его.
     - Может, для простых смертных и не осталось,- сказал он очень тихо
и спокойно, - но для меня-то, надеюсь, найдется. Ну, живо, молодой
человек... а не припрятали ли вы чего-нибудь для себя на черный
день? Или мне применить чрезвычайные меры?
     Он слегка отогнул лацкан. Значок блеснул золотом и исчез. Продавец
молча вышел в маленькую комнату, завешенную бархатной портьерой, и
вернулся с небольшой, но явно тяжелой коробкой.
     - Двадцать шесть долларов.
     - Получите. Привет. Инструкция внутри?
     - Да. До свидания. Благодарю вас.
     - Не за что. Со счетчиком или без него, конец света выглядит
одинаково, - бросил репортер уже через плечо. На улице он
переложил аппарат в портфель и остановился, чуть присев, словно
собирался дать пинка подъезжающему автобусу.


     "Явление второе", - сказал он себе и вошел в магазин игрушек.
Он пробыл там недолго - через минуту уже вышел с прелестным танком
под мышкой. Этот танк, способный распалить воображение любого
человека в возрасте до четырнадцати лет, был снабжен электрическим
моторчиком и мог управляться на расстоянии.
     - Теперь нам необходим медиум, - задумчиво сказал Роутон. Идя по
улице, он заглядывал в ворота; наконец в одном из больших дворов
заметил того, кого искал.
     - Гарри, поди-ка сюда на минутку, - закричал он, останавливаясь в
тени лестницы. Мальчуган лет шести в длинных ковбойских брюках,
бегающий по двору с деревянным атомным пистолетом в руке - на его
желтом, как лимон, свитере был намалеван кровавый тигр -
остановился при звуке его голоса, а потом сделал несколько шагов в
сторону ступеней.
     - Я не Гарри, - сказал он сурово, исподлобья глядя на незнакомца.
     - А кто?
     - Том.
     - Видишь ли, Том, тебе нравится такой танк? Том сделал еще три
шага и теперь оказался уже чересчур близко от чудесной игрушки,
чтобы думать об отступлении. На его лице отразилось возбуждение.
     - Это кому? - спросил он тихо.
     - Тебе, - ответил Роутон. - Только ты должен мне помочь,,
понимаешь? Я - знаменитый сыщик. Ты, наверно, слышал о таких, а?
Ну вот, это как раз я. При помощи радиоактивных лучей я слежу за
одним преступником, но один справиться не могу. Если ты мне
поможешь, считай, что танк твой.
     Наступило напряженное молчание.
     - А не врешь? - прошептал мальчуган.
     - Не вру. Порази меня гром, если я собираюсь тебя обмануть, Томми.
     - Честное слово?
     - Честное слово.
     - А что мне делать?
     - Прежде всего договоримся, - сказал репортер. Он открыл портфель
и вытащил оттуда счетчик Гейгера. - Видишь, сынок, - говорил он,
разрывая бумагу, - это наш гончий пес. Преступнику, которого я
выслеживаю, я подмешал в сапожный крем радиоактивный препарат,
благодаря чему мы сможем его где угодно отыскать при помощи вот
этого счетчика Гейгера. Понял?
     - Угу.
     - Ну и хорошо. Только, понимаешь, я не могу бегать по улице с
аппаратом на животе. Сообщники гангстера меня быстро засекут.
Поэтому мне необходима твоя помощь. Гейгера мы засунем внутрь
танка... вот так... ты пойдешь впереди, а я буду смотреть на
стрелку, вот тут, на циферблате. Никто не обратит на это внимания.
Самое удивительное в этой истории то, что я ее вовсе не выдумал. А
теперь пойдем во двор... да, а где твоя мама?
     - Она поехала к дяде и сказала, что вернется через час.
     - Это нам подходит. Сейчас мы посмотрим карту... понимаешь?
Репортер разложил карту на крышке мусорного ящика. И долго молча
изучал ее.
     "Вероятнее всего, профессор облюбовал это место еще в кабинете, -
рассуждал он. - Я полагаю, что он все хорошенько продумал. Оно
должно находиться близко и в то же время быть таким, чтобы никто
не мог ему там помешать. Ну, в качестве средства сообщения он
может воспользоваться автомобилем - это, пожалуй, отпадает,
велосипедом - тоже отпадает, потому что для блага человечества я
проткнул ему камеры; ногами... Остановимся на ногах".
     - Иди, сынок, - сказал он громко, - поедем в автомобиле в притон
разбойника. Ты не боишься?
Малец взглянул на репортера с обидой и одновременно с восхищением.
За углом поймали такси. Погрузив в него Тома и танк, Роутон
вскочил на переднее сиденье, рядом с шофером.
     - К университету, только быстро.
На углу площади, в некотором отдалении от здания Физического
факультета, он расплатился с шофером и вылез вместе с Томом. Было
