ключей.
   - В создавшейся ситуации мне  кажется,  что  тебе  стоит  покинуть  это
место. - Он повозился с ключами, словно не зная, какой выбрать.  -  И  как
можно  скорее.  -  Ключ  попал  в  скважину  и  повернулся,  дверь  лениво
открылась. Ракх вновь посмотрел на Дэмьена. - Ты идти можешь?
   Священник кивнул и попытался встать, но боль тут  же  швырнула  его  на
прежнее место. Тяжело задышав и отчаянно стиснув зубы, он  попробовал  еще
раз. Теперь ему удалось встать на колени, но не более  того.  А  ведь  еще
надо  было  отчаянным  рывком  перевести  тело  в  стоячее  положение.  Он
потянулся к ближайшему пруту решетки, ухватился за него, чтобы  опереться,
свет фонаря плыл у него перед глазами. Ракх, не предлагая помощи, но и  не
выказывая нетерпения, ждал. И вот Дэмьен встал во весь рост и оторвался от
решетки.
   - Иди за мной, - велел ракх.
   "Принц мертв, -  думал  Дэмьен,  ожидая,  что  его  немедленно  охватит
ликование. Однако этому чувству не было  места  в  его  душе,  до  предела
переполненной горем. - Позже, - пообещал он себе. - Возликую я позже".
   Десять ступеней. Сто ступеней... Каждая из них означала  новый  приступ
боли,  каждая  оборачивалась  отдельной  мукой.  Не  раз  ему  приходилось
останавливаться и, привалившись к стене, отдыхать. Никуда  не  годилось  и
дыхание. Ракх ничего не говорил, ничего не предлагал, просто стоял рядом и
ждал. В конце  концов,  когда  они  уже  почти  вышли  на  поверхность  и,
следовательно, вокруг собралось достаточно Фэа, Дэмьен пробормотал:
   - Погодите минуточку. Прошу вас.
   Ракх остановился и повернулся в его сторону. Дэмьен собрал  драгоценное
Фэа и употребил всю эту энергию  на  Исцеление,  на  блаженное  Исцеление,
избавившее  его  тело  от  самых  невыносимых  страданий.   С   предельной
тщательностью он сшил кровеносные сосуды, восстановил клетки, очистил тело
из пролившихся в ходе внутренних кровоизлияний жидкостей. В конце  концов,
удовлетворившись на первых порах хотя бы этим, он отказался от Творения и,
бурно дыша, привалился к холодному камню стены. Слава  Богу,  боль  быстро
проходила; применительно к Исцелению так бывает далеко не всегда.
   - Ладно, - прохрипел он. Оттолкнулся от стены и заставил себя двинуться
дальше.  И  впервые  с  того  момента,  как  они  начали  это  бесконечное
восхождение, он подумал, что, пожалуй, осилит его. И впервые по-настоящему
ощутил, что им все-таки удалось одержать победу.
   Нет. Это ему удалось одержать победу. Хессет погибла, Йенсени  -  тоже,
что же касается Тарранта... Сколько часов прошло  с  тех  пор,  как  Принц
обрек его на гибель под лучами восходящего  солнца?  Ему  хотелось  задать
этот вопрос ракху, но он все еще не  мог  совладать  с  дыханием.  Наверху
спрошу, пообещал он себе. Спросит, когда они поднимутся на самый верх.
   На лестнице начало становиться светлее, сюда уже просачивался  свет  из
хрустального дворца. Ракх  накинул  капюшон,  защищая  лицо,  и  поплотнее
завернулся в  плащ.  Ракхи  чувствительны  к  солнечному  свету,  вспомнил
Дэмьен. Может, и этого ракха обожгло, когда Принц  зажег  свой  колдовской
свет, чтобы обрушить его на Тарранта? Или и сам Принц готов был претерпеть
боль, лишь бы гарантировать собственную победу?
   А ведь и он сам мог бы оказаться в той же ужасающей ситуации,  внезапно
понял Дэмьен. Черт побери, этого едва не произошло! Что же  это  означает,
когда чужой разум управляет твоим телом, руками и ногами, глазами и ушами,
а может быть, даже и мыслями? Слишком страшно, чтобы  хотя  бы  задуматься
над этим. Слава Богу, что Йенсени погибла прежде, чем  Принц  подчинил  ее
себе полностью.
   Два поворота. Три. Свет стал буквально ослепительным, и Катасах  поднес
руку козырьком к глазам. Дэмьен заметил, что щетина на руке у  ракха  была
испачкана в чем-то влажном. И, судя по всему, это была кровь. Да,  но  чья
же? И тут ракх зашатался, и Дэмьену стало ясно, что что-то не в порядке  и
с ним. Может быть, он тоже ранен? Или...
