приступить  к
организации экспедиции. Одиссей вербует добровольцев  через  объявления  в
прессе; на первом же собрании энтузиастов-любителей он произносит  речь  и
вручает им новую брошюру с инструкциями для аргонавтов.  Ведь  они  должны
знать, где, как и что, собственно, надо искать.  Экспедиция  будет  носить
идейный характер, поскольку - Одиссей не скрывает этого -  денег  мало,  а
работы по горло.
   Spiritus flat, ubi vult [дух веет,  где  хочет  (лат.)],  поэтому  даже
гении  экстракласса  могут  рождаться  среди  малых  народов,   населяющих
экзотическую периферию мира. Но гений не открывает себя человечеству лично
и непосредственно, выходя на улицу  и  хватая  прохожих  за  тогу  или  за
пуговицу. Гений действует через компетентных специалистов. Они должны  его
оценить, окружить почетом и развить его мысли, другими словами,  раскачать
своего земляка так, чтобы он стал  языком  колокола,  возвещающего  начало
новой эпохи. Но как обычно, то, что должно быть, как раз и не  происходит.
Специалисты склонны считать себя  кладезем  всякой  премудрости  и  готовы
учить других, но сами  ни  у  кого  не  желают  учиться.  Только  если  их
невообразимо много, в толкучке могут попасться два, а то  и  три  толковых
субъекта. Поэтому в небольшой стране гений встретит такой же отклик, что и
горох, швыряемый об стену.  В  странах  побольше  вероятность  распознания
гения выше. Поэтому экспедиции отправятся к  малым  народам  и  в  города,
затерянные в глухих провинциях нашей планеты. Может, там -  как  знать?  -
удастся найти  не  узнанных  ранее  второклассников  гениальности.  Пример
Босковича (Югославия) знаменателен: его открыли задним числом; то, что  он
писал и мыслил столетья назад, было замечено лишь тогда,  когда  о  чем-то
подобном стали мыслить и писать  ныне.  Такие  псевдооткрытия  Одиссея  не
интересуют.
   В первую голову надо обшарить все на свете библиотеки,  включая  отделы
инкунабул и рукописей, а особенно - их подвалы и подземелья,  где  оседает
всякий бумажный балласт. Однако ж и там не стоит особенно рассчитывать  на
успех. На карте, которую Одиссей  повесил  у  себя  в  кабинете,  красными
кружками обозначено первоочередное -  психиатрические  лечебницы.  Немалые
надежды Одиссей возлагает на  раскопки  в  канализации  и  выгребных  ямах
сумасшедших домов прошлого века. Следует также перелопатить  свалки  возле
старых тюрем, перетрясти вместилища отбросов и прочих  нечистот,  перерыть
склады макулатуры; а еще  неплохо  бы  тщательно  изучить  мусорные  кучи,
особенно - содержащиеся в них окаменелости, поскольку именно туда попадает
все то, что человечество пренебрежительно вымело за скобки  своего  бытия.
Так что доблестные аргонавты должны отправиться  за  Золотым  Руном  Духа,
преисполненные  самоотречения,  с  киркой,  кайлом,  ломом,  фонариком   и
веревочной лесенкой, имея, кроме того, под  рукой  геологические  молотки,
кислородные маски, сита и лупы. Поиски  сокровищ,  гораздо  более  ценных,
нежели  золото  и  бриллианты,  развернутся  в  обвалившихся  колодцах,  в
окаменевших экскрементах, в  подземельях  былых  инквизиций,  в  покинутых
городах,  а  координировать  эту  всепланетную  деятельность  будет  Гомер
М.Одиссей из  своей  штаб-квартиры.  Указателем  пути,  дрожащей  стрелкой
компаса следует считать любые  отголоски  слухов  и  толков  о  совершенно
исключительных кретинах и безумцах, о  маниакальных,  назойливых  чудаках,
упрямых  олухах  и  идиотах,  поскольку,  награждая  подобными   эпитетами
гениальность,  человечество  реагирует  на  нее  в  меру  своих  природных
способностей.
   Устроив еще несколько скандалов,  принесших  пять  новых  приговоров  и
16.741 доллар, и отсидев еще два года, Одиссей перебирается ближе  к  югу.
Он плывет на Мальорку, где будет  отныне  его  штаб-квартира:  климат  там
приятный, а его здоровье  серьезно  подорвано  пребыванием  в  камере.  Он
отнюдь не скрывает, что не прочь сочетать  общественное  благо  с  личным.
Впрочем, коль скоро,  согласно  его  теории,  появление  гениев  I  класса
возможно повсюду, то почему бы им не быть на Мальорке?
   Жизнь  аргонавтов   изобилует   необычайными   приключениями,   которые
заполняют немалую часть романа.  Одиссей  не  однажды  переживает  горькие
разочарования, например, когда узнает,  что  три  его  любимых  соратника,
