илась на  каменный  блок  посередине  поляны.  Девочка  увидела,  как
сверкнули  рубиновые  когти,  смыкаясь  на  стальном  кольце,  тогда   как
серебряные глаза вновь обежали лесную чащу в поисках врагов. Всего лишь  в
поисках врагов - или превращая их в  камень?  Затем  из-под  лап  чудовища
брызнул свет  -  настолько  яркий,  что  девочке  пришлось  поднести  руку
козырьком ко лбу, иначе бы он ослепил  ее.  Сине-серебряное  пламя  обдало
своей волной плоть чудовища. В  неописуемом  ужасе  девочка  увидела,  что
плоть,   попавшая   в   круг   огня,   растаяла,   преобразилась,   начала
перестраиваться и превратилась...
   В мужчину. Или, скорее,  в  демона,  принявшего  образ  мужчины,  плоть
которого вобрала в себя весь  холод,  накопленный  ночью.  Серебряно-синие
потоки силы струились, извергаясь из него, как вода, разбиваясь о подножие
постамента, на котором он сейчас стоял, растекаясь  тысячами  ручейков  по
земле, превращаясь в своего рода кровеносную систему,  -  и  вот  уже  вся
поляна  оказалась  затянута  паутиной  его  власти.  Он  был  поразительно
прекрасен: черты столь же тонкие и скульптурно очерченные, как у мраморных
статуй, украшающих собой главную арку собора, и в то же самое время  столь
же холодные и лишенные намека  на  человеческое  тепло.  Она  затрепетала,
осознав, что  испытываемый  ею  страх  подманил  нечто,  неизмеримо  более
могущественное, чем примитивные демоны  тьмы,  -  этот  крылатый  красавец
превосходил их настолько же, насколько ангелы  превосходят  людей.  И  она
подумала: "Едва ли охотники именем Святой Церкви осмелятся бросить копье в
существо такого могущества".
   И все же, судя по всему, у одного из охотников хватило смелости, потому
что из тьмы  выстрелило  нечто  продолговатое  и  тонкое.  Демон  даже  не
обернулся посмотреть на предполагаемого противника, да и вообще  никак  не
отреагировал на покушение, -  но  энергия,  растекшаяся  по  всей  поляне,
вздыбилась в воздух разрядом молнии и ударила в  благословленное  Церковью
копье. Мгновение спустя оно  все-таки  долетело  до  цели,  но  траектория
полета была уже изменена, - и, пролетев в  нескольких  дюймах  от  демона,
копье ушло в темные заросли в противоположном конце поляны.
   И вновь все стихло. Наступила смертельная тишина. Девочка слышала,  как
колотится у нее в груди сердце, а демон в человеческом  образе  сошел  меж
тем со своего постамента и двинулся к ней - и  она  поняла,  что  он  тоже
слышит стук ее сердца, что этот заполошный ритм притягивает его точно  так
же, как кусок сахара притянул бы к себе насекомое. Беспомощная и вместе  с
тем  очарованная,  она  больше  не  предпринимала  попыток   убежать,   но
неподвижно лежала на земле. Ее обуревали не только невыразимый ужас, но  и
волнующее желание.
   Внезапно на краю поляны обозначилось какое-то движение - и девочка едва
не вскрикнула, распознав его источник. Один из мужчин  предпринял  попытку
спасти ее. И в то же мгновение она поняла, что его меч окажется  столь  же
бессильным, как выстрелившее из мрака копье, поняла, что,  едва  выйдя  на
поляну, он превратится из охотника в добычу... Но  голос  замер  у  нее  в
горле, и сил предостеречь его не нашлось.
   Демон смотрел на нее не отрываясь, глаза  его  теперь  сузились.  Нечто
промелькнуло в них - и вновь из земли  ударила  молния.  Она  в  один  миг
поразила самонадеянного охотника,  объяв  пламенем  все  его  тело,  -  но
кончилось дело не пеплом, охотник превратился в стекловидную  замороженную
массу, которая тут же, разбившись на тысячу осколков, рассыпалась по земле
у ног демона.
   Вокруг девочки внезапно  зажглись  рассыпающие  искры  огни,  безлистые
деревья четко высветило серебряно-синее пламя. Она услышала, как  один  из
охотников закричал, а другой попробовал  было  обратиться  в  бегство,  но
удары демона поразили их всех - и  вот  уже  от  особого  отряда  воителей
именем Святой  Церкви  не  осталось  ничего,  кроме  серебристой  поземки,
пробегающей по земле от одного неподвижного тела к другому.
