Прохладная ночь. Тяжелый воздух, пропитанный запахами  рыбы,  мучнистой
росы и человеческих  испражнений.  Дэмьен  сделал  глубокий  вдох,  словно
надеясь по запаху определить, в какую  сторону  отправился  Охотник.  Мимо
него, пошатываясь, пробрела "ночная бабочка", пробормотав пьяное извинение
после того, как  врезалась  плечом  в  кирпичную  стену.  Молодой  человек
бросился к ней на помощь - и  от  стены  они  отошли  уже  вместе,  весело
обмениваясь  какими-то  непристойностями.  "Городская  жизнь",  -  подумал
Дэмьен. Такое творится к каждом городе. В конце концов, все  они  на  одно
лицо.
   Он привалился к кирпичной стене гостиницы, слишком хорошо сознавая, что
своим непотребным внешним видом ничуть не отличается от аборигена. "Завтра
первым делом куплю новую рубашку, -  пообещал  он  себе,  ощупывая  рваный
рукав собственной. - Новые  брюки.  Пару  нижнего  белья.  Господи!  Какие
жалкие удовольствия..."
   Убедившись в том, что никто за ним не следит,  Дэмьен  перенес  тяжесть
тела на спину, закрыл глаза и сосредоточился. Хотя между ним  и  Таррантом
давно уже существовал канал связи, он еще  ни  разу  не  пользовался  этим
каналом для поисков. На определенном уровне осознание этого  злило  его  и
сейчас, потому что тем самым нарушалась взаимная договоренность между  ним
и Таррантом не пользоваться каналом иначе чем по  обоюдному  согласию.  "К
черту все это", - мрачно решил он. И попробовал найти зависшую в  духовном
пространстве  нить,  ухватиться  за  нее  и   придать   ей   прочность   и
неподвижность. Однако  это  оказалось  весьма  непросто.  Канал  не  играл
автономной  роли,  его  значение  не   сводилось   к   тропе   наименьшего
сопротивления вдоль потоков Фэа. Понадобилось  определенное  время,  чтобы
нащупать эту нить, и еще  какое-то  время,  чтобы  научиться  воспринимать
струившуюся по ней информацию. "Где он?" Дэмьен теперь пытался  определить
длину нити, ее направление, ее звучание.  "Где?  Как  далеко  отсюда?"  Ни
словесного, ни образного ответа он не получил. Лишь  зыбкую  подсказку,  в
какую сторону следует направиться. Что ж, и это неплохо. Он пошел по узкой
улочке, и как раз  вовремя:  из  окна  третьего  этажа  высунулась  чья-то
голова, а это означало, что его заметили и, если он простоит на месте  еще
несколько минут, кто-нибудь  из  местных  жандармов  пристанет  к  нему  с
ненужными расспросами. А тогда...
   "Тогда все и закончится", -  мрачно  подумал  он.  Образ,  подсказанный
Охотником, - весь город, превратившийся в одну сплошную засаду,  -  нагнал
на него страху. Он и сам понимал, что если  они  не  уберутся  отсюда  как
можно скорее, то, не исключено, не выберутся уже никогда.
   И он отправился по следу Тарранта в полуночные трущобы, ориентируясь  в
потоках Фэа по связующему их между собой каналу.  Миновал  густонаселенные
кварталы, примыкающие к центральной части города, миновал  битком  набитые
дома  окраин,  миновал  остающиеся  за  белыми  каменными   стенами   сады
пригородных резиденций богачей... Сперва он  опасался  того,  что  Охотник
отправился  убивать,  отправился   изливать   свою   ярость   в   свирепом
кровопролитии, но затем понял, что этого не следовало бояться или, вернее,
если и следовало бояться, то  не  этого.  Потому  что,  охваченный  жаждой
убийства, Таррант не забрел бы в такую даль, а если уж он забрел,  значит,
на уме у него что-то другое. Он ищет спасения. Или  одиночества.  Он  ищет
молчания - как внешнего, так и внутреннего, - чтобы собраться с мыслями. И
сохранить контроль - и над самим собой, и над ситуацией.
   У городской черты вились какие-то порождения Фэа,  смешавшись  с  кучей
мелких демонов, - и последних оказалось более  чем  достаточно,  чтобы  он
пожалел о том, что отправился в путь без меча. За спокойствие  путешествия
с Таррантом (подумал он, отделываясь от одной особенно  назойливой  твари,
ухитрившейся впиться когтями ему в плечо, прежде чем  он  располосовал  ее
охотничьим ножом),  так  или  иначе  приходится  расплачиваться  тем,  что
перестаешь помнить о том, что такие твари  вообще  бывают.  В  присутствии
Охотника эта мелкота, разумеется, предпочитает не возникать.
