приближение
непогоды. Чуть изменить направление ветра, может быть, самую малость, одно
дуновение... Существует много способов, которыми можно повлиять на погоду,
но их нужно применять загодя. А Дэмьен был слишком занят другими делами  и
совсем позабыл, что крепкий зимний ветер может разрушить любые их планы.
   Снег уже доходил до лодыжек, ветер  наметал  сугробы,  в  которые  ноги
коней погружались до колен; снег сыпался за воротник, за  отвороты  сапог,
ледяные струйки просачивались под одежду.  Но  они  старательно  и  упорно
продвигались вперед. Они не могли позволить себе замедлить темп похода, во
всяком случае - теперь. Время от времени снег сменялся градом, град  падал
вперемешку с ледяным дождем, и тогда они были  вынуждены  останавливаться.
Разбитые,  обессиленные  путники  искали  какое  ни  на  есть  укрытие   и
пережидали, пока утихнет ливень. И тут же отправлялись в  путь,  злясь  на
потерянное время.
   В короткие минуты вынужденных передышек Дэмьен пытался угадать, не враг
ли наслал на них такую мерзость. Такая погода была универсальным  оружием,
поражающим и тело, и дух. И в любом случае Дэмьен мало  что  мог  сделать.
Нет, он пытался. Но Творение над погодой всегда удавалось ему плохо, а  уж
отменить шторм, когда тот уже начался, - такая задача была бы  кошмаром  и
для посвященного. Лучшее, что он мог, - тщательно Просмотреть погоду на их
пути, и в результате он сообщил остальным, что самое страшное их миновало;
на равнинах восточнее гор им бы пришлось куда хуже. Но студеные, пасмурные
дни сменялись морозными ночами, и облегчения не наступало.
   "Таррант смог бы отвести от нас беду, -  размышлял  Дэмьен.  -  Таррант
предвидел бы ее приход, он знал бы,  что  делать".  Священник  ожесточенно
пытался  изгнать  подобные  мысли,  но  они   упорно   возвращались.   Его
раздражало, что даже это признание силы Тарранта  не  вызывало  в  нем  ни
следа добрых чувств к Охотнику. Чем бы он ни был вначале, душа его столько
веков пребывала под властью развращенной жестокости, что  теперь  это  был
скорее демон, нежели  человек,  и  уж  никак  не  вызывал  он  восхищения.
Особенно у Дэмьена и его собратьев по призванию.
   "Но он  тоже  мой  собрат  по  призванию.  Основатель  моей  веры.  Как
примирить эти две сущности?"
   Они ехали, погрузившись в  унылое  молчание,  нарушаемое  лишь  хрустом
снега и льда под копытами  животных.  Ксанди  вели  себя  беспокойно,  что
тревожило Дэмьена. Вероятно, это тревожило и Хессет, потому что, когда они
наконец встали лагерем, она привязала животных, как будто это были лошади,
и теперь они  не  ушли  бы  далеко.  После  обеда  красти  объяснила,  что
снегопады в Ниспосланных горах могут  пробудить  в  животных  миграционные
инстинкты, так что те сбежали  бы  вниз,  на  равнины.  Должно  быть,  это
отвечало их врожденным потребностям. Всю ночь Дэмьен  слышал,  как  ксанди
возились и пофыркивали, пытаясь освободиться от  крепких  кожаных  ремней.
Когда подошла его очередь спать, он попытался спрятаться от шума и холода,
плотно закутавшись в одеяла, но это мало ему удалось.  Наконец  он  как-то
отключился, и смутная полудрема принесла  облегчение  телу,  но  никак  не
нервам.
   Утром они продолжили путь, проваливаясь в снег по самое колено.  Облака
разошлись как раз настолько,  чтобы  проглянуло  взошедшее  солнце,  затем
плотно сомкнулись, и путников вновь поглотили бесконечные сумерки, ледяной
дождь и мокрый снег. Раз скакун Дэмьена поскользнулся и чуть  не  упал  на
самом краю отвесного ущелья, но ухитрился удержаться на ногах  и  отскочил
от опасного места.
   "Я как будто  приношу  несчастья.  Как  тот  неразумный,  что  пытается
Творить с земной Фэа, не имея о ней  никакого  понятия,  -  и  получает  в
точности противоположное тому,  что  хотел.  Только  поймешь,  какая  беда
случилась, только попытаешься ее исправить - и тут же новое бедствие..."
