, заглушая звоном
цепи движение, в ходе которого просунул заговоренную сталь между звеньями.
Пусть  здешний  властелин  думает,  что  Дэмьена  так  напугало  одно  его
приближение. Пусть думает все, что угодно, лишь бы не сорвалось.
   Выигрывая  время,  он  мотнул  головой  в  сторону  Тарранта  и   грубо
поинтересовался:
   - А этому вы что заплатили?
   Неужели и впрямь по цепи, сковывающей его руки, прошла холодная  дрожь?
Или он всего лишь принимает желаемое за действительное?
   Принц, полуобернувшись к Охотнику, удостоил его кивком.
   - Мы с Его Светлостью нашли  взаимопонимание.  Среди  властителей  мира
сего речь идет не о купле-продаже,  а  о  неких  условиях  предполагаемого
союза.
   Время. Ему нужно выиграть время.  Дэмьен  заставил  себя  поглядеть  на
Тарранта, заставил себя заговорить  голосом,  полным  ненависти  и  обиды,
заставил себя плюнуть в сторону этого человека.
   - Ты убил Хессет, ублюдок! Убил точно так же, как если бы ты  перерезал
ей горло собственными руками!
   Холод. Теперь,  вне  всякого  сомнения,  появился  и  холод.  Холод  на
запястьях, где наручники впились в тело. Холод в кончиках пальцев, которые
успело лизнуть холодное пламя. Сколько же времени понадобится  ему,  чтобы
со всем управиться? Как ему  догадаться,  в  какой  миг  следует  рискнуть
нанести удар? Шанс выпадет только один, и если он ошибется  в  расчетах...
Нет, об этом лучше не думать.
   - Хессет  сама  погубила  себя,  решив  участвовать  в  путешествии,  -
невозмутимо возразил Таррант. Он отхлебнул из кубка; на этом были выиграны
еще несколько драгоценных секунд. - Миссия с самого начала была ошибочной,
и вам обоим следовало бы понять это заранее.
   Принц совсем отвернулся от Дэмьена. Возможно, лишь затем, чтобы  отдать
какое-нибудь распоряжение; возможно, затем, чтобы отойти  от  наскучившего
ему пленника. Вот оно, мгновение, понял Дэмьен. Сейчас или никогда.
   Он резко рванул наручники на себя. Взмолившись, как он не  молился  еще
ни разу в жизни, о том, чтобы холодное пламя справилось со своей работой и
чтобы цепь разорвалась прежде, чем лейб-гвардейцы успеют  среагировать  на
его жест. Краем глаза он увидел,  как  метнулся  к  нему,  встревожившись,
ракх, а Принц уже стоял спиной к нему...
   И  тут  раздался  звук,  подобный  треску  лопнувшего  стекла,  и  руки
священника оказались свободными, хотя  сразу  же  их  обожгло  под  градом
частых ударов, а цепь замороженной шрапнелью брызнула на шелковый ковер, а
ракх уже был совсем рядом, а Принц отпрянул,  а  нож  превратился  в  дугу
серебряного  пламени,  устремившись  к  единственно  возможной  мишени,  и
расстояние до нее составляло всего какой-то дюйм...
   И сталь, войдя в плоть, взметнулась снопом ледяных искр. Дэмьен  ударил
столь  стремительно,  что  хотя  Принц  своевременно  поднял  руку,  чтобы
отразить нападение, перехватить удар ему не удалось, - острие ножа впилось
ему в шею, скользнуло внутрь, рассекло сонную артерию, поставляющую  кровь
и, следовательно, жизнь в мозг. Кровь густой и темной струей  брызнула  из
раны, когда Дэмьен выдернул из нее нож; следовало  лишь  молиться  о  том,
чтобы Принц в свои последние мгновения не смог припасть к Фэа. Потому  что
если ему удастся совершить  Творение,  если  удастся  закрыть  и  залечить
рану... тогда они все мертвы - и он, и  Таррант,  и  Йенсени,  и  миллионы
жителей Севера, которых Принц вознамерился истребить.  А  выживи  он,  так
истребит непременно.
   Тело Принца судорожно изогнулось - и это движение  оказалось  настолько
внезапным, что  Дэмьен  выронил  нож.  Он  увидел,  как  лезвие,  искрясь,
полетело на ковер, а потом пропало из виду, затерявшись среди узоров, пока
Принц опускался на колени. Но нож священнику был уже ни к чему.  Вслед  за
истекающим кровью Принцем он бросился на пол, готовый  разорвать  колдуна,
если понадобится, на части собственными  руками.  И  в  какой-то  миг  ему
почудилось, будто рваная рана и  впрямь  начала  закрываться.  Он  услышал
голоса, шум шагов, лязг извлекаемого из ножен оружия. В любое мгновение на
него могли наброситься, убить, но мысль о смерти волновала его лишь в  той
степени, в которой дело его рук осталось бы незавершенным.