работавших в средиземноморском районе, - агенты ЦРУ, которое  использовало
поход за Золотым Руном Духа в собственных целях. Другой  участник  похода,
который привозит на Мальорку необычайно ценный документ  XVII  столетия  -
труд мамелюка Кардиоха о парагеометрической структуре Бытия, - оказывается
фальсификатором. Автор труда - он сам, а так как опубликовать его он нигде
не мог, то пробрался в ряды аргонавтов, чтобы при помощи  Одиссеева  фонда
привлечь внимание к своим идеям. Взбешенный Одиссей швыряет  манускрипт  в
огонь, выгоняет жулика в шею и лишь потом, поостыв, начинает задумываться,
не  уничтожал  ли  он  собственноручно   творение   гения   экстракласса?!
Допекаемый угрызениями совести, он вызывает автора  через  газеты  -  увы,
тщетно. Другой  исследователь,  некий  Ганс  Цоккер,  без  ведома  Одиссея
продает на аукционах необычайно ценные документы,  которые  он  отыскал  в
старинных  книгохранилищах  Черногории,  и,  сбежав  с  выручкой  в  Чили,
бросается в омут азартных игр. Однако и в  руки  Одиссея  попадает  немало
необычайных трудов, раритетов, рукописей, числившихся погибшими или вообще
неизвестных  мировой  науке.  Так,  из  Архива  древних  актов  в  Мадриде
прибывают  восемнадцать  начальных   страниц   пергаментного   манускрипта
середины XVI века, в котором предсказаны, методом "троеполой  арифметики",
даты рождения восемнадцати знаменитых мужей науки - совпадающие  с  датами
рождения таких  ученых,  как  Исаак  Ньютон,  Гарвей,  Дарвин,  Уоллес,  с
точностью  до  _одного  месяца_!  Химические  исследования  и   экспертизы
подтверждают  подлинность  манускрипта,  но  что   с   того,   если   весь
математический  аппарат,  которым  пользовался  анонимный  автор,   погиб?
Известно  лишь,  что  в  его  основу  был  положен   принцип   -   начисто
противоречащий здравому смыслу - о "трех полах"  рода  людского.  Скромным
утешением Одиссею служит то обстоятельство,  что  продажа  манускрипта  на
аукционе в Нью-Йорке серьезно пополнила бюджет экспедиции.
   После семи лет поисков архивы штаб-квартиры  на  Мальорке  полны  самых
удивительных рукописей. Есть среди них увесистый том некоего Мираля Эссоса
из Беотии, который изобретательностью превзошел Леонардо да  Винчи;  после
него остались проекты логической машины из спинного мозга лягушек; задолго
до Лейбница он додумался до идеи монад и  предустановленной  гармонии;  он
применил  трехценностную  логику  к  некоторым  физическим  феноменам;  он
утверждал, что живые существа рождают  подобных  себе  потому,  что  в  их
семенной  жидкости   содержатся   письма,   написанные   микроскопическими
буковками, и комбинации таких "писем" определяют строение взрослой  особи;
все  это  -  в  XV  веке.  Есть  в   этих   архивах   формально-логическое
доказательство  невозможности  Теодицеи,  основанной  на  доводах  разума,
поскольку в основе любой Теодицеи  лежит  логическое  противоречие;  автор
упомянутого труда, Баубер по прозвищу Каталонец, был сожжен  живьем  после
отсечения  конечностей,  вырывания  языка  и  вливания  в  желудок,  через
воронку,  расплавленного  свинца.  "Контраргументация  сильная,   хотя   и
внелогическая, а следовательно, иноплоскостная", - замечает молодой доктор
философии, обнаруживший рукопись.  Работа  Софуса  Бриссенгнаде,  который,
исходя из аксиом "двунулевой арифметики", доказал  возможность  построения
непротиворечивой теории чисто трансфинитных множеств,  получила  признание
научного мира, но и у нее в конце концов нашлись точки  соприкосновения  с
работами современных математиков.
   Итак, Одиссей видит, что пока он  обнаруживает  лишь  предвосхитителей,
идеи которых позже были переоткрыты, - другими  словами,  лишь  гениев  II
класса. Но где  же  следы  усилий  первоклассников?  Сомнения  чужды  душе
Одиссея - его тревожит лишь опасение, что внезапная смерть (а  он  уже  на
пороге старости) не позволит продолжить поиски. Наконец возникает  загадка
флорентийского манускрипта. Этот найденный в филиале крупной флорентийской
библиотеки  пергаментный  свиток  середины  XVIII   столетия,   исписанный
загадочными закорючками, поначалу  кажется  мало  кому  интересным  трудом
алхимика-копииста. Но некоторые места напоминают нашедшему  рукопись  -  а
это  молодой  студент-математик  -  функциональные  ряды,  в   то   время,