   Может быть, это результат Проклятия? Можно ли взять  сознание,  которое
естественно воздействует на потоки, и исказить его так, чтобы  воздействие
стало  отрицательным?  Поразмышляв  несколько  часов,  проглотив   наскоро
собранный холодный обед под  нависшей  скалой,  послужившей  им  временным
укрытием, он  пришел  к  заключению,  что  такое  невозможно.  Требовалось
просчитать  столько  вариантов,  и  так   мало   еще   было   известно   о
взаимоотношениях Фэа и человеческого мозга! Если ты попытаешься  вмешаться
Творением в работу такой системы, отдача неминуемо ударит по тебе.  Только
природа может изменять и исправлять биологические законы такого уровня.
   Но тут он вспомнил деревья в Лесу - целостную экосистему, перестроенную
под потребности ее хозяина-человека, - и вздрогнул, подумав,  какого  рода
Творением мог воспользоваться этот человек. И что за жертву он должен  был
принести, чтоб получить такую власть.
   "Тот, кто смог Сотворить Лес, может сделать и это. Может  сделать  все,
что угодно... Только не  может  спасти  себя  самого",  -  угрюмо  подумал
Дэмьен. Пришпорил лошадь и постарался забыть о том,  сколько  удовольствия
такая погода - мрак и холод - доставила бы Охотнику.
   "Он умер. И ты хотел, чтобы он умер. Так забудь о нем". Но  призрак  не
стирался в памяти. Было ли это потому, что между ними  существовал  канал?
Или просто так действовала  сила  личности?  Трудно  сказать.  Но  иногда,
взглянув на Сиани, он улавливал тот же призрак - мелькнувший  образ  -  на
дне ее зрачков. Что произошло между этими двумя, пока Охотник был с  ними?
Дэмьен томился, желая узнать и не решаясь спросить. Бывает опасно задавать
вопросы, когда не знаешь, что делать с ответами.
   Снег падал весь день. Они все ехали.  И  где-то  шли  на  север  ракхи,
неизвестно сколько, и снег слепил их, и не ведали они, куда идут.  Пятеро.
А может быть, трое. Под чужими личинами, к  чужой  цели  прокладывали  они
путь сквозь бушующий шторм. К своей смерти.
   Вдруг Дэмьен подумал, что колдовство могло рассеяться, когда умер  тот,
кто Сотворил его. Мысль привела его в ужас. Что, если подделка  так  и  не
вышла из исходной точки? Что, если  теперь,  когда  Таррант  мертв,  отряд
ничем не прикрыт?
   "Тогда нас должно защитить искусство Хессет". Взглянув на ракханку,  он
попытался оценить ее могущество. Да и захочет  ли  она  использовать  свое
искусство ради них, если все другие способы защиты будут исчерпаны.


   "Огонь. Ослепляющий, как  солнце,  раскаленный  добела,  расплавленный,
наполняющий воздух палящим жаром. Лицо Сензи - воск, оно тает, испаряется,
стекает на  траву,  как  Огонь  из  фляжки,  впитывается  в  почву.  Плоть
растекается, как вода, кровь и кости растворяются в текучем  пламени,  все
существо вспыхивает, рассыпается... перевоплощается. И  волосы  становятся
золотистым сиянием Сердца, тонкие пряди свиваются в обжигающие  клубки.  И
глаза  становятся  расплавленным  серебром,  и  горячий  металл,  струясь,
вливается в раны. И рот застывает в подобии вопля - и вопль несется, и его
отзвуки сливаются с ревом пламени, и  взвиваются  к  пылающим  небесам,  и
низвергаются к вратам ада, и - дальше...
   Лицо Охотника.
   Глаза Охотника.
   Крик Охотника".


   Он проснулся. Внезапно. Его разбудил не сон. Он  был  слишком  измучен,
слишком нуждался в отдыхе, чтоб просыпаться от простого кошмара. Да к тому
же он не впервые видел его. Может, не в такой форме, не с  такой  пугающей
ясностью... но с  того  времени,  как  исчез  Таррант,  огонь  преследовал
Дэмьена наяву и во сне. Ему виделся Таррант в огне. Сиани тоже его видела.
Священник пытался убедить ее, что такие сны вполне  естественны,  что  они
навеяны перенесенными испытаниями. Ее дремлющий мозг смешивает подробности
смерти Сензи и смерти Тарранта, сплавляя две утраты в  единый  неразрывный
кошмар. Это может пугать, но не более, уверял он. Это не имеет смысла. Это
не может иметь смысла.
   Не может?
