ослепил  меня,  -  пришлось
выждать, пока я смогу видеть. Вторая ракета вспыхнула далеко в стороне,  и
это мне ничего  не  дало;  третья  зажглась  высоко  над  кораблем.  В  ее
неподвижном, очень белом свете я его наконец увидел.
     Смотрел я на него не больше пяти-шести секунд, -  ракета  вдруг,  как
это иной раз случается, вспыхнула ярче и погасла. Но  в  эти  мгновения  я
разглядел  сквозь  ночной  восьмидесятикратный  бинокуляр   очень   слабо,
призрачно, но все же отчетливо освещенное с  высоты  темное  металлическое
тело: я видел его будто с расстояния нескольких сот  метров.  Корабль  еле
помещался в поле зрения; в  самом  его  центре  мерцало  несколько  звезд,
словно там он был прозрачным, как пустой туннель из темной стали,  летящий
в пространстве. Но в последней яркой вспышке ракеты я успел заметить:  это
нечто вроде сплюснутого цилиндра, свернутого, как  автомобильная  шина;  я
мог смотреть сквозь его пустой центр,  хоть  он  и  не  находился  на  оси
зрения; этот колосс был повернут углом  к  линии  моего  зрения  -  словно
стакан,  который  слегка  наклонили,  чтобы  медленно  выливать  из   него
жидкость.
     Ясное дело, я вовсе не раздумывал над тем, что  увидел,  а  продолжал
пускать ракеты; две не зажглись, третья почти  сразу  погасла,  при  свете
четвертой и пятой я его увидел - в последний раз. Ведь теперь  он  пересек
трассу "Жемчужины" и удалялся все быстрее;  он  находился  уже  в  ста,  в
двухстах, в трехстах километрах от меня,  и  визуальное  наблюдение  стало
невозможным.
     Я немедленно вернулся в рулевую рубку, чтобы как  следует  установить
элементы его орбиты; я собирался, сделав это, поднять на  всех  диапазонах
такую тревогу, какой еще не знала космолоция; я уже представлял себе,  как
по начертанному мною маршруту ринутся  стаи  ракет,  чтобы  догнать  этого
гостя из бездны.
     Собственно, я был уверен, что он  входил  в  состав  гиперболического
роя. Глаз в известных обстоятельствах уподобляется фотоаппарату, и  образ,
хоть на долю секунды представший в  ярком  свете,  потом  можно  некоторое
время не только вспоминать, но и весьма детально анализировать,  будто  вы
все еще  видите  его.  А  я  увидел  в  той  предсмертной  вспышке  ракеты
поверхность гиганта: она была не гладкая,  а  изрытая,  почти  как  лунная
почва, свет растекался по неровностям, буграм,  кратерообразным  впадинам;
корабль, должно быть, летел вот так уже миллионы  лет,  входил,  темный  и
мертвый,  в  пылевые  туманности,  выходил  из  них  спустя  столетия,   а
метеоритная пыль  в  десятках  тысяч  столкновений  грызла  его,  пожирала
пустотной эрозией.
     Не могу объяснить, откуда взялась у меня эта уверенность, но я  знал,
что на этом корабле  нет  ни  одной  живой  души,  что  катастрофа  с  ним
произошла миллионы лет назад и, может, не существует  уже  и  цивилизация,
выславшая его!
     Думая обо всем этом, я в то же время на всякий случай, для предельной
точности в четвертый, пятый, шестой раз рассчитывал элементы его орбиты  и
результат за результатом,  нажимая  на  клавишу,  посылал  в  записывающее
устройство, потому  что  мне  дорога  была  каждая  секунда:  корабль  уже
выглядел  на  экране  как  зеленая  фосфорическая  запятая,  сверкал   как
неподвижный светлячок в крайнем секторе правого экрана - за  две,  за  три
тысячи, за шесть тысяч километров от меня.
     Когда я закончил расчеты, он уже исчез. Но мне-то что! Он был  мертв,
не мог маневрировать, а значит, и не мог никуда удрать, не мог спрятаться:
правда, он летел на гиперболической скорости, но  его  легко  мог  догнать
любой корабль с мощным реактором, а элементы его движения  я  рассчитал  с
такой точностью...
     Я открыл кассету записывающего устройства, чтобы вынуть ленту и пойти
с ней на радиостанцию, - и застыл, внезапно обалдевший, уничтоженный...
