и глазами.
   - Да о чем это ты?! - взорвался Катасах. Его рука скользнула  к  поясу,
где он держал пистоль,  и  это  было  скверным  предзнаменованием.  -  Что
происходит?
   Демон повернулся к нему.
   - Твой Принц, капитан, был всего лишь пешкой - и ничем иным. Игру вел и
ведет Калеста. Вы заставили его начать свои действия на  сто  лет  раньше,
чем он собирался, но в конце концов это  не  имеет  особого  значения.  Вы
выиграли одно сражение, но война только начинается.
   Дэмьен почувствовал, что его охватывает ужас. Он и  без  того  понимал,
что смерть Принца является всего лишь первым  шагом  в  сторону  исцеления
здешних мест, но что-то в зловещем тоне, каким произнес свои  слова  Йезу,
подсказало ему, что дело обстоит куда более плохо.
   - Объясни, что ты имеешь в виду? - резко приказал он.
   Демон, похоже, обиделся.
   - Я не могу. Не могу во всех деталях. Помогая вам, я вмешиваюсь  в  его
дела... - Он перевел дух, сдерживая дрожь; это произвело на Дэмьена скорее
комическое впечатление, потому что дышать Йезу было вовсе  не  обязательно
да и тела у него по большому счету тоже не было. -  А  это  запрещено.  Но
именно так поступил и он. Форсировать человеческое  развитие...  Это  тоже
строжайше воспрещено. Так чье же преступление окажется большим? И на  кого
обрушится наказание?
   - Как это форсировать? - с вызовом спросил Катасах.
   - Что это ты несешь! - рявкнул Дэмьен.
   - Ступайте на север, - ответил демон им обоим. -  И  сами  увидите.  Он
использовал Принца, он использовал ракхов, а теперь... Прошу  прощения,  -
отдельно обратился он к  Катасаху.  -  Мне  искренне  жаль.  Но  как  тебе
известно, он не может питаться твоими соплеменниками. Поэтому их жизнь или
смерть, строго говоря, не имеют для него никакого значения. - Он посмотрел
на Дэмьена и сразу  же  отвернулся,  словно  страшась  встретиться  с  ним
взглядом. - Двенадцать веков назад ваши предки прибыли на эту планету.  Их
было тогда всего несколько сотен - и, следовательно,  их  было  достаточно
мало, поэтому, когда Каска принес Великую Жертву, это потрясло планету  до
самых глубин. А теперь, когда на  планете  Эрна  живут  миллионы  людей  и
тысячи из них умеют Творить  при  помощи  Фэа,  никому  в  отдельности  не
удается достигнуть такой степени влияния. Ни один взятый в отдельности акт
не  может  потрясти  Фэа  так,  чтобы  ее  основные  характеристики  снова
изменились. Но тысяча человек -  или,  возможно,  сто  тысяч  -  на  такое
способны. И четкий план действий, проводимый из одного столетия в  другое,
тоже способен.
   - Такова философия Истинной Церкви, - резко вставил Дэмьен.
   - Да. И Калеста следил за развитием вашей Церкви. Он многому научился у
нее и у ее основателя. Он хорошо выучил урок, преподанный вашим  Пророком,
и применил его здесь в порядке широкомасштабного  эксперимента.  -  Кэррил
покачал головой, лицо его было мрачно. - И, к сожалению, этот  эксперимент
увенчался полным успехом.
   - Так что ему нужно? - перебил демона Катасах. - Чего он добивается?
   - Он хочет создать мир, который окажется способен  утолить  его  голод.
Мир, выплескивающий такое количество  эмоциональной  энергии  нужного  ему
свойства, что Фэа воспримет эту энергию, сфокусирует ее,  приумножит  -  и
это, в свою очередь, изменит саму природу человека.
   - А чем он утоляет голод? - с вызовом  спросил  священник.  Он  пытался
вспомнить, что именно рассказывал ему Джеральд Таррант о  Йезу.  -  Какими
именно сторонами человеческой природы? Поведай нам об этом.
   Демон напрягся, и на мгновение Дэмьену показалось, будто он  не  станет
отвечать на этот вопрос. Но в конце концов тот заговорил:
   - Калеста питается той частью человеческой  натуры,  которая  упивается
страданием   ближнего.   Это,   к   сожалению,   одна   из   универсальных
характеристик. Калеста становится все сильнее с каждым  новым  проявлением
такого чувства.
   - Вообще-то оно далеко не универсально, - возразил Дэмьен.
