не так ли? Чтобы выявить характер и  возможности  нашего
врага, прежде чем предпринять следующий шаг. Разве не  в  этом  заключался
наш план? И  мне  не  нравится  замысел  помчаться  вслепую  на  вражескую
территорию, даже не узнав предварительно о...
   - Непозволительная роскошь, - рявкнул Охотник. -  Для  нас,  во  всяком
случае. Неужели вы полагаете, будто  наймиты  Матери  будут  сидеть  сложа
руки, пока мы не запасемся сведениями, картами и  надлежащей  отвагой?  За
ваши головы объявлена награда...
   - Откуда вы знаете?
   - Да уж, поверьте, знаю. Знаю наверняка. И даже знаю предложенную сумму
- и она, поверьте, достаточно велика,  чтобы  все  аборигены,  с  которыми
придется иметь дело, глядели в оба. Неужели вы и  впрямь  хотите  остаться
здесь в сложившейся ситуации? Неужели и впрямь думаете,  будто  здесь  вам
удастся собрать достаточно информации,  чтобы  ради  нее  стоило  рискнуть
жизнью?
   - Но и ваш план выглядит ненамного лучше, - с вызовом вмешалась Хессет.
- Бегство вслепую... и куда... ради чего?
   - Необходимо покинуть этот континент. Вырваться из  паутины,  сотканной
Матерями, прежде чем они нас поймают. Я понимаю, что  подобный  подход  не
кажется вам привлекательным...
   - Мягко сказано.
   - Но уверяю вас, остаться в городе означает подвергнуться максимальному
из возможных  рисков.  В  этом  городе  или  в  любом  другом  на  здешнем
побережье.
   Дэмьен покачал головой:
   - Земли, которыми управляют Матери, не имеют торговых сношений с  южным
королевством, неужели вы забыли об этом? Войны  в  строгом  смысле  слова,
возможно,  и  нет,  но  отношения  носят  явно  враждебный   характер.   И
судоходство строжайшим образом воспрещено.
   - Действительно, - сухо согласился Охотник. - Торговые  связи  с  южным
королевством находятся под запретом. - В  его  ровном  голосе  послышались
нотки презрения. - И кого, по-вашему, это  останавливает?  Правило  первое
любых  исторических  процессов  гласит:  "Торговля  развивается  в   любом
случае". Вот так-то, священник. Всегда и в любых условиях.  На  время  она
может замереть - скажем,  на  период  войны,  когда  организована  строгая
морская блокада, - но  как  только  оборона  одной  из  сторон  дает  хоть
малейшую трещину, в эту  трещину  начинают  просачиваться  контрабандисты.
Выгода - гораздо более сильная  мотивация  поступков,  нежели  патриотизм,
Райс. Значительно более сильная.
   - Вы хотите сказать, что мы сумеем найти корабль?
   Таррант кивнул:
   - Вне всякого сомнения.
   - А есть какие-нибудь предположения  относительно  того,  как  нам  его
найти?
   - Честно говоря, я уже кое-что предпринял. - Он достал сложенный листок
бумаги и передал его Дэмьену.
   Священник осторожно развернул его, поднес к свету.  "Ран  Москован",  -
значилось там. "Номер лицензии в Анджело  Дуро  346-298-и".  Под  этим  на
листке было написано название одного из местных баров, его адрес  и  время
предполагаемой встречи.
   - Днем он торговец, а ночью контрабандист, - пояснил Таррант. - У  него
свой корабль - быстроходный, на паровом ходу, и на этом корабле достаточно
тайников, чтобы любой другой контрабандист позеленел от зависти.  Согласно
данным, полученным мною в ходе Познания, это самое надежное, что мы  можем
отыскать во всем городе. Встретитесь с ним завтра и договоритесь о цене. -
Он откинулся в кресле. - Только  не  вздумайте  скупиться.  Золото  -  это
единственный хозяин, которому такие люди служат верно.
   - Это проще сказать, чем сделать, - проворчал Дэмьен. Он  посмотрел  на
Хессет, и ракханка, разгадав  значение  его  взгляда,  полезла  в  карман.
Жалкая пригоршня монет, которую она высыпала на  стол,  не  впечатляла,  а
ничего другого у нее не было. - У меня тоже осталось пятьдесят  золотых  в
поясе. А все остальные деньги исчезли вместе с моей поклажей, и  куда  она
подевалась, одному Богу ведомо.
   - И все это деньги северной чеканки, здесь они не в ходу, - подчеркнула
Хессет.  -  То  есть  это  самый  верный  способ  выдать  себя,  если  нас
действительно ищут.