   Тем временем алый поток становился все тоньше и тоньше, а  лицо  Принца
все бледнее и бледнее. Оставалось всего несколько секунд - и тогда колдуна
уже ничто не сможет спасти. Всего несколько секунд.
   Именно в этот миг и закричала Йенсени.
   Ужас, горе и чувство неизбывной вины обрушились  на  душу  Дэмьена,  но
повернуться в сторону девочки он не посмел. Ведь если  бы  Принцу  удалось
оправиться в это одно-единственное возможное мгновение, на которое его  бы
предоставили самому себе, то умерла бы не только Йенсени,  но  и  все,  во
спасение которых она помогала ему бороться. А священник не  мог  допустить
этого.
   - Прости меня, - прошептал он, глядя, как замирает последний  жизненный
пульс Принца. Зная при этом, что, даже если она и простит его, он  никогда
не простит себя сам.
   Но вот все было кончено.
   И наступила тишина.
   И что-то во всем этом показалось Дэмьену настолько чудовищно  неверным,
что он даже ощутил вкус горечи во рту.
   Почему никак не проявили себя лейб-гвардейцы? Почему  никто  ничего  не
предпринял? Священник осмелился, наконец,  поглядеть  в  ту  сторону,  где
стояла Йенсени, и увидел, что она стоит жива и невредима, правда, оцепенев
от страха, - не изранена, не убита, а именно парализована ужасом. И взгляд
ее прикован к тому, кто в  это  мгновение  подходил  к  бездыханному  телу
Принца, закрывая своей тенью лужу крови, разлившуюся по ковру.
   Катасах.
   Дэмьен быстро отпрянул от тела, ожидая, что  на  него  сейчас  нападут.
Однако этого не произошло.
   - Идиот! - выдохнул ракх.
   Его голос  изменился.  Глаза  стали  другими.  По-прежнему  ракханские,
по-прежнему зеленые... но что-то новое появилось  в  их  глубинах,  и  это
напугало и потрясло Дэмьена. Уж больно знакомым показалось ему это нечто.
   - А вы... - обратился ракх к Тарранту. - Вы - предатель.
   И тут в глазах Охотника вспыхнуло понимание; он стремительно вскочил на
ноги, потянулся  к  своему  мечу  с  его  чудодейственными  возможностями.
Быстро, но  недостаточно  быстро.  Едва  заговоренная  сталь  блеснула  на
полдороге из ножен, как ракх поднял руку в жесте Творения  -  и  изо  всех
стен, из пола и с потолка, из каждой хрустальной  грани  в  этом  обширном
зале брызнул  свет.  Свет  столь  же  ослепительный,  как  сам  солнечный,
отраженный и усиленный тысячекратно в этом особом помещении и  наполнивший
его целиком, словно прямо здесь внезапно вспыхнула заря.  С  диким  криком
Таррант отпрянул и повалился на спину, споткнувшись о  кресло,  в  котором
только что сидел; меч с грохотом упал  на  пол.  Дэмьен  рванулся  было  к
посвященному, но ракх грубо схватил его за руку и, вывернув  ее,  заставил
его упасть  на  колени.  К  тому  времени  как  священнику  удалось  вновь
подняться на  ноги,  Охотник  уже  обмяк,  раздавленный  совокупной  мощью
колдовского света, а его  заговоренная  сталь  дымилась  прямо  на  ковре.
Дэмьену показалось, что и  кожа  Тарранта  задымилась  тоже.  Как  это  ни
странно, девушка, которую Охотник мучил и истязал,  сейчас  хлопотала  над
ним, пытаясь помочь; в конце концов  одному  из  лейб-гвардейцев  пришлось
оттащить ее в сторону, чтобы  полностью  подставить  тело  Тарранта  лучам
убийственного для него света.
   Гвардейцы удерживали Дэмьена, пока ракх, он же Принц, подходил  к  телу
посвященного. Охотник лежал, защищая  лицо  от  света  рукой,  ракх  ногой
отпихнул вялую руку.
   - Не вы один, знаете ли,  в  состоянии  аккумулировать  энергию.  -  Он
повернулся к одному из гвардейцев: - Поместите его  на  вершину  восточной
башни. Там все приготовлено. И проследите  за  тем,  чтобы  он  хорошенько
прожарился.