     Металлический барабан был пуст; лента давно уже, может несколько дней
назад, кончилась, новой никто не вложил, и я посылал результаты вычислений
в пустоту; они все до одного пропали; не было ни корабля, ни его  следа  -
ничего...
     Я ринулся к  экранам,  потом,  право  же,  хотел  отцепить  этот  мой
проклятый балласт, выбросить лемансовские сокровища и  пуститься  -  куда?
Сам толком не знал. Наверное в направлении... ну,  примерно  на  созвездие
Водолея, но что ж это за цель! А может, все-таки?.. Если я сообщу по радио
сектор - в приближении, - а также скорость...
     Это следовало сделать. Это было моей обязанностью,  самой  важной  из
всех, если вообще у меня имелись еще какие-нибудь обязанности.
     Я поднялся лифтом в центральную часть корабля, на радиостанцию, и уже
установил  было  очередность  действий:  надо  вызвать  Луну   Главную   и
потребовать право первенства для  последующих  моих  сообщений,  поскольку
речь идет об информации величайшей важности, - эти сообщения, по-видимому,
будет принимать не автомат, а дежурный координатор Луны; затем я дам отчет
об обнаружении чужого корабля, который пересек мой курс на гиперболической
скорости  и,  вероятно,  входил  в  состав  метеоритного  роя.  Немедленно
потребуют расчет  элементов  его  движения.  Мне  придется  ответить,  что
расчеты я произвел, но у меня их нет,  потому  что  барабан  записывающего
устройства вследствие  недосмотра  был  пуст.  Тогда  потребуют,  чтобы  я
сообщил имя пилота, который первым заметил этот корабль. Но  я  и  это  не
смогу сообщить, потому что вахту нес  инженер-дорожник,  а  не  космонавт;
затем, если все это еще не покажется слишком подозрительным, меня спросят,
почему я не поручил  радисту  систематически  передавать  данные  по  ходу
расчетов; а я должен буду объяснить, что радист не работал, потому что был
пьян. Если со мной после этого  вообще  захотят  еще  разговаривать  через
триста шестьдесят восемь миллионов километров, которые нас  разделяют,  то
поинтересуются, почему кто-либо из пилотов не  заменил  радиста;  тогда  я
отвечу, что весь экипаж болен свинкой. Если мой собеседник  до  этого  еще
будет иметь какие-то сомнения, тут уже он уверится, что  человек,  который
среди ночи морочит ему голову насчет корабля "пришельцев", либо не в своем
уме, либо пьян. Он спросит, зафиксировал ли я как-нибудь изображение этого
корабля - фотографируя его в свете ракет либо записывая  показания  радара
на ферроленте - или, по крайней мере, регистрировал ли я  все  запросы,  с
которыми обращался к нему по радио. Но  у  меня  не  было  ничего,  совсем
ничего, я слишком спешил, я не думал, что  снимки  понадобятся,  поскольку
вскоре  земные  корабли  ринутся  к  необычайной  цели,   и   не   включил
записывающих устройств.
     Тогда координатор сделает то, что я и сам сделал бы на его  месте,  -
велит мне отключиться и запросит все корабли в моем секторе,  не  заметили
ли они чего-то необычного. Так вот, ни один корабль не мог  увидеть  гостя
из Галактики, я был в этом уверен. Я с ним  встретился  лишь  потому,  что
летел в плоскости эклиптики, хоть это строжайшим образом воспрещается, так
как здесь всегда кружится метеоритная пыль, осколки  перемолотых  временем
метеоров или кометных хвостов. Я нарушил это запрещение, потому что  иначе
мне не хватило бы горючего для маневров, долженствующих обогатить Ле Манса
сотней с лишним тысяч тонн ракетного лома. Значит, мне следовало бы  сразу
предупредить координатора Луны, что встреча произошла в запрещенной  зоне,
а это повлекло бы за собой неприятный разговор в  дисциплинарной  комиссии
Космического трибунала.
