ин,  усталости  и  страха  -  оказалось
чересчур много для нее, и Йенсени,  уронив  голову,  отчаянно  всхлипнула.
Сейчас ей хотелось только одного - чтобы все это так  или  иначе  поскорее
закончилось. Она уже сожалела о том, что отец своим воспитанием подготовил
ее к борьбе, к беспощадной борьбе за выживание, потому что (как он  всегда
внушал ей) в самых страшных условиях всегда можно надеяться на будущее,  и
главное - это до него дожить. Но сейчас  она  не  могла  представить  себе
никакого лучшего будущего, не могла вообразить ничего, кроме  бесконечного
продолжения творившегося вокруг кошмара,  в  ходе  которого  ей  постоянно
приходится прятаться и бежать, заставляя себя питаться незрелыми  ягодами,
которые трещат, когда их отрываешь от ветки... и  чувствовать  себя  такой
одинокой. Предельно одинокой. И сейчас, и всегда.
   Слезами этому было не помочь, но других средств у  нее  не  находилось.
"Считай слезы молитвами, - сказал ей однажды отец. -  Считай,  что  каждая
слеза, выкатившаяся у тебя из глаз, является посланием, адресованным твоей
матери, где бы она сейчас ни находилась, и в этом  послании  сказано,  как
сильно ты ее любишь". Потому что в страну мертвых нельзя пройти, не умерев
самому, объяснил он, лишь молитвы и любовь  способны  преодолеть  незримую
преграду. Она всегда вспоминала об этом, если ей доводилось плакать,  даже
если плакала по какой-нибудь другой причине. Так что в слезах как таковых,
независимо от причины, было нечто хорошее.
   А сейчас  даже  в  них  не  было  ничего  хорошего.  Лишь  одиночество,
настолько чудовищное, что оно  высасывало  из  нее  последние  силы,  лишь
ощущение  собственной  беспомощности  -  и   безнадежности   -   настолько
абсолютное, что она не понимала, как переживет следующий час, а еще  менее
понимала, как переживет ближайшую пару дней. Да и  какое  это,  собственно
говоря, имеет значение? Что за будущее ее в любом случае  ожидает?  Почему
отец потратил столько  сил  и  времени  на  то,  чтобы  подготовить  ее  к
выживанию в самых страшных условиях, когда единственное, на что она  могла
даже в самом лучшем случае рассчитывать,  -  это  животное  существование,
одинокое и бездомное, поддерживаемое ягодами, да и то  лишь  до  тех  пор,
пока не повалит снег, и никаких ягод не  останется,  и  наступят  страшные
холода, и чтобы не умереть с голоду, ей придется охотиться, а рядом с  нею
все равно никого не будет и никто ни при каких обстоятельствах  не  придет
на помощь...
   "Ты мне нужен, отец. - Йенсени молилась отчаянно, молилась  мысленно  и
шепотом, тающим в ночи. - Ты мне нужен. Вернись. Ну, пожалуйста..."
   Ответа не было. И никто к ней не пришел.
   С учетом  особенностей  планеты  Эрна  это  следовало  считать  большой
удачей.


   Она спала, когда снизошло Сияние, поэтому оно  и  проникло  в  ее  сны.
Радужные сполохи света растворили образы сиюминутного сновидения и понесли
ее вверх, все выше и выше, так  что  она  смогла  поглядеть  на  горы,  по
склонам которых блуждала, с высоты птичьего полета. И увидела  собственное
тело, замершее под гранитным утесом, с курткой, обмотанной вокруг  головы,
чтобы заглушить  грохот  солнца.  Отсюда  было  видно,  что  она  нечаянно
свернула с заранее намеченного маршрута и попала в  ущелье,  глубокое,  со
скалистыми стенами, и полное тенями. И там, в отдалении...
   Девочка проснулась. Внезапно. Видение никуда  не  исчезло,  обрамленное
все тем же радужным Сиянием.
   "Люди", - подумала она.
   Люди!
   Ей надо было встать. Надо было встать и обратиться к ним.
   Нет, ей надо было спрятаться. Они могут оказаться  врагами.  Они  могут
оказаться теми самыми врагами. Они могут оказаться...
   Нет.
   Это были дети.
   Видение уже исчезло. Сияние угасало, а она отчаянно стремилась удержать
и то и другое. Пять,  шесть,  семь  детей  -  нет,  даже  больше,  гораздо
больше... Она не могла определить их  возраста,  видение  становилось  все
слабее  и  слабее...  Девочка  обиженно  всхлипнула,  когда  оно   исчезло
окончательно, руки у нее затряслись.