   Вздрогнув, Дэмьен увидел, как обезображенное тело  Тарранта  подхватили
на руки и унесли прочь. Судя по тому, что  Охотник  не  оказывал  никакого
сопротивления, он уже вполне  мог  умереть.  "Я  привел  тебя  из  огня  в
полымя",  -  подумал  священник.  Теперь  ракх  повернулся  к  Дэмьену,  и
гвардейцы швырнули его на колени перед своим господином.
   - Вы не можете убить меня, - бесстрастно сообщил Принц. - Ни ножами, ни
вашими Творениями. Единственное, на что вы способны, - это заставить  меня
взять себе другое  тело,  пока  я  сам  к  этому  полностью  не  готов  и,
следовательно,  почувствую  определенную   боль.   Но   страдания   быстро
кончаются, уверяю вас, а затем вам придется ответить за  доставленное  мне
неудобство.
   Дэмьен огляделся в поисках Йенсени и  обнаружил  ее  всего  в  каких-то
десяти футах от себя: она скорчилась и  дрожала,  как  испуганный  зверек.
Быть может, Видение дало ей возможность  заранее  осмыслить  происходящее?
Какая дикая, впрочем, мысль.
   - А что случилось с настоящим Катасахом? - осведомился он.
   - Ах вот вы  о  ком!  Он  по-прежнему  пребывает  в  собственном  теле.
Только... на время утратил контроль над ним.  -  Принц  оправил  форму,  с
удовольствием прикоснувшись к позументам. - Это его, конечно,  не  слишком
радует, но тут уж ничего не поделаешь. Проще войти в  тело,  когда  хорошо
знаешь его хозяина, а времени у меня на этот  раз  было  в  обрез.  Но  он
поймет. - Кивком он велел гвардейцам  поставить  Дэмьена  на  ноги.  -  Вы
уничтожили Терата, - обвиняюще произнес он. - Мой питомник, от которого  я
зависел в плане собственного омоложения. Вы уничтожили их, как раз когда я
уже подыскал себе  подходящий  экземпляр...  Поэтому  мне  кажется  только
справедливым, что вы займете его место.
   Принц протянул к Дэмьену руку, и, хотя священник инстинктивно отпрянул,
гвардейцы удержали его, и  острые  когти  прошлись  ему  по  лицу,  словно
проверяя его кожу на прочность.
   - Вы старше, чем мне того хотелось бы; не пройдет  и  десяти  лет,  как
начнется процесс старения... но посмотрите на это с позиций, так  сказать,
оптимистических. Через десять лет вы от меня освободитесь. Вам не придется
более жить в теле, которое  будет  двигаться  вопреки  вашей  воле,  и  не
придется смотреть на мир глазами другого человека...  к  тому  времени  вы
будете благодарны мне и за то, что я вам оставлю,  священник.  Я  вам  это
гарантирую.
   - Нет! - вскричала  Йенсени.  -  Нет!  -  Она  бросилась  к  ракху,  но
недостаточно стремительно, один из стражников грубо повалил ее на  пол.  -
Не делайте этого!
   - А ваша маленькая подружка вам верна, - заметил ракх. - Но не бойтесь,
вас ожидает и кое-какая компенсация. На протяжении целого  десятилетия  вы
будете смотреть на мир глазами посвященного; есть люди, готовые  пойти  на
убийство, лишь бы прожить  так  хотя  бы  год.  Хотя,  должен  признаться,
некоторые потом так и не могут смириться с пропажей Видения.
   - Не берите его! - закричала девочка. - Возьмите вместо  него  меня!  Я
согласна.
   Ракх холодно улыбнулся:
   - Я взял однажды женское тело. И прожил в нем почти сорок лет. А  когда
покинул ее, она спятила. Судя  по  всему,  перемена  пола  в  сочетании  с
утратой  адаптивности  оказалась  для  нее  непосильной  нагрузкой.  -  Он
насмешливо поклонился Йенсени. - Так что, малышка,  благодарю  покорно  за
предложение. Но на этот раз мне хочется остаться самцом. И человеком, а не
ракхом.
   Он повернулся к Дэмьену, собираясь что-то сказать.
   - Но тогда вы сможете видеть то, что вижу я, - закричала девочка.
   Дэмьен мгновенно понял, что она имеет  в  виду  и  что  она  собирается
сделать.
   - Нет, Йенсени!
   Ракх пристально посмотрел на него, затем вновь повернулся к девочке:
   - А что ты имеешь в виду, малышка?
   - Не надо, - взмолился Дэмьен. Тщетно пытаясь вырваться из чужих рук  и
добраться до нее. - Не говори ему!