еще, к сожалению, довольно светло, и поэтому пришлось прибегнуть к
маскараду с танком и ребенком; в противном случае полиция быстро
обратила бы внимание на его странные манипуляции. Танк,
приведенный в движение, во хвалу фирмы, которая его изготовила,
деловито погрохатывая, полз по асфальту, а Роутон вместе с
малышом, которому приказал называть себя дядей, бежал за ним,
ежеминутно поглядывая на циферблат радиометра. Скоро характерное
подрагивание стрелки показало ему, что они напали на след.
Профессор, оставляя следы радиоактивного йодистого калия, ушел из
университета в сторону центра города. Это весьма обеспокоило и
удивило Роутона, и его волнение достигло предела, когда оказалось,
что следы совершенно явно ведут к ближайшей станции метро.
     - Доконал нас противный старикашка, - зло проворчал репортер. - В
метро с танком не заедешь. Придется снова пускать в ход
мыслительный аппарат.
На скамейке ближайшего сквера он опять проанализировал положение
по карте, в то время как Том, совершенно позабыв о его
существовании, гонял с танком по газону.
     Тем временем уже порядком стемнело. Роутон после глубокого
раздумья вытащил аппаратик из танковой башни, сунул пустой танк
пареньку в руку, похлопал его по щеке и побежал в сторону улицы,
взмахом руки и пронзительными криками остановив одновременно два
такси.
     - На станцию, - бросил он шоферу. - На товарную, а не
пассажирскую, - добавил он тут же.
     - Хотите сбежать товарняком? Поздно уже - через полчаса восемь, -
сказал шофер.
     - За каждый совет вычитаю пять центов с таксы, - невежливо сказал
репортер. - Поезжайте, куда вам говорят, иначе я ни за что не
ручаюсь.
Перед товарной станцией он бросил приготовленную мелочь в
раскрытую ладонь шофера и побежал так, словно под ним горела
земля. Большие часы уже показывали без четверти восемь.
"Массу времени загубил с пацаном", - ругал себя Роутон, когда,
задыхаясь, перелез через высокую металлическую ограду. Он легко
спрыгнул на деревянный грузовой настил. Пути, забитые вагонами,
стояли тихие и безлюдные, только со стороны города долетал
непрекращающийся гул и шум автомобилей.
     "Почтенные люди разбегаются, и если бы не я, ничто бы им не
помогло, - пронеслось у Роутона в голове. - А если мне не повезет,
придется лететь в бесконечность".
     Он опустил головку аппарата и, глядя на фосфоресцирующую в темноте
стрелку, пошел так быстро, как только мог, стараясь описать
возможно большую дугу. Он рассчитывал на то, что таким образом в
каком-нибудь месте пересечет путь, по которому прибыл сюда
Фаррагус, если он не ошибся в расчетах и старик действительно
избрал местом последнего суда эту большую, заполненную вагонами и
безлюдную станцию.
     Без семи восемь капельки пота покрыли лоб репортера. Он пробежал
уже три четверти своего маршрута, а стрелка прибора не дрогнула.
Фонари появлялись все реже. Тут было уже почти совершенно темно.
Наконец он уже едва мог идти: слабый свет давали только лампы
путевых стрелок.
     Неожиданно стрелка прибора затанцевала, и почти одновременно он
заметил лучик света, падающего на гравий. Он глубоко вздохнул,
беззвучно положил    уже не нужный теперь аппарат на землю и
выпрямился. Дверь одного из вагонов была прикрыта неплотно, из
щели падал дрожащий желтоватый свет.
     - Свеча, - сказал себе Роутон, и на душе у него сделалось так
хорошо, словно вся она была выложена стодолларовыми банкнотами.
Он на цыпочках подкрался к вагону и заглянул внутрь сквозь щель.
За большим ящиком сидел профессор. На краю доски стояла грязная,
довольно толстая восковая свеча.
"Громница*",-подумал репортер. Рядом лежали часы, и совершенно
явственно слышалось тиканье, усиленное резонансом пустого ящика.
Фаррагус, сидя на грязном полу, опирался о край ящика и тяжело
дышал. В руке у него была стеклянная пробирка.
Бросив взгляд на часы, репортер увидел, что у него в запасе еще
шесть минут.
"Не так уж мало, - подумал он, - но если бы тут стоял какой-нибудь
полицейский, он наверняка с грохотом бросился бы в дверь,
профессор сунул бы пробирку в огонь, и... пойте, хоры небесные.
Надо придумать что-нибудь получше. Только бы, упаси боже, не
испугать его. Жаль, я не прихватил шприца с водой: можно было бы
погасить свечу".
Но шприца не было, а часы тикали. Дьявольски быстро, подумал
Роутон.