     Наверное, обнаружение этого корабля значило куда больше, чем разговор
в комиссии да хоть бы и наказание,  -  однако  при  условии,  что  корабль
действительно догонят. Но вот это-то и  казалось  мне  совсем  безнадежным
делом. А именно я должен был потребовать, чтобы в плоскость  эклиптики,  в
угрожаемую зону, к тому же еще посещенную гиперболическим роем, бросили на
розыски целую флотилию кораблей. Координатор  Луны  не  имел  права  этого
сделать, даже если б захотел; если б  он  стену  лбом  прошибал,  до  утра
вызывал КОСНАВ, Международную комиссию по  делам  исследования  космоса  и
черт знает кого там еще, начались бы заседания и совещания, и если  б  они
проходили бы в молниеносном темпе, то через какие-нибудь  три  недели  уже
было бы вынесено решение. Но (это я рассчитал еще в лифте,  у  меня  в  ту
ночь мысль работала действительно с необычайной быстротой)  чужой  корабль
окажется к тому времени в ста  девяноста  миллионах  километров  от  места
нашей встречи, а значит,  за  Солнцем,  мимо  которого  пройдет  настолько
близко, что оно изменит  его  траекторию,  -  и  пространство,  в  котором
придется его искать, будет размером  более  десяти  миллиардов  кубических
километров. А то и двадцати.
     Так все это выглядело, когда я добрался до радиостанции. Я уселся там
и попробовал еще оценить  по  достоинству  -  каковы  шансы  увидеть  этот
корабль  при   помощи   большого   радиотелескопа   Луны,   самой   мощной
радиоастрономической  установки  во  всей  системе.  Но  Земля   с   Луной
находились как раз на противоположной стороне орбиты по отношению ко  мне,
а значит, и к этому кораблю. Радиотелескоп Луны был очень мощный,  но  все
же не настолько,  чтобы  на  расстоянии  четырехсот  миллионов  километров
разглядеть тело размером в несколько километров.
     На этом вся история и кончилась. Я порвал листки с расчетами, встал и
тихонько двинулся в свою каюту с чувством, что  совершил  преступление.  К
нам прибыл гость из космоса - визит, который случается раз в миллионы,  да
нет - в сотни миллионов лет. И из-за инженера с его  шурином,  из-за  моей
небрежности он ускользнул у нас из-под носа, чтобы растаять, как  призрак,
в беспредельном пространстве.
     С этой ночи я жил в каком-то  странном  напряжении  целых  двенадцать
недель - за это время мертвый корабль должен  был  войти  в  зону  больших
планет и навсегда исчезнуть для нас.  Я  просиживал  на  радиостанции  все
мало-мальски свободное время,  питая  постепенно  слабеющую  надежду,  что
кто-нибудь его заметит - кто-нибудь  более  сообразительный  или  попросту
более счастливый, чем я; но ничего такого не произошло.
     Разумеется,  я  никому  об  этом  не  говорил.  Человечеству  нечасто
подвертываются такие случаи. Я чувствую  себя  виновным  не  только  перед
человечеством, но и перед той, другой цивилизацией, и мне не суждена  даже
слава Герострата, потому что теперь, через столько лет, никто  уж  мне,  к
счастью, не поверит. Да я и сам-то иной раз сомневаюсь: может, ничего и не
было, кроме холодной, неудобоваримой говядины.


   Станислав Лем.
   Охота на Сэтавра


Пер. с польск. - Ф.Широкова.
Stanislaw Lem.  Polowanie (1963)



     Злой как черт, Пиркс вышел из Управления космопорта. И надо же, чтобы
это случилось именно с ним! Арматор не поставил груза - не поставил, и все
тут.  В  Управлении  ничего  не  знали.  Разумеется,  пришла   телеграмма:
"Опоздание семьдесят два часа, договорную неустойку перевожу  ваш  счет  -
Энстранд". Больше - ни словечка.  В  торговом  представительстве  он  тоже
ничего  не  добился.  В  порту  становилось   тесно,   и   Управление   не
удовлетворяла  договорная  неустойка.  Простой  простоем,  но   лучше   бы
навигатор стартовал  и  вышел  на  круговую.  Двигатели  можно  выключить,
никакого расхода горючего, переждете эти три дня и  вернетесь.  Почему  бы
вам этого не сделать?
     Три дня болтаться вокруг Луны только из-за того, что подвел  арматор!
Пиркс просто не знал, что возразить, но вовремя вспомнил про  коллективный
договор.  Ну  а  когда  он  козырнул   нормами   пребывания   в   космосе,
установленными профсоюзами, в Управлении пошли на уступки. Конечно, сейчас
не  Год   Спокойного   Солнца.   Дозы   радиации   небезвредны.   Придется
маневрировать, укрываться от Солнца за Луну, играть в  пятнашки,  расходуя
горючее, а платить кто будет? Ясное дело, не  арматор.  Может,  Управление
космопорта? А вам известно, во что  обходятся  десять  минут  полной  тяги
реактора мощностью семьдесят миллионов киловатт?
