дении нескольких  планетарных  ритмов,  в  результате
чего проявляется трение, заставляющее светиться весь мир, но  зато  мягкий
куда доступнее. А именно доступность и была ей сейчас необходима.
   Девочка обхватила себя руками, ее всю трясло. Он скоро явится. Голодный
зверь в облике ракха, готовый покинуть только что захваченное им  мохнатое
тело и перебраться в тело  самой  Йенсени.  Она  подумала  о  том,  каково
придется Катасаху, когда Принц покинет его тело. Останется ли он  тем  же,
что  прежде,  словно  всего  лишь  провел   несколько   часов   в   полном
беспамятстве?   Осерчает   ли   он   на   Принца,    столь    бесцеремонно
воспользовавшегося  телом  подчиненного,  или  же  обрадуется  возможности
лишний раз услужить господину? А в  те  первые  секунды  -  оказал  ли  он
сопротивление Принцу, испытал ли боль и страх? "Все это я скоро  узнаю  на
собственной шкуре", - уныло подумала она.  И  еще  крепче  обхватила  себя
руками, как будто в попытке выдавить из тела страх.
   В дверь постучались. Она успела повернуться, как раз  когда  распахнули
тяжелую дверь. Это был ракх или, вернее, Принц в его образе.
   Войдя в комнату, он отослал пришедших с ним. Затворил за собой дверь  -
и та закрылась медленно, со щелчком в последнее мгновение.
   Сейчас - при желании - она могла бы увидеть  в  нем  человека.  Правда,
черты лица этого человека постоянно ускользали, потому что  он  успел  уже
побывать в немеряной череде обличий. А может быть, она увидела  бы  сейчас
все эти обличия сразу.
   - Мисс Йенсени, - начал Принц.
   - Кирстаад, - перебила его девочка. - Моя фамилия Кирстаад.
   Глаза ракха раздраженно прищурились, и на мгновение девочке показалось,
будто ее сейчас ударят. Но затем она сообразила, что ни разу  в  жизни  не
была еще в такой безопасности. Пройдет совсем немного времени  -  и  Принц
вселится в ее тело, не будет же он причинять самому себе вред.
   Внезапно она подумала о том, как это белое нечто, недавно привидившееся
ей, проникнет в нее, - и в то же мгновение ее охватил ужас. Неужели  ей  и
впрямь придется смириться с этим? И никакого другого выбора уже нет?
   "Нет, - тихо подсказал ей внутренний голос. - Никакого другого  выбора.
Продолжай. Ты должна это сделать".
   - Мисс Кирстаад, - продолжил Принц. - Ваше предложение остается в силе?
   - Да, - прошептала она.
   -  Сперва  мне  необходимо  будет  понять  ваши  мотивы.  Чтобы...   не
столкнуться с каким-нибудь сюрпризом.
   Она кивнула. И закрыла глаза.  И  сконцентрировалась  на  том,  что  ей
хотелось внушить колдуну, на том, что она по-настоящему устала и на  самом
деле чувствует себя потерянной и совершенно искренне боится одиночества  -
боится так, что готова впустить его к  себе  в  душу,  лишь  бы  перестать
испытывать этот страх. И еще ей хочется спасти Дэмьена, еще она оплакивает
Хессет, и голоса преследуют ее повсюду - буквально повсюду!  -  и  ей  так
хочется заставить их замолчать, хочется ощутить тепло и безопасность и  не
бояться больше ничего, и не бояться больше ничего и  никогда.  И  все  это
было верно, все это было ужасно верно, и пока  его  Познание  проникало  в
глубину ее чувств, и она знала, что слезы наворачиваются у нее на глаза  и
ее  охватывает  печаль,  настолько  глубокая,  что  все  ее  тело   начало
содрогаться в  рыданиях.  И  хотя  все  эти  причины  вовсе  не  были  той
подлинной, ради которой она пошла на это, едва ли он мог не поверить, -  а
этой веры должно было хватить.
   Судя по всему, результаты Познания  удовлетворили  Принца,  потому  что
сразу же по его  окончании  комната  со  всей  своей  мебелью,  картинами,
коврами и хрустальным светом исчезла. Йенсени услышала, как он подходит  к
ней, и  заставила  себя  не  отпрянуть  -  не  отпрянуть,  даже  когда  он
прикоснулся к ней, даже когда невероятной силы энергия заструилась из  его
тела в ее тело...
   Из его тела в ее тело...