   Дети.
   Враг? Нет, не может быть. Чудовище убило ее отца,  потому  что  он  был
могущественен, и она понимала это. А обычных детей он убивать бы не  стал.
Должно быть, это дети из ближайшего города, а может быть, из какого-нибудь
протектората...
   Только ни городов, ни протекторатов поблизости не было. И она знала  об
этом.
   Так кто же они? И откуда они здесь взялись?
   По-прежнему дрожа, Йенсени замерла в ожидании.  Ее  страшила  нечаянная
встреча. Страшила  и  возможность  того,  что  они  обойдут  ее  стороной.
Одиночество стенало в ее душе с такой силой, что ей показалось, будто  они
смогут расслышать эти стенания... а может  быть,  уже  и  услышали.  Может
быть, именно поэтому они и пришли за ней.
   Дети. Вроде нее самой. Они же ее не обидят, не так ли?
   Где-то над головой, выше по  склону,  послышался  какой-то  шорох.  Она
осторожно выглянула из своего укрытия. А потом  вышла  и  предстала  перед
ними,  отбросив  куртку.  Прятаться  больше  не  имело  смысла.  Думать  о
безопасности не имело  смысла.  Оставались  только  отчаянная  потребность
преодолеть одиночество и слабый лучик надежды. Но и это было больше  того,
что она испытывала на протяжении уже стольких дней.
   Их было двенадцать и они врассыпную шли по склону. Самые  старшие  были
вооружены примитивными копьями и ножами в кожаных ножнах,  а  кое  у  кого
имелись луки и колчаны со стрелами.  У  самых-младших  были  только  ножи.
Одежда была  самая  разная:  одни  ребята  носили  наряды,  которые  можно
раздобыть  только  в  цивилизованных  городах,  другие  -  кое-как  сшитые
неопытными  руками  самоделки.  Тем  не  менее   каждый   украсил   одежду
какими-нибудь примитивными побрякушками, у многих на рубашке  или  брючине
была неуклюжим зигзагом нарисована молния. Безо всякого Сияния можно  было
догадаться о том, что, хотя часть детей явно происходила из  благополучных
семейств, все они уже довольно давно живут без опеки со стороны взрослых.
   Самый высокий из них - бледный мальчик с черными курчавыми  волосами  -
протянул ей навстречу обе руки. Приглашая. Приветствуя.
   И она побежала к ним, стараясь не обращать внимания на страшный  грохот
солнечных лучей под ногами. Бледный мальчик все время  кивал,  подбадривая
ее. Кое-кто из детей помладше радостно ухмылялся. Хотя она не слышала, что
они  говорили  -  слишком  уж  грохотало  солнце,   их   слова   буквально
растворялись в этом грохоте, - по  их  лицам  она  видела,  что  они  рады
встрече. Почти так же рады, как она сама.
   И она поняла, и ни на мгновение не усомнилась в этом,  что  теперь  все
будет в порядке. Все с нею теперь будет в полном порядке.
   И она по-прежнему карабкалась по склону навстречу к ним.


   Почти два дня Сияние не снисходило или же было недостаточно  ярко.  Два
дня она не могла понять, кто они такие, - кто они такие на самом деле.
   А когда поняла, было уже слишком поздно для бегства.




        ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЮДОЛЬ ТУМАНОВ


        14

   Охотник не присоединился к ним после заката. Не присоединился  и  после
того, как села Кора, хотя закат  лучезарного  центра  галактики  произошел
через два с лишним часа после захода солнца. "Скверное  предзнаменование",
- подумал Дэмьен. Но поделать с этим было нечего.
   Они отошли уже на несколько миль от скалистого склона, на котором  Мелс
и Тирия встретились с Хессет. Идти было трудно - почва вязкая, то  и  дело
приходится форсировать вброд ручьи, но, судя по всему, другой тропы просто
не  было.  В  здешних  местах  вся  мало-мальски  подходящая  земля   была
закреплена за городами или  за  хуторами,  поэтому  беглецам  трудно  было
рассчитывать на сносную дорогу. Дэмьен ругался, ему то и дело  приходилось
выковыривать камни из копыт своей лошади, но, даже ругаясь, он чувствовал,
что напрасно попрекает  судьбу.  Наоборот,  ее  следовало  благодарить  за
кособокие  деревья,  предоставляющие  им  свою  сень,  за  близость   гор,
позволяющих не опасаться того,  что  их  кто-нибудь  случайно  заметит.  И
особенно им следовало благодарить судьбу за  то,  что  никто  из  демонов,
наверняка вертевшихся около городских ворот, не обратил на  них  внимания.
