я под сиденьями. Дело становилось  все  хуже  и
хуже. Не в силах сдержать дрожь, он откинулся на сиденье. Ему не  хотелось
смотреть на своих похитителей, ему не хотелось смотреть на Тарранта.
   - Только не делайте больно  девочке,  -  хрипло  прошептал  он.  И  сам
услышал, что его голос предательски срывается. - Прошу вас.
   Ракх ничего не ответил. На берегу один из его людей подхватил Йенсени и
на руках понес к каноэ. Увидев, что ее  собираются  усадить  не  в  то  же
каноэ, что и Дэмьена, она возобновила сопротивление, - и отчаяние  придало
ей такую силу, что она вырвалась из рук солдата и забарахталась  в  мелкой
ледяной воде. Нырнула и поплыла,  чтобы  успеть  добраться  до  священника
прежде, чем их опять разлучат.
   В конце концов поймал ее ракх - уже в каком-то  ярде  от  Дэмьена.  Она
закричала, забилась, принялась царапаться и  кусаться,  но  все  это  было
бессмысленно; собственные детеныши, возясь  с  ракхами,  наносят  им  куда
более чувствительные удары.
   В итоге, обессилевшая, девочка  обмякла  в  его  руках,  как  тряпичная
кукла. Один из солдат подошел забрать маленькую пленницу у командира.
   Дэмьен встретился с ракхом взглядами.
   - В чем дело? - с вызовом спросил он. - Боишься, что она тебя обидит?
   Ракх замешкался, потом посмотрел на Тарранта.
   "Что ж, - подумал Дэмьен, - это конец. Сколько  раз  он  подбивал  меня
избавиться от нее. Вот и теперь без колебаний распорядится об этом".
   Однако, к его изумлению, Таррант кивнул. Ракх отпустил девочку,  и  она
пошлепала по воде к лодке, в которую поместили  Дэмьена.  Один  из  воинов
ухватил ее сзади за одежду и перетащил через борт, и вот она  уже  уселась
на корме, обвив руками Дэмьена и спрятав голову у него на груди.
   - Приковать ее? - спросил один из воинов.
   - Не думаю, что это необходимо,  -  спокойно  ответил  ракх.  -  За  ее
поведение отвечает наш гость.
   Он быстро и предостерегающе посмотрел на Дэмьена,  а  затем  отвернулся
отдать дальнейшие распоряжения своим людям. Священник нагнулся к девочке.
   - Тсс, - шепнул он. - Все в порядке. С нами все будет в порядке.
   Это была настолько невероятная ложь, что ему было противно  произносить
ее, и он не сомневался в том, что девочка не поверит  этим  словам  ни  на
мгновение. Но ситуация требовала ритуальных слов поддержки.
   "Если Таррант сообщил Принцу о могуществе Йенсени, то расправа над  ней
- всего лишь вопрос времени. А если нет... тогда она, возможно, доживет до
тех пор, как у нее на глазах он убьет меня".
   Ракх обратился к Тарранту:
   - Прошу на борт.
   Охотник покачал головой:
   - Я появлюсь завтра на закате. Передайте Его Высочеству, чтобы он  ждал
меня.
   Ракх кивнул.
   У Дэмьена закружилась голова и пришли в беспорядок мысли.  Может  быть,
это уже началось действие  питья?  Что  делает  с  телом  человека  зелье,
лишающее  его  душу  возможности  колдовать?  И  сколько  все  это  должно
продлиться?
   "О Господи, я так виноват. Но мы старались, как могли. Прости  мне  наш
провал, молю Тебя. Все, что я делал, делалось из любви к Тебе. И даже  моя
смерть... - Вздохнув, он закрыл глаза. - И более всего моя смерть".
   Лодки вышли на глубину и понеслись вниз по течению.  Последний  толчок,
последний солдат перепрыгнул через борт, послышалась последняя команда - и
вот вереница каноэ вытянулась на стремнине. И  слышен  только  равномерный
плеск весел. И всхлипывания маленькой испуганной  девочки,  прильнувшей  к
его груди.
   Оставшись в  одиночестве  на  берегу,  надменный  и  бесстрастный,  как
всегда, Джеральд Таррант проводил глазами уносящиеся по реке каноэ.



        14

   Детеныши ракхов пропали.
   Она слышала, как они закричали, когда упала Хессет, - это был  истошный
вопль, в котором слились горе, боль и страх, - а потом все пропало, и они,
и Хессет. Все пропало раз и навсегда.
