и   женщинами,   получающими   удовольствие   от    само-    и
взаимоистязания;  желания  же  других  Йезу  носят   столь   сложный   или
абстрактный характер, что их жертвы расходуют всю жизненную энергию только
на то, чтобы определить, чего же  именно  им  хочется.  Одержимость  может
убивать, не забывайте об этом, но даже когда она не убивает, она неизменно
деформирует свои жертвы. Такова  цена  истинной  связи  человека  и  Йезу,
которую платит вступающий в подобный контакт.
   - Так с какой же стати идут на это колдуны? - осведомился Дэмьен. - Они
же понимают риск.
   - Некоторым из них кажется, что  они  сумеют  совладать  с  опасностью.
Кое-кто рассматривает ее даже как  своего  рода  вызов.  Что  же  касается
большинства - включая меня самого, -  эти  колдуны  склонны  рассматривать
Йезу как ценное орудие для достижения своих целей. Те из них, кто  склонен
появляться в человеческом обличье, - а это,  возможно,  десятая  часть  от
общего количества Йезу, - умны, красноречивы и часто дружелюбны  по  своей
природе.  Они  обладают   значительными   познаниями   относительно   всей
совокупности демонов и могут подключаться к источникам информации, доступа
к которым нет у человека. И они признают собственную зависимость от людей.
Вот что на самом деле самым коренным  образом  отличает  их  от  остальных
демонов:  пусть  они  питаются  человеком,  пусть  получают   наслаждение,
вовлекая его в симбиотический контакт, но в конечном счете  они  понимают,
что  окажутся  в  полном  проигрыше,   если   с   человечеством   случится
какая-нибудь непоправимая катастрофа.
   - Ну, и насколько важно в этой связи  то,  что  нашим  врагом  оказался
именно Йезу? - спросила Хессет. - Насколько это важно для нас самих и  для
успеха нашей миссии?
   - Вы уже  сами  успели  узнать  это,  -  спокойно  ответил  Таррант.  -
Единственная власть, которой  на  самом  деле  обладают  Йезу.  Искусство,
отличающие их, и только их.
   Дэмьену потребовалась минута, прежде чем он понял,  что  имеет  в  виду
Охотник.
   - Иллюзия.
   Таррант кивнул.
   - Вы хотите сказать, что те дети?.. - начала Хессет.
   - Иллюзия. И ничего больше. И никогда не было ничем большим. У Йезу нет
никакой другой силы, кроме этой.  Но  разве  этого  не  достаточно?  -  со
внезапным вызовом спросил он. - Одному из Йезу удалось закрыть долину  так
основательно, что все мое колдовство оказалось  бессильно  разрушить  дело
его рук. Вспомните детей, заживо гниющих и разваливающихся на  части,  как
раз когда они обожествляют своего патрона, и не способных при этом увидеть
самих себя и свои тела в истинном свете.
   - Но вы же пробились сквозь это, - с не меньшим вызовом бросила Хессет.
   Таррант внимательно посмотрел на нее.
   - Для чего заключил сделку с другим Йезу, - невозмутимо ответил  он.  -
На этот раз сработало, в другой - может и не сработать. Так что полагаться
на подобные сделки нам впредь не стоит.
   - И все же, - задумался Дэмьен, - если они не обладают  никакой  другой
силой...
   -  Только  не  недооценивайте  опасностей,  связанных  с  иллюзией,   -
предостерег Таррант. - Вспомните, каким могуществом обладает  человеческая
вера. В стране ракхов я  попал  в  плен  к  врагу,  который  поразил  меня
солнечным светом. Настоящий это был свет или иллюзорный? В  тот  момент  я
верил, что настоящий, и получил чудовищные ожоги. Мог погибнуть.  Мы  ведь
говорим  не  о  каких-то  фокусах,  которые  можно  Развеять  элементарной
концентрацией  на  словесном  уровне.  Мы   говорим   о   полной   подмене
естественного восприятия, осуществляемой  врагом,  осознающим  собственное
могущество. И можете не сомневаться в том, что он постарается пустить свое
оружие в ход неожиданно, чтобы застигнуть нас врасплох,  чтобы  у  нас  не
осталось воли к сопротивлению. Ведь и в стране  ракхов  меня  победила  не
столько сила, сколько внезапность ее применения.
   - Значит, Калеста один из них? - спросила  Хессет.  -  Он  и  есть  ваш
заклятый демон Йезу?
   Лицо Тарранта потемнело.
