знают о нашем прибытии!
   Нгтркс серьезно  в  этом  сомневался.  Разведчики  не  спеша  двинулись
дальше, преодолели мост и  вскоре  заметили,  что  болотистая  полоса,  по
которой они продвигались между купами черных зарослей, разделяется надвое.
У развилки стоял столб с прибитым к нему обломком доски. Он едва  держался
в земле; заостренный  конец  доски  указывал  на  западную  часть  ночного
небосклона.
   По команде разведчиков теремтак  осветил  столб  зеленоватым  мерцанием
своих шести глаз, и альдебаранцы увидели надпись: "Нижние Мычиски - 5 км".
   Надпись, которую они почти не могли расшифровать,  едва  проступала  на
подгнившем дереве.
   - Реликт какой-то древней цивилизации, - выдвинул предположение Пвгдрк.
Нгтркс из глубины своей оболочки направил на табличку экран телепата.
   - Указатель направления, - прочитал он на заднем экране и посмотрел  на
Пвгдрка. - Все это довольно странно.
   - Материал, из которого сделан столб, - целлюлоза, разъеденная плесенью
типа Арбакетулия Папирацеата Гарг,  -  заявил  Пвгдрк,  произведя  полевой
анализ.
   Они осветили нижнюю часть столба и нашли  у  подножия  вмятый  в  грязь
клочок тонкого целлюлозного материала с  напечатанными  словами  -  совсем
крохотный обрывок.
   "Над нашим го... Сегодня утром спутн... В семь часов четырн..." - можно
было разобрать на нем.
   Телепат перевел обрывочную  надпись;  разведчики  недоуменно  взглянули
друг на друга.
   - Все понятно, - заявил Нгтркс, - табличка указывает на небо.
   - Да. Нижние Мычиски - это, вероятно, название их постоянного спутника.
   - Вздор. При чем тут спутники! - проговорил Нгтркс из  нутра  двуногого
манекена.
   Некоторое время они обсуждали этот  неясный  вопрос.  Осветив  столб  с
другой  стороны,  разведчики  обнаружили  незаметную,   еле   выцарапанную
надпись: "Марыся мировая..."
   - По-видимому, это сокращенные орбитальные данные их спутника, - заявил
Пвгдрк.
   Он натирал столб фосфекторической пастой,  чтобы  восстановить  стертое
окончание фразы, когда теремтак издал в  темноте  слабый  предостерегающий
ультрашип.
   - Внимание! Прячься! - передал Нгтркс сигнал Пвгдрку.
   Они быстро погасили теремтака и Пвгдрк отступил с  ним  и  альдолихо  к
самому краю липкой полосы. Нгтркс также сошел с середины дороги, чтобы  не
быть слишком на виду, и замер в ожидании.
   Кто-то приближался. Сразу стало ясно, что это  разумное  двуногое,  ибо
шло оно выпрямившись, хотя и не по прямой. Все отчетливее было видно,  что
двуногое описывает сложную  кривую  от  одного  берега  липкой  полосы  до
другого. Пвгдрк принялся регистрировать  эту  кривую,  но  тут  наблюдение
сильно осложнилось. Существо, без видимых причин, как бы  нырнуло  вперед,
раздался плеск и  недовольное  ворчание.  Пвгдрк  был  почти  уверен,  что
некоторое время существо  продвигалось  на  четвереньках,  а  затем  снова
выпрямилось.  Вычерчивая  синусоидальные  биения  на  поверхности   липкой
полосы, существо приближалось. Теперь оно к  тому  же  издавало  воющие  и
стонущие звуки.
   - Фиксируй! Фиксируй и переводи!  Чего  ты  ждешь?  -  гневно  прошипел
телепату Нгтркс, скрытый в двуногой кукле. Сам он ошеломленно  вслушивался
в величественный рык приближавшегося двуногого.