По крайней мере, до сих пор.
   Наконец они устроили привал на  время  захода  Коры.  Разумеется,  дело
свелось не столько к палатке и  костру,  сколько  к  тщательному  досмотру
всего разрозненного скарба, которым снабдили их брат и  сестра  Лестер.  У
них оказалось довольно много одеял и теплой одежды, набор ножей  и  мелких
слесарных  инструментов,  веревки,  еда,  утварь  для  стряпни,  кое-какие
средства первой медицинской помощи.  Дэмьен  был  особенно  благодарен  за
последнее - потому что он сам  в  суматохе  забыл  упомянуть  об  аптечке.
Съестные припасы состояли из  продуктов,  которые,  по  мнению  людей,  не
ходивших в походы, могут и должны пригодиться как раз  в  походе:  главным
образом засахаренные сласти и наборы  для  супов,  но  все  же  и  немного
солонины, и сыр, и галеты, как  и  действительно  подобает  снаряжаться  в
поход, равно как и несколько фунтов сухого корма для лошадей. "Могло  быть
и хуже, - подумал Дэмьен. - Могло быть и гораздо хуже".
   Они развели небольшой костер и нагрели немного воды;  Дэмьен  почти  не
отрываясь смотрел в небо в поисках чего-нибудь,  что  могло  бы  оказаться
Таррантом. Но деревья не только смыкались над ними своего рода пологом, но
и закрывали большую часть неба, и он в конце концов сдался.
   - Думаешь, они за нами гонятся? - осведомилась Хессет.
   Дэмьен распечатал пачку крекеров - медовых, как значилось на обертке, -
и угостил ее. Крекеры были сладкими и воздушными - такого рода  сладостями
заботливые родители, как правило,  перекармливают  детей.  Он  хотел  было
положить сверху ломтик  сыра,  но  подобная  вкусовая  гамма  не  очень-то
привлекала.
   - Думаю, если бы дело обстояло именно так, мы бы уже знали об  этом,  -
ответил он. - Мы не так уж далеко от городских ворот, и здесь не так много
троп, на которые мы могли бы свернуть. А если пойдут в эту сторону, то нас
неминуемо найдут.
   - А они осмелятся покинуть город после захода солнца?
   - Будем надеяться, что нет.
   Но уходить надо было еще до рассвета - именно на тот случай, что отряды
преследователей по приказу Матери все-таки  пустятся  в  погоню.  Понятно,
раньше или позже лошади  обеспечат  им  решающее  преимущество,  -  но  не
раньше, чем они выберутся на открытую местность, да и сами лошади  еще  не
до конца оправились после плавания. Дэмьен подумал о том, много ли времени
пройдет, прежде чем Тошида сам сядет в седло  и  научится  ездить  верхом.
Должно быть, совсем немного, решил он. Во всяком  случае,  произойдет  это
раньше, чем было бы желательно беглецам. И если он решит лично  возглавить
погоню, дело выдастся жарким. Им необходимо выйти  на  открытую  местность
как можно скорее,  если  они  вообще  рассчитывают  хоть  на  какое-нибудь
преимущество.
   Тут Хессет пристально посмотрела в небо.  Тихое  шипение,  которое  она
издала, Дэмьен  уже  научился  связывать  с  предельной  собранностью;  он
проследил глазами за ее взглядом,  одновременно  схватившись  за  меч.  Но
поначалу ничего не увидел. Затем  широкий  размах  крыльев,  принадлежащих
хищной птице, закрыл в небе целую полосу звезд, и он почувствовал,  что  у
него перехватило дыхание. Нечто с огромными крыльями кружило  над  головой
на высоте верхушек деревьев. Форма была знакомой, но  Дэмьен  не  позволил
себе расслабиться. Нельзя было расслабляться до тех пор,  пока  Охотник  -
если это именно он - не предстанет в своем подлинном образе.
   Большая птица описала еще два круга над поляной, как  будто  осматривая
окружающий  лес,  а  затем  медленно  пошла  на  снижение.  За   неимением
мало-мальски пригодного участка она опустилась  на  воду,  причем  широкие
крылья едва не уперлись в оба берега ручья. В когтях у  нее  что-то  было,
подметил Дэмьен, какие-то белые перья в кроваво-красных  когтях,  но  лапы
слишком быстро нырнули под воду, чтобы он смог определить, что это такое.