   И только теперь, медленно-медленно, он пошел по ее душу.
   Глаза его сверкнули двумя зеркалами, в которых отражались  все  страхи,
изведанные ею с самого раннего детства.  Сутью  его  существа  был  голод,
питавшийся ее страхом. Он олицетворял собой ночь  со  всеми  присущими  ей
опасностями: разгулом  Фэа,  несмертью,  тьмой.  И  еще  чем-то,  чего  ей
хотелось сейчас столь же отчаянно, как еще совсем недавно  -  освободиться
из оков и вернуться домой.
   Закрыв глаза и раскрыв рот, она погрузилась  в  море  этого  голода,  в
горько-сладостный экстаз умирания.



        4

   Удары.  Ритмичные.  Настойчивые.  Они  разрушили  образы  сновидения  и
вернули Дэмьена  в  реальность  во  всей  полноте  ее  клаустрофобического
восприятия. Замкнутое пространство каюты. Скрип палубы. И стук в  дверь  -
слишком сильный, чтобы его можно было проигнорировать.
   - Время вставать, преподобный! - И новый стук. В дверь или прямо в  его
голове? Сон проходил медленно. - Капитан говорит, чтобы я поднял вас,  или
мне здорово влетит, так что давайте вставайте! Пора за работу!
   Тихо  выругавшись,  Дэмьен  закутался  в  одеяло,   превратив   его   в
своеобразную тогу. Конечно,  он  мог  бы  открыть  дверь  и  голым  -  это
послужило бы хорошим уроком матросу, если тому, конечно, не наплевать,  но
на борту были - пусть и немногочисленные - пассажиры, и неизвестно, что бы
подумали они, так что обычная  деликатность  взяла  верх.  Солнечный  свет
струился в иллюминатор, просачиваясь  сквозь  плотную  занавеску.  "Раннее
утро", - предположил Дэмьен, хотя и сам не знал, почему:  ни  о  положении
солнца на небе, ни о яркости света он судить не мог. Он провел  достаточно
времени с Таррантом, чтобы даже сейчас, когда этот ублюдок ушел, сохранить
привычку к ночному образу жизни. "С  этим  пора  кончать,  -  подумал  он,
протирая глаза после сна. - Кончать - и как можно скорее".
   - Заходите, - пробормотал он, отпирая дверь.
   Первый боцман стоял на пороге.  Руки  его  еще  были  сжаты  в  кулаки,
которыми он только что барабанил в дверь.
   - Доброе утро, преподобный.
   Кулаки  лениво  разжались,  словно  боцман  только  что  заметил,   что
дальнейшая необходимость барабанить отпала.  Он  был  в  форме  -  морской
куртке грубой  шерсти,  от  которой  сильно  попахивало  нафталином.  И  в
башмаках. Сегодня он обулся в башмаки. Дэмьен  покачал  головой,  мысленно
оценивая значение этого факта. Когда  в  последний  раз  он  видел  членов
экипажа обутыми?
   - Капитан  приказал  разбудить  вас,  как  только  мы  будем  полностью
уверены, а похоже, что мы сейчас полностью уверены, так что  пожалуйте  на
палубу.
   - Уверены относительно чего?
   - Насчет компании. - Нервная ухмылка продемонстрировала отсутствие двух
передних зубов. - Мы заметили их уже полчаса назад, но капитан сказал, что
сначала мы должны быть полностью уверены...
   И внезапно все  сложилось  одно  с  другим.  Форма,  башмаки...  "Форма
выходная парадная" - так называет это капитан. Но в этой  части  побережья
никаких портов нет и быть не может... А если так, то в чем дело?..
   - Корабль? - спросил Дэмьен. И расслышал волнение в собственном голосе.
Волнение и тревогу. - Или еще одна крепость? Так в чем дело?
   - Паруса, и пар, и пушки по бортам. Корабль, преподобный, - в последнее
мгновение уточнил боцман, как  будто  Дэмьен  и  сам  не  понял  этого  из
предыдущего описания. - Приведите себя в порядок и, пожалуйста, поскорее в
рубку. Капитан желает встретиться с вами немедленно. В рубке,  -  повторил
он, резко мотнув головой вверх. - А мне пора.
   Корабль.
   Господи небесный... Враги, союзники, что еще за корабль?
