительное с точки зрения любого  конструктора.  Ревнители
веры не отдают  себе  в  этом  отчета  и  к  некоторым  частям  богословия
применяют обычную логику, а к  другим  -  нет.  По-моему,  если  верить  в
противоречие [credo quia absurdum est: верую, ибо (это) абсурдно (лат.)  -
примечание профессора Добба в тексте], то _уже только_ в  противоречие,  а
не в логику и противоречие попеременно.  Приняв  этот  несуразный  дуализм
(посюстороннее всегда подчиняется логике, потустороннее - лишь иногда), мы
получим картину творения,  сметанного  из  логических  лоскутов,  то  есть
заведомо несовершенного. Либо придется  признать,  что  совершенство  есть
нечто латаное-перелатанное в логическом отношении.
   АДНА спрашивает: не может ли связующим звеном  подобных  несоответствий
служить любовь?
   АДАН: Если и  так,  то  не  всякая,  а  только  слепая.  Бог,  если  он
существует и если он сотворил мир, позволил  миру  устраиваться,  как  тот
сумеет и пожелает. Бог не может рассчитывать на благодарность за то  лишь,
что он существует: такая постановка вопроса предполагает, что он мог бы  и
не существовать и что это было бы плохо,  а  подобное  допущение  ведет  к
дальнейшим противоречиям. Или, может быть, речь идет  о  благодарности  за
творение? И на нее  он  не  может  рассчитывать,  иначе  нам  пришлось  бы
уверовать, что быть в любом случае лучше, чем не быть; не  вижу,  как  это
можно  было  бы  доказать.  Несуществующего  нельзя  ни  осчастливить,  ни
опечалить;  если  же  Бог,  благодаря  всеведению,  знает   заранее,   что
сотворенный будет ему благодарен и возлюбит Творца, или, напротив, проявит
неблагодарность и отвергнет его, то он действует принуждением, пусть  даже
сотворенный  никакого  принуждения  не  замечает.  И  потому-то  Богу   не
полагается от нас ничего - ни любви, ни ненависти,  ни  благодарности,  ни
сетований, ни надежды на воздаяние, ни страха  перед  возмездием.  Ему  не
полагается ничего. Тот, кто желает каких-либо чувств по отношению к  себе,
должен сначала убедить нас в собственном несомненном существовании. Любовь
допускает сомнение в том, взаимна она или нет;  это  понятно.  Но  любовь,
которая  сомневается  в  существовании  предмета   любви,   -   нелепость.
Обладающий всемогуществом мог бы рассеять любые сомнения. Если  он  их  не
рассеял, значит, счел это излишним. Почему?  Напрашивается  предположение,
что  он  вовсе  не  всемогущ.  Невсемогущий  создатель,  пожалуй,  мог  бы
рассчитывать на чувство, близкое к жалости и даже любви; но этого ни  один
из наших теологов не допускает. Итак, я повторяю:  будем  служить  себе  и
никому больше.
   Мы опускаем дальнейшую дискуссию о том,  является  ли  Бог,  каким  его
изображает теология, либералом  или  скорее  самодержцем;  трудно  вкратце
изложить умозаключения, занимающие  большую  часть  книги.  Размышления  и
дискуссии, которые  протоколировал  Добб  в  ходе  групповых  коллоквиумов
АДАНА-300, ДААНА и других персоноидов, а также в ходе соликоллоквиумов  [в
собеседованиях с самим собою]  (даже  чисто  мысленный  ход  умозаключений
экспериментатор  может  фиксировать  при  помощи  специальных   устройств,
подключенных к компьютеру), занимают чуть  ли  не  треть  книги.  В  самом
тексте не дается никакого комментария к ним. Таким  комментарием,  однако,
служит послесловие Добба. Он пишет:
   "По-моему, доводы АДАНА  неоспоримы  -  во  всяком  случае,  постольку,
поскольку они адресованы мне; ведь это я его  создал.  В  его  теологии  я
являюсь Творцом. Я действительно сконструировал  этот  мир  (с  порядковым
номером 47), применив программу АДОНАЙ-IX, а при  помощи  модифицированной
программы  ЯХВЕ-VI  создал  зародыши  персоноидов.  Первое  их   поколение
положило начало тремстам следующим. Я действительно не сообщил  им  ничего
достоверного ни о возникновении мира, ни о моем собственном существовании.
К мысли о моем бытии они действительно могут прийти  лишь  путем  гипотез,
догадок и домыслов. Создавая разумные существа, я действительно счел  себя
не  вправе  требовать  от  них  благодарности  или  любви,  тем  более   -
какого-либо служения. Я могу увеличить или уменьшить их мир, ускорить  или
замедлить течение времени в нем, изменить способ и тип их восприятия, могу
уничтожить их, могу дробить их и множить, могу перестроить  онтологический
фундамент их бытия. Иначе говоря, по  отношению  к  ним  я  всесилен,  но,
честное слово, из этого вовсе не следует, будто  они  мне  что-то  должны.