безусловно, никому  не  известные.  Будучи  предложен  экспертам,  трактат
оценивается по-разному. Целиком его не понимает никто; одни  видят  в  нем
какие-то бредни с редкими проблесками логической ясности,  другие  -  плод
болезни; два знаменитейших математика, которым Одиссей посылает  фотокопию
рукописи, тоже расходятся во мнениях. Один из них, потратив немало  труда,
расшифровывает  эти  каракули  примерно  на   треть,   заделывая   пробелы
собственными догадками;  он  пишет  Одиссею,  что  речь,  правда,  идет  о
концепции - как можно предположить - потрясающей, но  лишенной  какой-либо
ценности.  "Существующую  математику  пришлось  бы  аннулировать  на   три
четверти и снова поставить с головы на ноги, чтобы  всерьез  принять  этот
замысел. Ведь это ни больше ни  меньше  как  проект  _другой_  математики,
нежели та, что создана нами. _Лучше_ она или _хуже_ - сказать  не  берусь.
Возможно, и лучше; но на то, чтобы это узнать, ушла бы целая  жизнь  сотни
лучших ученых, которые стали бы для флорентийского Анонима  тем,  чем  для
Евклида были Больяи, Риман и Лобачевский".
   Тут письмо выпадает из рук Гомера Одиссея,  и  с  криком  "эврика!"  он
начинает бегать по комнате, глядящей стеклами окон на  лазурный  залив.  В
эту минуту Одиссей понимает, что не человечество навсегда потеряло  гениев
первого класса - это они потеряли человечество, потому что ушли  от  него.
Сказать, что эти гении просто  не  существуют,  было  бы  мало:  с  каждым
следующим шагом истории они не существуют _все больше и больше_.  Творения
забытых мыслителей второй категории никогда не поздно спасти.  Стоит  лишь
отряхнуть их от пыли и отдать в типографии или университеты.  Но  творений
первого класса ничто уже не спасет, ибо они стоят в стороне - вне  течения
истории.
   Общими усилиями человечество прокладывает русло в историческом времени.
Гений действует на самом краю русла, у самой кромки, предлагает своему или
следующему поколению несколько изменить направление движения, изгиб русла,
крутизну склона, глубину дна. Совсем  по-иному  участвует  в  работе  духа
гений первого класса. Он не трудится в первых рядах и не выходит ни на шаг
вперед. Он где-то там, вдалеке, - во  всяком  случае,  мысленно.  Если  он
предлагает  иной  тип  математики,  философской   или   естественнонаучной
систематики,  то  речь  идет  об  идеях,  никак   не   соприкасающихся   с
существующими - ни в единой точке! Если он не  будет  замечен  и  выслушан
первым или вторым поколением, то потом это окажется совершенно невозможно.
Тем временем поток человеческого труда и мысли уже успеет  проложить  себе
русло,  пойдет  в  ином  направлении,  и  разрыв  между  ним  и   одинокой
изобретательностью гения будет возрастать с каждым столетием. Его никем не
замеченные и не выслушанные предложения  могли,  правда,  направить  иначе
развитие искусства, науки, всей мировой  истории,  но,  раз  уж  этого  не
случилось, человечество проглядело не только еще одну необычную личность с
ее духовным багажом - вместе  с  нею  оно  проглядело  _иную  собственную_
историю, и тут ничего не поделаешь. Гении I класса - это пути,  оставшиеся
в стороне, ныне совершенно мертвые и заросшие, невостребованные выигрыши в
лотерее  редчайших  удач,  неистраченные   сокровища,   в   конце   концов
обратившиеся в прах, в ничто, в пустоту упущенных шансов.  Гении  поменьше
калибром остаются в стремнине истории и видоизменяют ее ход, не  отрываясь
от общего потока. Оттого-то они и в почете. Другие же, именно потому,  что
_чересчур велики_, - остаются навеки невидимыми.
   Одиссей, потрясенный  своим  открытием,  спешно  принимается  за  новую
брошюру, суть которой, изложенная выше, столь же ясна, как и цель  Похода.
По прошествии тринадцати лет и восьми дней Поход  близится  к  завершению.
Труды аргонавтов не прошли впустую: скромный  житель  Итаки  (Массачусетс)
опустился в глубины прошлого с горсткой энтузиастов, дабы установить,  что
единственный  ныне  живущий  гений  I  класса  -  Гомер   М.Одиссей,   ибо
величайшего человека в истории лишь столь же великий способен узнать.
   Рекомендую книгу Куно Млатье всем тем, кто не думает, что, будь человек
лишен пола,  не  было  бы  и  художественной  литературы.  На  вопрос  же,
издевается автор над нами или спрашивает  дорогу,  пусть  каждый  читатель
ответит сам.



