на
приходила в себя, она вынуждена была собирать в кулак  всю  волю,  чтобы
сохранить верность не только своим богам, но и самой себе, своему былому
"я".  Иногда  силы  оставляли  ее,  и  она  чувствовала,  как  ее   душа
погружается в отчаяние, смешанное  с  отвращением,  презрением  к  самой
себе. В эти минуты она старалась сосредоточиться на том,  чтобы  изгнать
из себя гнев и ненависть, принимая боль как  неизбежное  испытание,  как
часть некогда избранного ею  пути.  Когда  ей  начали  ломать  пальцы  -
фалангу за фалангой, кисти - кость за костью, запястья, она изо всех сил
стремилась подавить в себе страх остаться калекой.  До  этого  мгновения
она цеплялась за надежду, что, если ей удастся выжить,  она  по  крайней
мере рано или поздно залечит ожоги и раны и  будет  способна  держать  в
руках оружие. Теперь она поняла, что на это  надежды  нет,  но  осознала
также и то, что если ей удастся пройти через эти адские муки  и  выжить,
ей будет дано большее, чем просто способность держать в руках  меч:  она
сможет жить и быть паладином Геда, если сможет  хотя  бы  дышать,  в  то
время как вполне могла бы дожить до глубокой старости целой и невредимой
и остаться никем. Выбор был сделан ею когда-то давно. Она  сама  выбрала
свою судьбу, сама добивалась всю жизнь того,  чего  сумела  добиться,  и
никто, кроме нее самой, не мог заставить ее отказаться от этого  выбора.
Изнасилование, чего раньше она боялась как совершенно неведомой ей  боли
и унижения, оказалось ничем  не  страшнее  любой  физической  боли.  Она
ничего не потеряла, ибо ничего не  имела:  никогда  не  рассчитывала  на
получение удовольствия от своего женского тела, никогда не  задумывалась
над тем, что физическая близость может быть венцом  внутренней  близости
двух людей. В очередной момент беспокойного забытья Пакс показалось, что
сама Алиания явилась к ней со словами утешения и поддержки, но что в  те
минуты было рядом, а что лишь привиделось в  кошмарном  бреду,  -  этого
Пакс определить не смогла бы. Все, начиная от боли и  кончая  видениями,
перемешалось в ее сознании, проникая сквозь полуразмытую  границу  между
чудовищной реальностью и потусторонним миром.
   В очередной раз стражники подняли Пакс на ноги, чтобы ее  было  видно
со всех концов зала. Помещение было набито людьми до отказа. Видимо, все
понимали, что  дело  подходит  к  концу.  По  команде  жрецов  стражники
швырнули Пакс на пол.
   - Признаёшь ли ты власть нашего Повелителя над собой?  -  спросил  ее
один из жрецов, приподняв носком сапога голову  Пакс,  чтобы  видеть  ее
лицо.
   - Я во власти Геда и Великого Господина, - с  трудом  размыкая  губы,
произнесла Пакс. К невероятному ее изумлению, голос  ее  прозвучал  куда
громче и четче, чем она могла предположить.
   - Ты ни на что не годный кусок истерзанного мяса! Ты отдана в  жертву
нашему Повелителю, как он того и пожелал, - ледяным голосом сказал жрец.
- Если ты сейчас  же  не  признаешь  его  своим  господином,  тебя  ждут
раскаленные камни.
   Пакс молчала.
   - Что, захотела стать беспомощной калекой? -  усмехаясь,  спросил  ее
жрец.
   - Нет, - ответила она, - я хочу быть паладином Геда. -  И  вновь  она
почувствовала едва заметное прикосновение к голове,  после  чего  словно
невидимая, зыбкая, но в то же время прочная пелена отделила  от  нее  ее
боль. Чтобы скрыть досаду, жрец изобразил усмешку и пнул Пакс сапогом  в
лицо.
   - Паладин Геда? Ты,  видимо,  совсем  помешалась  от  боли,  мешок  с
костями и кровью! Ну что ж, получай то, что заслуживаешь, паладин  Геда.
Я тебя предупредил, но ты сама выбрала себе путь.
   Взрыв боли прокатился по ногам Пакс и по всему ее телу,  когда  ей  в
коленные сгибы  положили  раскаленные  камни  и  связали  согнутые  ноги
ремнями. Она сжала кулаки, забыв  о  том,  что  кости  на  руках  у  нее
переломаны, но даже эта боль не смогла заглушить ту, что шла  снизу,  от
ног. Теряя сознание, Пакс лишь стискивала зубы, чтобы меньше стонать.
