невскрытыми  -  дело  в
Гурундувайю редкостное. Я не раз видел, как почтальоны,  выходя  утром  из
здания почты с полными сумками,  вываливали  прямо  в  реку  пачки  писем,
отправленных без  необходимой  протекции.  Что  же  касается  посылок,  то
почтовые чиновники забавлялись игрой, угадывая по очереди, что находится в
посылке. Угадавший выбирал себе любую вещь по вкусу.
   Нашего   хозяина   беспокоило   только   отсутствие   родственников   в
кладбищенском хозяйстве. "Скормят меня крокодилам, сволочи!" - вздыхал он,
когда его одолевали грустные мысли.
   Высокий прирост населения в Гурундувайю объяснялся тем, что всякий отец
семейства старался  прежде  всего  связаться  кровными  узами  с  жизненно
важными учреждениями. Мваги  рассказал  мне,  как  незадолго  до  закрытия
лумийского отеля постояльцы падали от голода, а скорая помощь тем временем
развозила по знакомым кокосовые циновки.
   Хаувари, бывший капрал Иностранного легиона  (после  взятия  власти  он
провозгласил себя маршалом и через день награждал себя через  Министерство
отличий новыми орденами), не осуждал повального стремления  устроиться  за
счет других. Напротив, ему первому пришла в голову мысль национализировать
коррупцию.
   Хаувари, которого местная пресса именовала Старшим братом Вечности,  не
жалел средств на науку, а черпал он их из налогов, которыми  облагались  в
стране иностранные фирмы. Парламент одобрял очередной  налог,  после  чего
начинались конфискации, описи имущества и ноты  протеста,  большей  частью
без последствий, а когда группа капиталистов укладывала  чемоданы,  всегда
находились другие, которые желали  попытать  счастья  в  Гурундувайю,  где
запасы ископаемых, особенно хрома и никеля,  были  огромны,  хотя  кое-кто
утверждал, что  геологические  данные  подтасованы  по  указанию  властей.
Хаувари покупал в кредит оружие,  в  том  числе  истребители  и  танки,  и
продавал их Лямблии за наличные.
   Со Старшим братом Вечности шутки были плохи.  Когда  наступила  великая
засуха, он дал равные шансы христианскому богу и Синему Турмуту,  старшему
духу колдунов, и три недели спустя, так и не  дождавшись  осадков,  казнил
колдунов и выслал всех миссионеров.
   Прочитав в порядке обмена  опытом  биографии  Наполеона,  Чингисхана  и
других государственных деятелей, он  стал  поощрять  своих  подчиненных  к
безудержному  грабежу,  непременно  в  крупных  масштабах.  В   результате
правительственный   квартал   соорудили    из    материалов,    украденных
Министерством строительства у  Министерства  водного  транспорта,  которое
собиралось построить из них пристань на  Вамбези;  капитал  для  постройки
железных дорог был  похищен  в  Министерстве  кокосового  оборота;  только
злоупотребления позволили собрать средства для возведения  зданий  Суда  и
Следствия; словом, кражи и присвоения дали прекрасные результаты.
   Хаувари, который к тому времени уже носил имя Отца Вечности, с  большой
помпой  лично  открыл  Коррупционный  банк,  в  котором  каждый  серьезный
предприниматель мог получить долгосрочный кредит на взятки, если, конечно,
дирекция установит, что его интересы совпадают с государственными.
   С помощью Мваги мы с профессором устроились  совсем  неплохо.  Почтовый
инспектор приносил нам великолепных копченых кобр. Печенье  доставляли  на
автобусе Эр Франс. Опытные пассажиры соображали, что  ждать  автобуса  нет
смысла, а неопытные, погуляв с чемоданами, набирались опыта. Молока и сыра
у нас было вдоволь благодаря телеграфистам, которые просили взамен  только
дистиллированную воду из нашей лаборатории. Я никак не мог взять  в  толк,
зачем им эта вода, но оказалось, что им нужны только  голубые  пластиковые
бутылки  -  в  них  разливали   самогон,   который   гнали   в   городском
Антиалкогольном комитете. Нам не надо было  ходить  по  магазинам,  и  это
очень важно, потому что я ни разу не видел в Лумии открытого магазина;  на
дверях всегда висели таблички "Приемка амулетов", "Пошла к колдуну"  и  т.