   - У-ха-ха! У-ха-ха! Драла пала уха-ха! - мощно раскатывалось во тьме.
   Экран телепата лихорадочно дрожал, но все время держался на нуле.
   "Почему он так петляет? Он телеуправляем?"  -  не  мог  понять  Пвгдрк,
склонившийся над альдолихо у края полосы.
   Существо было уже совсем рядом. Возле трухлявого столба к нему  подошел
сбоку Нгтркс и переключил телепата на передачу.
   - Добрый вечер, пан, - умильно произнес телепат на языке  двуногого,  с
несравненным искусством модулируя голос, тогда как Нгтркс, нажимая изнутри
пружинки, ловко изобразил на лице манекена вежливую улыбку. Это тоже  была
одна из дьявольских уловок  альдебаранцев.  Они  достаточно  понаторели  в
покорении чужих планет.
   -  А-а-а-и-и?!  Ик!  -  ответило  существо   и   остановилось,   слегка
пошатываясь. Оно медленно подалось к двуногой кукле и вперило взгляд ей  в
лицо. Нгтркс даже не дрогнул.
   "Высокоорганизованный разум, сейчас мы установим  контакт",  -  подумал
притаившийся на краю полосы Пвгдрк, судорожно сжимая бока альдолихо.
   Нгтркс привел телепата в  трансляционную  готовность  и  без  малейшего
шороха принялся в своем укрытии торопливо разбирать щупальцами  инструкцию
первого тактического контакта.
   Плечистая фигура приблизила глаза вплотную к двуногой кукле и  исторгла
вопль из коммуникационного отверстия:
   - Фр-р-ранек! Сукин ты... ты... и-ик!
   "Существо в состоянии агрессии?! Почему?!" - едва успел подумать Нгтркс
и  в  отчаянии  нажал  на  железу  межпланетного   слокосокома   телепата,
спрашивая, что говорит встречный.
   - Ничего, - неуверенно сигнализировал экран перипатетика.
   - Как ничего? Я же слышу, - беззвучно прошипел Нгтркс, и в тот  же  миг
обитатель планеты, ухватив обеими руками подгнивший столб,  вырвал  его  с
чудовищным треском из земли и наотмашь ударил по  голове  двуногую  куклу.
Пластефолиевая броня не выдержала страшного удара. Манекен рухнул лицом  в
черную  грязь.  Нгтркс  не  услышал  даже  протяжного  воя,  которым  враг
возвестил свою победу. Телепат, задетый лишь концом дубины, был  подброшен
со страшной силой в воздух, но по какой-то счастливой случайности упал  на
все четыре лапы рядом с оцепеневшим от страха Пвгдрком.
   - Атакует! - простонал Пвгдрк и, собрав последние силы, нацелил во мрак
альдолихо.
   Его щупальца тряслись, когда он нажимал спусковой  отросток,  -  и  рой
тихо воющих саргов помчался в ночь, неся гибель и  уничтожение.  Вдруг  он
услышал, что сарги возвращаются и, яростно кружась,  вползают  в  зарядную
полость альдолихо. Пвгдрк втянул воздух и задрожал. Он понял, что существо
поставило защитную непробиваемую завесу из паров этилового спирта. Он  был
безоружен.
   Немеющим щупальцем альдебаранец пытался вновь открыть огонь,  но  сарги
лишь вяло кружились в зарядном пузыре и ни один из  них  даже  не  высунул
смертоносного жала. Он чувствовал, слышал,  что  двуногое  направляется  к
нему, шлепая по грязи,  и  вновь  чудовищный  свист  рассекаемого  воздуха
потряс землю и расплющил в грязи теремтака.  Отшвырнув  альдолихо,  Пвгдрк
схватил щупальцами телепата и прыгнул в заросли.
   - А, мать вашу сучью, дышлом крещенную... - гремело ему вслед.
   От ядовитых испарений, которые непрерывно  извергало  коммуникационными
отверстиями двуногое, у Пвгдрка перехватило дыхание.