   Он потихоньку высвободился из-под  одеял.  Больше  всего  он  ненавидел
такую погоду за то, что  она  делала  его  уязвимым.  Тугой  кокон  одеял,
спеленавший его и защищавший от холода, стал бы ловушкой,  если  бы  вдруг
возникла опасность. К тому же  он  спал  полностью  одетым,  а  между  тем
прекрасно  понимал,  что  если  действительно  хочет  согреться,  то  надо
заворачиваться в эти одеяла, раздевшись догола.  Тепло  его  тела  согреет
одеяла и воздух внутри, а одежда этому мешает. Но надо было  выбирать.  Он
уже однажды отбивался в мороз от стаи упырей, имея на себе одни  носки,  и
не желал повторять подобный опыт.
   Он быстро оглядел стоянку: Сиани сжалась в комок и вздрагивает во  сне,
Хессет прилегла  у  костра  с  арбалетом  в  руке,  животные  в  полудреме
переступают с ноги на ногу. Все в порядке; по крайней мере, он не  заметил
ничего нового. Слава Богу, снег наконец перестал.
   Он перебрался поближе  к  Хессет  и  примостился  рядом.  Но  если  для
ракханки поза была естественной, то  его  окостеневшие  конечности  вскоре
заныли от боли, и через минуту он просто сел.
   - Как тут? - тихонько спросил он.
   Она кивком указала на привязанных животных:
   - Лошади беспокоятся.
   - А ксанди?
   Она покачала головой:
   - Тревожатся все сильней. Ясное дело, это  чем-то  вызвано...  но  черт
меня подери, если я понимаю - чем.
   - Чуют хищника? Если кто-то преследует нас...
   - Я бы учуяла, - оборвала его Хессет.
   Дэмьен запнулся.
   - Да, разумеется. Я говорю... как человек. - Он попытался улыбнуться. -
Извини.
   Красти пожала плечами. Он  всмотрелся  в  ночь,  размышляя,  какие  еще
опасности таит эта тьма. Он думал об этом каждую ночь с тех пор, как  умер
Таррант. И каждый день.  И  утром,  и  вечером  он  задействовал  Видение,
проверяя потоки. Увидеть их было даже труднее,  чем  раньше,  -  мерцающие
тускло-голубоватые  жилки  едва  просвечивали  сквозь   толстое   снеговое
покрывало. Но через несколько минут ему  удалось  сфокусировать  Зрение  и
различить узор. То же самое он делал и  вчера,  и  позавчера...  да  он  и
потерял счет дням. И все то  же:  земное  Фэа  слабее,  чем  должно  быть.
Слабее, чем вообще бывает в горах.
   "Как будто здесь нет сейсмической активности. Вообще нет". Но этого  же
не может быть. Даже на Земле горы не могли быть настолько  спокойными.  По
крайней мере, так утверждала логика.  Разумеется,  колонисты  были  хорошо
знакомы  с  природой  сейсмических  сдвигов,  чтобы   определить   уровень
активности там, куда прибывали, а значит, понимали их опасность,  то  есть
сталкивались с ними раньше.
   Слабые  потоки.  Необъяснимо  стабильные  горы.  Прибежище  демонов.  И
человек-посвященный,  что  поселился  аккурат  в  точке  соединения   трех
материковых плит, не обращая  внимания  на  связанный  с  этим  риск.  Как
увязать все это вместе? Дэмьену казалось,  что  если  бы  он  уяснил,  как
связаны все эти элементы, то  нашел  бы  ответ,  в  котором  они  отчаянно
нуждались. Но чем больше он изучал загадку, тем больше ему  казалось,  что
упущен какой-то жизненно важный элемент. Один-единственный  факт,  который
поставил бы все на свои места.
   "Если б мы знали, как они поймали Тарранта, мы бы лучше их  поняли.  Мы
бы поняли то, что нам нужно..."
   Он с усилием заставил мысли свернуть с проторенного пути и сосредоточил
внимание на своей спутнице. Как настороженное животное, она вглядывалась в
заросли вокруг стоянки, не выдавая себя ни единым движением.
   - Как твое Творение? - поинтересовался Дэмьен.
   Она пожала плечами.
   - Как сказали бы люди, я Позвала. Прошлой ночью, когда  взошли  луны  и
энергия прилива была сильна. Если Потерянные не очень далеко, они  услышат
и придут к нам - или мы к ним. Так или иначе, мы встретимся.  -  Она  чуть
заметно качнула головой, а глаза все так же обшаривали белую землю  вокруг
стоянки. - Ясное дело, я не могу сказать - как. Или когда.
   - Или - если?
   Она вновь передернула плечами.
   - Это так Зен позвал тебя к нам?