     В конце концов  он  получил  разрешение  на  стоянку,  но  только  на
ближайшие семьдесят два часа  плюс  четыре  часа  на  погрузку  всей  этой
проклятой мелочи, и - ни минуты больше! Можно подумать, что они делают ему
одолжение. Словно это его вина. А ведь он прибыл с  точностью  до  минуты,
хотя шел с Марса не прямиком, ну а если арматор...
     Из-за всего этого Пиркс совсем забыл, где находится, и с такой  силой
нажал на ручку двери, что подпрыгнул к  потолку.  Ему  стало  неловко,  он
оглянулся, но поблизости никого не было. Луна-сити, казалось, весь  вымер.
Правда, километрах в  двухстах  к  северу,  между  Ипатией  и  Торричелли,
начались большие работы. Инженеры и техники, которые месяц назад  тут  все
заполонили, уже выехали на Строительство.  Большой  проект  ООН,  Луна-11,
притягивал все новых людей с Земли. "На сей раз не будет хотя бы хлопот  с
гостиницей", - подумал Пиркс, спускаясь по эскалатору на самый нижний этаж
подземного  города.  Плафоны,  зажженные  через  один,  излучали  холодный
дневной свет. Экономят! Толкнув стеклянную дверь,  он  вошел  в  небольшой
зал. Свободные номера имелись, как же иначе. Сколько угодно. Оставив  свой
чемоданчик, скорее несессер, у портье. Пиркс забеспокоился:  проследит  ли
Тиндалл за тем, как механики отшлифуют центральную дюзу? Ведь еще на Марсе
она  плевала  огнем,  как  средневековая  митральеза!  Лучше   бы   самому
присмотреть, хозяйский глаз все же...  Однако  Пирксу  не  хотелось  снова
подниматься  на  двенадцатый  этаж,  тем  более  что  все  наверняка   уже
разошлись. Должно быть, сидят в торговом салоне космодрома и слушают новые
пластинки. Пиркс шел, сам не зная куда; гостиничный  ресторан  был  совсем
пуст, словно не работал, только за стойкой сидела  рыжеволосая  девушка  и
читала книгу. А может, заснула над ней? Ее сигарета превратилась в длинный
столбик пепла на мраморной плите...
     Усевшись, Пиркс перевел часы на  местное  время,  и  сразу  сделалось
поздно, десятый час. А только что, пару минут назад, на борту был полдень.
Вечная карусель с внезапными перескоками времени была столь же мучительна,
как и вначале, когда он только учился летать.  Пиркс  съел  обед,  ставший
ужином, и запил его минеральной водой, которая была, пожалуй, теплее супа.
Официант, грустный и сонный, как настоящий лунатик,  ошибся  при  расчете,
однако не в свою пользу, что было уже опасным симптомом. Пиркс посоветовал
ему провести отпуск на Земле,  вышел  потихоньку,  стараясь  не  разбудить
девушку, спавшую за стойкой, взял у портье ключ и поехал в свой номер.  Он
не сразу взглянул на бляшку и испытал какое-то странное  ощущение,  увидев
цифры 173: в этом самом номере он уже останавливался, когда впервые  летел
на "ту сторону". Открыв дверь, он убедился все же,  что  либо  это  другая
комната, либо ее совсем перестроили. Нет, должно быть, ошибся  -  та  была
побольше; он повернул все выключатели - темнота ему надоела, - заглянул  в
шкаф, выдвинул ящик маленького письменного стола, однако не стал разбирать
чемодан, только бросил пижаму на кровать, а тюбик  пасты  и  зубную  щетку
положил на умывальник. Вымыл руки  -  вода,  как  полагается,  была  адски
холодной, удивительно, как это она не замерзала. Повернул  кран  теплой  -
вылилось  несколько  капель.   Подошел   к   телефону,   чтобы   позвонить
администратору, но опять передумал. Конечно, это скандал. Луну освоили,  а
горячей воды в номере не допроситься! Включил радио.  Как  раз  передавали
вечерний выпуск - лунные известия. Пиркс почти не слушал,  раздумывая,  не
послать ли телеграмму арматору. Разумеется, за его счет.  Впрочем,  и  это
ничего не даст. Романтические времена космонавтики давно миновали,  теперь
ты просто возница, зависишь от тех, кто грузит  товар  на  телегу!  Фрахт,
страховка, плата за простой... Радио что-то неразборчиво бормотало.  Стоп,
что это оно говорит?.. Через  кровать  дотянулся  к  аппарату  и  повернул
ручку, "...по-видимому, остатки  потока  Леонид  /1/  -  наполнил  комнату
мягкий баритон диктора. - Только один жилой сектор  был  поврежден  прямым
попаданием и утратил герметичность. Люди, живущие  в  нем,  находились  по
счастливому стечению  обстоятельств  на  работе.  Остальные  метеориты  не
нанесли особых повреждений, за исключением одного, который пробил защитное
перекрытие складов. Как сообщает наш  корреспондент,  шесть  универсальных
автоматов,  предназначенных  для  работ   на   территории   Строительства,
подверглись полному уничтожению.  Была  повреждена  также  линия  высокого
напряжения и прервана телефонная связь, однако через три часа  ее  удалось
восстановить. Повторяем  важнейшие  сообщения.  Сегодня  утром  состоялось
открытие Панафриканского конгресса..."
