осадочных  пород,  спрессованный
вулканический пепел - все это было  страницами  истории,  она  читалась  в
узоре, что  украшал  скальные  стены,  -  извержения  вулканов,  нашествия
ледников   и   вездесущие,   постоянно   встречающиеся   рваные   отметины
землетрясений. Отдельные  тонкие  пласты,  представлявшие  собой  когда-то
показательную  карту   геологических   этапов,   теперь   были   расколоты
последовательными  смещениями,  превратились  в  зубчатую   мозаику,   что
покрывала стены ущелья, точно гротескное, неимоверной величины абстрактное
полотно. Ветры прорезали соединения  пластов,  расширили  трещины,  выдули
подпорки из-под всевозможных  обнажений,  так  что  над  головой  высились
причудливо изрезанные известняковые колонны, маячили остроугольные арки, -
гигантская сюрреалистическая скульптура, что давным-давно  рассыпалась  на
куски. Зелень укоренялась где могла, но большей  частью,  сколько  хватало
взгляда, отвесные стены были безжизненны: пятна лишайника,  пучки  жесткой
травы,  может,  несколько  сухих  корней  отмечали  места,  где   пыталось
удержаться отчаянно храброе дерево. И все. Там, куда можно было добраться,
по крайней мере. И это означало, что они обречены следовать вдоль  речного
русла, пока  какое-нибудь  изменение  структуры  каньона  не  позволит  им
подняться к обильным пастбищам, окружавшим его.
   На закате, бросив последний взгляд на уходящий день, они  вновь  вывели
лошадей на ту же узкую тропу. Ни шпионы,  ни  какие-либо  другие  признаки
наблюдения пока не появлялись. Дэмьену хотелось думать,  что  этому  можно
порадоваться. Может быть, кому-то просто понадобилось осмотреть эти земли,
и никто не  проявлял  особого  интереса  именно  к  ним,  и  зря  они  так
насторожены.
   "Правильно. Прямо-таки чертовски верно. Помечтай еще, священник".
   Они выступили. Лошади явно не были в восторге от выбранной  дороги,  но
хороший дневной отдых в относительно сухом месте - да  к  тому  же  свежая
пища и вода - немного взбодрил их. С некоторым трудом Дэмьен заставил свою
лошадь первой выбраться на узкий уступ, и напряжение  прошлой  ночи  стало
лишь смутной памятью, как только их поглотил мерный ритм  движения.  Когда
Каска показалась на три четверти над  западной  стеной,  они  остановились
передохнуть. В тени гротескной природной  скульптуры  они  жевали  мясо  и
лепешки, осторожным шепотом обсуждая, можно ли найти ночью путь из каньона
наверх. Таррант вновь вытащил свои карты и отметил  несколько  точек,  где
возможен был выход: в Ахерон впадало несколько  притоков,  но  неизвестно,
насколько они  могли  разрушить  стены.  Судя  по  его  лицу,  шансы  были
неплохими - и впервые с начала пути он проявлял  хоть  какой-то  оптимизм.
Дэмьена это более чем устраивало. В виде  исключения  все  складывалось  к
лучшему.
   Но тут он подумал: "Когда мы поднимемся на равнину, там-то  и  начнется
настоящая работа. Настоящая опасность". Это была отрезвляющая мысль, и  он
не захотел поделиться ею со своими спутниками.  Пусть  наслаждаются,  пока
еще чувствуя себя в безопасности. Такие мгновения вряд ли еще повторятся.
   Каска ушла за восточную стену, и Прима заняла ее место в небесах.  Свет
любой луны ослаблял темное Фэа, которое иначе изводило бы их, и  Дэмьен  с
благодарностью смотрел в небо, где луны  сменяли  одна  другую,  точно  по
расписанию. В скором времени  настанет  период  истинной  ночи,  полностью
лишенный естественного света, но он надеялся выбраться из каньона  раньше,
чтоб не карабкаться в полном мраке,  как  мухи  по  стене,  по  извилистым
тропкам, с которых того  и  гляди  соскользнешь  в  кипящую  черную  воду,
которая так и ждет их. А ведь все их  страхи  еще  возрастут  под  властью
истинной ночи.
   "Вот когда наступит время Тарранта, - думал он.  -  Впервые  с  момента
нашей высадки к нему придет настоящая сила". От  этой  мысли  его  охватил
озноб, но почему-то он боялся не так сильно, как прежде. Возможно ли,  что
полезность Тарранта пересилила отвращение, которое вызывала в Дэмьене  его
натура? Это было опасно. Это пугало. Это тревожило его  больше,  чем  сама
истинная ночь, больше, чем все остальное вместе взятое. Как могло статься,
что он привык к такому злу?  Так  привык,  что  потерял  представление  об
истинной  сути,  привлеченный  элегантным   фасадом?   Содрогнувшись,   он
поклялся, что не допустит, чтобы такое  случилось.  И  взмолился  Господу,
чтоб ему удалось выполнить клятву.