п. Труднее всего нам было в учреждениях, потому что чиновники не  обращали
никакого внимания на посетителей. Согласно туземному обычаю, конторы - это
место для общественных  мероприятий,  азартных  игр  и,  главным  образом,
сватовства. Общее веселье омрачает иногда приезд полиции,  которая  сажает
за решетку всех без разбора. Мера пресечения  выбирается  из  соображения,
что виноваты все, а кто в какой мере - на это жалко тратить силы и время.
   Вскоре после нашего прибытия была раскрыта афера с котлами. Кузен  Отца
Вечности  приобрел  в  Швеции  для  нужд  парламента  котлы   центрального
отопления вместо кондиционеров - при том, что в Лумии температура  воздуха
не опускается ниже 25 ЬС.  Хаувари  попытался  склонить  Метеорологический
институт  к  снижению  температуры  и  таким  образом  оправдать  закупку;
парламент непрерывно заседал - речь шла  о  его  интересах.  Была  создана
следственная комиссия, ее председателем избрали Мнумну, старого  соперника
Отца Вечности. В зале заседаний начались стычки, обычные танцы в перерывах
превратились  в   воинственные,   скамьи   оппозиции   пестрели   цветными
татуировками - и вдруг Мнумну исчез. Ходили три версии:  одни  утверждали,
что Мнумну съеден правительственной коалицией,  другие  -  что  он  сбежал
вместе с котлами, третьи - что он сам себя съел. От Мваги я слышал и такое
таинственное  высказывание   (правда,   после   дюжины   кувшинов   хорошо
перебродившего киву-киву): "Если выглядишь вкусно, лучше не гуляй  вечером
в парке!" Но, возможно, это была только шутка.
   Кафедра сварнетики в лумийском университете открыла перед Дондой  новые
перспективы.  Надо  сказать,  что  в  это  самое  время  правительственная
комиссия по моторизации решила  закупить  лицензию  на  семейный  вертолет
Белл-94, потому что  после  подсчетов  вышло,  что  вертолетизация  страны
обойдется дешевле, чем строительство дорог. Правда,  в  столице  уже  была
одна автострада длиной в 60  метров,  но  использовалась  она  только  для
военных парадов.
   Весть о покупке лицензии вызвала панику у населения -  каждый  понимал,
что это означает крах системы. Вертолет состоит из  39  000  деталей,  для
него нужен бензин и пять сортов смазки. Никто не  в  состоянии  обеспечить
себя всем этим, даже если станет каждый год рожать по дочери.
   Я имею  некоторое  представление  об  этом  механизме.  Когда  у  моего
велосипеда оборвалась цепь, я  был  вынужден  нанять  охотника,  чтобы  он
поймал молодую антилопу, ее шкурой покрыли тамтам для директора телеграфа,
директор послал Умиами телеграмму  соболезнования  по  случаю  смерти  его
дедушки в джунглях,  а  Умиами  через  Матарере  был  в  родстве  с  одним
армейским интендантом и кое-что имел в запасе, потому что главная  бригада
временно передвигалась на велосипедах.  С  вертолетом,  конечно,  было  бы
гораздо сложнее.
   На счастье Европа, этот  вечный  источник  новинок,  предложила  свежий
образец взаимоотношений - групповой секс в произвольном составе. В суровых
экономических условиях он стал не источником острых ощущений, но средством
для удовлетворения текущих  потребностей.  Опасения  профессора,  что  для
блага науки нам придется  распрощаться  с  холостяцкой  жизнью,  оказались
напрасными.  Мы  неплохо  справлялись,  хотя  дополнительные  обязанности,
которые  нам  пришлось  взять  на  себя,  чтобы  снабдить   кафедру   всем
необходимым, очень нас утомляли.
   Профессор  посвятил  меня   в   свой   новый   замысел   -   он   хотел
запрограммировать в компьютере  все  проклятия,  чернокнижные  заклинания,
магические ритуалы и шаманские формулы, которые создало человечество. Я не
видел  в  этом  никакого  смысла,  но  профессор  был  непреклонен.  Такую
гигантскую массу информации мог вместить только  новейший  фотоэлектронный
компьютер ценой 11 миллионов долларов.