     * Громница - свеча в. руках покойника.- Прим. перев.

     Он заметил, что на противоположной стороне вагона, на высоте
ящика, в полуметре от его края, чернеет прямоугольная щель,
настолько широкая, что в нее можно было просунуть руку.
Он на четвереньках пролез под вагоном. Оказавшись по другую
сторону пути, он увидел, что находится на расстоянии вытянутой
руки от головы профессора, сидевшего к нему спиной. К сожалению,
выступающая доска заслоняла свечу и задуть ее было невозможно. Да
и такой неожиданный поступок мог вызвать у профессора сердечный
приступ. Репортер стоял неподвижно. Вдруг что-то мягко коснулось
его ноги. В первый момент он вздрогнул. Потом пошарил рукой в
темноте. Это был маленький худой котенок, который терся о его
ногу, тихо мурлыча. Роутон поднял котенка, взял его на руки и
начал нежно гладить.
"Кого любят старые засушенные книжные моли? - задумался он. -
Котов любят. А посему иди спасать мир, кот!"
И Роутон мягко поставил котенка на краешек щели, легонько поддав
ему под зад.
Котенок тихо мяукнул и вскочил в вагон, а репортер прильнул к
дыре, наблюдая, что делается внутри.

     Профессор вздрогнул, поднял руку с пробиркой, но, завидев кота,
снова сел.
Что-то вроде усталой, горькой улыбки появилось на его сухих синих
губах.
     - Кс-с-с, - прошептал он. - Кс-с-с... киска... Котенок подошел к
профессору. Тот протянул руку. Трубка с порошком мешала ему,
поэтому он положил ее на ящик. Пробирка блестела на расстоянии
двух ладоней от репортера, у которого даже дух захватило. Он
вытащил из кармана трубку с солью и приготовился к решающему
удару. В левую руку взял камушек и перекинул его через крышу
вагона. Раздался короткий стук, и профессор опустил котенка,
невольно повернув голову в сторону источника звука. Длилось это
самое большее секунду.
Потом профессор успокоился. Посмотрев на часы и, видя, что до
восьми осталось еще три минуты, положил котенка на доски и
протянул руку за пробиркой.
     - Добрый вечер, - сказал Роутон.
Профессор подскочил, схватился за сердце и отступил к стене. Но
уже в следующий момент взял себя в руки.
Схватил пробирку и поднес ее к пламени.
     - Фу, вы собираетесь нарушить слово?-сказал репортер. - Но ведь...
еще осталось три минуты.
Профессор изумленно вперился во тьму. Это, должно быть, какой-то
дьявольски храбрый человек, если он осмелился так говорить, а
может, у него есть даже револьвер, и сейчас он целится в него?
     - Револьвер вам не поможет, - сказал он наобум. - Вы видите, дно
пробирки в двух сантиметрах от пламени. Даже если вы выстрелите, я
успею сунуть ее в огонь.
     - Вижу, - ответил Роутон, - но у меня нет револьвера.
     - Кто вы? Что вам надо?
     - Я хотел с вами побеседовать.
     - Отойдите.
     - А не все ли равно, где встречать конец света? Почему бы нам не
поговорить?
     - Вы что, ошалели? Через две минуты произойдет нечто ужасное,
нечто страшное - катаклизм, которого не знали ни звезды, ни люди.
     - Хорошо, - сказал репортер, - с человечеством в порядке, но что
вам надо от котенка?
     - Что? Как?
     - Чем провинился перед вами котенок, что вы и его хотите убить?
     - Я... котенка?
     - Профессор, а такой непонятливый, - материнским тоном сказал
Роутон. - Ведь приканчивая Вселенную, вы и котенка тоже погубите.
     - Вон! - закричал профессор, и рука, держащая пробирку, задрожала.
     - Идите прочь! Через полторы минуты... через полторы минуты...
Он тяжело дышал, блестящими глазами вглядываясь в часы. Большие
капли пота выступили у него на лбу и стекали по лицу.
     - Может быть, вы успокоитесь? - мягко сказал репортер. -
Подумайте. Сколько прекрасных вещей есть в мире: птицы, горы,
женщины, дети - большинство из них даже не знают, что должны
умереть. Ведь это очень скверно: из личных побуждений, из гордости
устроить конец света.
     - Да вам-то что известно?! - буркнул профессор. Секундная стрелка
обегала диск. Еще минута и двадцать секунд!
     - Не столько, сколько вам, но все-таки кое-что мне известно.
Подумайте о звездах. Тысячи людей смотрят на них каждую ночь.
Мужчины, плывущие на океанских кораблях, эскимосы в полярных
льдах... Негры... Почему вы хотите все это у них отнять? Отнять
можно только то, что даешь, да и это нехорошо.
     - Идите вы со своими проповедями, - выдохнул профессор, - а то...
а то...
     - Что - "а то"? Ведь вы и так собираетесь сделать черт знает что,
так что уж хуже не будет. Вы серьезно собираетесь сунуть пробирку
в пламя? Но, собственно, зачем? Ведь вы даже удовлетворения не
почувствуете. Гунора вы не убедите - в лучшем случае превратите
его в кучку пыли.
     - Прочь!-рявкнул Фаррагус. Оставалось еще пятьдесят секунд.
     - Успокойтесь. Я должен сказать вам кое-что весьма неприятное.
Профессор зловеще рассмеялся - если этот сдавленный, похожий на
кашель звук можно было назвать смехом.