   Он кое-как оделся - в помятые бриджи и  в  свежую,  отложенную  еще  со
вчерашнего вечера рубашку. Одеяние, конечно, так себе, но на данный момент
и это сгодится. Вспомнив, что уже утро, он обулся в легкие мокасины,  хотя
уже давным-давно перенял привычку матросов расхаживать  по  грубым  доскам
босиком. А теперь подошвы непривычно заскрипели под ногами, и он  едва  не
поскользнулся;  потребовалось  определенное  время  на  то,  чтобы   вновь
научиться ходить обутым, не пользуясь на каждом  шагу  поддержкой  десятка
маленьких якорей, какими стали в долгом  плавании  пальцы  ног.  Несколько
неуверенной походкой, а главное, довольно  растерянный,  Дэмьен  вышел  из
каюты.
   Надо же, корабль!
   Остальные пассажиры были уже на палубе. Они разбились на группы, причем
состав каждой можно было предсказать заранее. За  долгие  месяцы  плавания
Дэмьен хорошо разобрался во всех возникших приязнях и неприязнях  и  -  не
без удовольствия, присущего стороннему  наблюдателю,  -  присматривался  к
каждому малоприметному проявлению чувств,  будь  то  любовное  воркование,
чисто  партнерская  настороженность,  игровой  азарт   или   даже   злоба,
оставшаяся после крупного проигрыша в покер. Каждая мимолетная буря эмоций
заново перетасовывала сорок человек, находящихся на борту, создавала новые
коалиции и кланы. В целом все это  было  довольно  противно,  вот  почему,
наряду с прочим, ему нравилось общество Тарранта, особые познания которого
он впитывал с такой  же  жадностью,  с  какой  сам  Охотник  кормился  его
сновидениями. Строго говоря, он уже и жить без этого не мог, на этот  счет
не могло быть никаких сомнений. Да и о самом по себе познании он раньше не
думал в таких терминах, как после знакомства с Таррантом. Между ними  явно
возникла некая зависимость - и весьма опасная из-за того, что все в  целом
имело несколько зловещий характер...
   Он  чуть-чуть  подивился  тому,  что  все  эти  мужчины  и  женщины  не
столпились на носу корабля, ведь  головы  всех  были  обращены  строго  по
курсу. Возможно, капитан просто-напросто прогнал их оттуда, чтобы  они  не
путались у него под ногами. Если так, то им досталось поделом.  Однажды  и
сам Дэмьен сравнил пассажиров "Золотой славы" с котятами, которые  норовят
потереться тебе о штанину, куда бы ты ни пошел. Подняв  голову,  священник
увидел матросов на мачтах и реях: распластанные на  фоне  парусов  фигурки
казались гигантскими пауками. Лишь один  человек  держался  на  мачте  без
малейших усилий - ей не надо было цепляться  за  узлы,  когти  рук  и  ног
надежно впились в грубое дерево. Дэмьен ухмыльнулся, подметив, что  Хессет
выбрала самый удобный наблюдательный  пункт.  Паруса  бились  вокруг  нее,
сейчас  их  переставляли,  чтобы  поймать  западный  ветер.  И  тем  самым
открывался дополнительный простор для наблюдений.  В  такие  мгновения  он
завидовал ее когтям,  кошачьей  ловкости  ее  тела,  обеспечивающей  такую
свободу передвижений. Насколько проще и безопасней была бы его собственная
жизнь, обладай он подобной экипировкой!
   Капитан тоже был в форме - и на нем она  казалась  еще  более  нелепой.
Шерстяная куртка, черные бриджи, высокие  кожаные  сапоги,  все  чистое  и
отутюженное не облагораживало его, а,  напротив,  выставляло  еще  большим
варваром. Правда, наряд придавал ему и мощи - даже двойной  мощи,  если  к
его безраздельной власти на корабле добавить и агрессивность, сквозившую в
его нынешнем облике. Ничего удивительного в том, что ему с такой легкостью
удалось распугать пассажиров.
   - Там полно оружия, - сообщил он подошедшему  Дэмьену.  -  Ни  малейших
сомнений на этот счет. Поглядите сами.
   "А чего другого,  собственно  говоря,  следовало  ожидать",  -  подумал
Дэмьен, вспомнив о пушке, которую они видели пару дней назад. Он поднес  к
глазам подзорную трубу и всмотрелся в морской простор. Сейчас  они  должны
были находиться на расстоянии примерно в сорок миль от  пролива,  ведущего
во внутреннее море. Сорок,  самое  большее  -  пятьдесят.  Поэтому  такого
контакта вполне можно было ожидать. Строго говоря,  удивительно,  что  они
никого не встретили до сих пор.