   Но она не слышала или не хотела слышать.
   - Я вижу приливное Фэа! - гордо объявила она.
   - Что? - изумился ракх.
   - Я вижу приливное Фэа, - повторила она умоляющим голосом. - Мало того.
Я немного умею Творить с этой силой. Хессет хотела научить меня Творить  с
нею как следует, только у нас  не  хватило  времени...  -  Одновременно  с
произнесением последних слов на  девочку  нахлынули  воспоминания,  и  она
потупилась. - А потом ее не стало, - закончила она шепотом.
   - Это правда, - в свою очередь прошептал ракх.
   И Дэмьен понял, что это был не столько вопрос, сколько начало Творения,
ведущего к Познанию. Он почувствовал, как  Фэа  собирается  вокруг  ракха,
давая ему возможность проверить истинность слов девочки.
   - Силы небесные, - прошептал ракх. - Так оно и есть.
   Он подошел к Йенсени, опустился перед ней на колени, положил руку ей на
щеку. И хотя в глазах у девочки застыл страх, она не отпрянула. Его пальцы
пробежались по ее заплаканной щеке, а затем он убрал руку.
   - Но почему? - требовательно спросил он.
   - Йенсени... - начал было Дэмьен, но сильный удар одного из  гвардейцев
заставил его умолкнуть.
   - Мне не хочется оставаться одной, - призналась девочка. - И не хочется
бояться. Я устала спасаться бегством. Мне хочется, чтобы у  меня  появился
дом и чтобы замолчали голоса. Мне кажется, вы  знаете,  как  заставить  их
замолчать. Разве не правда?
   - Возможно, - ответил ракх. - А ты знаешь, что я собираюсь сделать?  Ты
понимаешь это?
   - А разве это имеет значение, - вмешался лежавший на полу  Дэмьен.  Его
ударили еще раз, потом  еще,  один  из  ударов  пришелся  в  пах,  и  боль
практически ослепила его.
   - Я видела, как вы вошли в это тело, - сообщила Йенсени ракху.  -  И  я
вижу, что он по-прежнему находится там. Вы делите тело на двоих, верно? Вы
с ним. И я так тоже смогу. Вы сможете воспользоваться моими глазами, чтобы
увидеть приливное Фэа... а я больше не буду  одна.  -  Она  выдохнула  эти
слова, и боль, прозвучавшая в ее голосе, заставила Дэмьена содрогнуться от
сострадания. - Никогда больше не буду одна, - прошептала девочка.
   Ракх встал во весь рост. И долгое время рассматривал девочку,  оценивая
ситуацию.
   - Властвовать, пребывая в таком теле, будет трудновато,  -  пробормотал
он в конце концов. - Но видеть приливное Фэа!  Но  подвергать  эту  стихию
Творению! Ради такого можно пойти на некоторые неудобства.
   Он повернулся к задыхающемуся Дэмьену, все еще лежавшему на ковре.
   - В подземелье обоих, - распорядился ракх. -  Мне  надо  подумать.  Мне
надо...
   - Не  уводите  меня  с  ним,  -  закричала  девочка.  -  Он  попытается
остановить меня, он попытается отговорить меня...  Он  меня,  может  быть,
даже убьет, только бы я не помогла вам. Прошу вас, не уводите меня с ним!
   "Ох, Йенсени. - Глаза Дэмьена закрылись, а душой  овладело  невыразимое
отчаяние. - Пожалуйста, не делай этого. Он причинит тебе такую  боль,  как
никто другой, и ты никогда не сможешь избавиться от него. Никогда".
   - Хорошо, - согласился ракх. И, обратившись к гвардейцам,  приказал:  -
Отведите ее в западный флигель и глаз с  нее  не  спускайте.  А  священник
пусть посидит в подземелье, пока у меня не дойдут до него руки.
   И злоба, прозвучавшая в его последних  словах,  не  оставляла  сомнений
относительно грядущей судьбы Дэмьена.
   Сильные руки подхватили пленника и грубо поставили  на  ноги;  все  его
тело отчаянно болело, к горлу подступала тошнота,  стоять  -  даже  просто
стоять - было чрезвычайно трудно. С каждым шагом в  левый  бок  как  будто
впивались раскаленные копья, а ноги сами собой подкашивались.  Как  сильно
они  его  изуродовали?  Сколько  он  протянет,  если  не  сумеет  провести
самоИсцеление?
   Его поволокли вниз -  глубоко  вниз  -  под  землю.  В  подземелье  под
хрустальным дворцом, стены которого все еще пламенели убийственным светом.