   Мне не верилось, что мы сможем получить такой огромный кредит, особенно
если учесть, что министр финансов  отказался  ассигновать  43  доллара  на
закупку туалетной бумаги для института.  Однако  профессор  был  уверен  в
успехе. Он не рассказывал мне о деталях своего плана,  но  по  всему  было
заметно,  что  он  целиком  втянулся  в  это  предприятие.   По   вечерам,
раскрасившись, он отправлялся неизвестно куда  в  набедренной  повязке  из
шкуры шимпанзе - именно таков визитный костюм в высокопоставленных  кругах
Лумии. Из Европы ему приходили загадочные посылки; когда я нечаянно уронил
одну из них, раздался тихий марш Мендельсона.  Донда  раскапывал  какие-то
рецепты в старых  поваренных  книгах,  таскал  из  лаборатории  стеклянные
змеевики дистилляторов, заставлял  меня  затирать  барду,  вырезал  снимки
женщин из "Плейбоя"  и  "Уи",  окантовывал  картинки,  которые  никому  не
показывал, наконец, попросил доктора Альфена, директора правительственного
госпиталя, пустить ему кровь, и я видел, как  он  завертывал  бутылочку  в
золотую бумагу. А потом в один прекрасный день профессор смыл с лица  мази
и краски, сжег остатки "Плейбоев" и четыре дня флегматично курил трубку на
веранде  дома  Мваги.  На  пятый  день  нам  позвонил  Уабамоту,  директор
департамента  капиталовложений.  Разрешение  на  покупку  компьютера  было
получено. Я не верил своим ушам. Профессор на все вопросы  отвечал  только
слабой улыбкой.
   Программирование магии  заняло  более  двух  лет.  Трудностей  хватало.
Пришлось  повозиться,  например,  с  переводом   заклинаний   американских
индейцев,  записанных  узелковым  письмом  "кипу"   и   с   ледовоснежными
заклятиями  курильских  племен  и  эскимосов,  двое  наших   программистов
расхворались,   по-моему,   от   переутомления,   потому   что   групповое
сожительство по-прежнему было в моде, однако ходили слухи, что их  болезнь
- дело рук колдовского подполья, обеспокоенного превосходством Донды на их
общем поле деятельности. Кроме того, группа прогрессивной молодежи,  краем
уха прослышав о движениях протеста, подложила в институт бомбу.
   К счастью, взрыв разрушил только одну из уборных. Ее не починили уже до
конца  света,  потому  что  пустые  кокосы,  которые,  по  мысли  местного
рационализатора, должны были заменить поплавки в бачках, все время тонули.
Я просил профессора  употребить  свое  возросшее  влияние,  чтобы  достать
запасной поплавок, но он сказал, что только великая цель оправдывает столь
трудоемкие средства.
   Жители нашего квартала раза два устраивали антидондовские  демонстрации
- они опасались, что пуск компьютера обрушит лавину чар на университет,  а
заодно и на  них,  потому  что  колдовство  может  оказаться  недостаточно
точным. Профессор  велел  окружить  здание  высоким  забором,  на  котором
собственноручно нарисовал тотемические  знаки,  охраняющие  от  злых  чар.
Забор, насколько я помню, обошелся в четыре бочки самогона.
   Постепенно мы накопили в блоках памяти 490 миллиардов битов  магических
сведений,   что   в   сварнетическом   исчислении    равнялось    двумстам
тетрагигамагемам.  Машина,  выполняя  18  миллионов  операций  в  секунду,
работала три месяца без перерыва. Инженер Джефрис из IBM, присутствовавший
при пуске машины, счел  нас  за  сумасшедших,  особенно  после  того,  как
профессор поставил блоки памяти на высокочувствительные  весы,  специально
выписанные из Швейцарии.
   Программисты  были  ужасно  расстроены  -  после  трех  месяцев  работы
компьютер не  заколдовал  и  муравья.  Донда,  однако,  жил  в  неустанном
ожидании, не отвечал на вопросы  и  каждый  день  проверял,  как  выглядит
график, который рисовал самописец весов на бумаге. Разумеется, он  рисовал
прямую линию, которая свидетельствовала, что компьютер не  поколебался  ни
на микрон, да и с чего ему было колебаться?  К  концу  третьего  месяца  у
профессора появились признаки  депрессии,  он  не  отвечал  на  телефонные
звонки и не прикасался к корреспонденции. Вечером  двенадцатого  сентября,
когда я уже собирался ложиться спать, он вдруг ворвался ко мне, бледный  и
потрясенный.
   - Свершилось! - закричал он с порога. - Теперь уже точно! -  Признаюсь,
я испугался за его рассудок. - Свершилось! -  повторил  он  еще  несколько
раз.