   Прижимаясь к священнику, Йенсени вся дрожала - отчасти  от  холода,  но
главным образом от страха. Теперь во всем мире у нее не  осталось  никого,
кроме этого человека, а ведь не требовалось особого ума, чтобы сообразить:
цепи у него  на  запястьях  и  окружающие  его  солдаты  означают,  что  и
священника у нее, скорее всего, отнимут. Она и  сама  не  знала,  за  кого
больше боится - за него или за себя, -  но  этот  двойной  страх  оказался
просто-напросто  убийственным.  И  ей  оставалось  только  обнимать   его,
прижиматься к нему и...  молиться.  Его  Богу,  который,  по  его  словам,
защищает детей. Дэмьен, правда, сказал, что здесь он им не поможет, что он
вообще  не  вмешивается  напрямую  в  ход  земных  событий,   но   Йенсени
сомневалась в этом. Ведь если  ты  действительно  любишь  кого-нибудь,  то
разве тебе не хочется прийти ему на  помощь?  Так  почему  бы  и  Богу  не
поступить точно так же?
   Она хорошо чувствовала, насколько  обессилел  священник,  привалившийся
сейчас к кожуху лодочного мотора, чувствовала, что  он  смертельно  устал,
чувствовала это каждый раз, когда звенела длинная цепь,  стоило  ему  лишь
самую малость переменить позу. И это не было всего лишь  усталостью  тела,
какую испытываешь, пройдя слишком много миль или  проведя  слишком  долгое
время без сна, - нет, и к тому  и  к  другому  добавлялась  в  его  случае
страшная усталость души.  Девочка  никогда  еще  не  видела  его  в  таком
состоянии. Йенсени понимала, что такая усталость накатила на священника не
из-за того, что он прошагал столько  миль,  и  даже  не  из-за  того,  что
большую часть пути ему пришлось нести ее  на  руках,  и  не  из-за  гибели
Хессет. Все это было ценой, которую он готов был заплатить  за  то,  чтобы
попасть, куда ему хотелось попасть, и сделать то, что ему хотелось или что
он чувствовал  себя  обязанным  сделать.  Нет,  корни  нынешней  усталости
прятались  глубже.  Так  долго,  так  невыносимо  долго  сражался  он   за
безнадежное дело, - и вот перед ним обозначилось бесповоротное  поражение.
И она не знала, что сказать или сделать, чтобы утешить его, поэтому просто
прижималась, пытаясь согреть его своим телом, а лодки Неумирающего  Принца
уносили их вдаль - все ближе и ближе к цитадели заклятого врага.
   На смену черным стенам ущелья пришли другие, более высокие, в  серых  и
белых  разводах.  Она  попыталась  разглядывать   их,   чтобы   преодолеть
нарастающую панику, но страх - жаркий, острый, требовательный - брал свое.
Что собирается сделать с ними Принц теперь, когда ему удалось взять  их  в
плен? Каждая новая мысль выглядела еще  более  страшной,  чем  предыдущая.
Ясно было, что необходимо как-то вырваться из  плена,  но  как?  Один  раз
перед ней на миг вспыхнуло Сияние - и она попыталась использовать его, как
учила Хессет, чтобы разорвать сковывающие священника цепи, - но или у  нее
не хватило силы, или она что-то неправильно сделала. Или дело  заключалось
в том, что, как объяснила ей Хессет, Сияние умеет управляться с умами и  с
душами, а  применительно  к  неодушевленным  предметам  часто  оказывается
бессильным. Неудача раздосадовала и разозлила  ее.  Таррант  говорил,  что
Сияние - это разновидность определенной силы, но какой прок от этой  силы,
если Йенсени не может ею воспользоваться?
   Река, петляя и забирая все круче на запад, уверенно пересекала пустыню.