   Постепенно каньон сужался. Река неслась к северу, и шум  ее  становился
все громче, все яростней.  Дэмьен  не  решался  взглянуть  вниз  -  голова
кружилась, - но догадывался по звуку, что под ними белая пена,  что  стены
здесь растресканы, и каменные  глыбы  часто  обваливаются,  образуя  сотни
новых порогов, через которые  бешено  рвется  вода,  о  которые  вдребезги
разобьется любой, кто по несчастью сорвется с уступа. Падать не  хотелось.
Он потянул повод, отвернув лошадь  от  края,  и  надеялся,  что  остальные
последуют его примеру. Чем осторожнее они пойдут -  а  уступ  делался  все
уже, - тем вероятнее избежать опасности.
   Тут они обогнули выступ, и сердце его похолодело.  Он  быстро  взмахнул
рукой, чтобы все остановились, и, успокоив  лошадь,  принялся  внимательно
разглядывать тропу,  освещенную  обманчивым  лунным  светом.  Тревога  его
спутников давила на него, стояла за спиной, как плотное облако.
   Наконец он поманил к себе Тарранта, знаком попросив того подойти.
   - Вы видите ночью лучше меня. Поглядите-ка. Что делать?
   Охотник спешился и прошел вперед. Какое-то время молча смотрел во тьму.
   - Дальше тропа еще уже, - сообщил он наконец. - И мне  не  нравится  ее
вид. Вода подмыла скалу, и камень растрескался. Тропа будет похуже той, по
которой мы уже прошли.
   - Она выдержит нас? - сдавленно спросил Сензи.
   Таррант поморщился. Сосредоточенный взгляд коротко вспыхнул.  Творение,
понял Дэмьен.
   - Такая выдержит, - ответил Охотник. - Если ничто не помешает.
   - А других путей нет? - поинтересовалась Сиани.
   Таррант оглянулся на нее, холодные глаза лучились блеском, как ртуть.
   - Я не вижу ни одного, леди. Кроме пути  назад,  разумеется.  Это  весь
выбор.
   Женщина сжалась.
   - Нет, - прошептала она. - Нет, пока я еще могу идти.
   - Тогда других путей нет.
   - Мы поедем, - твердо сказала она.
   Охотник кивнул и снова сел на лошадь. В полном молчании они ступили  на
покрытый трещинами  участок  тропы.  Они  двигались  медленно,  осторожно,
понимая, что  один-единственный  удар  копыта  может  обрушить  ненадежный
уступ, и  тогда  они  камнем  полетят  в  белеющую  внизу  воду.  По  мере
продвижения карниз становился все уже и уже. Скоро Дэмьену, чтоб  удержать
лошадь на тропе, пришлось ехать вплотную к стене,  левой  ногой  постоянно
задевая камни; каждый раз сыпался  щебень,  осколки  шелестели  по  стене,
отскакивали от уступа и, подпрыгивая, исчезали внизу, в бушующей реке.
   "Захоти мы сейчас повернуть, и  уже  не  сможем.  Разве  что  заставить
лошадей пройти несколько миль задом наперед, а они скорей в реку  прыгнут.
Да поможет нам Бог, если тропа совсем пропадет", -  размышлял  Дэмьен,  но
думать об этом не имело смысла, так что он загнал эту  мысль  в  подполье.
Тропа  должна  продолжаться,  она  должна  быть  настолько  прочной,  чтоб
выдержать их, а если нет - они все равно сумеют сделать... что-нибудь.
   Путь  проходил  в  напряженном  молчании,  каждый  боролся  со   своими
страхами. Под ними неслась ревущая вода, и белая пена  искрилась  в  свете
Примы. Луна уже коснулась краем восточной стены ущелья и  скоро  закатится
совсем. Что тогда? Как они смогут пройти по опаснейшей  тропе,  если  путь
освещают лишь светильники? Дэмьену казалось, что  он  уже  целую  вечность
идет во главе  отряда,  а  тропа  столь  узка  и  ненадежна,  что  вот-вот
кто-нибудь из них оступится и упадет. Его лошадь вряд ли  потеряет  опору;
животное побывало в передрягах и умело заранее выверять каждый шаг. Но  не
соскользнет ли с тропы лошадь Сензи, выросшая в городе? Или твари из Леса,
знавшие до того лишь утоптанную ровную землю?  Если  какая-нибудь  из  них
сорвется... лучше об этом не думать. Лучше вообще ни о  чем  не  думать  и
положиться на инстинкт животных.