   - Что свершилось? - закричал я наконец.
   Он посмотрел на меня, словно очнувшись ото сна.
   - Он прибавил в весе одну сотую  грамма.  Эти  проклятые  весы  слишком
грубые. Если бы у меня были весы получше, я знал бы месяц назад, а  может,
и раньше.
   - Кто прибавил в весе?
   - Не кто, а что. Компьютер. Блоки памяти. Ты же знаешь, что  материя  и
энергия имеют массу. Информация  не  материя  и  не  энергия,  однако  она
существует, значит, и у нее должна быть масса. Я  начал  думать  об  этом,
когда только  формулировал  закон  Донды.  Бесконечно  большая  информация
действует  непосредственно,  без  всякой  аппаратуры.  Что  бы  это  могло
означать? То,  что  вся  масса  информации  найдет  себе  непосредственное
применение. До этого я додумался, но не знал еще правила  равновесия.  Что
ты на меня так смотришь? Теперь я осуществил свой проект и  знаю,  сколько
весит информация. Машина стала тяжелее на 0,01 грамма. Понимаешь?
   - Профессор, - пробормотал я, - а как же все эти  молитвы,  заклинания,
эти наши единицы измерения - чары на грамм и секунду?
   Я замолчал - мне показалось, что Донда плачет. Его трясло, но  это  был
беззвучный смех.
   - А что мне оставалось делать? - сказал он вдруг спокойно.  -  Пойми  -
масса есть у всякой информации, смысл не имеет  ровно  никакого  значения.
Атомы остаются атомами, независимо от того, где они находятся  -  в  камне
или в моей голове. Однако масса информации неслыханно мала, сведения  всей
энциклопедии тянут на  миллиграмм.  Вот  зачем  мне  такой  компьютер.  Но
подумай, кто бы дал мне на полгода машину за 11 миллионов, чтобы заполнять
ее чепухой, бессмыслицей, вздором, чем попало?
   - Однако, - возразил я неуверенно, - если бы мы  работали  в  серьезном
научном  учреждении,  скажем,  в  Институте  высших  исследований  или   в
Массачусетском Технологическом...
   - Да брось ты! У меня не  было  никаких  доказательств,  ничего,  кроме
закона Донды, который  стал  всеобщим  посмешищем.  Пришлось  бы  покупать
машинное время, а ты знаешь, сколько стоит час работы такой  штуковины?  А
мне нужны месяцы! И куда бы я приткнулся в Штатах? У таких машин там стоят
толпы футурологов, обсчитывают варианты Нулевого прироста экономики -  это
сейчас модно, это, а не выдумки какого-то Донды из Кулахари.
   - Значит, вся эта магия ни к чему? Ведь мы только  на  сбор  материалов
потратили два года...
   Донда нетерпеливо дернул плечом.
   - Необходимое не может быть напрасным. Без проекта мы не получили бы ни
гроша.
   - Но Уабамоту, правительство, Отец Вечности - все они ожидают чуда!
   - Будет им чудо, да еще какое!  Слушай.  Существует  критическая  масса
информации, точно так же, как критическая масса урана. Мы  приближаемся  к
ней. Не только мы  здесь,  но  вся  Земля.  Каждая  цивилизация,  строящая
компьютеры. Развитие кибернетики - это западня, поставленная Природой  для
Разума.
   - Критическая  масса  информации?  -  повторил  я.  -  Но  ведь  каждый
человеческий мозг  содержит  тьму  информации,  и  если  не  принимать  во
внимание, умная она или глупая...
   - Не перебивай. Важно не количество сведений, а их плотность.  Так  же,
как в случае с ураном. Рассеянный в глубине земли, уран безопасен. Условие
взрыва - его выделение и концентрация. Так и в нашем случае. Информация  в
книгах или в головах людей может быть огромной, но она пассивна. Ее  нужно
сконцентрировать.
   - И что тогда произойдет? Чудо?
   - Какое там чудо, - усмехнулся он. - Похоже,  ты  и  впрямь  поверил  в
бредни, которые послужили  мне  исходным  материалом.  Никакого  чуда.  За
критической точкой произойдет цепная  реакция.  Obiit  animus,  natus  est
atomus! Информация исчезнет - она превратится в материю.
   - Как это? - изумился я.