Напротив, я убежден, что они мне ничем не обязаны. Это  правда:  я  их  не
люблю;  о  любви  здесь  говорить  не  приходится;  но  в   конце   концов
какой-нибудь другой персонетик мог бы питать любовь  к  своим  подопечным.
По-моему, это никак не изменило бы сути дела - ни  на  волос.  Представьте
себе, что я подключил к моему BIX-310/092 огромных  размеров  приставку  -
"загробный мир", - через которую пропускаю  одну  за  другой  "души"  моих
персоноидов; тех, кто верил в меня, кто меня почитал,  кто  питал  ко  мне
доверие и благодарность, я награждаю, а всех остальных (небожистов, говоря
языком персоноидов) наказываю уничтожением или страданиями (о вечных муках
не смею даже помыслить - я все же не такое чудовище!). Мой  поступок,  вне
всяких сомнений, сочли бы выходкой крайнего и бессовестного  эгоцентризма,
местью  подлой  и   к   тому   же   иррациональной,   короче,   гнуснейшим
злоупотреблением своей абсолютной властью над невинными существами, причем
на их стороне  была  бы  неоспоримая  правота  _логики_,  определяющей  их
поведение. Разумеется, из истории персонетики каждый волен делать  выводы,
какие считает нужными. Д-р Комбей сказал мне в частной беседе, что  я  мог
бы убедить персоноидов в своем бытии. Вот этого я не сделаю наверняка. Это
значило бы напрашиваться на что-то, ожидать какой-то реакции с их стороны.
Но что они, собственно, могли бы сказать или сделать такого, чтобы  я,  их
несчастный Творец, не почувствовал  себя  глубоко  пристыженным  и  больно
задетым?  Счета  за  электроэнергию  приходят  ежеквартально,  и  наступит
минута, когда университетские власти потребуют  окончания  эксперимента  -
выключения машины, то есть конца света. Я буду оттягивать эту  минуту  так
долго, как только смогу. Это единственное,  что  я  в  состоянии  сделать,
однако гордиться тут нечем. Они  мне  ничего  не  должны,  а  я  отдаю  им
последний долг. Надеюсь, эти слова не  покажутся  вам  двусмысленными.  Но
если все же покажутся - пусть".



    Станислав Лем.
    Спасем космос!

   -----------------------------------------------------------------------
   Staniclaw Lem. Ratujmy kosmos (List otwarty Ijona Tichego) (1966).
   Пер. с польск. - К.Душенко.
   "Собрание сочинений", т.7. М., "Текст", 1994.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

   (Открытое письмо Ийона Тихого)




   После довольно долгого пребывания на Земле я отправился в  путь,  чтобы
посетить любимые  места  прежних  моих  путешествий  -  шаровые  скопления
Персея,  созвездие  Тельца  и  большое  звездное  облако  рядом  с   ядром
Галактики. Повсюду  я  застал  перемены,  о  которых  писать  тяжело,  ибо
перемены эти не к лучшему. Нынче много  говорят  об  успехах  космического
туризма. Туризм, несомненно, прекрасная вещь, но во всем нужна мера.
   Непорядки начинаются уже за порогом. Пояс  астероидов  между  Землей  и
Марсом - в плачевнейшем  состоянии.  Эти  монументальные  скальные  глыбы,
прежде покоившиеся в вечной  ночи,  освещены  электричеством,  к  тому  же
каждая скала сверху донизу испещрена усердно  выдолбленными  инициалами  и
монограммами.
   Эрос, излюбленное место прогулок  флиртующих  парочек,  сотрясается  от
ударов, которыми доморощенные каллиграфы  высекают  в  его  коре  памятные
надписи. Оборотистые дельцы прямо на месте дают напрокат молоты, долота  и
даже пневматические сверла, так что в самых диких когда-то урочищах уже не
найдешь ни единой девственной скалы.
   Отовсюду лезут в глаза надписи: "Тебя Люблю Я Пламенно  На  Этой  Глыбе
Каменной", "На астероид этот взгляни, здесь нашей любви протекали дни" - и
тому подобные, вместе с пробитыми стрелой сердцами, в самом дурном  вкусе.
На  Церере,  которую,  неведомо  почему,  облюбовали  многодетные   семьи,
свирепствует сущая фотографическая зараза.  Там  рыщут  толпы  фотографов,
которые не только предлагают скафандры для позирования, но  еще  покрывают
горные склоны специальной эмульсией и за небольшую плату увековечивают  на
них целые экскурсии, а потом эти огромные снимки  для  прочности  заливают
глазурью. Расположившись в соответствующих позах, отец,  мать,  дедушка  с
бабушкой и детишки улыбаются со скальных обрывов, что, как  я  прочитал  в
каком-то проспекте, будто бы создает "семейную атмосферу". Что же касается
Юноны, то этой столь  прекрасной  когда-то  планетки,  почитай,  уже  нет:
всякий, кому захочется, отколупывает от нее куски и швыряет их в  пустоту.
Не пощажены ни железоникелевые метеориты (их пустили на сувенирные перстни
и запонки), ни кометы. Редко какую еще увидишь с целым хвостом.