   Собрав остатки сил, Пвгдрк перепрыгнул через канаву, забился под куст и
замер. Он не был особенно храбрым, но никогда  не  терял  профессиональной
любознательности ученого. Его погубило алчное любопытство исследователя. В
тот момент, когда альдебаранец с трудом разбирал на экране телепта  первую
переведенную  фразу  существа:  "предок  по  женской  линии  четвероногого
млекопитающего, подвергнутый действию  части  четырехколесного  экипажа  в
рамках религиозного обряда, основанного на..."  -  воздух  завыл  над  его
каракатицеобразной головой и смертельный удар обрушился на него.
   Утром мужики из  Мычисек,  пахавшие  у  опушки,  нашли  Франека  Еласа,
который спал как убитый в канаве. Очухавшись, Елас  рассказал,  что  вчера
повздорил с шофером Франеком Пайдраком, который был  в  компании  каких-то
мерзких тварей. Вскоре из леса  прибежал  Юзик  Гусковяк,  крича,  что  на
перекрестке, лежат  "убитые  и  покалеченные".  Только  после  этого  туда
потянулась вся деревня.
   Тварей действительно нашли на перекрестке -  одну  за  канавой,  другую
возле ямы от столба, рядом лежала большая кукла с расколотой головой.
   Несколькими километрами дальше обнаружили  замаскированную  в  орешнике
ракету.
   Без лишних слов мужики принялись за работу. К полудню от  астромата  не
осталось и следа. Сплавом анамаргопратексина  старый  Елас  отремонтировал
крышу хлева, давно уже нуждавшуюся в починке. Из шкуры альдолихо  дубленой
домашним способом, вышло восемнадцать  пар  недурных  подметок.  Телепата,
универсального межпланетного слокосокоммуникатора, скормили  свиньям,  так
же как и то, что осталось от проводника Теремтака; никто не  решился  дать
скотине бренные останки обоих альдебаранцев  -  чего  доброго,  отравятся.
Привязав к щупальцам камни, альдебаранцев бросили в пруд.
   Дольше всего раздумывали жители Мычисек, как быть с  ультрапенетроновым
двигателем астромата,  пока  наконец  Ендрек  Барчох  не  сделал  из  этой
гиперпространственной установки перегонный аппарат.  Анка,  сестра  Юзека,
ловко склеив разбитую голову куклы яичным белком, понесла ее  в  местечко.
Она запросила три тысячи злотых, но  продавец  комиссионного  магазина  не
согласился на эту цену - трещина была видна.
   Таким  образом,  единственная  вещь,  которую  узрел  наметанный   глаз
корреспондента "Эхо", приехавшего к вечеру того  же  дня  на  редакционном
автомобиле собирать материал для  репортажа,  был  новый  нарядный  костюм
Еласа, содранный с манекена.
   Репортер даже пощупал материю, дивясь ее качеству.
   - Брат из-за границы прислал, - флегматично ответил Елас  на  вопрос  о
происхождении синтектарической ткани.
   И журналист в статье, рожденной им к вечеру, сообщал только об успешном
ходе закупок, ни словом не упомянув о провале вторжения с  Альдебарана  на
Землю.



    Станислав Лем.
    Альтруизин

   -----------------------------------------------------------------------
   Stanislaw Lem. Altruizyna, czyli Opowiesc prawdziwa o tym,
   jak pustelnik Dobrycy Kosmos uszczesliwic zapragnal
   i со z tego wyniklo (1965). Пер. с польск. - К.Душенко.