   И вдруг она обрела Видение.  И  Увидела  не  то  существо,  которое  ей
довелось видеть раньше, и не того человека, за которого он  себя  выдавал.
Она Увидела его подлинную сущность, она раскрыла тайну, составлявшую самую
суть его существования. И этот образ был столь чудовищен, что она едва  не
отшатнулась от него, едва не прибегла к приливной Фэа,  чтобы  воздвигнуть
между собой и этим существом нечто вроде барьера, не пропускающего никакие
видения. Но он уже проник в нее, и обратного пути не было. Ни  сейчас,  ни
впредь. Ее глаза уже стали его глазами.
   И  она  увидела  глубокое  подземелье,   увидела   склеп,   укрепленный
множеством колдовских символов - таким множеством, что на  исписанных  ими
стенах не оставалось свободного места. В центре комнаты стояла  стеклянная
емкость, и, хотя освещение было скудным и призрачным, она увидела то,  что
находится в емкости, и почувствовала его запах, и поняла, что это такое...
   - Нет, - выдохнула она. - Нет.
   В стеклянной емкости  находился  человек.  Нет,  его  уже  нельзя  было
назвать человеком. У него были четыре конечности, была голова, да  и  весь
облик  казался  человеческим,  только  на  этом  сходство  с  человеком  и
заканчивалось. Пальцы были белыми и толстыми, а вместо ногтей на  кончиках
проросли бурые грибы. Тело было настолько  расплывчатым  и  поросло  таким
количеством всевозможных лишайников, что назвать  его  человеческим  можно
было, лишь дав волю собственному  воображению.  Лицо...  лицо  представало
образом из ночного кошмара; волосы и брови давным-давно  повылезли,  глаза
покрыла толстая бурая короста, раскрытый рот служил воротами для множества
мелких гадин, поселившихся в его глубине. И все тело - или, вернее, все на
теле - шевелилось: улитки, клещи, какие-то крошечные твари на ножках - все
они питались продуктами разложения этого тела,  одновременно  поедая  друг
дружку. Растения ели маленьких тварей на ножках, рыбы ели  растения,  весь
жизненный цикл был  столь  безупречно  сбалансирован,  что  самой  малости
кислорода и наружного света хватало для поддержания всей экосистемы.
   "Мое первое  тело.  -  Эти  слова  были  не  столько  сказаны,  сколько
впечатаны в ее сознание; и вкус у них был кислый, и ощущение от  них  было
смрадным. - Поддерживая в нем жизнь, я делаю себя практически  неуязвимым.
И никто на свете никогда не найдет места, где я храню его".
   Йенсени с отвращением наблюдала, как всю  эту  отвратительную  живность
пожирает столь же отвратительное тело, с тем  чтобы  угнездившийся  в  нем
мозг мог продолжать существование из года в год, из столетия  в  столетие,
высылая душу на поиск более привлекательных тел и оставаясь в  полутьме  и
кормясь червями и улитками.
   Теперь это нечто  проникло  и  в  нее.  Омерзительное  и  грязное,  оно
проскользнуло ей в мозг  и  свернулось  там  клубком,  как  змея.  Девочка
почувствовала, как нечто запускает свои щупальца ей в руки  и  в  ноги,  в
самые сокровенные области ее тела, которое тут же затряслось, едва начался
процесс первоначальной борьбы за контроль над ним. Паника охватила Йенсени
- и на мгновение девочка едва не поддалась ей. А ведь как просто  было  бы
сейчас сойти с ума, отказаться от непрочной уже смычки с действительностью
и ускользнуть в беспамятство лет на тридцать, на сорок, пока  ее  тело  не
отдаст лучшие соки и не начнет стариться, - и тогда Принцу расхочется жить
в нем. Да, это было бы так просто и замечательно...
   - Вот и сделай это, - подтолкнул ее Принц. Ему не  терпелось  захватить
полный контроль над ее телом, чего никогда не произошло бы,  останься  она
сама хоть в какой-то мере активной. - А я подарю тебе сновидения. Я подарю
тебе покой.