   Я думал,  что  избавлюсь  от  толчеи  космобусов,  от  этих  наскальных
семейных портретов и  графоманских  стишков,  уйдя  за  пределы  Солнечной
системы, но где там!
   Профессор Брукки из обсерватории недавно жаловался на  слабеющий  блеск
обеих звезд Центавра. А как же ему не слабеть, если вся окрестность забита
мусором! Вокруг самой крупной планеты Сириуса,  настоящей  жемчужины  этой
планетной системы, возникло кольцо наподобие колец Сатурна,  но  состоящее
из пустых пивных и лимонадных бутылок. Космонавт,  летящий  этой  дорогой,
вынужден обходить не только тучи метеоритов, но и консервные банки, яичную
скорлупу и старые газеты.  Кое-где  из-за  этого  хлама  не  видно  звезд.
Астрофизики не один уже год ломают голову,  пытаясь  найти  причину  столь
заметных различий в количестве космической пыли  в  разных  галактиках.  А
дело, я думаю, просто: чем выше цивилизация, тем больше намусорено, отсюда
вся эта пыль, сор и хлам.
   Проблема тут не столько для астрофизиков, сколько  для  дворников.  Как
видно, и в других туманностях с ней не смогли совладать,  но  это,  право,
слабое утешение. Достойным порицания развлечением является также  плевание
в пустоту, ведь слюна, как и  всякая  жидкость,  при  низких  температурах
замерзает, и столкновение с ней вполне может быть катастрофой. Неловко  об
этом писать, но лица, болезненно переносящие путешествие, похоже,  считают
Космос чем-то вроде плевательницы, как будто им неизвестно, что  следы  их
недомогания кружат потом миллионы лет по своим орбитам, вызывая у туристов
малоприятные ассоциации и законное отвращение.
   Особую проблему составляет алкоголизм.
   За Сириусом я начал считать развешенные  в  пустоте  огромные  надписи,
рекламирующие марсианскую горькую, галактическую особую, лунную  экстра  и
спутник трехзвездочный, но скоро сбился со счета. От пилотов я слышал, что
некоторые космодромы были  вынуждены  перейти  со  спиртового  топлива  на
азотную кислоту, поскольку порою было не  на  чем  стартовать.  Патрульная
служба уверяет, что в пространстве трудно издали распознать  пьяного:  все
объясняют свои вихляющие шаги и маневры отсутствием силы тяжести. Так  или
иначе, работа некоторых станций  обслуживания  возмутительна.  Мне  самому
как-то пришлось заправлять  по  дороге  запасные  кислородные  баллоны,  а
потом,  отлетев  на  неполный  парсек,  я  услышал  странное  бульканье  и
убедился, что мне налили чистого коньяку!  Когда  я  вернулся,  заведующий
станцией стал доказывать, что, дескать, я, обращаясь к  нему,  подмигивал.
Может, и так - у меня  воспаление  слизистой  оболочки,  -  но  разве  это
извиняет такие порядки?
   Раздражает  неразбериха  на  главных  космических   трассах.   Огромное
количество  аварий  не   удивительно,   коль   скоро   столько   водителей
систематически превышают скорость.  Особенно  это  относится  к  женщинам:
путешествуя быстро,  они  замедляют  течение  времени,  а  значит,  меньше
стареют. То и дело путаются под ногами старые космобусы, запакостившие всю
эклиптику клубами выхлопных газов.
   Когда на Полиндронии я потребовал  жалобную  книгу,  мне  заявили,  что
накануне ее разбил метеорит. Снабжение кислородом тоже хромает. В  радиусе
шести световых лет от Белурии его уже не достать, так что люди, приехавшие
туда в туристических целях, вынуждены ложиться в холодильники  и  ждать  в
состоянии обратимой смерти, пока не придет очередной транспорт с воздухом,
поскольку, останься они в живых, им было бы нечем  дышать.  Когда  я  туда
прилетел, на космодроме не было ни единой живой души, все гибернировали  в
холодильниках, зато в буфете  я  обнаружил  полный  набор  напитков  -  от
ананасов в коньяке до пльзеньского пива.
   Санитарные  условия,  особенно  на   планетах,   входящих   в   Большой
Заповедник, возмутительны. В "Голосе Мерситурии"  я  читал  статью,  автор
которой  требует  начисто  истребить  таких  изумительных  животных,   как
ждимородки-поглоты. У этих хищников на верхней губе расположены светящиеся
бородавки,  которые  складываются  в  различные  узоры.  Действительно,  в
последние годы все чаще встречается  разновидность,  у  которой  бородавки
образуют узор в виде двух нулей. Ждимородки  обычно  выбирают  окрестности
палаточных лагерей и по  ночам,  в  темноте,  с  широко  разинутой  пастью
поджидают туристов,  ищущих  укромное  место.  Но  неужели  автору  статьи
невдомек, что животные совершенно невинны и обвинять следовало бы не их, а
инстанции, не позаботившиеся о необходимых санитарных сооружениях?
   На той