    Станислав Лем.
    Приемные часы профессора Тарантоги

   -----------------------------------------------------------------------
   Stanislaw Lem. Godzina przyjec profesora Tarantogi (1975).
   Пер. с польск. - Е.Вайсброт. Журнал "Техника - молодежи", 1987, N 5.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

   Радиопьеса




   Действующие лица:  профессор  Тарантога.  магистр  Сянко,  изобретатель
перпетуум мобиле, закрыватель изобретений и открытий, изобретатель антерра
пан Шустрый, два предвосхитителя.

   (Кабинет профессора Тарантоги. Профессор включает музыкальную  шкатулку
и пытается довольно фальшиво вторить ей.  Потом  заводит  другую.  Стук  в
дверь.)

   Тарантога. Сянко? Входите.
   Сянко. Профессор, пора. Приемная полна.
   Тарантога. И много их?
   Сянко. Пятеро.
   Тарантога. Сумасшедший бородач тоже?
   Сянко. А как же! Пришел добрый час назад. Сидел на лестнице.
   Тарантога. Скажите, что я его не приму. Пусть уходит.
   Сянко. Говорит, что не хочет. Он принес модель.
   Тарантога. Не может быть!
   Сянко. Принес, профессор.
   Тарантога. И что, вертится? Невозможно. Явный обман. И вы сами видели?
   Сянко. Как вертится - нет. Она запакована.
   Тарантога. Ах, вот как? Ну ладно, пусть войдет.

   (Входит бородач со свертком.)

   Тарантога. Почему вы не подстриглись?
   Бородач (разворачивая сверток). Не на что было.
   Тарантога. Я же дал вам на парикмахера.
   Бородач. А детали? Их задаром не  дают...  У  меня  кончились  болтики.
Извольте! (Ставит на стол перпетуум мобиле.)
   Тарантога. Это перпетуум мобиле?
   Бородач. Он самый1 Сейчас увидите! Самый  настоящий  вечный  двигатель!
Завтра иду патентовать!
   Тарантога (спокойно). Эта штука не вращается.
   Бородач. А я говорю, вращается! Сейчас завертится,  только  надо  ручку
найти...  Так,  ключи,  сезонный  билет,  запасное  колесо,  куда  же  она
подевалась?
   Тарантога. Я же вижу, что он стоит и не дрогнет,
   Бородач. Конечно, стоит. Нигде не сказано, что перпетуум мобиле  должен
запускаться сам собой. Необходим начальный импульс.
   Тарантога. Запускайте поскорей. Мне некогда. Вы и  без  того  отняли  у
меня уйму времени. Приходите изо дня в день каждую неделю...
   Бородач. Где же ручка? Клянусь,  я  положил  ее  сюда.  Ага,  вот  она.
Внимание! Исторический момент! Смотрите!

   (Слышно, как зацепляются  шестеренки,  что-то  начинает  вращаться  все
быстрее.)