Стены ущелья были так высоки, что за ними Йенсени - даже в свете луны - не
могла различить верхушки деревьев. А потом Домина - если большая луна,  до
сих пор сиявшая прямо над головой, действительно  была  Доминой  -  начала
закатываться, и ее свет затерялся  в  глубинах  пропасти.  И  стало  очень
страшно в полной темноте, если не считать  больших  фонарей,  горевших  по
одному на носу каждой из трех лодок. Йенсени показалось в эти минуты,  что
за бортом в воде  вьются  какие-то  твари;  порой  те  походили  на  белые
деревья, порой - на каких-то животных, а порой - на  Терата.  Может  быть,
это снова  те  устрашающие  чудовища,  которых  создали  Терата?  Или  они
порождены страхом здешних жителей? Таррант объяснил ей  однажды,  что  Фэа
впитывает человеческие надежды и страхи и  заставляет  их  жить  отдельной
жизнью.  Означает  ли  это,  что  она  когда-нибудь  увидит  отца,  заново
сотворенного из темного вещества Фэа?  Девочка  еще  плотней  прижалась  к
Дэмьену, испугавшись самой этой мысли. Таррант  объяснил,  что  порождения
Фэа питаются людьми, даже если они порой кажутся теми, кого ты любишь. Что
за чудовищный факт - твои самые дорогие сны оборачиваются против тебя! Как
же ей хотелось вновь очутиться у себя в покоях,  где  отцовская  любовь  и
порядок, царящие в отцовском доме, защитили бы ото всех ночных кошмаров!
   Каноэ монотонно, милю за милей, плыли вдоль стен, становящихся все ниже
и ниже. И столь же постепенно русло реки становилось все шире и шире, пока
наконец оба берега не потерялись во тьме. Разве что тот, ближе к  которому
они плыли, слабо поблескивал, как пригоршня драгоценных  камней,  когда-то
высыпанная Таррантом на стол, - только здешние казались белыми, черными  и
серебряными, а никак не разноцветными. Она посмотрела  на  Дэмьена,  чтобы
проверить, видит ли и  он  эту  красоту,  но  священник  смотрел  во  тьму
незрячими    глазами,    чело    его    избороздили    морщины    глубокой
сосредоточенности.
   - С вами все в порядке? - прошептала она.
   Она произнесла это как можно тише, чтобы солдаты не услышали  ее  слов.
На мгновение глаза священника повернулись в ее сторону, а затем  приобрели
прежний - незрячий - вид. Вроде бы ему хотелось  заговорить,  но  какое-то
время у него ничего не получалось.
   - Не могу думать, - выдохнул он наконец. Было ясно,  что  и  эти  слова
дались ему с превеликим трудом. - Зелье...
   Но тут силы оставили его - или, возможно, даже эти слова оказались  для
него чрезмерной нагрузкой, потому что он вновь привалился к кожуху  мотора
и закрыл глаза. В холодной ночи его била дрожь.
   - Все будет хорошо, - повторила она. Повторила его  собственные  слова,
понадеявшись тем самым его утешить. - Мы пробьемся и через это.
   "У тебя иссякли силы, значит, мне придется быть сильной за нас  обоих",
- подумала она.
   Ее мучили голод и жажда, но приходилось волей-неволей терпеть.  Солдаты
забрали пожитки Дэмьена, среди которых находились и съестные припасы. Воду
можно было зачерпнуть из реки - она вполне могла бы до нее дотянуться,  но
ей было страшно, что, если она выпьет, ей захочется по малой нужде. А  это
было бы бесконечно унизительно. До сих пор ей удавалось забежать за кустик
или за камень, но в лодке-то ни кустов, ни  камней,  а  солдаты  наверняка
разозлились бы, справь она нужду прямо в лодке. А как, интересно,  с  этим
справляются они сами?
   - Воды, - прошептал священник, и девочка, едва не свалившись  при  этом
за борт, зачерпнула в сложенные ладони воду и поднесла  ему  к  губам.  Он
отпил немного, затем кивком велел ей выплеснуть остальное. Судя по  всему,
ему тоже не хотелось перенапрягать мочевой пузырь.
   И  вот  все  три  лодки  развернулись,  причем  проделали  этот  маневр
чрезвычайно четко. Они вплыли  в  пещеру  по  узкому  протоку,  сама  река
осталась позади. В свете фонарей Йенсени увидела кристаллические своды  на
высоте всего в какие-то десять футов у них над головами; любой из  мужчин,
встав и подняв руку, мог бы дотянуться до потолка. Девочка подумала о том,
что произойдет, если в реке поднимется вода. Быть  может,  после  сильного
дождя этот проток и вовсе становится несудоходным.
   Через какое-то время пещера кончилась. На смену  сводам  пришла  полная
тьма, а на смену тьме - звездное небо. Они плыли по озеру,  воды  которого
были настолько черны,  что  практически  сливались  со  столь  же  черными
берегами. А прямо перед ними...
   Они выросли на берегу внезапно,  во  всем  своем  великолепии,  залитые
лунными лучами и отражающие их великим множеством зеркальных поверхностей.