   - Ну что ты теперь скажешь, паладин? Где твой  защитник  обиженных  и
униженных? - Жрецы схватили ее с двух сторон и поставили на колени, так,
чтобы на сжигаемые суставы приходился вес ее тела.
   - Все в воле Великого Господина, - прохрипела Пакс. -  Гед  поддержал
меня. Я не сдалась. Я все выдержала.
   Стоило жрецам отпустить ее, как Пакс повалилась на  пол,  желая  лишь
одного - упасть в какую-нибудь бездонную пропасть и разбиться.
   Стражники вновь подняли потерявшую сознание Пакс и удерживали  ее  на
коленях в вертикальном положении, чтобы толпа зрителей могла ее  видеть.
В зал потянуло запахом горелого  мяса,  и  толпа  зашевелилась,  уже  не
вслушиваясь в очередную проповедь жрецов.  Все  переглядывались,  молча,
одними глазами спрашивая друг у друга: "Что  она  имела  в  виду,  когда
сказала: "Я все выдержала?""  Голова  паладина  бессильно  свесилась  на
грудь. Из зала было видно только кровоточащее клеймо Лиарта на лбу Пакс.
По команде жрецов стражники развернули ее спиной  к  зрителям.  Один  из
жрецов разрезал ремни, связывавшие ей ноги, и  голени  Пакс  безжизненно
упали на пол. Длинными щипцами жрец вырвал камни из  прожженных  ими  ям
вместе с клочьями пригоревшей к ним кожи. Зрители  замерли.  Паладин  не
двинулся и не издал ни единого крика. "Наверное,  несчастная  умерла  от
боли",  -  подумали  те,  кто  еще  недавно  жаждал  понаблюдать  за  ее
мучениями. На этот раз все стояли  неподвижно  и  чего-то  ждали.  Затем
стоявшие в первом ряду увидели что-то такое,  от  чего,  не  веря  своим
глазам, попятились и даже попытались спрятаться за спинами других.
   Увидели же они  вот  что:  там,  где  по  всем  законам  должны  были
оказаться выжженные  вместо  сухожилий  и  суставов  дыры  с  обгорелыми
кровоточащими краями, оставалась здоровая чистая кожа без единого  шрама
или даже намека на ожог. Увидев реакцию  зрителей,  жрецы  развернулись,
посмотрели на ноги Пакс и в изумлении уставились друг на друга. Одна  за
другой затягивались у них на глазах другие раны  на  теле  Паксенаррион.
Палец за пальцем ее изуродованные руки  вновь  обретали  прежнюю  форму.
Державшие Пакс стражники испуганно выпустили ее из  рук  и  отбежали  на
несколько шагов. Пакс, по-прежнему неподвижная, рухнула на пол. Один  из
жрецов, хрипло прокричав проклятие, занес над ней  свой  кнут,  взмахнул
им, но удар почему-то миновал тело пленницы и пришелся прямо по доспехам
самого жреца. Второй жрец выхватил кинжал с зазубренным лезвием и  занес
его над спиной  Пакс.  Ко  всеобщему  изумлению,  клинок  остановился  в
нескольких дюймах от ее тела, словно  наткнувшись  на  невидимую  стену.
Лезвие изогнулось и со звоном сломалось пополам. Пакс по-прежнему лежала
неподвижно, и на ее теле не появилось ни единой новой царапины.
   В зале воцарился хаос. Те, кто стоял в задних рядах, хотели  увидеть,
что происходит впереди, на помосте. Те, кто уже все видел, мечтали  лишь
о том, как бы поскорее  убраться  из  подземелья.  Они  испугались,  что
разящая рука Геда покарает их прямо  здесь  и  сейчас.  Жрецы  приказали
другим стражникам  поднять  Паксенаррион,  голова  которой  все  так  же
бессильно свешивалась на грудь. Все смогли увидеть,  что  символ  Лиарта
больше не уродует ее лоб. Вместо  него  на  месте  кровоточащего  клейма
появился серебристый сверкающий круг.  Увидев  священный  знак  Великого
Господина,  жрецы  против  своей  воли  опустили  глаза  и   попятились.
Напуганные стражники готовы были опять бросить Пакс, но жрецы, криками и
проклятиями маскируя собственный страх, приказали им унести ее  из  зала
через ту самую дверь, в которую ее сюда  затаскивали.  Затем  они  стали
выгонять из зала своих недавних слушателей и учеников, и вновь  громкими
командами и бесчисленными ругательствами им  приходилось  скрывать  свой
страх.