   - Я могу помочь вам, - предложил Дэмьен. - Здесь достаточно Фэа,  чтобы
я провел Исцеление, если таковое вам требуется.
   Он подался было  к  ракху,  желая  поддержать  его,  но  тот,  фыркнув,
отпрянул. Даже  оскалил  острые  клыки,  а  влажная  окровавленная  щетина
угрожающе вздыбилась. Дэмьен, в свою очередь, отшатнулся и уперся спиной в
каменную стену, но и возникшее теперь расстояние,  как  могло  показаться,
оставалось  небезопасным.  Ракх  продемонстрировал  ему  истинно  звериную
ярость,  оставляющую   далеко   позади   те   проявления   цивилизованного
неудовольствия, которые ему доводилось наблюдать при общении с  Хессет.  И
Дэмьен почувствовал, что сделай он одно  неверное  движение  или  хотя  бы
скажи неверное слово, и длинные когти исполосуют ему лицо, прежде  чем  он
успеет хотя бы охнуть. Застыв на месте, охваченный внутренним напряжением,
священник замер. В конце концов ракх вроде бы пришел в себя и убрал когти.
Закрыл рот, спрятав клыки. А когда заговорил, то голос его зазвучал хрипло
и стало ясно, что человеческая речь дается ему нелегко.
   - Прошу... прощения. - Похоже было на то, что извиняться ему приходится
впервые в жизни. - Физический контакт с человеком...
   - Да ладно. - Дэмьен заставил себя улыбнуться. Лицо  его  еще  сковывал
страх, и лицевые мышцы сокращались не без труда. - Я все понимаю.
   Вместе  они  вышли  на  ярко  освещенное  место.  После  долгих  часов,
проведенных во тьме, хрустальный дворец буквально  ослепил  Дэмьена  своим
блеском; они с ракхом остановились на  верхней  ступени,  прикрыли  глаза,
попытались привыкнуть к свету.
   - Ему было наплевать, - пробормотал ракх. - Он  мог  видеть  с  помощью
Фэа. Поэтому ему было наплевать на то, что случится с моими глазами.
   - Милый он был человек, - подхватил Дэмьен. -  Жаль,  что  я  не  успел
познакомиться с ним получше. - И тут он наконец осмелился.  -  Но  раз  уж
речь зашла о свете...
   Ракх сразу же понял его.
   - Ваш друг?
   Друг... Как  странно  прозвучало  это  слово.  Как  чужеродно,  как,  в
сущности,  непредставимо.  Неужели  кто-нибудь  когда-нибудь  мог  назвать
Охотника своим другом? Неужели кому-нибудь могло  захотеться  назвать  его
своим другом?
   - Да, - пробормотал он. - Таррант. Он жив?
   Ракх на миг задумался:
   - Полагаю, что так. Я первым делом  бросился  к  нему,  когда  это  все
случилось, потому что время в его случае - решающий фактор. - Ракх покачал
головой. - Но не смог ему помочь. Может быть, вы сможете?
   - А сколько времени у него еще осталось?
   Ракх посмотрел на стену, но  если  там  и  имелись  какие-нибудь  часы,
Дэмьен не смог ничего увидеть.
   - Немного. Я проведу вас туда. Сами все увидите.
   И вновь лестницы - теперь хрустальные и сияющие, как само солнце.  Было
ясно, что ракху больно смотреть; не раз по дороге он  спотыкался.  Неужели
весь этот чертов дворец был подвергнут Творению?
   Им встретились двое мужчин. Они с удивлением  уставились  на  Катасаха,
но, разумеется, еще больше были поражены появлением наверху Дэмьена. После
минутного замешательства оба низко поклонились  ракху  и  проследовали  по
своим делам. Катасах важно постоял, пока они не скрылись за углом, а затем
продолжил восхождение по многочисленным лестницам на пару с Дэмьеном.
   - Им ничего не известно, правда?
   Ракх покачал головой:
   - Никто ничего не знает. И никто не узнает, пока я не скажу. Разве  что
сами догадаются.
   Дэмьену хотелось поподробнее  расспросить  офицера  об  обстоятельствах
смерти Принца, но как раз в это время лестница  стала  особенно  крутой  и
неудобной, и он решил  от  греха  подальше  полностью  сосредоточиться  на
подъеме. Они поднялись по этой лестнице футов на двадцать,  и  перед  ними
открылся узкий люк, ведущий во тьму...