   "Собрание сочинений", т.6. М., "Текст", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 April 2001
   -----------------------------------------------------------------------

   или правдивое повествование о том, как отшельник Добриций
   космос пожелал осчастливить и что из этого вышло




   Однажды летом, когда конструктор Трурль  занят  был  подрезанием  веток
кибарбариса, который рос у  него  в  саду,  увидел  он,  что  к  дому  его
приближается оборванец, видом своим пробуждавший жалость и ужас. Все члены
этого робота-горемыки перевязаны были  веревками,  недостающие  сочленения
заменены прогоревшими печными трубами, вместо  головы  имел  он  горшок  -
старый, дырявый, в коем мышление его, заедая, дребезжало и искрилось,  шея
была укреплена кое-как железкой  из  садовой  ограды,  в  открытом  животе
болтались коптящие катодные лампы,  которые  этот  несчастный  придерживал
свободной рукой, а другой неустанно подкручивал развинченные свои винтики;
когда же, ковыляя, вошел он в калитку Трурлева дома, сгорели у него четыре
предохранителя сразу и начал он, в клубах дыма и  чаду  шипящей  изоляции,
рассыпаться  прямо  на  глазах  у  конструктора.  Тот  же,  преисполненный
жалости, схватил немедля отвертку,  плоскогубцы,  просмоленную  обмотку  и
поспешил на помощь к скитальцу, причем оный  многократно  лишался  чувств,
нестерпимо скрежеща шестеренками по причине общей десинхронизации;  однако
ж  удалось-таки  Трурлю  привести   его   более-менее   в   чувство;   уже
перевязанного, усадил он его в  гостевом  покое,  и,  пока  бедняга  жадно
подпитывался от батареи, Трурль, не в силах  долее  сдержать  любопытства,
принялся выспрашивать, что довело его до столь ужасающего состояния?
   -  Милостивец  мой,  -  ответствовал  незнакомец,  все  еще  подрагивая
магнитами,  -  зовусь  я  Добриций;  я  пустынник-отшельник,  вернее,  был
таковым;  провел  я  в  пустыне  шестьдесят  и  семь  лет  в  размышлениях
благочестивых. Но как-то утром  одолело  меня  сомнение,  правильно  ли  я
поступаю, удалившись от мира? Смогут ли все мои  бездонные  размышленья  и
вся пытливость моя духовная удержать хоть одну заклепку от  выпадения?  Не
есть ли первейший мой долг нести помощь ближним, а о собственном  спасении
мыслить во вторую лишь очередь? Ужели...
   - Ладно, ладно, пустынник, - остановил его Трурль. -  Состояние  твоего
духа в то утро мне, в общем-то, ясно. Рассказывай, что было дальше.
   - Отправился я на Фотуру, где свел случайно  знакомство  со  знаменитым
конструктором по имени Клапауций.
   - Ах, может ли это быть? - воскликнул Трурль.
   - Что ты сказал, господин мой?
   - Так, ничего! Продолжай.
   - То есть познакомился я с ним не вдруг; он был большой вельможа,  ехал
в автокарете, с коей мог толковать,  как  я  с  тобою;  и  вот,  когда  я,
непривычный к городскому движению, замешкался посреди  улицы,  карета  сия
изобидела меня весьма непристойным словом, и я мимо воли огрел ее  посохом
по фонарю; тут она взъярилась уже не на шутку, однако ж седок усмирил  ее,
а меня пригласил внутрь. И рассказал  я  ему,  кто  я,  и  почему  покинул
пустыню, и что не знаю я, как должно мне теперь поступать; он же намерение
мое похвалил и представился сам, а после пространно рассказывал  о  трудах
своих и творениях;  под  конец  же  поведал  мне  претрогательную  историю
Хлориана  Теоретия,  двухименного  Ляпостола,  достославного  мыслянта   и
мудролюба, коего печальной кончины он сам был свидетелем. Изо  всего,  что
сказывал он о "Писаниях" сего Великого Робота, особливо запала мне в  душу
история об  энэсэрцах.  Случалось  ли  тебе,  милостивец,  слышать  о  сих
созданиях?
   - Разумеется. Речь идет о единственных в Космосе  существах,  достигших
Наивысшей Ступени Развития, не так ли?