   Наконец - казалось,  прошла  вечность  -  уступ  чуть-чуть  расширился,
медленно, почти незаметно, но ноги путников больше не скребли по стене,  и
лошади перешли на рысь, почуяв под ногами более надежную почву.
   - Выбрались, - прошептал Дэмьен. Он начинал  думать,  что  опасность  и
вправду миновала. Священник позволил  себе  роскошь  глубоко  вздохнуть  и
освободил ноги из стремян - точно заново родился...
   - Берегись! - рявкнул Охотник. - И не Творите, что бы ни случилось!
   Дэмьен быстро обернулся. Посвященный прикрывал рукой глаза, как если бы
защищал их от солнца. Но Дэмьен ничего не видел. Сензи  и  Сиани,  похоже,
тоже были в замешательстве. Что внезапно открылось взору посвященного, что
вдруг так ярко вспыхнуло перед ним?..
   - Дьявол! - расслышал  он  шепот  Сиани;  женщина  первой  поняла,  что
случилось.
   Низкий  рокочущий  гул  наполнил   окружающий   воздух   -   это   было
землетрясение, очень  близкое  и  очень  скверное.  Проклятие!  Только  не
сейчас! Скала над головой содрогнулась, и Дэмьен почуял,  что  лошадь  под
ним дрожит, нервно отзываясь на полу ощущаемые,  полуугадываемые  сигналы,
идущие от земли. Он  судорожно  вцепился  в  поводья,  но  ничего  не  мог
сделать, совершенно ничего. Они были отданы на милость Природы, а  она  не
знала жалости. Он пытался подтолкнуть свою лошадь  хоть  на  шаг  ближе  к
стене утеса, но либо животному не нравилась его стратегия, либо  оно  было
уже так охвачено ужасом, что просто не понимало команд. Дэмьен решил,  что
безопаснее пойти пешком, и перебросил ногу через седло. Внезапно  скальная
стена над головой с грохотом раскололась,  и  осколки  камня  величиной  с
человеческую голову посыпались на тропу справа от него.  Он  не  отважился
закончить маневр, чтобы животное не сбросило его, но и в седле было опасно
- падавшие осколки барабанили по нему, как градины,  он  отчаянно  пытался
удержать управление и хоть как-то успокоить испуганную лошадь. Но  никакие
привычные слова и жесты не помогали - быть может, животное  лучше  хозяина
понимало опасность их положения или Фэа вливало ужас  Дэмьена  в  сознание
его лошади, так что в ней бушевал человеческий ужас вдобавок к  своему.  А
может, гигантская волна земной Силы, что ослепила Джеральда Тарранта, была
способна  умножить  все  их  эмоции,  так  что  любое  логическое  решение
захлестывал первобытный страх.
   Что-то тяжелое ударило Дэмьена. Острый  осколок  камня  глубоко  рассек
макушку, как будто он  налетел  на  стену  или  стена  налетела  на  него.
Одновременно что-то чудовищно тяжелое свалилось на него, вышибло из  седла
и швырнуло вместе с лошадью на дорогу. Только дороги больше не было.  Ноги
его лошади судорожно ударили по тому месту, где должен был быть камень,  и
провалились в пустоту. Растрескавшаяся  скала  распадалась  -  и  они  оба
кувырком полетели вниз. Сквозь кровь, заливавшую глаза, Дэмьен увидел, как
река яростно ринулась им навстречу. Он  чувствовал,  что  тьма  охватывает
его, и все в нем отчаянно протестовало, все в нем жаждало жить, потому что
потерять  сознание  сейчас  означало  умереть,  только  и  всего.   Голова
раскалывалась от боли, руки не слушались, он как-то  умудрился  освободить
ноги и развернуться так, чтоб животное упало первым, а  он  на  него.  Они
ударились с такой силой,  что  вода  хлестнула  на  стены  ущелья.  Лошадь
пронзительно взвизгнула от боли и бешено забилась, когда они достигли дна.