   - Скорее всего. И следует ожидать того, что он заключил  союз  с  неким
могущественным человеком, как это имело место в стране ракхов. Так  бывает
со многими демонами, а что касается Йезу, - для них это просто стандартная
практика. - В глубине его глаз мелькнуло нечто темное,  нечто  холодное  и
неопределенное. Но чем бы оно ни было, посвященный предпочел  не  делиться
этим с остальными. - Это делает предстоящую нам кампанию еще более трудной
и куда более опасной.
   - А вы вроде бы боитесь, - заметил Дэмьен.
   Охотник задумался:
   - Пожалуй, боюсь. И, пожалуй, нам всем следует  бояться.  Если  бы  мне
предстояло безоружному сразиться с целой ордой демонов и прибегнуть я  мог
бы только к тем или иным Творениям, я бы не усомнился  в  конечном  успехе
или, по меньшей мере, в наличии у меня серьезных шансов на успех.  Но  что
касается Йезу... Никому еще не удавалось убить ни одного из них. И  теперь
им начинает казаться, что  никто  из  людей  никогда  по-настоящему  и  не
контролировал ни одного из них. Многие  законы  общей  демонологии  теряют
применительно к Йезу свою силу, а это означает, что и выработанные  людьми
способы  противодействия  и  борьбы  могут  в  данном   случае   оказаться
неэффективными. Что ж, по вашему, этого не следует опасаться?
   - А как насчет жестокостей и извращений, свидетелями которых  мы  здесь
стали? - спросила Хессет. - Вы думаете, что ответственность  за  это  тоже
несет Калеста?
   И вновь Таррант задумался.
   - Не зная точно, какими именно эмоциями он питается, я не могу ответить
на  этот  вопрос.  Но  интуиция  подсказывает  мне,  что   это   не   так.
Ответственность лежит не на нем - или не  на  нем  одном.  Когда  питается
Йезу,  это,  как   правило,   оставляет   достаточно   однозначный   след.
Эмоциональный, если вам угодно. А здесь я такого не наблюдаю.
   - А как насчет  страданий?  -  предположила  Хессет.  -  Что,  если  он
питается человеческими страданиями? Разве этим не объяснилось бы все, нами
увиденное?
   - Боль и впрямь может оказаться одной  из  составляющих,  -  согласился
Таррант. -  Но  одной  только  боли  недостаточно.  Жители  протекторатов,
конечно, испытывали страдания, но этого никак  не  скажешь  об  обитателях
северных городов. За исключением нескольких испуганных детей,  все  в  той
стране настроены весьма благодушно. Нет, если здесь действует Йезу, то его
печать должна лежать на всем.
   - А как насчет  деградации?  -  вставил  Дэмьен.  -  Вы  ведь  в  числе
характерных признаков упомянули и ее.
   - Да... но деградация затронула и ракхов.  А  Йезу  не  может  питаться
ракхами - да и любыми другими аборигенами - с какой же стати тратить  силу
на то, чтобы наводить порчу на них? Нет, должно иметься и  что-то  другое.
Возможно, нечто, обусловленное союзом Калесты с человеком.
   - А вам известно наверняка о существовании подобного союза?
   В глубинах глаз у Охотника проступило нечто странное и скорее зловещее.
   - Мне кажется, это весьма  вероятно,  -  заявил  он.  -  А  почему  бы,
собственно говоря, и нет? Йезу служил человеку в землях ракхов, почему  бы
ему не поступить  точно  так  же  и  здесь?  А  со  временем  у  человека,
вступившего в подобный союз, не останется другого выбора, кроме как самому
стать слугой демона, независимо от  того,  каковы  были  исходные  условия
союза.
   К концу этой сентенции его голос  звучал  едва  слышно,  растворяясь  в
ночном молчании. На мгновение он закрыл глаза.
   - Ни один человек, заключивший подобный союз,  не  сможет  когда-нибудь
расторгнуть его, - мягко  добавил  он.  -  Человеку  покажется,  будто  он
освободился, но это обернется  очередной  иллюзией.  Нет  более  надежного
способа потерять душу, чем заключить союз с демоном Йезу.
   Нечто в его тоне заставило волосы на затылке Дэмьена встать дыбом.  Ему
захотелось что-нибудь сказать - не столько для того, чтобы задать  вопрос,
сколько чтобы переломить настроение, овладевшее Таррантом. Но в это  время
послышавшийся из-за спины шорох напомнил  ему  о  том,  что  в  экспедиции
теперь участвуют не трое, а четверо.