   - В точности так, господин мой, познания твои преизрядны! И вот, сидючи
рядом со славным Клапауцием в его карете (которая беспрестанно  ужаснейшие
проклятия изрыгала в толпу, неохотно уступавшую нам  дорогу),  подумал  я,
что кто-кто, а  сии  существа,  столь  разумные,  что  дальше  уж  некуда,
наверное знают, как должно поступать, ежели ощущаешь такой позыв к добру и
такое желание оказывать его ближним, как я.  И  я  немедля  осведомился  у
Клапауция, где обитают энэсэрцы и как их  найти?  Он  же  лишь  усмехнулся
как-то странно, покачал в задумчивости головою и ничего не ответил.  Я  не
посмел переспрашивать; но после, когда мы уже сидели в  корчме  за  жбаном
ионной похлебки (ибо карета, вконец охрипнув,  обезголосела  и  дальнейшее
путешествие пришлось вельможному Клапауцию отложить  до  следующего  дня),
благодетель  мой  повеселел  и,  глядя  на  пары,  кои  лихо   отплясывали
киберантеллу под веселые звуки оркестрика, почел за благо довериться мне и
такую поведал историю... Но не утомил ли тебя мой рассказ?
   - Да нет же, нет! - живо возразил Трурль. - Я весь внимание.
   "Почтеннейший мой Добриций! - молвил господин Клапауций в оной  корчме,
когда  с  танцоров  уже  искры  сыпались  градом.  -  Знай,  что   история
несчастного Ляпостола тронула меня до глубины души и я решил,  что  должен
без промедленья отправиться на поиски оных существ, превосходно  развитых,
неизбежность появления коих обосновал он чисто логически  и  теоретически.
Главную, однако, трудность сего предприятия видел  я  в  том,  что  всякая
космическая раса мнит себя самое наиболее развитой, так что расспросами  я
ничего не добьюсь; лететь же на авось было бы  потому  рискованно,  что  в
Космосе, как следовало из  моих  вычислений,  имеется  около  четырнадцати
сантигигагептатрибиллионардов вполне разумных обществ, так что сам видишь,
что  с  отысканием  нужного   адреса   имелись   определенные   трудности.
Рассматривал я это дело так  и  эдак,  рылся  в  библиотеках  и  старинных
фолиантах, пока не нашел наконец одно важное указание в сочинениях некоего
Трупуса Бредониуса, который тем отличался, что пришел к  тем  же  выводам,
что и Ляпостол, только на  триста  тысяч  лет  раньше,  но  в  совершенном
оказался забвении. Отсюда видно, что нет ничего нового под любым из солнц,
и даже кончил Трупус так же, как Хлориан... Впрочем, это не суть важно. Из
этих с трудом разобранных мною обрывков я дознался, как искать  энэсэрцев.
Бредониус доказывал, что надобно  обшаривать  звездные  скопища,  стремясь
обнаружить нечто совсем невозможное; и ежели таковое  отыщется,  можно  не
сомневаться, что там-то они и находятся. Спору нет, указание это  было  по
видимости темным, но для чего дана нам ясность ума? Я не  мешкая  снарядил
корабль и пустился в дорогу. Об испытаниях, постигших меня в пути, умолчу;
скажу лишь, что в конце концов я приметил  в  звездной  пыли  звезду,  тем
отличную от всех прочих, что она была  квадратная.  Ах!  Сколь  же  я  был
изумлен! Ведь каждый младенец знает, что звезды все до единой круглые и  о
какой-либо их угловатости, да еще строго квадратной, и  думать  нечего!  Я
немедля подвел корабль к небывалой звезде и вскоре заметил  планету,  тоже
четырехугольную и к тому же  снабженную  по  углам  оковками  с  замочными
скважинами. Чуть поодаль кружила другая планета, уже  совершенно  обычная;
наведя на нее зрительную трубу, я увидел  шайки  роботов,  которые  ломали
кости собратьям; таковое зрелище не слишком склоняло к высадке. Поэтому  я
вернулся к оставшейся за кормой сундукастой планете и основательно обшарил
ее дальноглядом. И сколь же сладостная меня охватила дрожь, когда на одной
из ее колоссальных оковок я  обнаружил  увеличенную  в  окулярах,  искусно
вырезанную монограмму, что из трех состояла букв: НСР!