Сверху лавиной сыпались камни, а Дэмьен изворачивался, стараясь не попасть
под удары копыт. Потом течение подхватило его и он ушел под воду;  ледяная
вода обожгла рот, когда яростная река со всего  размаха  швырнула  его  на
скалы - раз, другой, еще раз. Он пытался дотянуться хоть  до  какой-нибудь
зацепки, удержаться, бороться с течением, но его пальцы  встречали  только
гладкий камень и соскальзывали, оставляя его во  власти  волн.  Он  смутно
сознавал, что течение тащит  его  все  глубже,  очень  глубоко,  тащит  на
стремнину и вниз. Легкие уже разрывались от боли, он старался  не  дышать,
пытаясь сориентироваться. Но вокруг царил полный хаос,  взбаламученный  ад
ледяной воды и камня, в котором не было ни  направления,  ни  порядка.  Он
плечом проехал по дну, содрав кожу. Удар был так силен,  что  почти  вышиб
последний воздух из легких; в миг отчаяния  он  совсем  уж  собрался  было
Сотворить что-нибудь, чтоб спасти себя,  но  земля  еще  тряслась,  грохот
землетрясения слышен был даже под водой, а значит, любое Творение означало
смерть. Только глупец мог решиться на такое.
   Или мертвец.
   Он попытался сосредоточиться, частью  сознания  понимая,  что  Творение
погубит его, и страшась этого, и зная вместе с тем, что если он ничего  не
сделает, то наверняка погибнет. Река была слишком сильна, чтобы  бороться.
Ему требовался воздух. Кроваво-красные звезды  вспыхивали  перед  глазами,
легкие разрывались в конвульсиях, но он плотно сжимал  губы,  собираясь  с
силами для Творения. Он цепенел от холода, и вместе с тем его бил  странно
жаркий  озноб.  Неужто  это  уже  смерть?  Нет,  еще  чуть-чуть.  Овладеть
энергией...
   И тут что-то с  силой  рвануло  его.  От  толчка,  не  сдержавшись,  он
выдохнул последние капли воздуха, и прежде чем он  смог  остановить  себя,
вода ринулась в легкие, унося его жизнь. Но что-то крепко держало  его  за
ремень и тащило за собой. В глазах вспыхнули кровавые искры. Сильная  рука
мертвой хваткой вцепилась в его запястье. Его снова дернули вверх,  и  он,
захлебываясь, взрезал поверхность реки, вода хлынула из носа  и  рта,  его
беспощадно рвало, а над речными бурунами его держала чужая рука,  едва  ли
не холодней, чем вода, холодней реки и ледяного ветра и всех его  страхов,
вместе взятых. Его  тащили  через  ледяное  течение,  он  пытался  помочь,
отталкиваясь ногами. Хватка на его запястье была крепка,  словно  каменный
монолит; рука, что тащила его, была центром его  вселенной,  единственным,
что он видел, пока красные звезды  медленно  растворялись  во  тьме,  пока
легкие наконец прочистились и с болью втянули в себя долгожданный воздух.
   Он посмотрел вверх и увидел лицо Тарранта, подсвеченное лунным  светом.
На нем застыла напряженная гримаса,  волосы  облепили  скулы,  как  мокрые
водоросли. Бурлящее течение грозило утащить их  обоих  назад,  вглубь,  но
стальная хватка не отпускала Дэмьена, тянула вверх, дюйм за  дюймом,  пока
он целиком не оказался  над  водой.  Священник  судорожно  хватал  воздух,
пытаясь непослушными  губами  выговорить  хоть  что-то...  "Спасибо!"  Или
"Благодарю Тебя, Господи!" А может, "Какого  черта  ты  медлил?".  Но  это
отнимало слишком много усилий у дыхания; он пытался  справиться  с  собой,
раскрывая  рот,  как  выброшенная  на  песок  рыба,  а   высокий   человек
поддерживал его, и течение свирепо клокотало у их колен.
   - Этот прошел, - обронил  Охотник.  -  По  крайней  мере,  один.  -  Он
подразумевал первый толчок. Судя по  силе  землетрясения,  их  могло  быть
несколько. Много. Это могло затянуться на несколько дней. - Надо идти.
   Священник попытался кивнуть  и  почувствовал,  что  его  голова  сейчас
лопнет от саднящей боли. Что-то красное заливало его левый глаз.
   - Зен... Сиани... - Он попытался обернуться,  чтобы  разглядеть  позади
тропу, по которой они шли, и силуэты, что еще цеплялись за полуразрушенный
уступ.  И  уловил  отблеск  лунного  света  на  волосах  Сиани,   различил
долговязую фигуру Сензи. Оба спаслись. Слава Богу. Люди  виделись  смутно,
скрадываемые расстоянием, которое было больше, чем он ожидал; река, должно
быть, протащила свою жертву довольно далеко вниз по  течению,  прежде  чем
Таррант ухитрился его поймать. Он  посчитал  лошадей  -  по  крайней  мере
попробовал, ведь темные фигуры сливались на таком  расстоянии  в  кровавые
пятна, перетекали друг в друга, и ему показалось, что одной недостает.  Но
чьей? И что она везла? От ответа могла зависеть их жизнь.