   Охотника их причитания, казалось, ничуть не огорчили.
   - Об этом я тоже подумал.
   Он сунул руку в карман и достал  маленький  шелковый  кошелек.  Весь  в
грязи, если не в крови, заметил  Дэмьен.  Не  произнеся  более  ни  слова,
Охотник высыпал содержимое кошелька на стол. Это были драгоценные камни  -
в грязи, в крови, и тем не менее драгоценные.
   - Откуда?.. - выдохнула Хессет.
   Да и Дэмьен не сразу сообразил. Лишь через пару секунд он задал вопрос:
   - Терата?
   Охотник кивнул.
   - Мне пришло в  голову,  что  нам  может  понадобиться  капитал.  Хотя,
конечно, воспользоваться подношениями, сделанными демону Калесте...
   С дивана донесся стон. Тихий, едва слышный,  но  настолько  пронизанный
болью, что даже Таррант внезапно замолк и резко посмотрел  в  ту  сторону.
Застонала девочка.  Она  только  что  проснулась,  ее  глаза  были  широко
раскрыты, все ее тело сотрясала сильная дрожь.  Трудно  было  понять,  что
именно она сейчас чувствует. Страх? Изумление? Смятение?
   - Что? - прошептала она. Явно понимая,  что  на  нее  обращены  взгляды
присутствующих. - Что это такое?
   Йенсени с трудом поднялась на ноги и пристально посмотрела на них. Нет,
подумал Дэмьен, не на них. На стол и на  разложенные  по  его  поверхности
самоцветы.
   Девочка медленно подошла к спутникам, не сводя взгляда  с  камешков  на
столе. Дэмьену не надо было прибегать к колдовству, чтобы понять, что  она
источает страх и что Охотник питается этим страхом.
   - Что это? - шепотом спросила она. - Что это вы сюда принесли?
   Голос ее задрожал, затряслись и руки, когда она протянула их  к  столу.
На миг Дэмьену захотелось убрать от девочки драгоценные камни,  убрать  их
вообще с глаз долой, но этот миг прошел, - и она увидела  их,  она  к  ним
прикоснулась,  она  принялась  перебирать  рассыпанные  по   всему   столу
драгоценности, словно выискивая что-то известное ей, и вскрикивая от  боли
после  каждого  прикосновения.  Священник  вспомнил  о  том,  как  Йенсени
восприняла город, его стены и колонны, его жителей, - и потянулся  к  ней,
чтобы  оттащить  ее  в  сторону,  чтобы  оттолкнуть  от  нового  источника
страданий. Но и его самого,  подобно  обоим  его  спутникам,  парализовало
любопытство. Любопытство и страх.
   Наконец найдя что-то, девочка судорожно охнула, после чего, всхлипывая,
извлекла этот камешек из общей груды. Не то рубин,  не  то  гранат,  решил
Дэмьен, нечто сверкающее собственным темно-багровым светом из-под  коросты
грязи и запекшейся крови. Ее дрожащие пальцы обтерли грани камня, очистили
его от грязи. Она прерывисто,  судорожно  дышала,  воспринимая  все  новые
болезненные уколы, которые, несомненно, приносило каждое  прикосновение  к
камню. Дэмьену мучительно хотелось помочь ей, но он просто не знал, с чего
начать.
   - Это его камень, - выдохнула девочка. Слова душили ее. В уголках  глаз
навернулись слезы, сами показавшиеся в свете лампы брильянтами. - Его!
   Первой сообразила Хессет.
   - Речь о ее отце, - прошептала она. - Это, должно быть, его камень.
   - Но как?.. - начал было Дэмьен.
   Холодная рука, опустившись ему на плечо, призвала его  к  молчанию.  Он
посмотрел на Охотника и увидел, что взгляд  того  прикован  к  поверхности
стола. Нет, выше... Он проследил за направлением этого взгляда - и у  него
перехватило дыхание. В гостиничном номере творилось нечто невероятное.
   В воздухе начала формироваться человеческая  фигура,  поворачиваясь  то
так, то этак в свете лампы и, казалось, черпая  энергию  и  субстанцию  из
разложенных на столе драгоценных камней. Сперва она выглядела бесформенной
и нематериальной, казалась клубом пыли, в котором,  слетевшись  на  пламя,
плясали мотыльки.  Но  постепенно  она  набирала  силу  и  вещественность,
превращаясь в некий предмет, сперва неопределенный, и только  спустя  пару
минут можно стало определить, что  это  такое.  Рука.  Человеческая  рука.