   По воде ручья  побежало  холодное  пламя.  Впервые  видел  Дэмьен,  как
Охотник  трансформируется  в   воде,   а   зрелище   оказалось   меж   тем
прелюбопытным,  -  вода  превращалась  в  лед,  лед  трещал,  взрывался  и
разлетался острыми обломками по всей поляне.  Две  лошади,  привязанные  у
ручья, тревожно всхрапнули и принялись рвать веревку; Таррант презрительно
хмыкнул, словно сказав самому  себе:  "Хватит  возиться!"  Синее  пламя  -
яркое, но ничего не освещающее - пронзило ручей таким холодом, что изо рта
у стоящего на берегу Дэмьена повалил пар, льдом подернуло и  растущие  над
самой водой кусты.
   Когда же холодное пламя унялось,  Таррант  остался  стоять  на  ледяной
корке, покрывшей поверхность ручья, поэтому он  быстро  ступил  на  берег.
Лютым холодом веяло от его сапог, пока он карабкался  вверх,  где  развели
костер его союзники, ледяные кристаллы сверкали в его каштановых  волосах.
Здесь, на востоке,  стояла  ранняя  весна,  но  Охотник  брал  с  собой  в
странствия вечную зиму.
   Таррант посмотрел на Дэмьена и на  Хессет,  на  лошадей,  на  маленький
лагерь. Священнику было видно, как вбирает все это в себя взор  серебряных
глаз, процеживая информацию на предмет того, что ему было нужно  на  самом
деле. В конце концов посвященный кивнул, скорее себе самому, чем им.
   - При необходимости вы легки на ногу. -  И  он  бросил  Дэмьену  что-то
белое, мягкое и обрызганное кровью. - Вот. Это вам еда.
   Дэмьен поймал мертвую птицу и посмотрел на нее,  краем  глаза  заметив,
что Таррант швырнул еще одну птицу Хессет. В первое мгновение ему пришло в
голову лишь то, сколь непривычным для себя  образом  ведет  себя  Таррант,
охотясь ради них. Затем понял,  в  чем  тут  загвоздка.  Покрасневшими  от
холода непослушными пальцами он  отстегнул  кожаный  футляр,  висевший  на
свернутой шее птицы. Заранее зная, что окажется в  послании.  И  чертовски
злясь, что там окажется именно это.
   - Птицы-почтальоны, - пробормотал он.
   Таррант кивнул.
   - Их выпустили на закате и послали на юг, вскоре после этого они мне  и
попались. Первую я убил потому, что она показалась мне  подозрительной.  А
поняв, в чем тут дело, я поймал и ее напарницу. - Он вышел на сравнительно
твердый  участок  почвы,  сел;  тяжелый  плащ  не  давал  ему  возможности
испачкаться.
   - Я поискал и других, но поблизости их больше не было. Что, конечно, не
означает, что их все-таки не послали.
   - Да уж, - проворчал Дэмьен, доставая письмо из кожаного футляра. Затем
тщательно развернул его. - Наверняка не меньше сотни, судя  по  тому,  как
складываются обстоятельства нашего побега.
   На бумаге стояла  печать  Матери.  И  хотя  в  глубине  души  священник
понимал, что речь в письме  идет  именно  о  них,  все  равно  он  испытал
настоящий шок, убедившись в этом собственными глазами. И еще большим шоком
стало знакомство с инструкциями, содержащимися в письме: где, когда и  как
следует поймать его самого и Хессет. Не  было  только  ответа  на  вопрос,
почему это нужно сделать, отметил он. Отсутствовали ли эти пояснения из-за
того, что протекторы наверняка  поймут  причину,  или  -  что  было  более
вероятно - из-за того, что никто здесь  не  осмеливается  задавать  Матери
какие бы то ни было вопросы? Требования,  изложенные  в  письме,  выдавали
скорее характер полицейского государства, чем теократического. Он  подумал
о том, насколько здесь преуспели в этом плане.  И  когда  и  с  чего  это,
собственно говоря, началось.
   - Господи небесный, - прошептал он. - Ну и дрянь эта их  Мать,  это  уж
точно. - Он поднес письмо к пламени костра так, чтобы можно было  прочесть
титул. - В протекторат Кирстаат.
   Он вопросительно посмотрел на Хессет.
   - В протекторат Чайкунг, - прочитала она.