Высокие хрустальные башни, достающие, казалось, до  небес,  шпили  которых
сияли в свете Домины особенно ослепительно. Некоторые из них были широки и
массивны,  как  городские  здания,  другие  представляли  собой   стройные
вертикальные  конструкции,  слабо  фосфоресцирующие,  третьи  торчали  под
самыми разнообразными углами к своим вертикальным и приземистым собратьям.
Но везде - россыпи хрустального блеска, напоминающие россыпи алмазов;  эти
россыпи  примыкали  к  зеркальным  поверхностям  или  же  заполняли  собой
пространство между двумя соседними башнями. Кое-где башни были  надломлены
каким-нибудь стихийным бедствием, и  крошечные  кристаллы  скапливались  в
надломах,  как  кровь   -   в   ранах.   Хаос   блеска,   остроконечности,
кромешно-черных  граней,  то   вспыхивающих   ярким   светом,   то   вновь
погружающихся во мрак, по мере  того  как  лодки  приближались  к  берегу;
царство   живого   хрусталя   -   столь   сложно   организованное,   столь
взаимосвязанное и взаимопереплетенное, что ни  на  одной  отдельно  взятой
форме сосредоточиться невозможно, ни одну  отдельно  взятую  линию  нельзя
проследить до конца. При взгляде на  все  это  хаотическое  великолепие  у
Йенсени закружилась голова и перехватило дыхание, потом она  почувствовала
испуг и наконец отвернулась.
   - Страна ракхов, - прошептал священник.
   И больше не сказал ничего. Вот оно, значит, как. Страна ракхов. Йенсени
пожалела, что он слишком мало рассказывал о плане своего путешествия,  так
что сейчас она не вполне поняла, в чем тут смысл.
   К востоку от них, над  самым  краем  горизонта,  уже  забрезжило  утро.
Холодные искры заплясали по уступам остроконечных башен  там,  куда  упали
первые лучи зари, а одна  зеркальная  поверхность,  очевидно  обустроенная
именно с таким расчетом, запламенела в рассветных  лучах  настолько  яркой
синевой, что стало больно глазам. Йенсени невольно подумала о том, как  же
этот город будет выглядеть в свете полуденного солнца. И тут же подумала о
том, доживут ли они с Дэмьеном до полудня.
   Лодки причалили к берегу. Было совершенно ясно,  что  и  берег  -  или,
вернее, пляж, - и само озеро были подвергнуты основательному  рукотворному
вмешательству; дикое сочетание застывшей  лавы  и  кристаллических  пород,
характерное для здешних мест, едва ли  обеспечило  бы  надежную  природную
гавань. Рядом, обратила внимание Йенсени, были причалены и другие лодки  -
как точно такие же каноэ, как те, на которых они прибыли, так и суда  куда
больших размеров и заметно более сложной конструкции. Хотя  все  они  были
очень низкими - потому, решила Йенсени,  что  сюда  можно  попасть  только
через заполненную водой пещеру.
   Прибыв  домой,  солдаты  быстро  вышли  на  берег  и  заняли   позиции,
необходимые для того, чтобы конвоировать пленников. Хотя это и  было  явно
лишней предосторожностью. Дэмьен и без того  едва  держался  на  ногах,  и
когда двое солдат подняли его, чтобы он вышел на берег, священник сразу же
осел на колени, больно стукнувшись; было совершенно очевидно, что, если бы
они не поддерживали его за плечи, он мешком повалился бы на дно лодки.
   Девочка оставалась рядом со священником  и  все  время  старалась  хоть
как-то помочь. Один из воинов хотел было отшвырнуть ее, но  она  вцепилась
священнику в рубаху, не желая расстаться с ним ни на  мгновение.  Стоявший
на берегу ракх-капитан  отдал  отрывистую  команду,  и  солдат  отстал  от
Йенсени. С большим трудом Дэмьена вытащили  на  берег,  с  большим  трудом
удержали на коленях, не дав повалиться наземь.
   - Эффект снадобья скоро кончится, - пообещал ему ракх.
   Йенсени услышала, как у нее за спиной звякнула цепь, и  обернулась  как
раз вовремя, чтобы увидеть, как священника заковывают  в  ножные  кандалы.
Цепь была такой длины, что идти он вполне сможет, а вот пуститься бегом  -
нет. Неужели они настолько боятся  его?  Девочка  посмотрела  на  ракха  в
боевой раскраске  и  обнаружила,  что  его  поблескивающие  зеленые  глаза
внимательно разглядывают ее саму. Они  не  боятся  священника,  сообразила
девочка. Совсем не боятся. Просто проявляют осторожность.