   Но Йенсени не сдалась и не ушла в себя.  Вместо  этого  девочка  широко
раскрыла глаза, чтобы он мог видеть ими, как она сама,  и  условия  сделки
были бы тем самым выполнены окончательно.  В  сочетании  с  присущими  ему
самому  способностями  ее  Видение  стало  вдвойне  проницательным   -   и
ослепительное труднопереносимое Сияние  приливной  Фэа  наполнило  комнату
таким блеском, что та, казалось, вот-вот должна была  взорваться.  Йенсени
почувствовала его испуг в тот миг, когда его Видение воссоединилось  с  ее
Видением, она ощутила охвативший его голод с такой же остротой,  как  если
бы изголодалась сама. "Следи за мной, - подумала она. - Я могу  справиться
и с этим". И пока Принц изумленно взирал на мир ее глазами, она припала  к
приливной Фэа и соткала из этой  энергии  для  него  картину,  изумительно
прекрасные  образы,  поразившие  его  великолепием  и  яркостью,   образы,
даруемые ему не только в визуальном восприятии, но и в обонятельном, но  и
во вкусовом...
   (И на протяжении всего этого времени она осторожно извлекала из кармана
украденную в зале аудиенций  вещь,  молясь  только  о  том,  чтобы  он  не
заметил, как она достает и раскрывает...)
   ...она сплела из приливной Фэа ослепительный шатер, в котором очутились
они оба, сетчатую структуру силы, которая провозглашала  и  закрепляла  их
объединение. И он был слишком очарован, чтобы задавать какие бы то ни было
вопросы.  Был  слишком  увлечен  безграничным   увеличением   собственного
потенциала, чтобы  обратить  внимание  на  весьма  элементарное  Творение,
которое она попутно совершала.  "Никому  из  людей  никогда  не  удавалось
ничего подобного, - думал он у нее в голове. -  Никому  из  людей  и  даже
никому из ракхов". И вот пока он испытывал механизмы и функции  ее  мозга,
она сплетала и незримый шатер, воспользовавшись всем, чему успела  научить
ее Хессет, и каждой крупицей мощи, которую  предоставляло  приливное  Фэа.
Приливное Фэа,  объясняла  ей  ракхша,  не  обладает  особой  властью  над
материальными предметами, но во всем, что  связано  с  душой  и  с  духом,
воздействует беспримерно. И Йенсени молилась, чтобы так оно  и  оказалось,
связывая сейчас двоих воедино, укрепляя и усиливая колдовскую  связь,  уже
установленную  самим  Принцем,  -  связь,  которая  (как  она  могла  лишь
надеяться) останется нерасторжимой.
   И она нанесла удар. Сильный и стремительный. Одним-единственным взмахом
правой руки, сжимающей нож, нож Тарранта, подхваченный ею с ковра в момент
общей суматохи, - она вонзила его себе в горло, в  ту  особую  точку,  где
(как рассказывал  ей  Дэмьен)  кровь,  поставляющая  жизненно  необходимый
кислород мозгу, проходит под самой кожей. Ударила сильно и быстро,  потому
что понимала, что второго шанса у нее не будет. И в момент нанесения удара
она обрушила на этого человека всю ярость, всю ненависть, все горе  и  всю
свою решимость уничтожить  его,  -  все  чувства,  которые  она  до  этого
мгновения самым тщательным образом прятала, чтобы он не догадался, что  же
она собирается сделать, - а вот сейчас, нанося удар, выплеснула эти эмоции
наружу с силой, сопоставимой разве что с приливной Фэа.
   "Ты убил моего отца! - безмолвно вскричала она.  И  нож  вошел  глубже,
вошел еще глубже в горло, высвобождая горячую кровь, хлынувшую ей на  шею,
на грудь и на занесенную в ударе руку. Сейчас она не испытывала страха, ею
овладела радость одержанной победы. - Ты убил Хессет! Ты отнял у меня все,
что у меня было, а теперь хочешь поступить точно так же  и  с  другими,  с
бессчетным количеством других людей и ракхов. Только тебе это не  удастся!
Ни за что не удастся! Я придумала, как остановить тебя!"
   Сперва Принц несказанно изумился, потом  разозлился,  потом  попробовал
вернуться в свое недавнее тело, но это ему не удалось, - и только тогда он
испугался. Он полагал, что его нельзя убить и что уж,  во  всяком  случае,
никак не зареванная девчонка сможет убить его, - но теперь он  понял,  что
это не так, что она нашла не просчитанный им заранее  способ.  Она  решила
умереть сама и увлечь его в смерть следом за  собой,  собрав  воедино  все
силы, которыми обладала, - физические, душевные и колдовские.  И  пока  он
пытался вырваться из ее  умирающего  тела,  она  по-прежнему  припадала  к
приливной Фэа со всею неистовостью, подключаясь даже к далеким  радугам  и
используя их, чтобы крепче Связать его в  незримом  шатре,  чтобы  клещами
вцепиться в него, чтобы не дать ему ускользнуть...