     - Любопытно, что такое, по-вашему, неприятность для меня, - сказал
он. - Но говорите быстрее, осталось еще сорок секунд.
     - Не надо так спешить. У нас есть время. Так вот... только вы
действительно приготовьтесь к скверному известию.
     - Идиотизм. Вы меня на пушку не возьмете, - проворчал Фаррагус.
     - А я и не пытаюсь. Я - Роутон из "Ивнинг стар", тот, что написал
статью - помните?
     - Ну и что? Только поэтому вы хотите, чтобы я не сунул пробирку в
огонь?
     - Ну... нет, но знаете, этот порошок в вашей пробирке... не совсем
генетон.
Профессор резко поднес трубку к глазам.
     - Лжете! Что значит "не совсем"?
     - Ну, это я, чтобы вы не волновались... говорят, у вас сердце
больное... я, видите ли, забрал ваш порошок.
     - А это что? Уж не сахар ли? - ехидно спросил Фаррагус. - Ну,
довольно. У вас осталось ровно столько времени, чтобы быстренько
помолиться, если вы верующий. Мне это ни к чему.

     Стрелка подходила к черте. Оставалось еще десять секунд.
     - Нет, это не сахар, это соль, - сказал репортер. - Будьте
осторожнее, когда станете совать пробирку в пламя, потому что соль
стреляет, еще обожжетесь...
Фаррагус рыкнул и сунул стекло в огонь.
     - Только спокойно... спокойно... - говорил репортер, словно
ребенку. - Все будет хорошо... вот увидите.
Пламя охватило стекло, порошок действительно только потрескивал в
пробирке. И все.
     - Не взрывается... - простонал  профессор. - Подлец, что вы
наделали?!
     - Я же вам говорил. Пробирочку заменил.
     - Так это правда? Когда?
     - Минуту назад, когда вы отвернулись. Это я бросил камушек. Да вы
не волнуйтесь. Генетон - наверняка прекрасное изобретение, только
лучше уж его не испытывать.
     - Действительно, не взрывается... - профессор еще глубже засунул
пробирку в огонь.
     - Я еще никогда не видел, чтобы соль взрывалась, к тому же такая
чистая... Вам плохо? - сказал репортер. Он молниеносно пролез под
вагоном на другую сторону пути, изо всей силы толкнул дверь и
вскочил внутрь.
Фаррагус издал глухой крик, закачался и упал. Его рука
инстинктивно потянулась к карману. Репортер поддержал его, всунул
руку в карман профессора и, найдя там флакончик с лекарством,
силой влил лежащему без сознания Фаррагусу в рот несколько капель.
Вскоре профессор начал дышать спокойнее.
Когда он открыл глаза, то увидел, что сорочка у него расстегнута,
а под голову засунуто что-то мягкое - пиджак Роутона. Что-то
теплое согревало ему сердце. Профессор протер глаза - кот. Это
было дело рук Роутона.
     - Страшно нервные вы, ученые, - сказал Роутон. - Ну, уже лучше,
да? Пойдем баиньки! А может быть, вы скажете что-нибудь интересное
нашим читателям? Я сейчас бегу к телефону. Будет чрезвычайный
выпуск. Впрочем, это не обязательно, пусть это вас не волнует, уж
я что-нибудь придумаю за вас.
     - Обокрал меня, обокрал меня... - шептал профессор, не имея сил,
чтобы подняться. - Уйдите... уйдите... что за муки!
Он прикрыл глаза и лежал словно мертвый. Слезинка выкатилась у
него из уголка глаза и сбежала на грязный пол.
     - Да, обокрал, - деловито произнес репортер, - но мне сдается, я