   Он  увидел,  как  стремительно  стрельнули  глаза  Тарранта  в  сторону
палатки, и буквально ощутил, с какой пристальностью  всматривается  тот  в
вышедшую  на  поляну  девочку.  Оставалось  надеяться  на  то,  что  этого
бесцеремонного догляда не заметит сама Йенсени.
   - Я услышала голоса, - тихо сказала она. Ее темные глаза посмотрели  на
Тарранта и тут же шмыгнули в сторону.  Как  будто  ей  было  страшно  даже
глядеть на него. - Вы сказали, что мы выедем, когда стемнеет, а  ведь  уже
стемнело, вот я и решила...
   - Все в порядке, - спокойно сказал Таррант. Голос его был подобен шелку
- нежному, но холодному. - Подойди к костру. Присядь. Побудь с нами.
   Дэмьену захотелось встретиться с ним глазами, но Охотник  уклонился  от
этого. Он по-прежнему в упор смотрел на  девочку.  И  когда  она  нарочито
медленно подошла, села к огню, подняла голову и тоже посмотрела  на  него,
Дэмьен заметил, что она дрожит.
   - Если вы обидите ее!.. - вскинулась Хессет.
   - Тсс! - Он был сейчас предельно спокоен, предельно сосредоточен. Мощь,
исходившая от него, казалась физически ощутимой.  -  Я  знаю,  что  делаю.
Нашей гостье нечего бояться, если она готова на  сотрудничество.  Ты  ведь
понимаешь это, правда, Йенсени?
   Девочка уныло кивнула. В глубине ее глаз застыл ужас.  Она  медленно  и
тяжело дышала.
   - Вы не имеете права, - возмутился Дэмьен.
   - У меня есть право человека,  рискующего  собственной  жизнью  в  этом
отчаянном предприятии, и я не позволю вам, священник, путаться у меня  под
ногами.  Строжайше  предупреждаю  вас.  -  Он  медленно  подался   вперед,
продолжая смотреть на девочку. - Ее никто не обидит. Если  она  подчинится
мне. И она сама понимает это. Не так ли, Йенсени?
   Девочка неохотно кивнула. Что-то мелькнуло у нее в глазах.  "Слезы?"  -
подумал Дэмьен.  Ему  отчаянно  хотелось  помочь  ей,  но  он  не  решился
вмешаться. Ему достаточно часто доводилось наблюдать проявления могущества
Тарранта, чтобы  понимать:  любое  вмешательство  сейчас  лишь  подвергнет
девочку дополнительному риску. Он услышал,  как  за  спиной  у  него  тихо
зашипела Хессет, и понял, что она пришла к точно такому же выводу. И можно
было только догадываться о том, каких мук ей это стоило.
   "Черт бы тебя побрал, Таррант. Черт бы  тебя  побрал  за  все,  что  ты
делаешь. Черт бы тебя побрал за все, что ты заставляешь нас терпеть".
   Разозленный и беспомощный, он следил  за  тем,  как  стекленеет  взгляд
девочки  под  гипнотическим  воздействием  посвященного.  И  вспоминал  те
бесчисленные случаи, когда ему доводилось присутствовать при том, как  эта
злонамеренная воля ломала и принуждала к подчинению невинные души.  Сензи.
Сиани. Испуганная малолетняя ракханка. А теперь и эта  девочка.  Сердце  у
него разрывалось при виде ее страха, ее страданий.
   - Если вы выпьете хотя бы каплю ее страха,  -  пробормотал  он,  -  то,
видит Бог, я собственными руками вырву сердце из вашей груди.
   Таррант по-прежнему смотрел в упор на девочку, однако на губах  у  него
появилась адресованная Дэмьену легкая усмешка:
   - Не сейчас, священник. Не надо  распускать  руки.  Все  находится  под
контролем... не так ли, Йенсени?
   Девочка ничего не ответила, ее била дрожь.
   - Ты расслабилась, - сказал  ей  Таррант.  Голос  переливался  во  тьме
музыкальными ладами, но в самой этой музыке чувствовалась злоба.  -  Ты  в
полной безопасности. Не так ли?
   Девочка не сразу, но все же кивнула. Сердце Дэмьена обливалось кровью.
   - Никто не собирается тебя обидеть. Никто и никак  не  собирается  тебя
обидеть. Все, чего ты боишься, осталось вдали, а мы здесь для того,  чтобы
защитить тебя. Так что не надо бояться. Абсолютно не надо бояться.
   Из левого глаза девочки выкатилась слеза. Но она ничего не сказала.