   Правда, именно это обстоятельство и помогло ему в  конце  концов  найти
Тарранта. Подобно тому, как ребенок играет  в  "горячо"  и  "холодно",  он
устремился туда, где мелькало меньше всего ночной нечисти, и попал наконец
в место, где тварей не было вовсе. Еще  несколько  шагов  -  и  он  обошел
несколько грубо привалившихся друг к дружке валунов, за которыми  высилась
ровная стена сплошного гранита.  Таррант  стоял  там,  его  темная  натура
пожирала энергию ночи, прежде чем ею успевало воспользоваться какое-нибудь
существо демонического происхождения. Вдалеке, едва видное отсюда,  шумело
море, омывая тяжкими валами гранитный остров;  тишина  стояла  такая,  что
прибой можно было расслышать даже здесь.
   Поскольку Охотник явно  не  собирался  спуститься  с  верхнего  валуна,
Дэмьен спрятал нож и взобрался к нему.  Когда  он  поднялся  на  верхушку,
Таррант не удостоил его и взглядом, да и вообще почти не  отреагировал  на
его появление. Только сухо сказал:
   - У вас заражено плечо.
   Тихо выругавшись, Дэмьен присел и провел быстрое Исцеление. Вскоре  его
раны были промыты и зашиты.
   Изящные ноздри раздулись, вбирая ночные запахи.
   - А где кровь?
   - Это были всего лишь царапины, - заверил его Дэмьен. -  Поганые  здесь
дела творятся, ничего не скажешь.
   - Местные порождения Фэа не в силах  кормиться  в  городе.  Вот  они  и
собираются за воротами, дожидаясь, пока пища сама не придет к ним.
   Он неотрывно смотрел в южную сторону. Ищет признаков врага  или  просто
любуется  морем?  Его  профиль,  более  чем  отчетливый  в  лунном  свете,
представлял собой пугающую и вместе  с  тем  безупречную  маску.  "Как  он
владеет собой, - подумал Дэмьен. - Каждая волосинка на месте. Каждый  дюйм
кожи  гладок  и  безукоризнен.  И  холоден,  бесконечно  холоден.   Ничего
удивительного в том, что самый обыкновенный солнечный свет может оказаться
для него смертоносным".
   - Это правда? - спросил Дэмьен.
   - Что именно?
   - То, что девочка сказала про ваших детей? Что вы не всех убили?
   Ответ прозвучал еле слышным шепотом:
   - А вы разве сами не знаете?
   - Мне казалось, что знаю. Но теперь я в этом не уверен.
   - А что сказано в священных текстах?
   - Что вы уничтожили свою семью. Убили детей  и  расчленили  тело  жены.
Только это.
   - Только это... - тихо повторил Таррант.
   Казалось, сама эта фраза позабавила его.
   - Но это так, - надавил Дэмьен.
   Охотник вздохнул:
   - Моего старшего сына в ту ночь дома не оказалось. Заночевал у соседей,
как я припоминаю. Я не думал, что его жизнь имеет  такое  значение,  чтобы
пускаться за ним в погоню.
   - Остальных смертей вам хватило.
   Бледные глаза посмотрели на священника, искры в них показались в лунных
лучах трещинами во льду.
   - Этого было достаточно, чтобы уговор вступил  в  силу.  А  мне  ничего
другого и не требовалось.
   - Вот оно как, значит?
   Отвернувшись, Таррант вновь уставился в морскую даль.
   - Так оно и есть, священник. Такова истина. Можете, если  вам  хочется,
внести поправки в священные тексты. Святая Церковь от  этого,  несомненно,
только выиграет.
   На миг Дэмьен онемел от изумления. А затем выпалил:
   - Ну и дерьмо же вы!  Сами  хоть  это  понимаете?  -  А  когда  Охотник
промолчал в ответ, добавил: - Вы хотите убедить меня в том,  что  один  из
ваших сыновей в ту роковую ночь  отсутствовал  чисто  случайно?  Это  было
самым  главным  Творением  за  всю  вашу  жизнь,  и  вы  спланировали  его
недостаточно  тщательно  для  того,  чтобы  собрать  под  один  кров  всех
подлежащих уничтожению жертв? - Он сплюнул себе под  ноги.  -  Что  же  я,
по-вашему, полный идиот?
   Охотник тихо хмыкнул:
   - Вы сами говорили про себя такое.