поступил правильно. Впрочем, с этим вы и сами позже согласитесь.
Он встал.
     - А теперь потихоньку пойдем к ближайшей стоянке такси, - сказал
он, - а кота я советую вам прихватить с собой. Все-таки близкая
душа. Я сам охотно взял бы его, но у меня такая злющая хозяйка.
Она может его обидеть.
     - Куда вы дели мой генетон? Что вы с ним сделали? - шептал
профессор, пока репортер помогал ему встать.
     - Порошок-то? Никуда пока еще не дел. Тут он - в карманчике для
часов. Я, наверное, получил бы за него и миллион, да это не мое. Я
отдам его вам, но, разумеется, только тогда, когда вы дадите мне
честное слово - а? В связи с этим концом света у меня были
некоторые расходы: танк влетел мне в шесть долларов, счетчик
Гейгера почти в тридцать, мороженое, такси - да и радиоактивная
паста тоже на улице не валяется, - но это уж мое дело. Вы мне
дадите только слово. Вы это сделаете - правда? Вашего слова мне
достаточно.



    Станислав Лем.
    Экстелопедия Вестранда

   -----------------------------------------------------------------------
   Stanislaw Lem. Ekstelopedia Vestranda (1973).
   Пер. с польск. - К.Душенко.
   "Собрание сочинений", т.10. М., "Текст", 1995.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

   в 44-х Магнитомах



   ПРОКЛАМАНКА

   Издательство ВЕСТРАНД счастливо предложить Вам, Дорогой (-ая)  Читатель
(-ница), Подписку на

   САМУЮ БУДУЩНОСТНУЮ

   из всех когда-либо вышедших в свет Экстелопедий.  Если  в  повседневной
текучке Вы не успели еще узнать, что такое  Экстелопедия,  мы  Вам  охотно
поможем. Традиционные энциклопедии, вошедшие во всеобщее употребление  два
века тому назад, в семидесятые годы вступили в эпоху Глубокого Кризиса: их
содержание  устаревало  уже  на  типографском  станке.  Апцик,   то   есть
автоматизация производственного цикла, не  оправдала  ожиданий,  поскольку
невозможно свести к нулю время, необходимое экспертам  -  авторам  Статей.
Отставание наиновейших энциклопедий от жизни возрастало  с  каждым  годом;
попадая на книжные полки, они сохраняли разве что  историческую  ценность.
Многие Издатели пытались помочь делу  публикацией  ежегодных,  а  потом  и
ежеквартальных  Дополнений,  но  вскоре  Дополнения   стали   превосходить
размерами Основное Издание. Очевидная невозможность поспеть за  Ускоренным
Ходом  Цивилизации  заставила  глубоко  призадуматься  Издателей  вкупе  с
Авторами.
   Так появилась Первая Дельфиклопедия, то есть  Энциклопедия,  содержание
которой относилось к Будущему. Но Дельфиклопедия создается так  называемым
Дельфийским  Методом,  а   попросту   говоря,   голосованием   Полномочных
Экспертов. Поскольку же их  мнения  совпадают  отнюдь  не  всегда,  первые
Дельфиклопедии состояли из Статей, напечатанных в двух вариантах: согласно
мнению  Большинства  и  Меньшинства  Экспертов,  или   выходили   в   двух
модификациях (Максиклопедия и Миниклопедия). Читатели,  однако,  встретили
новшество с неодобрением, а известный  физик,  нобелевский  лауреат  проф.
Куценгер, выразил это неодобрение  в  весьма  резкой  форме,  заявив,  что
публику