   Земное Фэа пробилось сквозь пол у нее под ногами - пробилось с грохотом
и сразу же охватило ее тело  пламенем  его  ярости.  Ослепленная,  Йенсени
утратила  способность  Видения  и,  следовательно,  не  смогла  продолжить
Творение.  Уже  начав  соскальзывать  по  длинному   пологому   склону   в
окончательную тьму, она чувствовала, как изо всех сил усердствует  колдун,
стараясь разорвать связавшие их воедино нити; он и впрямь начал отрываться
от нее, его дух вырывался из ее заливаемой потоками крови плоти в  поисках
более послушного и, следовательно, более надежного тела.
   "Нет, - вскричала она. - Ты не смеешь!"
   Но он ускользал, а последние силы стремительно покидали девочку.
   "О Господи, прошу Тебя... - Она молилась отчаянно, молилась неистово. -
Помоги мне, Господи! - Перед глазами  у  нее  все  плыло,  затуманились  и
другие чувства, она уже не ощущала боли от охватившего ее тело колдовского
пламени. - Прошу Тебя. За Хессет!  За  моего  отца!  За  настоящих  детей,
которые были среди Терата! За тысячи тех, кого он еще убьет! Кого  он  еще
пожрет, если ему удастся освободиться... Прошу Тебя, помоги мне!"
   У нее зазвенело в ушах, а кровь из горла уже не  хлестала,  а  вытекала
слабой струйкой.
   - Пожалуйста, - прошептала Йенсени. Она  упала  на  пол,  на  почему-то
оказавшийся мягким пол, и тьма накрыла ее словно пуховым одеялом.  Мягким,
бесконечно  мягким.  Она  пыталась  сбросить  его  с   себя,   но   одеяло
воздействовало успокаивающе, ослабляюще, удушающе. -  Пожалуйста,  не  дай
ему освободиться!
   И  тут  Что-то  отозвалось  на  ее  зов.  Что-то,  охладившее  пламя  и
заставившее его отпрянуть в потоки Фэа, из которых оно и родилось. Что-то,
овеявшее  иными,  прохладными  потоками  ее  агонизирующее  тело.  Что-то,
рассеявшее ее страхи, и охладившее пыл ее ненависти,  и  укротившее  бурю,
только что бушевавшую у нее в душе. Что-то, пробившееся до нее и доставшее
и до души Принца и наполнившее эту душу Своим  Присутствием.  Мир.  Покой.
Абсолютная безмятежность. Принц осознал опасность - и вступил  в  схватку,
вступил в отчаянную  схватку,  но  с  такой  силой  человеку  не  дано  ни
поспорить и ни сразиться. Весь опыт колдуна сводился к власти и к насилию,
а сейчас не  оставалось  места  ни  для  того,  ни  для  другого.  Йенсени
почувствовала, как страх Принца вытекает во тьму -  в  добрую  и  желанную
тьму, - и вот уже его судорожные метания  медленно,  постепенно  пошли  на
убыль. Теперь для него уже не имело значения, в чьем  теле  он  находится,
умирает это тело или нет; на смену страсти к жизни  пришло  иное  чувство,
куда  более  могущественное.  И  вот  уже  незримый  шатер  Фэа  исчез  за
ненадобностью, потому что исход из умирающего тела не был разрешен никому,
- ни для нее, ни для него.
   "Благодарю Тебя. - Безмолвные слова, проникнутые  покоем.  -  Благодарю
Тебя".
   Перед девочкой поплыли и замелькали в потоках света  лица.  Хессет.  Ее
отец. Ее мать. Детеныши ракхов. К ним-то она и потянулась, но они растаяли
под прикосновением ее пальцев.
   Однако, удаляясь и исчезая, они шептали:
   - Пошли. Пора. Пошли с нами...
   И она пошла следом за ними. Шествие возглавил  воин,  доспехи  которого
блистали золотом Коры, хрустальное знамя у него в руках реяло на ветру.  И
она вспомнила его - это был образ одного из ее видений.  Того  видения,  в
котором тысячи блистательных рыцарей готовились отдать жизнь за Веру. Воин
подал ей руку,  она  взяла  его  руку  в  свою,  и  раздался  переливчатый
хрустальный звон.
   - Есть вещи, - прошептал он, - за которые не жаль умереть.
   И тут же весь мир превратился в сплошное сияние - в сияние и покой.



        20

   "Что ж, - подумал Дэмьен, - так вот оно все и кончается".