   И ночное небо во всей  своей  предрассветной  красе.  Небо  у  них  над
головой было черно, как тушь, россыпь звезд на  востоке  казалась  каплями
живого пламени. А над  самым  горизонтом  уже  прочертил  голубую  полоску
рассвет, достаточно яркий для того,  чтобы  звезды  прямо  над  ним  стали
практически невидимыми. Дэмьен в ходе  последнего  путешествия  достаточно
часто встречал рассвет, чтобы сообразить, как мало времени у них остается.
   - Где он?
   Ракх  указал.  На  объятой  тьмой  крыше  трудно  было  различить  хоть
что-нибудь, но Дэмьену показалось, будто в указанном направлении и  впрямь
маячит какая-то тень человеческих размеров.  Осторожно,  и  тем  не  менее
быстро ступая, он направился в ту сторону; путь был довольно  коварным,  и
не раз он спотыкался об острые хрустальные  друзы,  которыми  сплошь  была
унизана вся крыша дворца. Шел он скорее на  ощупь,  чем  что-нибудь  видя.
Казалось, его ведет к Охотнику интуиция.
   Джеральд Таррант был не закован в кандалы, а привязан.  Из  хрустальной
крыши торчали несколько колец, и выраставшие из них  волокнистые  плети  в
нескольких местах опутали посвященному руки и ноги, образовав нечто  вроде
кокона, который не только удерживал его тело в неподвижности, но кое-где и
прямо-таки врезался в него. С Тарранта сорвали почти всю  одежду,  оставив
только трусы, башмаки и - как это ни странно - защитный  браслет  на  шее.
"Приготовили к встрече с солнцем", - мрачно подумал Дэмьен.  Он  вспомнил,
какие тяжелые для Тарранта последствия повлекло  за  собой  даже  минутное
пребывание на солнце в землях  ракхов,  и  понял,  что  более  длительного
воздействия прямыми световыми лучами Охотнику не пережить.
   Он присел на корточки возле посвященного. Ему бросилось  в  глаза,  что
лицо у того напряжено, а  тело  слегка  дрожит.  Значит,  он  пребывает  в
сознании и борется с невыносимой болью, пытаясь одновременно  освободиться
из колдовских пут. Но свет  был  слишком  силен,  слишком  длителен,  даже
Дэмьен почувствовал на себе его  воздействие,  а  он  ведь  не  отличается
сверхчувствительностью Охотника. Священник наложил руку  на  ближайшее  из
хрустальных колец и применил Творение,  ведущее  к  Познанию,  но  оно  не
принесло ощутимых результатов: какое бы заклятье ни было применено  здесь,
не со скромными возможностями Дэмьена можно было расколдовать его или хотя
бы разгадать.
   Он  нервно  посмотрел  на  восток:  небо  угрожающе  светлело.  Времени
практически не оставалось.
   - Расколдовать сможете? - спросил ракх.
   Дэмьен поглядел на хрустальные кольца, на хрустальные путы,  на  самого
Охотника. "Следовало бы оставить тебя  здесь,  -  подумал  он.  -  В  твое
отсутствие мир стал бы куда лучшим местом для  жизни".  Но  ни  время,  ни
место не подсказывали ему столь безжалостного решения.
   - Меч у вас есть? - спросил он.
   Катасах уставился на него так, словно Дэмьен сошел  с  ума,  но  затем,
судя по всему, предпочел не спорить. Он полез в  складки  плаща  и  извлек
собственный меч. Это был короткий клинок с  узким  лезвием;  взмах  такого
меча призван скорее подавать сигнал к ружейной стрельбе, а не отражать или
заменять ее. Но взяв оружие, Дэмьен почувствовал, как тяжела рукоять,  как
прочна сталь. Что ж, и на том спасибо.
   Он выбрал один из хрустальных ростков и сильно ударил по нему  рукоятью
- в  точку,  которую  счел  критической.  Вокруг  разлетелись  хрустальные
брызги, однако росток не сломался. Священник повторил удар.  На  этот  раз
ему удалось  выбить  из  цепи  одно  звено,  и  этого  оказалось  как  раз
достаточно, чтобы вытащить в  образовавшийся  просвет  руку  Тарранта.  На
востоке уже исчезали звезды, небо золотили  лучи  восходящего  солнца.  Он
быстро перешел к следующему ростку и ударил и по нему рукоятью -  резко  и
мощно. Это звено оказалось прочнее предыдущего, и понадобилось три  удара,
прежде чем в воздух взметнулись хрустальные брызги, и еще пять, прежде чем
в образовавшийся просвет удалось вытащить ногу пленника. Теперь и  Катасах
принялся помогать священнику, вытаскивая конечности Тарранта из  опутавшей
того хрустальной  паутины,  едва  Дэмьен  добивался  слабины.  Действовать
приходилось  скоординированно,  потому  что  образующиеся  просветы  вновь
стремительно зарастали, и если бы они не вытягивали Тарранта  из  пут,  те
быстро восстановились бы полностью.