   - Вот как? Неужели вы можете назвать мне хоть одного человека,  мужчину
или женщину, которому никогда -  я  подчеркиваю,  никогда  -  не  хотелось
причинить боль другому? Ни  ребенком,  спасаясь  от  насмешек  со  стороны
старших, ни будучи влюбленным  и  досадуя  из-за  того,  что  предпочтение
оказывается  сопернику  или  сопернице,  ни   став   отважным   воином   и
отправившись  в  крестовый  поход  против  тех,  кто  кажется  ему  врагом
человечества?  Разве  вам,   преподобный   Райс,   никогда   не   хотелось
полюбоваться  страданиями  собственного  врага?  Принца,   или   Джеральда
Тарранта, или еще кого-нибудь?
   Дэмьен поджал губы. И ничего не ответил.
   - Ступайте домой, - вновь воззвал к нему демон. - И как  можно  скорее.
Спасти здешний край вы не в силах, да и никто другой не  в  силах,  -  так
спасите хотя бы тех, кто вам дорог. Потому что Калеста обрушится и на них,
в этом я не сомневаюсь. Он знает, что вы сможете  вернуться  на  запад  не
раньше чем через год или около того, а за это время он способен  совершить
и изменить многое. А если вы будете  отсутствовать  еще  более  длительное
время, если вы  предоставите  ему  такую  возможность...  тогда  к  вашему
возвращению в собственный мир сам этот мир станет, возможно,  уже  другим.
Уж поверьте.
   - Месть, - пробормотал Катасах. - За вмешательство в его здешние дела.
   Демон кивнул:
   - К сожалению, это так.
   - А почему ты рассказываешь нам об  этом,  -  внезапно  заинтересовался
Дэмьен. - Если тебе не разрешено вмешиваться в  его  дела,  то  почему  ты
предстал перед нами? Тебе-то во всем этом какая выгода?
   - А мне нравятся люди, - с легкой улыбкой на устах отозвался  демон.  -
Со всеми их прихотями, причудами и блажью. Я получаю от них  удовольствие.
Поверьте, если Калесте удастся добиться своего, мне  лично  это  ничем  не
угрожает. В конце концов, садизм - это всего лишь одна  из  разновидностей
наслаждения. Но, конечно, я не слишком этому обрадуюсь. Пища,  от  которой
не получаешь  удовольствия,  -  это  почти  то  же  самое,  что  и  полное
отсутствие  пищи.  -  Он  вновь  слегка  помрачнел,  хотя  и  не  перестал
улыбаться. - Разумеется, я кое-чем рискую. Кто знает, какие отклонения  от
предписанного Мать всех Йезу потерпит, а за какие немилосердно взыщет?  До
сих пор никто еще не осмеливался испытывать ее на сей  счет.  -  Он  пожал
плечами, несколько искусственно. - Что ж, так или иначе, мы скоро об  этом
узнаем. - И, формально поклонившись  ракху,  Кэррил  закончил  речь:  -  К
сожалению, капитан, твоему народу предстоит длительная и  тяжелая  борьба.
Принц, воспользовавшись своими  колдовскими  возможностями,  подверг  ваше
племя эволюции в  соответствии  с  замыслом  и  потребностями  Калесты,  и
пройдет долгое время, прежде чем вам удастся искоренить эту порчу. Тем  не
менее, если не произойдет человеческого вмешательства, вам  это  рано  или
поздно удастся. К сожалению, я ничем не могу вам помочь.
   - Ты уже помог, объяснив  мне  все  это,  -  глухо  проворчал  ракх.  -
Спасибо.
   Демон повернулся к священнику. Его тело начало растворяться в  воздухе,
на смену материальным клеткам пришла  куда  более  призрачная  субстанция.
Сквозь его тело уже просвечивало пламя лампы, до сих пор  остававшейся  на
заднем плане.
   -  Мое  семейство  является  симбиотическим,  а  не  паразитическим,  -
объяснил он Дэмьену. - И некоторые из нас гордятся этим различием.  Будьте
осторожны, преподобный Райс.  Будьте  предельно  внимательны.  И  поскорее
уезжайте отсюда. - Теперь он казался всего лишь радужным облачком,  причем
и само это облачко  стремительно  таяло.  -  И  позаботьтесь  о  Джеральде
Тарранте, хорошо? В последнее время неприятности обрушиваются на него одна
за другой.
   - Я постараюсь, - пообещал священник, едва заметно улыбнувшись.