   - Материя, энергия и информация - вот три проявления массы, - терпеливо
объяснял  Донда.  -  Согласно  законам  сохранения,  они   могут   взаимно
превращаться. Материя переходит в энергию, энергия  и  материя  нужны  для
создания информации, а информация может снова  обратиться  в  материю,  но
только при определенных условиях. Перейдя критическую массу, она исчезнет,
будто ее ветром сдуло. Это и есть Барьер Донды, граница  прироста  знаний.
Конечно, их можно накапливать и дальше,  но  только  в  разреженном  виде.
Каждая цивилизация, которая до этого не додумается,  попадает  в  ловушку:
чем больше она соберет знаний, тем дальше откатится к невежеству.  Знаешь,
как близко  мы  подошли  к  этому  порогу?  Если  поток  информации  будет
нарастать такими же темпами, то через два года произойдет...
   - Взрыв?
   - Как бы не так! Ничтожная вспышка, которая и мухе  не  повредит.  Там,
где находились миллиарды битов, останется  горстка  атомов.  Пожар  цепной
реакции обежит весь мир  со  скоростью  света  и  повсюду,  где  плотность
информации превышает миллион битов  на  кубический  миллиметр,  произведет
протоны - и пустоту.
   - Но надо же предостеречь...
   - Разумеется. Я уже сделал это. Но безрезультатно.
   - Почему? Неужели вы опоздали?
   - Нет, просто мне никто не верит. Такое сообщение  должно  исходить  от
авторитета, а я в их глазах - шут и мошенник. Впрочем, от мошенничества  я
мог бы откреститься, но от шутовства мне не избавиться  никогда.  Да  я  и
пытаться не стану. В Штаты я послал официальное сообщение,  а  в  "Nature"
вот эту телеграмму.
   Он передал мне черновик: "Cognovi naturam rerum. Lord's countdown  made
the world. Truly your's Donda".
   Заметив, что я остолбенел, профессор ехидно усмехнулся.
   - Ты плохо обо мне подумал! Дорогой мой, я  тоже  человек  и  плачу  им
добром за зло. Депеша содержит важную мысль, но они бросят  ее  в  корзину
или публично высмеют. Это моя месть. Не понимаешь? А самая  модная  теория
возникновения Вселенной - теория большого взрыва - тебе известна?  Что  же
взорвалось? Что вдруг материализовалось?  Вот  тебе  божественный  рецепт:
считать от бесконечности до нуля. Когда бог досчитал до  нуля,  информация
мгновенно материализовалась - согласно формуле равновесия. Так воплотилось
Слово, оно взорвалось туманностями, звездами. Космос возник из информации!
   - Вы действительно так думаете, профессор?
   - Доказать нельзя, но, во всяком случае, идея  не  противоречит  закону
Донды. Не думаю, чтобы это был именно бог, однако  кто-то  сделал  это  на
предыдущем этапе, может быть, несколько  цивилизаций,  которые  взорвались
вместе,   этакое   созвездие   Сверхновых.   А   теперь   наша    очередь.
Компьютеризация свернет голову цивилизации, впрочем, вполне деликатно.
   Я понимал состояние профессора, но не мог ему поверить.  Мне  казалось,
что желание отомстить за предыдущие унижения ослепляет его.  Но,  увы,  он
оказался прав...
   У меня немеет рука и кончается глина, однако я должен писать дальше.  В
общем футурологическом шуме никто не  обратил  внимания  на  слова  Донды.
"Nature" промолчал. Одна  или  две  газеты  напечатали  полный  текст  его
предостережения, но научный  мир  даже  ухом  не  повел.  У  меня  это  не
умещалось в голове. Когда я понял, что мир стоит перед катастрофой,  а  на
профессора смотрят как на того пастуха из  басни,  который  слишком  часто
кричал "волки", я не мог удержаться  от  горьких  слов.  Однажды  ночью  я
упрекнул профессора в том, что он сам надел шутовскую маску, компрометируя
свои исследования шаманским обликом. Он выслушал меня с  жалкой,  дрожащей
усмешкой. Может быть, это был просто нервный тик.
   - Иллюзии, - сказал он наконец, - иллюзии. Если магия - вздор, то  ведь
и я появился из вздора. Не могу тебе сказать, когда  догадка  переросла  у
меня в гипотезу, потому что я сам  этого  не  знаю.  Я  сделал  ставку  на
неопределенность.  Мое  открытие  принадлежит  физике,  но  тольк