Смуглая,  с  едва  заметным  шрамом  на  тыльной  стороне,   с   аккуратно
подстриженными и чистыми ногтями, с  легким  намеком  на  ткань  шелкового
рукава на запястье. Пока они следили, рука становилась все материальнее  и
тверже, и вот уже на одном из  пальцев  заблистал  в  оправе  алым  цветом
драгоценный камень. Не надо было смотреть на тот, который держала Йенсени,
чтобы понять: это один и тот же камень; эта мысль  пронзила  священника  с
такой же остротой, как если бы он вошел в процесс Познания, и источник  ее
происхождения был, судя по всему, тем же самым.
   - Но как? - поразился он.
   И хотя ответ был совершенно очевиден, он не мог поверить тому.  Неужели
Йенсени?..
   И тут, совершенно внезапно, видение исчезло.  Растворилось  в  радужном
каскаде света и растаяло в ночи. Рука девочки, дрожа,  продолжала  сжимать
драгоценную находку, по обеим щекам у нее бежали слезы.
   - Это его камень, - прошептала она. - Он  сказал  мне,  что  отдал  его
одному из своих людей.
   - Тому, кто позже стал жертвой Терата, - добавил Таррант.
   Девочка кивнула, продолжая всхлипывать:
   - Я чувствую, как он умер...
   Она  задышала  еще  судорожней,  и  рука  у   нее   задрожала.   Дэмьен
предположил, что перстень не был  снят  похитителем  с  руки,  а  отрублен
вместе с пальцем.
   - Она черпает силы не из земной Фэа, - вслух поделился  своей  догадкой
Таррант. - Это нечто более сильное. И более необузданное.
   - Они убили его, - прошептала девочка. - Они убили этого человека и они
убили моего отца - и они не прекратят убивать, если вы их не остановите!
   Дэмьен увидел, что Хессет потянулась к девочке.
   - Но если это и впрямь сильнее, чем земное Фэа... - начал он.
   - И необузданней, священник. Не забывайте об этом. В здешнем мире  есть
силы, не поддающиеся укрощению...
   - ...и люди не умеют использовать их, потому что они думают  только  об
укрощении и обуздании, - подхватила Хессет.  -  А  вот  ракхи  знают,  что
использовать силу можно, только покорившись  ей.  -  Она  нежно,  трепетно
посмотрела на девочку, которую уже успела заключить в  объятия.  -  И  она
это, по-моему, тоже знает, - прошептала ракханка.
   Девочка посмотрела  на  участников  экспедиции.  Лицо  ее  было  залито
слезами, нижняя губа дрожала, но, когда она заговорила, голос ее  зазвучал
сильно и строго:
   - Возьмите меня с собой.
   Дэмьен почти физически  ощутил,  в  какой  гнев  пришел  от  этих  слов
Таррант.
   - Исключено! - рявкнул он.
   - Они убили моего отца!
   Таррант, пропустив ее слова мимо ушей, обратился к Дэмьену:
   - Это ваших рук дело, священник. Так что и решение извольте найти сами.
   - Но я хочу помочь вам!
   Таррант поднялся с места. В  этом  темном  убогом  помещении  рост  его
казался и  вовсе  исполинским.  Он  навис  над  девочкой  подобно  ночному
призраку. Лицо у него было кромешно-мрачным.
   -  Она  нестабильна,  -  объявил  он  свой  приговор.  -  И   предельно
недисциплинированна. И я не вижу ни малейших признаков того, что она может
контролировать  силу,  которой  пользуется,  или  хотя  бы  осознавать  ее
природу.
   - Но я знаю, где Черные Земли! - выкрикнула Йенсени. - И  все  тамошние
ловушки знаю! Если вы не возьмете меня с собой, вы  их  не  разглядите,  и
тогда он убьет вас!
   На  мгновение  наступила   тишина   -   страшная   тишина,   заряженная
подозрительностью, страхом и - да! - слабыми признаками надежды.
   Наконец обретя дар речи, заговорил Дэмьен:
   - А что такое Черные Земли?
   - Там живет Принц. Которого называют Неумирающим.  -  Йенсени  говорила
озлобленно, не сводя глаз с Тарранта. Словно провоцируя его на  то,  чтобы
он велел ей замолчать. - В  самом  центре  Пустошей.  Говорю  вам,  я  это
видела. И я могу провести вас сквозь преграды.
   - Но как? - не выдержал Таррант. И голос его был холоден как лед. - Как
ты все это узнала?