   И вот, прямо у них на глазах, демон растаял окончательно, он  буквально
растворился в воздухе. А когда он исчез, вслед за ним исчезла и  созданная
им   иллюзия    тьмы    и    в    комнате    вновь    наступило    прежнее
ослепительно-болезненное сверкание. Дэмьен уставился туда, где только  что
стоял демон; слова Йезу еще звучали у него в мозгу.
   - Черт побери, - в конце  концов  выдохнул  он.  -  Но  это  же  просто
замечательно!



        21

   В море они вышли из гавани Вольного Берега, сторговавшись с  владельцем
купеческого судна, чтобы он перевез их через северные моря.  Расплачивался
за все Катасах; золото казны он тратил с такой легкостью,  как  будто  оно
принадлежало  лично   ему.   Что   в   каком-то   смысле   соответствовало
действительности. Его люди были свидетелями того, как Принц  завладел  его
телом, и пока он не сообщит им о том, как дела обстоят в действительности,
или не совершит какую-нибудь саморазоблачительную ошибку, престол и власть
будут принадлежать  ему.  В  конце  концов  ему,  не  исключено,  придется
заплатить за это дорогой ценой, и Дэмьен понимал это.  По  мере  того  как
таяли вдали огни  Вольного  Берега  и  течение  Новоатлантического  океана
увлекало  корабль  все  дальше  на  север,  Дэмьен  все  живее   вспоминал
капитана-ракха в  минуту  прощанья:  гордый  и  величественный,  в  высшей
степени  надменный,  безупречно  имитирующий  манеру  поведения  человека,
которому он прослужил полжизни. Разумеется, подобный  маскарад  не  сможет
сохраняться слишком долго, как бы хорошо ни вжился ракх в новую  роль;  со
временем его неизбежно выдаст неумение колдовать, на чем все и закончится.
Тогда они на него и набросятся - все эти мужчины и женщины,  состоящие  на
службе у Принца. И сам ракх прекрасно понимал, что все так и будет. И  тем
не менее гордо носил монаршескую одежду поверх лейб-гвардейского мундира и
возложил себе на чело златой венец. Потому что, как объяснил он Дэмьену, в
противостоянии темному плану Калесты страну  нельзя  оставлять  без  главы
государства.
   "Да, душа у него истинного правителя,  -  подумал  Дэмьен.  -  Если  бы
только  его  способности  могли  реализоваться  при  более   благоприятных
обстоятельствах".
   Они взяли с собой несколько почтовых птиц,  и,  проведя  день  в  пути,
Дэмьен выпустил первую из них. "Мимо  Сирен  прошли,  -  значилось  в  его
послании. - Все идет по плану". Остальных птиц он выпустит не раньше,  чем
они прибудут в северное королевство и собственными глазами увидят, что  за
бесчинства сотворил там Калеста.
   В какой же изоляции  чувствует  себя,  должно  быть,  Катасах  и  каким
беспомощным - теперь, когда власть Принца не служит более связующей  нитью
между его народом и их северными соседями!  Хрустальный  дворец  прекратил
свое существование в качестве нервного центра империи,  он  превратился  в
крошечный  островок  надежды  и  страха,   разве   что   не   окончательно
затерявшийся посреди необъятной базальтовой пустыни. Дэмьен от  всей  души
желал ракху успеха и отчаянно молился о том, чтобы  его  самопожертвование
увенчалось успехом задуманного, а именно сплочением разъединенного  народа
перед угрозой войны. С тем, чтобы когда истина  наконец  выплывет  наружу,
страна смогла адаптироваться к опасности и преодолеть ее, не  погрузившись
при этом в пучину хаоса.
   Девушка по имени Зиза отправилась в плавание вместе с ними. Едва только
она со своим скудным  скарбом  показалась  на  причале,  Дэмьена  охватили
ярость и отвращение, и он обрушился на Тарранта с однозначным  требованием
не брать ее на борт. Ведь единственно возможный  смысл  ее  пребывания  на
корабле заключался в том, чтобы Охотник питался испытываемым ею ужасом.  В
ответ на все обвинения и угрозы Таррант невозмутимо заявил:
   - Мне нужна пища, Райс, а вы не в состоянии обеспечить ее. Мы с вами на
эту тему уже  говорили.  Что  же  касается  мотивов  самой  женщины...  то
расспросите-ка лучше об этом ее саму.
   Так Дэмьен и поступил. И хотя Зиза заверяла его в том, что отправляется
в путь добровольно, в том, что Таррант никоим  образом  не  заставляет  ее
поступать именно так, священник просто-напросто не  смог  этому  поверить.