     Пиркс выключил радио  и  сел.  Метеориты?  Какой-то  поток?  Конечно,
сейчас  время  Леонид,  но  ведь  прогнозисты   всегда   накликают   беду,
точь-в-точь как на Земле синоптики... Строительство - должно быть,  то,  к
северу от города. Но атмосфера есть атмосфера: ее отсутствие сильно дает о
себе знать. Шесть автоматов... вот вам, пожалуйста! Хорошо хоть люди целы.
Дурацкая  история,  однако,  -  пробило  защитные  покрытия!   Да,   этому
проектировщику...
     Пиркс  почувствовал  себя  вконец  измотанным.  Время  играло  с  ним
чехарду. Между Марсом и Землей у них, должно быть,  выпал  вторник,  после
понедельника сразу же наступила среда; в результате не  досчитались  также
одной ночи. "Надо выспаться, и притом про запас", - подумал  он,  встал  и
машинально шагнул в сторону крохотной ванной, но, вспомнив о ледяной воде,
вздрогнул, круто повернулся и через минуту лежал в  постели.  Куда  ей  до
космолетной койки! Рука автоматически  поискала  ремни  для  пристегивания
одеяла; не найдя их. Пиркс слегка усмехнулся - он и забыл, что в гостинице
внезапное исчезновение тяжести не угрожает...
     Это была его последняя мысль; открыв глаза, он не  сразу  понял,  где
находится. Царила тьма египетская. "Тиндалл!"  -  захотелось  ему  позвать
помощника, и неожиданно, совершенно непонятно  почему,  он  вспомнил,  как
помощник, охваченный ужасом, выскочил однажды в пижамных штанах из каюты и
отчаянно крикнул вахтенному:  "Друг!  Умоляю,  скажи,  как  меня  зовут?!"
Бедняга ошалел, потому что,  выдумав  себе  какую-то  желудочную  болезнь,
уничтожил целую бутылку рому.  Этим  кружным  путем  мысль  Пиркса  тотчас
вернулась к действительности. Он встал,  включил  лампу,  залез  под  душ,
вспомнил о воде и пустил сначала тоненькую струйку - вода была тепловатой;
он вздохнул, потому что мечтал  о  горячей  ванне,  но  через  минуту  под
струями, бьющими в лицо, начал даже напевать. Он надевал  чистую  рубашку,
когда динамик - Пиркс и понятия не имел,  что  этот  предмет  находится  в
номере, - проговорил басом:
     "Внимание!  Внимание!  Передаем  важное   сообщение.   Всех   мужчин,
способных  носить  оружие,  просят   немедленно   явиться   в   Управление
космопорта, комната  номер  318,  к  инженер-капитану  Аганяну.  Повторяю.
Внимание, внимание..."
     Пиркс так удивился, что целую минуту неподвижно стоял в одной рубашке
и носках. Что  это?  Первоапрельские  шуточки?  Способных  носить  оружие?
Может, он еще спит? Взмахнув руками,  чтобы  быстрее  надеть  рубашку,  он
ушибся о край стола, да так, что его бросило в жар. Нет, это не сон. Тогда
что же? Вторжение? Марсиане захватывают Луну?  Что  за  вздор!  Во  всяком
случае, надо идти...
     Он надевал брюки, а какой-то голос нашептывал  ему,  что  все  так  и
должно было произойти... раз уж  он  здесь.  Такая  уж  у  него  судьба  -
притягивать приключения...
     Когда Пиркс выходил из комнаты, стрелки показывали  восьмой  час.  Он
хотел узнать у первого встречного, что же произошло, но в коридоре  никого
не  было,  на  эскалаторе  тоже,  словно  только