   - А я уверен, что вы сами решили оставить его в живых.  Я  уверен,  что
ваша единственная слабость заключается в тщеславии, и в тот  раз  вы  этой
слабости поддались. Род Таррантов был вашим  высшим  Творением,  и  вы  не
смогли  устоять  перед  искушением  посмотреть,   как   ваш   сын   сумеет
распорядиться наследием - страной, властью, титулом - после вашего  ухода.
Речь не о милосердии, Охотник, а о еще одном вашем  эксперименте  вдобавок
ко всем прочим. - Таррант промолчал. - Ну как? Прав я или нет?
   Серебряные глаза глянули на него - осуждающе и презрительно.
   - А зачем вы сюда явились?
   Дэмьен негромко ответил:
   - Хессет сказала, что девочка пользуется приливной Фэа.
   По голосу Тарранта он понял, как отвратительна тому такая возможность.
   - Вот как? Человечество наконец адаптировалось к этой силе.
   - А вас это, судя по всему, не очень удивляет.
   - У долгожителя  вырабатывается  особое  зрение,  преподобный  Райс.  Я
родился в эпоху, когда посвященные появлялись крайне редко, и мне довелось
наблюдать, как их количество возрастает с каждым новым поколением.  Однако
лишь у весьма немногих людей нашей породы имеются собственные  дети,  и  к
тому же Видение, как правило, не передается по  наследству.  Но  какое  же
другое объяснение  было  бы  здесь  уместно?  Эта  планета  изменяет  нас,
вырабатывает у нас общие признаки с аборигенами. Но приливное Фэа... это и
впрямь нечто исключительное.
   Он покачал головой, сложив руки на груди. Все это выглядело на редкость
человечно. И на удивление уязвимо.
   - Той ночью... - прошептал он.
   Дэмьену  не  было  нужды  спрашивать  какой.   Речь   могла   идти   об
одной-единственной ночи.
   - Той ночью мне показалось... если наш враг и впрямь Йезу... О Господи!
- В попытке сохранить самообладание Таррант прислонился спиной  к  валуну.
Может быть, на него нахлынули воспоминания? - У нас не было  ни  малейшего
шанса, и вы сами прекрасно понимали это. Против одного  из  представителей
этого клана - ни малейшего. Ни  малейшего  шанса  против  демона,  который
может заставить наши собственные чувства работать против нас. - Он  сделал
глубокий вдох, потом медленно заговорил: - Вот мне и показалось...
   И вновь наступило молчание. Вдалеке  шумел  прибой  -  и  в  этом  шуме
слышалось предостережение о грядущей буре. Вот только разыграется  ли  она
здесь или пройдет стороной?
   - Ничего хорошего, - прошептал Таррант. И сразу же повторил:  -  Ничего
хорошего.
   - О чем это вы?
   Таррант покачал головой. В небе над океаном мелькнула молния.
   - Я не сомневался в том, что могу справиться в  открытом  бою  с  любым
демоном... Но Йезу... Это все меняет.
   - То, что вы говорите, на  самом  деле  означает,  что  нам  нужна  эта
девочка.
   Медленно и тщательно взвешивая каждое слово, Таррант ответил:
   - Ее дар Видения чрезвычаен и, судя по всему, проникает сквозь иллюзию,
созданную Йезу. Мне кажется, что  если  мы  не  собираемся  отказаться  от
задуманного, то из этого дара можно извлечь определенную пользу.
   - Ну так  что  же?  -  нажал  на  него  Дэмьен.  Слишком  уж  уклончиво
изъяснялся Охотник. - Едет она или нет?
   - Если вы на этом настаиваете, - прошептал Владетель.
   И это было так непохоже на  Охотника,  что  Дэмьен  умолк  и  пораженно
уставился на него. Удивляясь тому, что подобный поворот разговора позволил
ему обойтись без гнева и без угроз. Удивляясь и возникшему у него -  и  не
совсем приятному -  чувству:  правила,  по  которым  ведется  игра,  самым
решительным образом меняются, причем никто не  удосужился  объяснить  ему,
каковы новые. И с каких пор они введены в действие.
   - Вам решать, преподобный Райс. - И вновь в небе  вспыхнула  молния.  -
Это ваша экспедиция, ваша миссия... Так что сами и решайте.
   Над морем загрохотал гром.
   - Ладно, - решился Дэмьен. - Мы возьмем ее. А  если  она  действительно
прибегает к приливной Фэа, то не исключено, что Хессет сумеет  научить  ее
управлять этой энергией.