Каждый раз, когда Зиза смотрела на Охотника, ее  начинало  трясти,  каждый
раз, когда речь заходила о нем или о его желаниях, она  заметно  бледнела.
Неужели Таррант нашел истинную  мазохистку,  испытывающую  наслаждение  от
переносимых страданий? Дэмьен сомневался в  этом.  Не  потому,  что  таких
людей не существует в природе - у него не было ни малейших сомнений в том,
что они существуют, а потому, что не мог представить себе, будто глумление
над настоящей мазохисткой может доставить Тарранту истинное наслаждение.
   - И все-таки, почему ты здесь? - спросил он у нее в  первый  же  вечер,
когда они случайно остались наедине. - Почему тебе хочется быть при нем?
   Поначалу священнику показалось, будто она ничего не ответит.  Но  когда
она все-таки заговорила - опустив  глаза  и  предельно  тихим  голосом,  в
котором звучали и нотки страха,  -  стало  ясно,  что  она  ему  доверяет.
Медленно, нехотя поведала она ему о той ночи, когда  Таррант  охотился  на
нее в Черных Землях, о ночи, когда она бежала как загнанный зверь,  ни  на
мгновение не усомнившись в том, что ей предстоит умереть.  Однако,  догнав
ее, посвященный  вместо  того,  чтобы  убить,  предложил  ей  нечто  иное.
"Переживи мой голод, - сказал он, - и я освобожу тебя.  Поддержи  меня  на
протяжении нескольких месяцев, остающихся до моего возвращения на  родину,
и я дам тебе богатство и поселю тебя в стране, где нет хозяев  и  рабов  и
нет религиозных войн". И она приняла  это  предложение.  Главное  для  нее
заключалось сейчас в том, чтобы не сойти с  ума,  а  мечта  о  предстоящих
свободе и  богатстве  помогала  ей  в  этом.  И,  помогая,  заставляла  ее
претерпевать все новые и новые страдания,  подумал  Дэмьен.  И  тем  самым
кормить Тарранта. Подобно тем женщинам в Запретном Лесу, которые бежали от
Охотника в надежде на то, что успешное противостояние на  протяжении  трех
дней гарантирует им безопасность на всю оставшуюся жизнь. Таррант в  своем
садизме отличался чрезвычайной методичностью и последовательностью. И  еще
Дэмьен подумал: "Интересно, выдержит ли эта женщина испытание, на  котором
провалились бесчисленно многие?" И помолился за то, чтобы она выдержала.
   Что же касается Тарранта...
   Поздно ночью - а это была вторая ночь плавания - он подошел к стоявшему
на палубе священнику. Других людей на  палубе  не  было,  море  оставалось
спокойным, поверхность - гладкой. Это была как раз одна из  тех  ночей,  в
которые хочется постоять на борту вдвоем, любуясь морем, думая о  конечной
точке маршрута и о новых испытаниях, поджидающих их за причалом.  Одна  из
тех ночей, в которые священник может обратиться к своему темному  спутнику
с вопросом: "Почему?" - искренне надеясь получить на него честный ответ.
   Долгое время Охотник молча простоял, глядя на море, и  Дэмьен  понимал,
что обращаться к нему с вопросами не имеет смысла.
   - Все произошло именно так, как я вам и объяснял, - заговорил Таррант в
конце концов. - У нас не было и шанса. Ни малейшего шанса.  Поскольку  нам
противостояли один  из  Йезу  и  такого  масштаба  колдун.  Я  понял,  что
единственный способ подкрасться  достаточно  близко  для  нанесения  удара
состоит в капитуляции перед ним, поэтому я и пошел на  предательство.  Мне
хотелось ввести вас в  курс  дела...  -  Эти  слова  прозвучали  с  редкой
искренностью и убедительностью. - Хотелось, чтобы мы приняли  это  решение
совместно. Но мне уже было совершенно очевидно, что между Принцем и  нашей
противницей  из  страны  ракхов  существует   несомненная   связь,   и   я
предположил, что и к стратегии они прибегнут одинаковой. Хозяйка Лема, как
вы, возможно, помните, подвергла меня Познанию с тем, чтобы выяснить,  что
предпримете или же способны предпринять вы; я  предположил,  что  и  Принц
поступит точно так же. А это, преподобный Райс, означало,  что  вас  ни  в
коем случае нельзя посвящать в мой план. Все, к моему глубокому сожалению,
основывалось именно на вашем неведении. - Произнося это, он смотрел не  на
Дэмьена, а в даль  ночного  моря.  Словно  разговаривал  с  водой.  -  Мне
хотелось облегчить вам  испытание.  Я  попытался  организовать  высадку  в
Вольном Береге с тем, чтобы нас взяли в плен как можно  раньше.  Я  хотел,
чтобы мы как можно раньше  попали  в  засаду.  Я  хотел  избавить  вас  от
превратностей пути в  Избытие,  но  вы,  к  сожалению,  боролись  со  мной
буквально на каждом шагу. Так что прошу прощения.