   - О небо! - сказал я себе. - Это здесь!
   Однако, обращаясь вокруг планеты до головокружения, я не  мог  отыскать
на ее песчаных равнинах ни души и, приблизившись на расстояние шести миль,
различил скопление темных точек,  которые  в  поле  зрения  сверхтелескопа
оказались обитателями оного небесного  тела.  Было  их  около  сотни;  они
валялись вразброс на песке, и эта безжизненность изрядно меня встревожила;
но я убедился, что время от времени то  один,  то  другой  с  наслаждением
почесывается; столь очевидные признаки жизни склонили меня к высадке. Я не
мог дождаться, пока ракета -  как  обычно,  раскалившаяся  в  атмосфере  -
остынет, выскочил из нее, перепрыгивая через три ступеньки, и устремился к
туземцам, крича на бегу:
   - Извините! Это здесь Наивысшая Ступень Развития?!!
   Никто, однако, и ухом не повел. При виде такого безразличия я оторопел,
а затем внимательно огляделся вокруг. Равнину заливало сиянье  квадратного
солнца. Из песка тут и там торчали  какие-то  поломанные  колесики,  пучки
соломы, бумажки и прочий мусор, а туземцы покоились среди него как попало,
кто на спине, кто на животе, а один из лежавших поодаль  даже  задрал  обе
ноги и небрежно целился ими в зенит.  Я  обошел  вокруг  того,  что  лежал
поближе.  Он  не  был  роботом,  но  не  был  и  человеком  -  или  другим
каким-нибудь белковцем из вида трясучих. Правда, лицо у него было довольно
пухлое, с румяными щеками, но вместо глаз - две  маленькие  свирели,  а  в
ушах - кадильница, обволакивающая его облаком благовонного  дыма.  На  нем
были орхидеевые штаны  с  синими  лампасами,  обшитыми  клочками  грязной,
исписанной бумаги, а на ногах что-то вроде полозьев;  в  руках  он  держал
пряничную глазурованную бандуру, с напочатым грифом, и  при  этом  тихо  и
равномерно храпел. Протирая  глаза,  слезившиеся  от  дыма  кадильницы,  я
попробовал прочесть каракули на бумажках,  вшитых  в  лампасы  штанов;  но
разобрать  удалось  лишь  некоторые.  Надписи  были   довольно   странные,
например: N_7 - БРИЛЛИАНТ-ГОРА ВЕСОМ СЕМЬ ЦЕНТНЕРОВ; N_8  -  ДРАМАТИЧЕСКОЕ
ПИРОЖНОЕ: ПОЕДАЕМОЕ, РЫДАЕТ, ЧИТАЕТ МОРАЛЬ ИЗ БРЮХА, ЧЕМ НИЖЕ  СПУСТИЛОСЬ,
ТЕМ ВЫШЕ ПОЕТ; N_10 - ГОЛКОНДРИНА ДЛЯ ДЮМБАНИЯ, ВЗРОСЛАЯ, - и другие, коих
я уже не припомню. Когда же, изрядно всем этим ошарашенный,  я  дотронулся
до одной из бумажек, в песке у самой ноги лежащего образовалась воронка  и
тоненький голосок оттуда спросил:
   - Что, уже? -  Кто  это?  -  воскликнул  я.  -  Это  я,  Голкондрина...
начинать? - Нет, не надо! - поспешно ответил я и отошел от этого места.  У
следующего туземца голова была в виде кол