   - Я видела... картины. - Сейчас ей явно стало трудно подыскивать слова,
ведь выражений, соответствующих ее опыту, в ее языке не было. - Он  обычно
рассказывал мне истории... и появлялись картины.
   - Твой отец рисовал их для тебя? - спросила Хессет.
   - Он и не подозревал о том, что  они  появляются,  -  ответила  девочка
шепотом. - Он никогда ничего не видел. - Слезы  вновь  хлынули  у  нее  по
щекам; искреннее горе преодолело возникшую было враждебность. - Иногда они
появлялись во время его рассказов - и я собственными глазами видела то,  о
чем он рассказывал. Как будто я  переносилась  туда  сама.  Черные  Земли,
Пустоши и все эти места на юге... -  Она  замолчала,  уткнувшись  в  плечо
Хессет. Выплакалась в теплую золотистую шерсть.  -  Я  могу  привести  вас
туда, - всхлипывая, добавила  она.  -  Я  могу  провести  вас  сквозь  все
преграды!
   - Исключено, - холодно повторил Охотник.
   А вот Дэмьена одолели сомнения:
   - Но если она знает дорогу...
   - Подумайте хорошенько, священник! Два  народа  находятся  в  состоянии
войны  друг  с  другом.  Все  прибрежные  районы   превращены   в   единую
оборонительную линию на случай возможного вторжения  со  стороны  моря.  И
один из протекторов отправляется в самое сердце страны  врага,  видит  все
там собственными глазами. Почему вы не спрашиваете самого себя, как  такое
могло получиться, преподобный Райс? Да что я говорю! Почему вы не спросите
об этом у самой девочки?
   Йенсени вырвалась из рук Хессет, ее смуглое личико пожелтело от страха.
   - Он этого не хотел! - закричала она. - Он хотел помочь! Он думал,  что
спасет их...
   И тут все сошлось воедино в размышлениях  Дэмьена  -  ее  отец,  ракхи,
кровавое вторжение... Протектор Кирстаад договорился  с  врагом,  а  потом
поплатился  жизнью  за  собственное  предательство.  Что  означало:   если
ответственность  за  случившееся  вторжение  можно  возложить  на   одного
человека, то этим человеком оказался отец Йенсени.
   "О Господи, - подумал  Дэмьен,  глядя  на  то,  как  корчится  малышка,
несомненно ожидая с их стороны гневной и презрительной реакции. -  Что  за
чудовищное бремя пало на эту юную душу!"
   - Я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от ребенка, священник. Имеется  у
нее информация или нет, мы ее здесь оставим.
   - Нет! - внезапно запаниковав, воскликнула Йенсени. - Только не  здесь!
Только не среди этих голосов!
   - Тише, - выдохнул Охотник, и при звуке его заряженных  энергией  слов,
казалось, затрепетал сам воздух. - Немедленно успокоиться!
   Задыхаясь, девочка осталась наедине со своими страхами.
   - Посмотрите на нее, - воззвал Таррант. - Или вы и теперь усомнитесь  в
моем решении? В нашей миссии нет места ребенку. И вам следовало  бы  знать
это с самого начала.
   - Я не могу оставить ее здесь.
   - Не можете? Так как же прикажете поступить? Может, останемся  здесь  и
поищем для нее няньку? Каждый разговор с  местными  увеличивает  опасность
разоблачения! Или прикажете обратиться в сиротский приют?
   - Хорошо, а что же вы сами предложите? - поинтересовался  Дэмьен.  -  Я
вас слушаю.
   Ледяной взгляд Охотника остановился на девочке.
   - Вам прекрасно известно, что я предложу, - прошипел он. И в  голосе  у
него прозвучал смертный приговор. - Мой ответ вам прекрасно известен.
   - Нет, - разгадав его намерения, возмутилась ракханка. - Вы  не  имеете
права...
   - Ага. Возвращаемся к вопросу о  морали?  Или  мы  уже  позабыли  урок,
преподанный нашим врагом? Если мы хотим добиться успеха,  то  должны  быть
готовы на любые жертвы. На любые, не правда ли?
   - Что-то я не помню такого урока, - буркнул Дэмьен.
   А Хессет добавила:
   - Она же еще ребенок...
   - И вы полагаете, что я позабыл об этом?  У  меня,  любезная  ракханка,
были и собственные дети, не так ли? Я вырастил их, я их воспитал, а  когда
они встали на моем пути, я их убил. Детьми, знаете ли, можно пожертвовать.
   - Двумя, - вмешалась Йенсени.
   Охотник от изумления заморгал.
   - Что такое?