   - Очень  похоже.  Тогда  я  просто  прочитала  его  послание  и  решила
ответить. Но результат примерно тот же. Если  попытка  окажется  успешной,
мой призыв привлечет тех Потерянных, чей путь может пересечься с  нашим  -
если такое возможно, - и тогда потоки переместятся  так,  чтобы  увеличить
шанс нашей встречи. Если Потерянная чувствует потоки, она  поймет,  в  чем
дело. Я бы поняла. Если же нет... - Красти развела руками.
   - Ты сказала - "она".
   Уголок ее рта дрогнул в подобии улыбки.
   - Это же ракхи, - объяснила она. - Если кто-то из них и может  Творить,
это наверняка женщина. Нашим мужчинам  обычно  не  хватает...  времени  на
подобные занятия.
   - А интереса?
   - Их интересы очень ограничены. - Хессет оглядела его с ног до  головы,
явно оценивая признаки его мужской стати. - Но то, что от  них  требуется,
они делают.
   - Приятно хоть для чего-то годиться, - сухо хмыкнул он.
   - Я имела в виду мужчин-ракхов, - поправилась она. - Кто знает, на  что
годятся люди?
   Она поднялась, одним неуловимым движением  изменив  неудобную  позу.  И
перебросила священнику арбалет.
   - Твоя очередь дежурить. А я постараюсь поспать.
   Тут она бросила взгляд туда, где были привязаны  животные,  и  ее  тело
внезапно напряглось. Зрачки сужены, внимание нацелено... на  что?  Что  за
особые знаки, неощутимые для человека, почуяла ее ракханская натура?
   - Смотри за ксанди, - тихо приказала она. - Если что-то  случится...  а
похоже, должно что-то случиться. Смотри внимательно.
   - Да что такое?
   - Не знаю, - шепнула красти. - Но мне это не нравится. -  Она  покачала
головой. - Все это мне очень не нравится.


   Все тот же кошмар. Таррант, бушующее пламя, все вместе. Боль, слепящая,
жгучая, что впивается в мозг раскаленными остриями. И  страх  -  настолько
сильный, настолько подавляющий, что их тела сотрясаются  еще  долго  после
того, как они проснутся, их души дрожат от нездешнего ужаса.
   Кошмар. Один и тот же. И вновь и он, и Сиани закрывают глаза,  и  вновь
пытаются расслабиться. Один и тот же сон снится обоим. Но только им. Он не
тревожит их проводницу-ракханку, он не тревожит животных. Как будто только
люди могут видеть такие сны... а может, только те,  кто  связан  кровью  с
Охотником.
   И Сиани Первая подняла тревогу. А может, воскресила надежду?
   - Я думаю, он не умер, - прошептала она.
   И вот они снова едут. Бесконечные мили заснеженной  земли.  И  вопросы,
которые нужно задать, даже если ответы причинят боль.
   - Что произошло между вами? - спросил  наконец  священник.  Он  говорил
мягко, но сам же слышал, каким напряжением звенит его голос. Может  ли  он
взять легкий тон, когда дух его в смятении?
   Ледяная  корка  трещала  под  копытами  лошадей,  под  когтями  ксанди.
Получался какой-то сложный ритм, даже приятный на слух.
   - Ты вправду хочешь знать?
   - Думаю - да.
   Белая земля, заснеженные деревья. Ломкие, звонкие  щелчки  обледеневших
ветвей. Иногда с громким треском ломался сучок  и  падал  на  тропу  перед
ними, взрывая снег. Буря прокатилась и исчезла восточнее гор, но еще долго
будут помниться причиненные ею разрушения.
   - Он взял меня в ученики, - тихо поведала она.
   Дэмьен почувствовал, как тугой ледяной комок скрутился внутри,  и  едва
сумел разжать смертельную  хватку,  сдавившую  его  сердце.  "Ей  отчаянно
необходимо чародейство, любое. Что ж, может быть, оно того стоит..."
   - Что-нибудь еще? - сдавленно выговорил он.
   И она мягко ответила:
   - Неужели этого мало?
   В целом  мире  не  могло  существовать  более  тесной  связи.  Истинное
ученичество накладывает отпечаток  на  всю  оставшуюся  жизнь,  даже  если
период обучения давно кончился. Даже если к ней вернется  память,  все  ее
Творения будут помечены Охотником. Подпорчены им.
   "Женщина, которую я любил, никогда не вернется. Даже если восстановится
память, она будет... другой. Более темной. Порча коснется всего..."
   Но больнее всего ранило даже не то, что случилось. Он понимал, что  она
не  тревожится,  что  те  черты  Охотника,  которые   делают   его   столь
отвратительным для Дэмьена, у нее вызывают  лишь  повышенное  любопытство.