   В конце концов им все-таки удалось освободить Тарранта, и они с  ракхом
потащили его вялое трупно-холодное тело  к  двери  с  крыши  на  лестницу.
Восходящее солнце подгоняло их своими лучами, и когда они уже  несли  тело
вниз по лестнице, Дэмьену показалось, будто он слышит, как  солнечное  Фэа
захлестывает у  него  за  спиной  хрустальные  шпили.  Они  спустились  по
лестнице на два марша, потом  на  три,  и  наконец  Дэмьен  позволил  себе
облегченно  вздохнуть;  от  солнца  они  ушли,  и  хотя  во  всем   дворце
по-прежнему струился колдовской свет, священник подумал, что тот  вряд  ли
сможет убить Тарранта, хотя, конечно, и причинит ему новые страдания.
   СамоИсцеление,  проведенное  священником,  в  какой-то  мере  уменьшило
испытываемую им боль, но сил ему оно вернуть не могло; естественно, сам он
ни  за  что  не  смог  бы  донести  обмякшее  тело  крупного  мужчины   до
спасительного подземелья. Дэмьен надолго привалился к стене, чувствуя, что
просто не может идти дальше, да и ракх выглядел ненамного лучше. Но Дэмьен
боялся за Тарранта: любая, пусть и  самая  ничтожная  толика  света  могла
стать для Охотника переполняющей чашу каплей.  Поэтому  он  заставил  себя
сдвинуться с места и потащил Тарранта - ниже...  еще  ниже  и  глубже  под
землю...
   Они остановились на третьей площадке, где было уже так темно,  что  без
фонаря стало трудно ориентироваться.
   - Пришли, - выдохнул Дэмьен. - Этого хватит.
   - А не лучше ли отнести его на самое дно? Там еще темнее.
   Дэмьен "покачал головой:
   - Ему нужно земное Фэа для  самоИсцеления.  Так  мне  кажется.  А  там,
внизу, энергии будет не хватать.
   Оставалось надеяться на то, что  он  не  ошибся.  На  то,  что  здешний
скудный полумрак не причинит Тарранту дальнейшего вреда, равно  как  и  не
помешает самоИсцелению. Потому что сам он больше ничего не мог сделать для
Охотника. Все остальное зависело только от него самого.
   Они уложили тело поперек площадки: оно  едва  уместилось,  но  все-таки
уместилось. Присев на корточки возле  посвященного,  Дэмьен  осмотрел  его
глазами бывалого человека. Дрожь  исчезла,  и  это  был  хороший  симптом.
Показалось ему, что и лицо  Тарранта  стало  несколько  спокойней,  и  это
опять-таки было добрым знаком. Нет, сам он больше ничем не мог помочь ему.
Да и никто другой тоже.
   Он посмотрел на ракха.  Какой  усталый,  какой  замученный  вид  был  у
Катасаха! При иных  обстоятельствах  капитан  лейб-гвардии  постарался  бы
скрыть это от постороннего, но сейчас притворяться было ни к чему.  Дэмьен
ведь знал, что именно с ним случилось. И понимал это. И больше, чем кто бы
то ни было другой из числа обитателей этой планеты,  Дэмьен  понимал,  что
наиболее  чувствительным  переживанием  для   ракха   стали   не   уступка
собственного тела другому и не ощущение, что  твой  господин  с  легкостью
пожертвовал  тобой,   а   предельное   падение   в   собственных   глазах,
заключающееся  в  том,  что  в  его  теле  побывала  человеческая,  именно
человеческая душа. Подобная рана затянется не скоро и не просто. И  Дэмьен
понимал это.
   - Я могу что-нибудь сделать для вас? - спросил ракх.
   - Да.
   Дэмьен поднялся с места. Боль в спине  приглушилась,  она  превратилась
скорее в напоминание о былой  боли.  Пробормотав  слова  Творения,  Дэмьен
припал к потокам Фэа,  чтобы  проверить,  не  нанес  ли  Таррант  в  своем
нынешнем состоянии энергии какого-либо  ущерба.  Отчасти  это  было  мерой
предосторожности,  а  отчасти  своего  рода  тестом;  если   ему   удастся
справиться с Фэа на этом подземном уровне, то Охотнику удастся тем  более.
А заручившись этой мощью, Таррант сможет самоИсцелиться.
   Повернувшись к ракху, Дэмьен сказал:
   - Мне бы хотелось увидеть Йенсени.