   - Ракхи  не  предпринимают  Творений  в  интересах  людей,  -  напомнил
Таррант. - Иначе нам могла бы помочь сама Хессет - и  тогда  надобность  в
девочке отпала бы. Насколько  я  припоминаю,  равнинные  ракхи  используют
Творения только ради себя или себе подобных.
   Дэмьен вспомнил о том, как ластится девочка к Хессет и как та  отвечает
ей любовью и лаской.
   - Почему-то мне кажется, что с этим проблем не будет.
   Вспыхнула новая молния. Дэмьен мысленно сосчитал до восьми -  и  ударил
гром. Гроза приближалась.
   - Я рассказал вам, где найти Рана Москована, - предпочел уйти  от  темы
Охотник. - И я могу обещать приличные шансы, что он возьмется помочь  нам,
а взявшись помочь, не донесет. Но не более того.
   - А время, которое вы указали, действует только на нынешнюю ночь?
   - На нынешнюю или на завтрашнюю. Выбор за вами. После этого он выйдет в
море.
   Выйдет в море - то есть отправится на юг. На территорию противника.
   - Два дня, - пробормотал Дэмьен. Впрочем, ему тоже казалось, что  он  и
так уже  слишком  задержался  в  этой  чертовой  гостинице.  Посмотрев  на
Тарранта, он задал последний волнующий его вопрос: - А вы?
   - Выбор за вами, преподобный Райс.
   Священник вздохнул:
   - Знаете, когда вы злились, с вами было куда проще иметь дело.
   Ему показалось, будто Охотник улыбнулся.
   - Пора бы вам домой, преподобный. Будет дождь - да еще какой!
   И словно в подтверждение его слов зигзаг молнии  рассек  небо.  И  гром
раздался практически сразу же.
   - Джеральд...
   Удивленный непривычным обращением, Охотник посмотрел на Дэмьена  сверху
вниз.
   Священнику с превеликим трудом дались  слова,  но  произнести  их  было
необходимо:
   - Если вы действительно думаете, что мы  не  можем  одержать  победу...
если вы полагаете, что у нас нет никаких шансов... то скажите мне. Скажите
прямо.
   - И что тогда? Вы капитулируете и отправитесь восвояси?
   - Я прибыл сюда рискнуть жизнью ради победы. А не лишиться  ее  в  ходе
самоубийственной авантюры. От этого никому не будет проку. - Дэмьен сделал
паузу, дав Охотнику возможность возразить, а затем добавил: - Мне может не
нравиться то, как вы живете, но я  ценю  ваши  суждения.  И  вам  об  этом
известно. И если вы скажете, что у нас  нет  шансов,  что  у  нас  нет  ни
малейшего шанса, я продумаю нашу миссию заново.
   - И повернете обратно?
   - Ну, знаете... - Дэмьен закашлялся. - Сформулируем это так: я попробую
найти иной способ атаковать врага.
   Молчание.
   - Ну, так что же?
   - Шанс есть, - прошептал Охотник. -  Зыбкий,  но  есть.  И  присутствие
девочки при всех связанных  с  этим  осложнениях  может  застигнуть  врага
врасплох. Хотя кому это в конечном счете пойдет на пользу, покажет  только
время.
   Дэмьен почувствовал, как что-то (и конечно же это был страх)  отпускает
его. Впервые за несколько долгих минут он позволил себе  сделать  глубокий
вдох.
   - Что ж, этого достаточно. - Интересно, почему  столь  туманная  оценка
шансов принесла ему такое невероятное облегчение? - Благодарю вас.
   Холодная капля упала на голову, другая - на руку.  Частая  дробь  дождя
близилась, шум накатывался со стороны моря.
   И все же ему было страшно задать следующий вопрос:
   - А какую же цену они назначили?
   Первые капли упали уже и на светло-каштановые волосы Тарранта.
   - Десять тысяч за вас, преподобный Райс.  Пять  тысяч  за  Хессет.  Две
тысячи за любого другого, кто на момент поимки окажется рядом с вами.
   Дэмьен подумал о девочке и оцепенел от страха.
   - Живыми или мертвыми?
   - Только мертвыми, - спокойно сообщил Охотник. - Допрашивать  вас  они,
знаете ли, не собираются. Просто хотят убрать со сцены. - И вновь  бледные
глаза остановились на Дэмьене. - Не медлите, священник. Идти вам долго,  а
вот-вот обрушится ливень.
   - А вы?
   - О себе-то уж я сумею позаботиться. - И  уже  умолкнув  было,  Таррант
неожиданно добавил: - Как всегда.