Никогда  прежде  разрыв  между  ними  не  казался  таким  огромным,  таким
непреодолимым. Никогда прежде он так ясно не понимал его природу.
   - А ты? - осведомилась она. - Что происходило между вами?
   Дэмьен закрыл глаза.
   - Он пил мою кровь.
   "И сейчас пьет".


   Его разбудил предостерегающий крик  Хессет.  Он  вскочил  с  быстротой,
отработанной неделями жизни в обнимку с опасностью,  одетый,  вооруженный,
одним  движением  наполовину  сбросил  одеяла  и  сейчас  освобождался  от
оставшихся. Домина освещала стоянку, значит, было близко к полуночи;  свет
округлившегося  диска  самого  большого  спутника  Эрны   позволял   легко
определить причину беспокойства...
   Ксанди. Они словно взбесились, они бросались на  все  и  всех.  Светлые
гривы разметались, по острым рогам текла кровь. Дэмьен успел увидеть,  как
упала одна из лошадей, а другая  билась  в  путах,  пытаясь  отодвинуться,
насколько возможно, от бешеных тварей. Упавшая лошадь перестала дергаться,
густая кровь текла из разорванного брюха; а ближайший ксанди все  колол  и
колол ее рогами, как будто его бесило, что она перестала сопротивляться.
   Хессет уже поднималась рядом с животными, пытаясь их успокоить.
   - Назад! - крикнул  Дэмьен.  Яростное  храпение  и  визг  не  дали  ему
услышать самого себя. - Назад!
   Она бешено покосилась на него, но  все-таки  уступила  дорогу,  а  сама
натянула арбалет. Пока  Дэмьен  подбирался  к  животным,  ракханка  быстро
осмотрела окрестные заросли. Это было  необходимо:  животные  оглушительно
визжали, и если кто-то в этой части гор еще не знал  о  появлении  отряда,
теперь-то узнал наверняка.
   Дэмьен выискивал  признаки,  по  которым  смог  бы  определить  причину
беспорядка.  Лошади  были  испуганы,  но  не  больше,  чем   то   вызывали
обстоятельства; они пытались освободиться от пут, лишь  чтобы  уцелеть.  И
похоже, что один из ксанди - самый шумный -  больше  беспокоился  о  своей
безопасности, чем стремился вырваться на  свободу.  Значит,  причиной  был
другой ксанди, и если всадников осталось только трое...
   Он взмахнул мечом и  быстро  опустил  его.  Сияющие  рога  мелькнули  в
каком-то дюйме от его груди, как раз когда стальное лезвие рассекло ремень
привязи. Дэмьен отпрыгнул в сторону. Ксанди яростно рванулся  за  ним,  но
тут осознал, что свободен. Он развернулся на месте, чуть не опрокинувшись,
и побежал прочь от лагеря, как будто свобода свела его с ума.
   Хессет посмотрела на оставшихся животных, потом на Дэмьена:
   - Дальше что?
   Священник тоже оглядел оставшихся скакунов. Они еще были раздражены, но
как будто успокаивались. Он тряхнул головой.
   - Нас не разделили. Нас не лишили никакого  имущества.  Все  говорит  о
том, что это  была  попытка  разъединить  или  ограбить  нас.  Так.  Света
довольно; дорога хорошо видна. Собираемся и отправляемся.
   - Может быть, это ловушка, - предположила Сиани. Ее голос чуть  заметно
дрожал.
   - Может быть, - согласился он. - И поэтому  мы  должны  быть  чертовски
осторожны. - Он кивнул туда, куда минуту назад убежал ксанди. - Но если мы
не  выясним,  что,  черт  возьми,  произошло  -  и  почему,  -  это  может
повториться. И мы останемся без коней.
   Они быстро разобрали лагерь. В  несколько  минут  все  снаряжение  было
упаковано и навьючено на  трех  оставшихся  животных.  Тщательно  затянуть
ремни и закрепить седла стоило трудов -  лошади  еще  нервничали.  Дэмьену
пришлось пожертвовать драгоценной минутой и  провести  Успокоение,  только
тогда лошади дали себя оседлать.
   Потом он опустился на колени около упавшей  лошади.  В  боку  ее  зияла
огромная рваная дыра; лошадь трудно  дышала,  и  на  губах  ее  пузырилась
кровавая пена. Дэмьен убрал меч, отцепил с пояса нож и быстро полоснул  по
шее бедолаги. Быстро и глубоко. Ни  звука,