   Она лежала на кушетке, куда перенес ее Катасах,  уронив  руку,  изящные
пальцы касались пола, глаза были закрыты.  Кровь  заливала  всю  комнатку,
алая и сырая, кровь окрасила и белоснежную изначально кушетку.  Цвет  кожи
девочки, еще недавно бледно-коричневый, стал теперь  пепельно-серым,  лицо
ее искажала гримаса  страха  и  гнева.  Хотя,  приглядевшись,  можно  было
понять,  что  это  нечто  совсем  иное.  Это  было  выражение   ясного   и
беспредельного покоя - того самого, о котором люди при жизни могут  только
мечтать.
   Дэмьен опустился возле девочки на колени,  взял  ее  крошечную  руку  в
свою. Она еще не остыла, еще  не  совсем  остыла,  под  кончиками  пальцев
священник уловил  замирающее  эхо  жизни  -  и  из-за  этого  слезы  вновь
навернулись ему на глаза.
   "Господи, позаботься о ней. Она была такой нежной, любящей и  вместе  с
тем такой отважной, а в самом конце она совершила  ради  Тебя  подвиг,  на
который решились бы очень немногие. Даруй ей мир, молю Тебя, воссоедини ее
с теми, кого она любила. - И, отерев глаза, он добавил: -  И  дозволь  ей,
если такое возможно, время от времени играть с детенышами ракхов.  Ей  это
очень понравится".
   - Как это случилось? - спросил он у ракха.
   Катасах оставался у входа; ему не хотелось нарушать своим  присутствием
одинокую тризну Дэмьена. Лишь теперь, когда к нему обратились, он  подошел
поближе.
   - Он вошел в ее тело и начал брать его под контроль. Она пленила его, а
затем лишила себя жизни.
   - Вот уж не подумал бы, что она обладает подобным могуществом.
   В голосе ракха, когда он ответил, послышалось благоговение:
   - Она воззвала к тому, кто таким могуществом обладает.
   На мгновение Дэмьен закрыл глаза и сделал едва заметный вдох; смысл  ее
смерти наконец дошел до него во всей своей бесповоротности.
   - Ладно. По крайней мере, на этом все и закончилось.
   - К сожалению, это не совсем так. - Они оба стояли спиной к тому месту,
откуда послышался этот голос. - Я бы даже сказал: совсем не так.
   Катасах, обладавший реакцией  отлично  подготовленного  лейб-гвардейца,
стремительно обернулся; следом за ним посмотрел в ту же сторону и  Дэмьен.
Человек, прислонившийся к дальней стене, показался  ему  смутно  знакомым,
хотя он не взялся бы сказать, кто это такой. Крепкий бородатый  мужчина  в
черном бархатном плаще и в черной шляпе - возможно, чтобы показать, что он
разделяет их горе.  И  все  же  вырядился  он  довольно  нелепо  с  учетом
сложившихся обстоятельств,  подумал  Дэмьен,  имея  в  виду  ослепительные
драгоценности, которыми был  осыпан  наряд  незнакомца.  В  конце  концов,
именно эти неподобающие и безвкусные драгоценности помогли ему  вспомнить,
кто это такой.
   - Кэррил, - прошептал он.
   Это был Йезу, заключивший  союз  с  Таррантом,  -  тот  самый,  который
исцелил Сиани, тот самый, с  которым  советовался  Сензи.  К  собственному
изумлению, Дэмьен обнаружил, что вовсе  не  испытывает  естественного  при
появлении подобного существа ужаса. Неужели испытания  последнего  времени
примирили его с демонами? Если так, то напрасно: даже те  порождения  Фэа,
которые совершают добрые дела, остаются тем не менее опасными паразитами.
   - Я прибыл предостеречь вас, - заявил демон. Когда он вышел на середину
комнаты, ослепительный хрустальный блеск, исходящий от  стен,  померк,  на
смену ему пришло вполне терпимое мерцание. - Вам пора отправляться  домой,
Дэмьен Райс. И нужно сделать это как можно скорее.
   Дэмьен пропустил это предостережение мимо ушей; из сказанного Йезу  его
куда больше взволновало иное.
   - Что ты хочешь сказать, утверждая, будто еще ничего не кончилось?
   Демон  помедлил  словно  бы  в  нерешительности,  затем  огляделся   по
сторонам, будто опасаясь, что кто-нибудь может их подслушать.
   - Вы и сами все обнаружите, вернувшись  на  север,  -  в  конце  концов
выложил он. - Так что я не открою вам никаких секретов. Только то, что  вы
могли бы увидеть и собственным