   Бородач (торжественно). Видите?!
   Тарантога. Вижу, что вы крутите. Ну и что? Перестаньте.
   Бородач. Сейчас перестану, пусть немного разгонится!
   Тарантога. Прекратите же! Перпетуум мобиле должен вращаться сам!
   Бородач (продолжая крутить ручку). Знаю. Я работаю над машиной  восьмой
год!
   Тарантога. Господин Фрик, я сто,  нет,  тысячу  раз  говорил  вам,  что
перпетуум  мобиле  невозможен!  Нельзя  черпать  энергию  из  ничего.  Это
противоречит  законам  природы!  Ваше  так  называемое  изобретение  грота
ломаного не стоит... Перестаньте крутить, когда с вами разговаривают!
   Бородач. Не могу (крутит).
   Тарантога. Почему?
   Бородач. Не имею права рисковать! От сегодняшней  демонстрации  слишком
многое зависит. Вы же сами  сказали,  что  если  он  будет  вращаться,  вы
отдадите  мне  все  свое  имущество!  А  вдруг  сейчас  что-нибудь  заест,
испортится, что тогда?
   Тарантога. И долго вы намерены валять дурака?
   Бородач (продолжая крутить). Я не валяю дурака. Это эпохальный  момент.
Вы только посмотрите, как изумительно  крутится!  Самый  что  ни  на  есть
настоящий перпетуум мобиле!
   Тарантога. Но он же не сам вертится. Вы его крутите!
   Бородач. Я только так, на всякий случай. Не обращайте внимания! Сам  он
тоже крутился бы. Честное слово!
   Тарантога (угрожающе). Не перестанете?!
   Бородач  (продолжая  крутить).  Профессор,  будьте   человеком...   мне
необходимы триста злотых...
   Тарантога. Опять?
   Бородач (крутит). Надо заплатить за электричество, а то отключат. Кроме
того, я же не перпетуум мобиле. Мне надо есть, чтобы двигаться.
   Тарантога. Вон отсюда, обманщик!
   Бородач. Так уж сразу и "обманщик"! Вы нервничаете, так как я  доказал,
что перпетуум мобиле возможен.
   Тарантога. Невозможен!
   Бородач. А это что?
   Тарантога. Наглец! Чего вы от меня хотите?
   Бородач (крутит). Я же сказал - триста злотых...
   Тарантога. Дам сто при условии, что больше вас не увижу.
   Бородач. Это стоит миллионы, а вы жалеете  каких-то  триста  злотых.  Я
возьму вас в компанию на двадцать процентов.
   Тарантога. Вон отсюда!
   Бородач. Сорок процентов! Больше не могу. Как не совестно!
   Тарантога. Двести злотых!
   Бородач. У меня руки заняты. Прошу вас, положите в  карман,  благодарю!
Сегодня же приступлю к постройке модели в масштабе один к двум. Вот  тогда
увидите! (Уходит.)
   Сянко (входит). Ну и как, пан профессор? Крутится?
   Тарантога. Да. В  голове...  кружится.  Если  он  появится  еще  раз  -
немедленно звоните в комиссариат. Кто там следующий?
   Сянко. Какой-то новенький. Ни разу не видел.
   Тарантога. Принес что-нибудь?
   Сянко. Нет.
   Тарантога. Пусть войдет.
   Закрыватель. Добрый день.
   Тарантога. Присаживайтесь. Могу выделить вам пять минут. Слушаю.
   Закрыватель. Но, профессор, пять минут  слишком  мало,  речь  пойдет  о
плодах моих многолетних размышлений и сопоставлений!
   Тарантога. Осталось четыре минуты пятьдесят секунд. Слушаю.
   Закрыватель. Какой же вы, право! Хорошо,  попытаюсь.  Профессор,  я  не
обыкновенный изобретатель,
   Тарантога. Обыкновенных изобретателей не бывает. Чего вы хотите?
   Закрыватель. Я не изобретатель и не открыватель. Я  -  антиоткрыватель,
иначе говоря, закрыватель. Глубокий  анализ  истории  человечества  привел
меня к выводу, что людям более уже не нужны  никакие  открытия.  Наоборот,
общество страдает от их избытка. Я решил ему помочь.
   Тарантога. Каким образом?
   Закрыватель. Путем закрывания особо вредных открытий. Что  стало  бичом
нашего времени? Атомная энергия. Стало быть, что следует сделать?  Закрыть
ее. Так я решил...
   Тарантога. Каким образом?
   Закрыватель. Предлагаемым мною методом. Путем  недопущения  супружеских
связей.
   Тарантога. Простите, не понял.
   Закрыватель. Очень просто. Все гениальное просто.  Извольте,  вот  план
действий... (шелест бумаги).
   Тарантога. Что это? Вы занимаетесь геральдикой?
   Закрыватель. Это генеалогическое древо Альберта Эйнштейна.  Ибо  именно
Эйнштейн первый начал шалить с  атомами.  Значит,  следует  не  допустить,
чтобы его родители соединились. Если они не вступят в брак,  то  не  родят
детей и, стало быть, Эйнштейн не родится, ну а коли он не  родится,  то  и
атомной бомбы не будет.
   Тарантога. Ну, знаете ли! Ведь они поженились почти сто лет назад, и он
уже роди