   Наконец он обнаружил объект, так встревоживший  капитана,  и  навел  на
него объектив.  Следовало,  в  конце  концов,  узнать,  кого  это  выслали
встретить дорогих гостей.
   Все правильно, это действительно был корабль, и  к  тому  же  чертовски
большой. Даже на его неопытный глаз зрелище внушало уважение,  а  истинные
мореходы, сравнив  этот  корабль  с  собственным,  наверняка  должны  были
почувствовать себя униженными. Дэмьен насчитал двадцать с лишним  парусов,
горько пожалев при этом о том, что отсутствие соответствующих познаний  не
дает ему возможности истолковать форму, расположение и  смысл  каждого  из
них. Он всматривался в палубу, ища на  ней  предметы,  назначение  которых
было бы для него понятно. Посреди палубы возвышались  могучие  колонны;  в
трюме, должно быть, имелась кузница, потому что из этих колонн, а на самом
деле, конечно, труб, валил пар. Что же, они, помимо парусов, используют  и
паровую тягу? Небольшое количество надпалубных построек исключало мысль  о
том, что корабль может оказаться пассажирским. Добрый десяток возможностей
тем не менее нельзя было сбрасывать со счета. Стройный и изящный,  корабль
легко скользил по водам, но Дэмьен не понимал,  превосходит  он  скоростью
его собственный корабль или, напротив, уступает ему. Над этим ему не имело
смысла даже и задумываться. Он никогда не  любил  море  и  по  возможности
избегал морских путешествий, и вот  теперь  за  эту  нелюбовь  приходилось
расплачиваться закоренелым невежеством.
   "Таррант наверняка понял бы все с первого  взгляда.  И  разве  не  была
Мерента когда-то морским портом? Он, конечно, уже знал бы в  деталях  все,
что нам нужно знать".
   Опустив подзорную трубу чуть ниже, он увидел по  борту  чужого  корабля
квадратные отверстия, совершенно одинаковые и расположенные на  одинаковом
расстоянии друг от друга. Выглядевшие, даже на  его  неискушенный  взгляд,
весьма зловеще. Он почувствовал,  как  все  в  нем  напряглось,  когда  он
распознал эти отверстия и понял, что они не могут означать ничего другого,
кроме того, что они означают на самом деле.
   - Пушки... - прошептал он. Это слово, казалось, прилипло к  его  языку,
как ледяное железо. Пушки, на корабле! - Это так, капитан?
   - Вроде бы так, - подтвердил тот. - Я и сам такого раньше не видел,  но
если  уж  ставить  на  корабль  пушки,  то  именно  так.  Если,   конечно,
собираешься вести морской бой, - добавил он.
   "Пушки на корабле". Сама эта фраза  означала  нечто  немыслимое.  Порох
находил ограниченное применение на суше - главным образом в руках  у  тех,
чье могущество или удача позволяли им завладеть этим бесценным  веществом,
- но конечно же не в открытом море,  где  одна  едва  заметная  оплошность
могла превратить целый корабль со всем  экипажем,  пассажирами  и  грузами
сперва в огненную, а потом в водяную могилу. Даже самые лучшие ружья порой
палят сами по себе; войны раннего периода научили людей этому. Морские  же
войны велись крайне редко, а о пиратстве забыли  и  думать  на  протяжении
уже... шестисот лет? Если не восьмисот...
   "Но здесь ничего такого не произошло", -  подумал  Дэмьен.  Непривычная
дрожь охватила его душу. Любая цивилизация, которая оснащает свои  корабли
боевым оружием земного типа, должна быть неискоренимо глупа, или предельно
самоуверенна, или... и то и другое сразу. И смертоносно  опасна.  На  этот
счет не могло быть никаких сомнений. И у них должны  были  иметься  враги.
Причем враги могущественные.
   Он вновь поднял трубу и посмотрел на  стяг,  развевающийся  на  средней
мачте чужого корабля. Подождал, пока ветер  не  развернет  полотнище  так,
чтобы его можно было прочесть. Но стяг трепетал, изворачиваясь то так,  то
этак, свиваясь и развиваясь, пока наконец...  не  развернулся  в  западном
направлении. Ненадолго, но этого хватило, чтобы распознать его. У  Дэмьена
перехватило дух.
   - Преподобный?
   Два круга. В одном  из  них  контур,  напоминающий  континент  Северная
Америка древней Земли. А все вместе, выходит, земной шар?  В  другой  круг
была вписана некая змеевидная линия, которую он идентифицировал не  сразу.