   Фонари погасли уже где-то час назад. Сама по себе тьма не была для него
чем-то страшным - в темнице все же хватало Фэа для того, чтобы если  и  не
видеть предметы, то различать их с помощью  Видения,  но  погасшие  фонари
подразумевали скорое завершение его последней драмы. Еще  никогда  его  не
оставляли в узилище без света. Время от  времени  стражники  спускались  в
подземелье, чтобы удостовериться в том, что и с фитилями, и с маслом все в
порядке, теперь же этого не произошло. А  во  дворце,  где  все  процедуры
выверены  с  точностью  часового  механизма,   единственным   объяснением,
пришедшим  на  ум  Дэмьену,  было  вот  что:  его  решили  просто-напросто
"забыть", дожидаясь, пока иссякающие жизненные  силы  не  приведут  его  к
естественному концу.
   Он попытался пересесть поудобней, но  спина  отозвалась  на  это  такой
болью, что ему сразу  же  пришлось  одуматься.  Кое-как  он  собрал  самую
малость Фэа для проведения самого элементарного Исцеления - чтобы хотя  бы
остановить  внутреннее  кровотечение,   -   но   даже   на   это   здешних
энергетических потоков не хватило. Боль собиралась в области паха, куда  и
пришлись самые страшные удары, и еще - в почках, и он  прекрасно  понимал,
чем это может и должно закончиться. Сколько  еще  времени  должно  пройти,
прежде чем его раны станут неисцелимыми?  Да  и  что  за  смерть  они  ему
уготовили? И разве не милосердней было бы снабдить его ядом, нежели обречь
на медленную голодную смерть? Так что если он все-таки умрет от ран,  это,
возможно, окажется для него не худшим исходом.
   С лестницы донесся шум. Удивленный, священник посмотрел в  ту  сторону,
но увидел только смутное свечение  земной  Фэа,  стелющейся  по  каменному
полу. Он вслушался с таким трепетом, что даже стук собственного  сердца  и
шум в ушах стали для него помехой, - но зато ему удалось  расслышать,  что
это шаги. Шаги! Вниз по лестнице, невыносимо  медленные,  разносящиеся  по
лестничным маршам, и как будто остающиеся на одном и том же расстоянии  от
него. И вдруг свет, показавшийся ему утренней зарею. И не  беда,  что  это
был всего лишь фонарь. И не беда,  что  пришедший  с  фонарем  оказался  в
длинном плаще, и Дэмьен  даже  не  мог  понять,  кто  это  такой.  В  этом
подземелье  в  эти  минуты  свет  фонаря  показался  священнику   воистину
чудодейственным.
   Ему все-таки удалось заставить свое тело  сесть,  хотя  боль  буквально
скрутила его при этом в  узлы.  Фигура  в  длинном  плаще  приблизилась  к
решетке. Свет на мгновение ослепил Дэмьена, и он не понял, кто перед  ним.
Но тут вновь вошедший отвел руку с фонарем в сторону, и боковой свет  упал
на - увы! - слишком хорошо знакомое Дэмьену лицо ракха.
   Долгое время Катасах молча всматривался в лицо Дэмьена, словно  надеясь
что-то на нем прочесть. Возможно, все  дело  было  в  освещении,  но  ракх
казался сейчас на редкость мрачным и вдвое более чужеродным по сравнению с
обычным своим видом.
   - Он мертв, - спокойно  объявил  ракх.  В  его  голосе  самым  странным
образом отсутствовал малейший намек на чувство; возможно, это была шоковая
реакция. - Она убила его.
   Дэмьену потребовалась целая минута, чтобы осмыслить услышанное и  чтобы
полностью удостовериться в том, что ракх, стоявший перед ним, - это именно
ракх, а не перевоплотившийся Принц. Так что же,  Принц...  умер?  "Значит,
победа все же за нами", - глухо подумал он. Гений,  несший  ответ  за  все
ужасы, творящиеся в этой стране, исчез - и теперь можно  избавиться  и  от
его страшного наследия. Это было сказочно, это было невероятно; поверить в
это просто так он не мог.
   - А где Йенсени? - спросил он. - С ней все в порядке?
   Ракх ничего не ответил. Вновь пристально и долго смотрел на  Дэмьена  и
лишь затем медленно покачал головой:
   - Она взяла его с собой. Пожертвовала собой, чтобы он умер. И  все  это
во имя твоего Бога, священник. Она поверила в этот миф,  и  он  принес  ей
избавление.
   Ракх полез в глубокий карман плаща; Дэмьен услышал, как звякнула связка