   - Преподобный Райс сообщил мне, что тебе страшно говорить  с  нами.  Но
ведь никакой причины для страха нет,  не  так  ли?  Потому  что  мы  можем
защитить тебя. Можем обеспечить тебе полную безопасность.
   Девочка затихла. Лицо ее стало мертвенно-бледным.
   - Тебе ведь хочется поговорить с нами, верно? Потому  что  это  поможет
нам защитить тебя. Это поможет нам удержать на безопасном  расстоянии  как
раз то, чего ты боишься.
   Она боязливо, но упрямо покачала головой: нет, это не так.
   - Тебе хочется поговорить с нами, - повторил Таррант.
   Дэмьен почувствовал силу, скрывающуюся за этими словами.  Грубую  силу,
накатывающуюся волнами вслед за бесстрастными строгими  констатациями.  Он
подумал: воспринимает ли она эту силу? И еще  подумал:  может  быть,  этой
силы она и боится? Каковы, собственно, параметры ее Видения?
   - Полегче, - шепнул он Тарранту.
   Если  Охотник  и  услышал  его,  то  не  подал  виду.   С   нарастающей
проникновенностью он вновь обратился к девочке:
   - Тебе хочется рассказать нам обо всем, что  ты  знаешь.  Тебе  хочется
пересказать нам то, что отец рассказывал тебе о ракхах.  О  месте,  откуда
они приходят. Тебе хочется рассказать нам все.
   На лбу у девочки выступили капли холодного  пота.  Она  вновь  покачала
головой, однако на этот раз без прежней  решительности.  Было  видно,  что
почва уходит у нее из-под ног.
   Глаза Охотника превратились в две щели. И хотя голос звучал по-прежнему
бесстрастно, Дэмьену послышались нотки нарастающего нетерпения.  "Расскажи
ему, Йенсени, - мысленно взмолился он. - Прошу тебя. Расскажи все, чего он
требует. Ради твоей же собственной безопасности".
   - Таррант, - это заговорила Хессет. - Может быть, было бы лучше...
   - Она  заговорит,  -  рявкнул  посвященный.  -  В  такие  времена,  как
нынешние, скрытность - это непозволительная роскошь. Ей необходимо  только
осознать, что произойдет, если она не расскажет нам, - и тогда  она  сразу
же обретет дар речи...
   Угадав его намерения - скорее по их направленности,  чем  по  форме,  -
Дэмьен бросился к  девочке.  Однако  недостаточно  быстро.  Мощь  Охотника
объяла ее истинным вихрем - и, оказавшись в центре этого вихря, она резко,
пронзительно закричала. Устремившись к ней, Дэмьен  задействовал  Видение,
чтобы стать свидетелем того, что делает с нею Таррант, того, что за образы
заставляет тот ее увидеть...
   И он оказался в деревне, в которой произошла страшная  бойня.  Нет.  Он
оказался в деревне в самый разгар бойни. Темные фигуры метались по залитым
кровью улицам,  держа  в  руках  части  человеческих  тел  подобно  боевым
трофеям. Руки. Ноги. Кишки. Из домов доносились истошные вопли, а в  ответ
им торжествующе выли захватчики. Затем та же сцена возникла, взятая  более
крупным  планом,  потому  что  Охотник  сфокусировал  свое   Познание   на
частностях: теперь дело разворачивалось в сельском клубе, где  пригвоздили
к полу мужчину и женщину, тогда как двое  пришельцев,  размахивая  мечами,
явно готовились приступить к расчленению...
   И Дэмьен пошел в атаку. Не на Охотника. Не на девочку. На это  видение.
Осознавая, что у него не хватит силы справиться  с  Охотником,  осознавая,
что   вызов,   брошенный   этому   человеку,   вполне   может    оказаться
самоубийственным...  Но  он  не  мог  стоять  в   стороне,   наблюдая   за
происходящим. Наблюдая за расправой над хрупкой душой  девочки.  Подавшись
вперед, он обхватил ее - ее руки и плечи были совсем ледяными - и прижал к
живому  теплу  собственного  тела,  одновременно  собравшись  для   нового
Творения. Сила бушевала у него  в  груди,  как  пламя,  питаемое  яростью,
состраданием  и  обидой,  подстегиваемое  долгими  месяцами   вынужденного
смирения, обернувшегося отныне собственной  противоположностью.  Месяцы  в
землях ракхов.  Месяцы  в  море.  Месяцы  уже  здесь,  на  континенте,  на
протяжении которых Охотник мучил,  Охотник  убивал,  Охотник  перестраивал
здешний край в соответствии с собственным  злокозненным  замыслом.  Теперь
Дэмьен задыхался от раскаянья, обливался кровью  от  ощущения  собственной
вины, мучился совестью. Но больше он этого не потерпит.