Он попытался вспомнить карту  Тарранта,  представляющую  собой  взгляд  на
планету из космоса. Да. Так оно и есть. Вне всякого  сомнения.  Теперь  он
эту змею опознал.
   Это была их новая страна.  Здешний  континент.  Привязанный  к  планете
Земля (если он истолковал все правильно) тем же символом,  которым  Святая
Церковь провозглашает Единобожие и Единоверие... Да, этот стяг не мог быть
ничем   иным,   кроме   как   символом   его   собственного,    Дэмьенова,
предназначения.
   Истовая молитва вспыхнула  в  душе  священника  -  та,  которую  он  не
осмелился прочитать ни разу за все долгие месяцы плавания:
   "О Господи, дай этому миру стать Твоим. Даруй его обитателям свет Твоей
святости, дозволь им стать на страже Твоего  закона.  Дозволь  им  служить
лишь той же мечте, что и я, - и тогда мы победим! Тогда мы восторжествуем!
Тогда мы прогоним Зло с этой планеты и тогда пошедшие за Тобою будут  жить
в мире и в согласии во веки веков..."
   - Святой отец?
   - Возможно, это церковный знак, - пробормотал он. - А возможно, и  нет.
- Теперь, когда первый  порыв  оптимизма  схлынул,  на  место  его  встала
хладнокровная прагматика. "Нашему врагу случалось обманывать нас и прежде,
- подумал он. - А  вдруг  этот  символ  -  всего  лишь  деталь  очередного
хитроумного плана? А что,  если  (и  такое  вполне  возможно)  ты  неверно
интерпретировал этот  символ?  Осторожней,  Дэмьен.  Не  позволяй  надежде
лишить тебя разума". И потому он сказал: - Я ни в чем не могу быть уверен.
   Отведя  взгляд  от  корабля,  он  увидел,  что  к   ним   с   капитаном
присоединилась Рася. Синяя форма штурмана резко контрастировала с огненным
блеском ее волос.
   - Это каботажное судно, - пояснила она.  -  Такие  паруса  придают  ему
превосходную маневренность, однако  оно  не  способно  выходить  в  океан,
подобно нашему кораблю. Все дело в парусах, - подчеркнула она  напоследок.
- У них они предназначены только  для  каботажного  плавания.  Разумеется,
здесь, у береговой линии, это предоставляет им  огромное  преимущество.  У
нас нет ни малейших шансов удрать от них, даже пожелай мы  этого.  Что  же
касается паровой машины...
   Она не договорила.
   - Так что насчет нее? - напомнил Дэмьен.
   Капитан приказал своей помощнице:
   - Продолжай.
   Рася поглядела на собственный корабль, посередине которого  поднимались
две тонкие трубы - высокие, чтобы пар не стлался по  палубе,  но  довольно
тонкие. Потом перевела взгляд на чужой корабль с его четырьмя  толстенными
трубами,  заполнившими  собой,  казалось,  чуть   ли   не   все   палубное
пространство. Что было сейчас в глазах у нее - страх или зависть?
   - Строго говоря, по-моему, тут речь идет  вовсе  не  о  поддержке  хода
паровыми машинами, - в конце концов  заключила  она.  -  Судя  по  внешней
конфигурации... я  бы  сказала,  что  парусная  оснастка  является  у  них
второстепенным фактором.
   - Господи, - пробормотал капитан. - Настоящий пароход? Но сейчас-то он,
по крайней мере, на парусном ходу.
   - Потому что ветер попутный, - пояснила Рася. - Но если ветер подует  в
противоположную сторону, этот корабль хода не сбавит. Пойдет  на  машинном
ходу.
   - Огнестрельное оружие на борту корабля, - принялся перечислять Дэмьен.
- Паровая машина. Возможность беспарусной навигации.
   Он словно пробовал эти слова и  выражения  на  вкус.  Не  говоря  уж  о
выводах, которые из них проистекали.
   - Корабль из другого мира, - согласилась Рася.
   - Из того самого, который ваши единомышленники надеются  сотворить,  не
так ли, преподобный? - Глаза капитана, прищурившегося на  солнце,  в  упор
смотрели на Дэмьена. "Скажи мне, что это и есть  твои  единомышленники,  -
казалось, молил этот взгляд. - Скажи мне, что тебе известно,  как  с  ними
себя вести".
   - Не знаю, - прошептал Дэмьен. Боясь выдать себя. Неужели и впрямь этой
изолированной общине Святой Церкви удалось д