   - Двумя детьми, - повторила девочка. Ее тонкий голос дрожал. - Вы убили
только двоих детей.
   На  мгновение  он  недоуменно  уставился  на  нее.  Или,  может   быть,
испуганно? Потом резко отвернулся, схватил кошелек,  сунул  его  в  карман
туники.
   - Вы нашли ее, - злобно бросил он Дэмьену. - Вы от нее и избавитесь!
   Однако священнику показалось, будто  в  голосе  Тарранта  прозвучало  и
нечто иное, кроме естественного  гнева,  нечто  куда  менее  самовластное.
Неужели Охотник боится?
   И тут же посвященный исчез, грохнув за собой дверью.  По  всей  комнате
заклубилась пыль.
   - Это правда? - спросила у Дэмьена Хессет. - То, что она сказала.
   Священник посмотрел на девочку и понял, что и его самого охватил страх.
Действительно ли столь необузданно ее  могущество  или  речь  должна  идти
всего лишь о душевной нестабильности? Но  как  можно  с  полной  гарантией
отличить одно от другого?
   - Насчет чего?
   - Насчет его детей? Что он убил не всех?
   Дэмьен отчаянно зажмурился.
   - Не знаю. Церковь утверждает... нет, Хессет, я этого действительно  не
знаю. - Он посмотрел на дверь, столь решительно и бесповоротно захлопнутую
Таррантом. - Пожалуй, мне лучше отправиться вслед за ним.
   - Дэмьен...
   - Он прав: мы не можем терять здесь времени...
   "И не можем  позволить  себе  раскол  сейчас,  когда  мы  оказались  на
расстоянии практически одного удара от нашего врага", -  мысленно  добавил
он.
   Подхватив куртку, он устремился к выходу, но голос Хессет заставил  его
замереть на пороге:
   - Должно быть, это приливное Фэа, Дэмьен.
   Он обернулся. Он не  поверил  собственным  ушам  -  и  понял,  что  это
написано у него на лице.
   - Ты уверена?
   Хессет кивнула.
   - Но ведь люди не могут...
   Он  не  закончил  фразу.  Сама  такая  возможность  казалась  полностью
исключенной.
   - А может, теперь уже могут? - тихим голосом  возразила  ракханка.  Она
вновь притянула  к  себе  девочку  и  гладила  ее  по  волосам  наполовину
выпущенными когтями. - Может быть, ваше  племя  наконец  приспособилось  к
условиям нашего мира. Когда-то вы ведь и земной Фэа пользоваться не умели,
а сейчас посвященные обретают этот дар без каких бы то ни было  усилий  со
своей стороны. Может быть,  само  Фэа  может  изменять  людей  -  конечно,
медленно, на протяжении многих поколений.
   По спине священника побежали мурашки. Если  Фэа  способно  видоизменять
человека  так,  как  она  видоизменяет  аборигенов...  Он   посмотрел   на
получеловеческий облик Хессет, на чисто  человеческие  формы  ее  тела,  и
невольно  задрожал.  А  что,  если  адаптация  к  здешнему  миру  означает
необходимость пожертвовать самой человеческой сущностью? Что,  если  ценой
универсального Видения станет полная утрата человеческого наследия?
   Но он не мог позволить себе размышлений на эту тему. Сейчас, во  всяком
случае. Это была совершенно неизведанная область страха, а с  него  сейчас
более чем хватало и имевшихся опасностей. Он потянулся было за  мечом,  но
затем решил не брать его с собою. Такое  и  впрямь  выглядело  бы  слишком
подозрительно. Он взял вместо этого охотничий нож и сунул  его  в  карман,
где тот не должен был привлечь к себе ничьего внимания.
   - Оставайся здесь, - приказал он Хессет. - И позаботься о ней.
   - Не оставляйте меня, - прошептала девочка.
   Он посмотрел на нее и понял, со всей отчетливостью и  бесповоротностью,
что Таррант прав, что взять ее с собой  означает  подвергнуть  и  себя,  и
миссию совершенно непредсказуемому риску, что  девочка  может  навлечь  на
всех гибель... Но она знает дорогу. Она видела Черные Земли.  Так  что  же
рискованней:  взять  ее  с  собой  или  отправиться  в  путь  вслепую,  на
собственных ошибках и ранах  распознавая  одну  ловушку  за  другой,  одну
опасность вслед за другой? И внезапно он утерял веру в  правоту  Тарранта.
Внезапно он уже ни в чем не был уверен.
   - Я вернусь, - пробормотал он.
   И, плотно закрыв за собой дверь, отправился на поиски Охотника.