   И тут он ощутил, что Таррант как-то странно застыл, и  посмотрел  вниз.
На реку перед ними. На три фигуры, что стояли по колено в  бурлящей  воде.
По очертаниям они, в общем, напоминали людей,  но,  приглядевшись,  Дэмьен
понял, что ничего похожего нет. Золотистые глаза, обрамленные таким же  по
цвету  мехом,  смотрели  с  круглых  лиц;  уши  с   торчащими   кисточками
поворачивались, прислушиваясь к ветру, как у  кошек.  Он  рассмотрел,  что
плечи и грудь этих существ покрывают  густые  космы,  в  которые  вплетены
металлические побрякушки и ракушки. В руках у них  он  различил  оружие  -
копья с острыми наконечниками, нацеленные в сердца людей явно не случайно.
Ненависть,  горевшую  в  золотых  глазах,  нельзя  было  объяснить  только
настоящим моментом. Это была ненависть целого народа, что копилась годами.
Ненависть иной расы к расе людей.
   Что до Тарранта... Он пристально смотрел на острие копья, направленного
ему в грудь, и лицо его было не  то  ошеломленным  -  неужели  кто-то  мог
осмелиться угрожать ему? - не то угрюмым. "Нож, вонзившийся в сердце,  так
же губителен для посвященного, как и для  любого  другого",  -  сказал  он
однажды. Земное Фэа еще волновалось в завихрениях последствий толчка, и он
не отважился бы Творить, даже чтобы спасти  себя.  Не  веря  себе,  Дэмьен
подумал, что Джеральд Таррант выглядит  так,  будто  внезапно  понял,  что
смертен. Осознал, что завоевания многих  веков  в  один  миг  могут  пойти
прахом, и один удар копьем предаст  его  душу  аду,  от  которого  он  так
старался спастись.
   Тут Охотник посмотрел на Дэмьена - и что-то, что  было  почти  улыбкой,
мелькнуло на его губах. Что-то, почти похожее  на  юмор,  блеснуло  в  его
глазах.
   - Полагаю, - спокойно сказал он, - что мы обнаружили ракхов.



        31

   Демон Калеста принимал форму медленно, как кровь застывает на  открытом
воздухе. Вместе с ним просочился и запах реки и  смешивался  с  затхлостью
никогда не проветриваемых залов Цитадели,  пока  свежий  речной  ветер  не
задохнулся в пряной сладости излюбленного фимиама Хозяина Лема.
   - Ты нашел их, - прошелестел шепот.
   Демон поклонился.
   - Рассказывай.
   - Их четверо: женщина, посвященный, еще двое. Посвященный опаснее всех.
   - Разумеется. - Слова отдавались голодным эхом. -  И  нужнее  всех.  Их
цель?
   - Убить тебя. И заодно твоих слуг.  Любую  голодную  тварь,  что  будет
глупа настолько, что встанет на их пути.
   - Какое тщеславие.
   - Это священник придумал. Он главный.
   - А посвященный?
   - Он терпит.
   Сдавленный смешок.
   - Ты позаботишься о них, хорошо?  Они  не  доставят  много  хлопот.  Ты
прочитаешь в их сердцах, что тебе делать. Как обычно.
   Демон поклонился.
   - Посвященного побереги. И женщину. Отними у них  силу,  если  сможешь,
пусть они по твоей милости окажутся на волосок от смерти, но доставь их ко
мне невредимыми. Я... голодаю по ним.
   Голос демона дергал нервы: низкий хрип, скрипение металла о металл.
   - Я понял.
   - Что до остальных... меня не касается, выживут они или нет. Делай  что
хочешь, только чтобы они не вмешались. У тебя удивительный инстинкт насчет
выбора средств. Значит, они идут сюда? Прямо к нам в руки. Как удобно.
   - И еще: посвященный боится солнца.
   Тот, Кто Связывает застыл на мгновение. И медленно кивнул. Возбуждение,
как  наркотик,  пробежало  по  хрупким  от  старости  жилам,  предвкушение
обладания сладострастной судорогой взбудоражило дряхлую плоть.
   - Это и в самом деле радостная новость,  -  прозвучал  шепот.  -  Этого
вполне достаточно, чтоб держать его в руках. Он дурак, если полез сюда!  А
женщина еще больше дура, так-то. Она мне однажды уже достал