   - Пошли, - скомандовал ракх, и солдаты поставили Дэмьена на ноги.
   Они зашагали по своеобразной дороге - выровненному базальту,  покрытому
толченым хрусталем, в результате чего получилась черная  дорожка,  похожая
на гаревую и подобно ей поскрипывающая под ногами. По мере того,  как  они
приближались к башням, те, казалось, становились все выше и выше, а  самая
высокая из них  и  впрямь  уходила  под  самое  небо.  Попадут  ли  они  в
какую-нибудь из  башен,  подумала  Йенсени.  Или  их  поджидает  заточение
где-нибудь между башнями? Когда они очутились в  тени  первой  из  высоких
колонн, Йенсени увидела, что Дэмьен тоже посмотрел вверх -  однако  не  на
верхушку башни, а прямо в небо, - и, задрожав, девочка поняла, что  он  на
всякий случай прощается с небом, с луной и со звездами.
   Они прошли между двумя  хрустальными  шпилями  и  очутились  во  дворе,
пластинчатые стены которого литым золотом засияли в свете фонарей, которые
захватили с собой солдаты. Йенсени трудно было рассмотреть, где именно они
идут, а Дэмьен то и дело спотыкался; многократно отраженный свет воздвигал
наряду с подлинными стенами множество ложных, а пару раз  настоящая  стена
оказывалась в такой глубокой тени, что девочка лишь чудом не натыкалась на
нее. Солдаты вроде бы ориентировались здесь хорошо,  но,  разумеется,  они
попали сюда не впервые; Йенсени не сомневалась в  том,  что  любой  чужак,
попав сюда в одиночестве, непременно заблудится и  запутается,  как  муха,
увязшая в паутине, и будет не способен пройти и десяти футов, ни  обо  что
не ударившись.
   Тем временем они пошли куда-то вниз. Вниз из  хрустального  мира,  вниз
под землю, по лестнице, грубые ступени  которой  были  высечены  в  черной
скале. Девочке и самой было трудно спускаться по  такой  лестнице,  и  она
представляла себе, каково приходится Дэмьену, - в его нынешнем состоянии и
в ножных кандалах. Казалось, этот спуск затянулся  на  целую  вечность,  и
лишь потому,  что  Йенсени  считала  настенные  фонари,  которые  зажигал,
проходя мимо них, ракх-капитан, она представляла себе,  на  какую  глубину
они уже спустились. Она насчитала десять  фонарей.  Что  было  равнозначно
десяти маршам чудовищной лестницы. Достаточно глубоко, чтобы она и  думать
забыла о том, чтобы отсюда выбраться.
   У подножия лестницы их  поджидала  большая  комната,  у  ближней  стены
которой стояло несколько ламп. Ракх  зажег  их,  и  во  время  вынужденной
остановки Дэмьен несколько отдышался.  По-прежнему  ли  воздействовало  на
него зелье или  он  просто  ослаб,  простудившись  в  промокшей  одежде  и
находясь так долго на холоде? Девочка надеялась, что все дело в  зелье.  А
ведь ракх сказал, что его воздействие скоро закончится!
   Прямо посреди комнаты, разделяя ее надвое, проходила железная  решетка,
настолько частая, что даже Йенсени не без  труда  могла  заглянуть  сквозь
прутья. Внезапно - и с внезапным ужасом - она поняла,  что  их  собираются
запереть и  оставить  здесь.  Интересно,  надолго  ли?  Она  бы  наверняка
принялась молить тюремщиков, чтобы они открыли ей это, не понимая  на  все
сто процентов, что они ни за что не скажут.  И  сейчас  ей  не  оставалось
ничего другого, кроме как позволить завести себя  сквозь  узкую  дверцу  в
темницу. Следом за ней туда же затолкнули Дэмьена. Ручные кандалы с  него,
правда, сняли. Что ж, хоть это принесло какое-то утешение.
   -  Его  Высочество  велели  мне  извиниться  перед  вами  за   характер
оказанного приема, - напоследок обратился к Дэмьену ракх. Тяжелая железная
дверца захлопнулась, затем ее заперли на замок. Йенсени почувствовала, что
ее охватывает паника, надо было  только  не  выказывать  этого  внешне.  -
Будучи колдуном, вы понимаете необходимость  подобных  мер.  Мы  не  можем
позволить вам свободный доступ к земной Фэа.
   Почти ничего не видящими глазами Дэмьен осмотрелся в  темнице.  Гладкий
пол, грубые каменн