   Но Дэмьен не торопился с уходом. Он стоял на месте, вглядываясь в  лицо
Тарранта и размышляя над тайнами его прошлого.
   "Значит, его прямые потомки до сих пор могут быть живы, - понял  он.  -
Целый клан Таррантов, порожденный этой демонической гордостью и окрещенный
в ходе ритуального жертвоприношения. О Господи!  Жить  и  умирать  в  тени
такой истории твоего рода... Да и каково пришлось  мальчику,  вернувшемуся
домой - и заставшему плоды истинной бойни? Какую печать  наложило  это  на
все последующие поколения? Страшно и подумать о таком".
   И тут дождь  полил  по-настоящему,  и  Дэмьен  поспешил  спуститься  по
скользким камням на более надежную почву. За сплошной стеной дождя Таррант
превратился в невидимку. Если он по-прежнему оставался на  месте.  Если  в
последнее мгновение не подыскал себе пристанища понадежней.
   "Да и мне следовало бы  поступить  точно  так  же",  -  попрекнул  себя
Дэмьен, под проливным дождем бредя в далекую гостиницу.



        4

   Мать города-государства  Эсперанова  не  любила  заставлять  дожидаться
аудиенции своего регента. Остальные люди были ей глубоко безразличны - она
бы без тени смущения оставила их просиживать в приемной по многу часов, но
только не своего регента. На протяжении многих лет  она  самым  тщательным
образом строила взаимоотношения с ним,  она  превратила  его  в  послушную
собачонку, готовую по первому  хозяйскому  свисту  броситься  на  спину  в
грязь, лишь бы нашлось сухое место, куда поставить  ногу  госпоже.  Иногда
она  и  впрямь  испытывала  к   нему   чувства,   отдаленно   напоминающие
материнские, - как к собственной  кошке...  как  к  щенку,  мокнущему  под
дождем. Как к домашнему животному. Да-да,  вот  именно.  Как  к  домашнему
животному.
   Заставлять его ждать ей не хотелось,  но  приливное  Фэа  было  сегодня
капризно. Мать уже дважды пыталась войти в мнимо  человеческий  образ,  но
потоки не сулили более или менее стабильной фиксации.  Она  слишком  много
времени  попусту  провозилась  над  этим  и  уже  готова  была  с   досады
расцарапать себя когтями, когда энергия  наконец  заискрилась  в  комнате.
Энергии было немного, но вполне достаточно. Воспользовавшись моментом, она
несколькими давным-давно  разученными  пассами  создала  маску,  заглянуть
сквозь которую люди были бессильны. Правда,  энергии  не  хватило  на  то,
чтобы перебить специфический запах представительницы  племени  ракхов,  но
это уже не имело значения. Человеческое обоняние недостаточно остро.
   Огорченная  вынужденной  задержкой,  она  торопливым  шагом  прошла   к
регенту, дожидавшемуся в зале для аудиенций. Подобно большинству  Матерей,
она носила просторные, даже  несколько  мешковатые  одеяния,  что  сводило
возможность разоблачения к минимуму. Тем не  менее  бывали  случаи,  когда
сила приливной Фэа внезапно покидала ее, и тогда  ей  приходилось  снимать
иллюзорную личину раньше положенного срока. Как правило,  она  успевала  к
этому  времени  оказаться  где-нибудь  в  укромном   месте,   но   однажды
развоплощение произошло прямо на глазах церковного  служки-человека.  Его,
разумеется,  пришлось  убить.  Придумав  какую-то  религиозную  мотивацию.
Ересь? Одержимость? Она и сама не помнит. Человек увидел ее подлинное лицо
- и ему пришлось умереть. Точка.
   Человеческие религии тоже на что-то годятся.
   Некоторые Матери заходили в своем стремлении обрести псевдочеловеческую
внешность настолько  далеко,  что  стали  сбривать  с  лица  щетину.  Дело
заключалось в том, что,  чем  больше  твой  истинный  облик  соответствует
человеческому, тем легче создать  иллюзию  полной  идентичности.  Но  Мать
Эсперановы  не  могла  заставить  себя  пойти  на  это.   Люди   настолько
отвратительные  существа;  порой  она  с  трудом  дотерпевала   до   конца
проведенный на людях день, и утешала ее лишь мысль о том, что  ночью  -  в
своей секретной  комнате,  куда  не  ступала  нога  человека,  она  сможет
сбросить ненавистный  образ  вместе  с  мешковатыми  одеяниями  и  наконец
расслабиться, приняв