   - Черт побери! - Он еще  раз  пробежал  глазами  письмо,  вчитываясь  в
детальные инструкции относительно того, как обращаться с пленниками  после
поимки. - Не больно-то утешительно это выглядит. Можно поручиться, что она
известила все протектораты. А это означает... Ах ты, дьявол, это означает,
что на побережье мы вообще выйти не сможем.
   Он передал письмо Охотнику, тот внимательно прочитал его. Но  никак  не
отреагировал ни видом, ни голосом.
   - Деловитая она женщина.
   - Мягко сказано.
   - Наши враги весьма методично  подходят  к  делу,  -  спокойно  заметил
Таррант. - А на что иное вы, собственно говоря, рассчитывали?
   Дэмьен вспыхнул.
   - Я  рассчитывал  на  то,  что  им  захочется  поймать  нас,  тщательно
допросить, выяснить, кто мы такие и что нам нужно...
   - Им известно, кто вы такие, - перебил его Таррант. - И что вам  нужно,
им известно тоже. Эти  документы  представляют  собой  не  что  иное,  как
объявление войны. - А поскольку Дэмьен ничего не сказал, Охотник  добавил:
- Или вы сомневаетесь в их истинных намерениях? Или вы  не  догадываетесь,
кому они на самом деле служат?
   - Нет, - буркнул Дэмьен. Ощупывая остатки Материнской печати.  Оставляя
карминно-красный след на золотом воске. - Нет. Вы были правы. Какое бы Зло
ни таилось здесь, Матери входят в этот заговор. Что означает...
   Он не закончил. Эта мысль была для него слишком уж мучительна.
   "Что означает, что в дело вовлечена и Святая Церковь".
   - Хорошо еще, они полагают, будто мы отправились  в  путь  по  морю,  -
вставила Хессет. - Это предоставляет нам какую-то  отсрочку,  а  уж  лучше
это, чем ничего.
   Дэмьен  вновь  уставился  на   письмо,   выискивая   строчку,   имеющую
непосредственное отношение к теме разговора. "Создалось впечатление, будто
они отправились в путь морем на борту западного судна, именуемого "Золотой
славой". Следует установить усиленный контроль во всех портах".
   - Нам не следует полагаться на это, - предостерег он.  Затем  задумчиво
закончил: - Скверно теперь придется капитану Рошке, ничего не скажешь.
   - Рошка с этим справится, - ободрил его Таррант.  -  Единственное,  что
ему требуется, это согласиться на обыск корабля - и  тут  же  отпадут  все
подозрения. Не так ли? А  пока  суд  да  дело,  он  дает  нам  возможность
выиграть время. А время для нас сейчас важнее  всего.  -  Он  одобрительно
кивнул. - Это было хорошо придумано, Райс. С учетом того, в каком цейтноте
вы действовали, это было просто замечательно.
   - Благодарю вас,  -  пробормотал  Дэмьен.  Выслушивая  похвалы  из  уст
Охотника, он испытывал на удивление неприятное чувство. - Ну,  и  что  нам
делать теперь?
   Таррант посмотрел вниз, на город.
   -   Следующим   шагом   мы   должны   устремиться   навстречу    своему
предназначению.
   - То есть на юг, - неожиданно уточнила Хессет.
   Оба с удивлением посмотрели на нее.
   - Если, как вы утверждаете, Мать является союзницей нашего  врага...  и
если она знает, ради чего мы сюда прибыли... тогда наш  враг  находится  к
югу отсюда. Это вытекает из ее письма.
   И она помахала своей копией Материнского послания.
   - Именно так, - согласился  Охотник.  -  И  у  меня  имеются  кое-какие
сведения, которые  могут  нам  пригодиться...  -  Внезапно  он  пристально
посмотрел на Дэмьена,  серо-серебряные  глаза  стали  двумя  щелочками.  -
Однако, мне кажется, у нас имеется и еще одна - и куда  более  насущная  -
задача. Сколько вы уже не спали, священник?
   - С рассвета, - пробормотал Дэмьен. Он пытался не думать о сне, пытался
держаться молодцом, отложив сон и отдых  на  то  время,  когда  для  этого
найдутся более подходящие обстоятельства, но слова Охотника напомнили, что
он на грани полного  изнеможения.  И  как  только  они  были  произнесены,
отрицать очевидное уже не имело смысла. - Но и прошлой  ночью  я  спал  не
больше часа или двух.
   - Что ж, именно это, скорее всего, и спасло вам жизнь, -  сухо  заметил
Таррант. - А вы, Хессет?
   - Я еще держ