   - Да я не об этом, - тихо произнес Дэмьен.
   Охотник заморгал.
   - А о чем же?
   - Он  посулил  вам  бессмертие.  Говоря  вашими  собственными  словами,
подлинное бессмертие. - Дэмьен покачал головой. - Я же знаю вас, Джеральд.
Прекрасно знаю. И я знаю,  что  означает  для  вас  смерть.  Я  знаю,  что
стремление  избежать  смерти  является  глубинной   сутью   всего   вашего
существования и что ничто: ни семья, ни моральные обязательства,  ни  даже
страх Божественного отвержения - не может отвлечь вас от этой сути.  -  Он
посмотрел на Тарранта, стараясь заглянуть  ему  в  глаза.  -  Так  что  же
произошло? Почему вы не предали нас по-настоящему? Конечно,  я  благодарен
вам за это и навсегда останусь благодарен, но этого я  просто-напросто  не
понимаю. Абсолютно.
   Таррант поморщился, а мгновение спустя отвернулся,  словно  испугавшись
чрезмерной проницательности Дэмьена.
   - За всю свою жизнь, - торжественно начал он,  -  я  создал  лишь  одну
вещь, оказавшуюся по-настоящему долгоживущей. Вещь настолько прекрасную  и
многообещающую, что даже спустя столь  долгое  время  после  того,  как  я
предал  свою  душу  тьме,  я  не   устаю   восхищаться   ее   ростом,   ее
разветвлениями, открывающимися перед ней перспективами. Эта  вещь  -  ваша
Церковь, преподобный Райс. Мое  самое  драгоценное  творение.  Бессмертие,
предложенное  мне  Принцем,  было  основано  на  извращении  ее  духа.  Он
унаследовал бы мое дело - и извратил его, то есть, по сути,  разрушил;  он
превратил  бы  Истинную  Веру  в  новое  язычество,  заботящееся  лишь   о
поддержании собственного могущества. А этого я допустить не мог, не говоря
уж о том, чтобы в этом участвовать. В конце концов, мое тщеславие  слишком
велико, моя гордыня чересчур всеохватна, чтобы смиренно принять бессмертие
на таких условиях. Это было бы равнозначно тому,  чтобы  я  позволил  себе
умереть ради того, чтобы выжило нечто, присущее  мне,  но  второстепенное,
чтобы не сказать ничтожное. Так что, сами понимаете, это предложение  лишь
окончательно настроило меня против него, - тихо закончил он.
   Таррант вновь отвернулся и отошел от поручней; возможно, он решил,  что
после такого признания лучше всего уйти. Но уже когда он уходил от Дэмьена
практически беззвучным шагом, священник окликнул его:
   - Еще два вопроса, Джеральд.
   Таррант в изумлении повернулся:
   - Что такое?
   - Вы сказали, что подарили миру одну  долгоживущую  вещь.  Но  ведь  на
самом деле не одну, а две. Церковь Единого Бога...  и  лошадей.  -  Дэмьен
вяло улыбнулся. - И есть люди, которые с пеной у рта будут доказывать, что
второе в долгосрочной перспективе важнее первого.
   - Язычники, - пренебрежительно отмахнулся Охотник.
   Но Дэмьену показалось, что он тоже  не  сдержал  улыбки,  да  и  вообще
простился со священником в несколько менее мрачном настроении, чем то, что
владело им на протяжении последних долгих и трудных ночей.
   "Ты еще можешь на что-то надеяться, Охотник".


   На север. Туда, где небо ярче, а море теплее.
   В сущий кошмар.
   Принц  умер  -  и  вместе  с  ним  исчезла  вся  система  Установлений,
обеспечившая вторжение ракхов  надежной  Иллюзией.  А  теперь  Иллюзии  не
стало.   И   теперь    участники    вторжения,    утратившие    обманчивое
человекоподобие, предстали в  своем  подлинном  виде:  грубые  захватчики,
ужаснувшие страну кровавым истреблением населения.
   Но теперь все перевернулось с но