На целую милю ниже того места, куда  поместили  Тарранта,  подставив  тело
посвященного  смертельным  лучам  восходящего  солнца.  В  непроглядные  и
беспросветные глубины,  где  Фэа  практически  отсутствует  и  надежды  не
существует, где единственной его спутницей останется боль.
   "Господи, только не дай ее в обиду. Прошу Тебя. Она так  юна,  она  так
напугана, она сама не знает, что делает. Защити ее, Господи, умоляю Тебя".
   Одинокий, во тьме, Дэмьен Райс зарыдал в полный голос.



        19

   Йенсени ждала.
   Комнатка, в которую ее привели, оказалась совсем крохотной и  настолько
заставленной мебелью, наполненной картинами и скатанными в трубку коврами,
что хрустальных стен почти не было видно. Что ж, это пришлось ей по вкусу.
Архитектура Принца, залитая ложным солнечным светом, все еще стояла у  нее
перед глазами в образе поверженного Джеральда Тарранта,  и  она  не  могла
глядеть на хрусталь, не разделяя с посвященным его  мук,  его  ужаса,  его
отчаяния.
   Йенсени вспоминала.
   Она вспоминала всего одно мгновение в большой  комнате  -  то  страшное
мгновение,  когда  жизненная  субстанция  Принца  покинула  одно  тело   и
перетекла в другое: девочка никак не могла изгнать мысль  о  нем,  как  ни
старалась. Не только потому, что образ, увиденный ею в это мгновение,  так
походил на убийцу ее отца: на жестокого зверя с кровью на клыках, которому
не терпится пожрать и следующую жертву. Хессет объяснила ей, что  подобные
видения  не  обязательно  соответствуют  действительности,  но  непременно
вскрывают ее внутреннюю сущность. Поэтому она сейчас поняла, что  Принц  и
убийца ее отца выглядели настолько похожими друг на друга, потому что  они
оба питались смертью, а вовсе не  потому,  что  были  одинаковы  по  своей
природе. Нет, дело заключалось совсем не в этом.
   А в том, что она увидела в следующий миг после того, как страх объял ее
душу. Фрагментарное видение, притом настолько причудливое, что она, как ни
старалась, не могла объяснить его. Нечто белое, извивающееся,  клубящееся,
нечто, ранее, пожалуй, бывшее человеком. Озеро, заросшее зеленой  и  бурой
тиной, озеро, от которого омерзительно пахнет. Мелкие существа, питающиеся
тиной, слизью, продуктами  распада,  какие-то  черви,  извивающиеся  возле
сырого мяса... Образы настолько реалистические, что они не оставляли ее  и
сейчас, и ни одна из техник, которые  преподала  ей  Хессет,  не  помогала
поставить их под контроль. Йенсени чувствовала, что помочь  ей  смогло  бы
только знание - знание того, что она увидела, и знание связи увиденного  с
остальным кошмаром.
   Йенсени боялась.
   Боялась не так, как во время бегства  из  отцовского  дома,  когда  она
знала, что твари, убившие ее отца, пустились за  ней  в  погоню.  В  конце
концов, даже тогда оставался шанс, что они ее не поймают. И  не  так,  как
впервые в жизни оказавшись под воздействием солнечной Фэа.  Ведь  и  тогда
она знала, что солнце рано или поздно закатится. И боялась  даже  не  так,
как когда сидела, забившись в угол, в пещере у Терата, следя за  тем,  как
уродливые дети и взрослые калеки забивают одного из своей стаи до  смерти.
Потому что и тогда у нее оставалась возможность молиться об освобождении -
и в глубине сознания она понимала, что  освобождение  ей  в  конце  концов
будет даровано. А нынешний страх в корне отличался от всего этого. Он  был
связан с уже принятым решением,  но  решением  настолько  чудовищным,  что
сильнее всего на свете хочется от него  отказаться,  хоть  и  знаешь,  что
отказаться уже нельзя. Как  будто  она  спрыгнула  с  утеса  и  переживает
роковые мгновения, еще остающиеся до страшного удара, как будто  спрыгнула
- и тут же пожалела о том,  что  спрыгнула,  но  слишком  поздно,  слишком
поздно, обратной дороги уже нет...
   Сияние не оставило ее и здесь - хоть что-то ее не оставило. Не  сильное
и  вполне  выносимое,  это  все-таки   было   добрым   знамением.   Хессет
рассказывала ей  о  явлении,  которое  она  называла  мягким  приливом,  -
приливное Фэа может пребывать в таком состоянии по нескольку часов. Мягкий
прилив не был, конечно,  столь  же  могущественным,  как  большой  прилив,
возникающий при совпа