   Все это вырвалось из  него  единой  волной,  взрывом  энергии,  слишком
мощной, чтобы ее могло вместить человеческое  тело.  И  выплеснувшееся  из
него превратило Фэа в огненную стену, пробиться сквозь которую не  удалось
и не-мертвому  колдуну.  Злонамеренное  видение,  выработанное  Таррантом,
свернулось в кокон  и  оказалось  намертво  запечатано.  Образы,  один  за
другим, растаяли как воск и растворились  в  ночной  тиши.  Тела  и  кровь
превратились в прах, затем  исчез  и  прах.  Продолжая  обнимать  девочку,
Дэмьен разрушил последние фрагменты созданной Охотником  ужасной  мозаики,
при этом он старался не думать о  кроющейся  за  ними  мощи.  Старался  не
думать о том, что, когда  видение  окончательно  исчезнет,  они  останутся
наедине с Таррантом и  единственным  связующим  звеном  между  ними  будет
ненависть.
   И тут ответная ярость Охотника обрушилась на  него  всею  своею  мощью.
Мощью, порожденной тьмою, смертью, беспредельным холодом. От нее загремело
в ушах, словно  к  жизни  проснулся  торнадо;  огненную  стену,  созданную
Дэмьеном,  разнесло  в  клочья.  Это  было  бешенством,  самым   настоящим
бешенством, это было убийственной яростью человека, столь могущественного,
что ни одно живое существо никогда не осмеливалось встать у него на  пути;
ни человек, ни зверь не смели даже оспаривать его намерения...  вплоть  до
этой минуты. Дэмьен услышал, как зарыдала у него в руках девочка, когда их
обоих захлестнуло ненавистью колдуна, и, к собственному  ужасу,  священник
понял, что Йенсени видит сейчас все то же самое, что и он, видит все,  что
внушает ему Таррант. "Господи, даруй мне силу, - отчаянно взмолился он. Не
ради себя, а ради этой девочки. - Помоги  мне  оберечь  ее!"  Мысль  о  ее
невинности,  беззащитной   перед   посягательством   Охотника,   оказалась
настолько чудовищной, что он просто не мог не  сопротивляться,  -  но  его
Творение было расфокусировано, было подавлено  тяжестью  его  собственного
отчаяния - и  бессильно  перед  Таррантом.  Тьма  застлала  органы  чувств
Дэмьена, его мозг, его душу. Не унимая дрожи, которая по-прежнему  владела
девочкой, он предпринял последнюю попытку восстановиться.  Собрав  воедино
все силы своего отчаяния, взмолившись  так,  что  сами  небеса  зазвенели,
внимая его мольбе, а потоки Фэа преобразились под его натиском...
   И  что-то  ответило  на  его  зов.  Некая  сила.   Некое   присутствие.
Показавшееся солнечным светом по сравнению с ночью Тарранта,  миром  -  по
сравнению с его яростью, водой - по сравнению с  пламенем,  пожирающим  их
обоих. Это была утешающая, успокаивающая, очистительная сила; она  смывала
нечисть, нанесенную Творением Тарранта, как весенний ливень смывает  сухую
пыль с дорог. Огонь, сжигающий  Дэмьена,  обернулся  холодным  ливнем,  он
почувствовал, как расслабилась у него в руках девочка, и понял, что и  она
тоже  восприняла  эту  помощь.   Прозрачный   ливень.   Проливной   покой.
Уничтожающий - одинаково и одновременно - и воздвигнутую  им  преграду,  и
нападение, предпринятое Таррантом.  Сметающий  пыль  их  противостояния  и
рассеивающий  ее  по  потокам  Фэа.  И  сила  эта  была  властной,  но  не
насильственной, она напоминала рябь озера в  лунных  лучах.  Гнев  Дэмьена
растворился в ночи, а вместе с гневом пропал и страх. Таррант не  причинит
ему теперь никакого вреда, он понимал это, и девочка понимала тоже. Ничто,
порожденное естественным образом, больше не могло повредить ни  одному  из
них.
   Деревья леса он увидел как сквозь  рифленое  стекло,  их  острые  ветви
смягчились и округлились,  -  такова  была  сила,  охватившая  сейчас  всю
поляну. На коре и на листьях заиграли цветные блики,  Дэмьену  показалось,
будто ветки затрепетали, хотя ветра не было.  Девочка  затихла  у  него  в
руках, она дышала