   Бежавшие  из  подземелья  повергли  в  панику  и  смятение   владения
воровской  гильдии.  Те,  кто  все  видел  сам,   пытались   убедительно
рассказать об этом тем, кто не видел. Те же, кто не хотел верить  сразу,
сталкивались со  все  новыми  и  новыми  свидетелями.  Кто-то  попытался
выбраться на улицу.  Черная  ночь,  мороз,  ледяной  ветер  и  усиленные
патрули королевской стражи загнали их  обратно  в  подворотни  и  темные
переулки с проходными дворами. Все это добавило  страха  и  неразберихи.
Тотчас же среди обитателей этих грязных,  опасных  даже  днем  кварталов
вспыхнули старые ссоры, вспомнились давние обиды. Кое-где уже  зазвенела
сталь, покатились в сточные канавы первые  трупы.  Те,  кто  собрался  с
мыслями и решил вытащить тело паладина  за  городские  стены,  завернули
Пакс в плотный плащ и понесли ее по темным улицам, всячески стараясь  не
дать плащу развернуться. Никто не хотел становиться свидетелем того, как
идет  чудо  исцеления,  опасаясь,  что  случится  еще   одно   чудо,   и
Паксенаррион оживет, а вслед за этим  кара  богов  обрушится  на  головы
виновных. Эти люди жаждали лишь одного - скорее избавиться от тела Пакс,
вытащив его за пределы своих владений.
   По всем королевствам и землям, где был хоть один последователь  Геда,
в каждом храме, на каждой ферме, в резиденциях всех  маршалов,  в  домах
всех тех, кто не смог добраться до храмов, - повсюду шла  общая  служба.
Всюду возносились к небесам молитвы о  спасении.  Совершаемое  в  едином
порыве многими тысячами благородных душ таинство молитвы продолжалось до
самого рассвета.

Глава XXVIII

   Кьери Пелан уезжал из  Вереллы  холодной  темной  ночью,  страдая  от
бессильной злобы и обвиняя себя в  случившемся.  Он  был  взят  в  плен,
попавшись на уловку, о которой вполне мог бы догадаться,  поддавшись  на
уговоры одного из своих ветеранов. Это было полной глупостью, и  ему  не
казалось достаточным оправданием то, что на него в тот  день  обрушилось
столько новостей и дел. Даже тот факт, что он стал  королем  Лионии,  не
должен был настолько  отвлечь  его  от  окружающей  действительности.  А
потом... потом он был спасен, когда уже потерял всякую  надежду.  Спасен
другим ветераном - Паксенаррион, ныне паладином Геда. Она освободила его
и его оруженосцев, но сама оказалась в плену. На пять  дней  она  отдала
себя во власть  жрецов  Лиарта,  понимая,  что  те  сорвут  на  ней  всю
ненависть к силам добра. Пелан был вынужден согласиться с этой  сделкой.
Согласиться, потому что... потому что другого выхода  у  него  не  было.
Пакс заключила сделку со жрецами  Лиарта,  связав  этой  клятвой  и  его
самого. Мрачно опустив голову, он ехал по заснеженной  дороге,  радуясь,
что в темноте никто из спутников не видит его лица. В конце концов,  что
они все могут подумать о  короле,  который  пожертвовал  паладином  ради
спасения собственной жизни?
   И в то же время... в то же время он был  вынужден  признаться  самому
себе, что поступил правильно. Теперь благодаря  Паксенаррион  он  узнал,
кто он такой - законный наследник  трона  Лионии,  рожденный  наполовину
эльфом, но забывший о своем  происхождении  и  предназначении,  попав  в
раннем детстве во власть жестокого рабовладельца. Никто другой  не  смог
бы сделать того, что должен был сделать он, -  восстановить  раздираемый
на части хрупкий мир в Лионии и  союз  эльфов  с  людьми,  чтобы  вместе
очистить леса родного королевства от  расплодившейся  в  них  нечисти  и
почувствовавших себя слишком вольготно  прислужников  тьмы.  Лионии  был
нужен ее король, и он не мог отрицать право паладина самому решать, где,
как и каким образом должна быть завершена ниспосланная богами миссия. Но
Паксенаррион... он любил ее, как родную дочь. Сердце  Пелана  обливалось
кровью при мысли о том, в чьих руках она сейчас находится.  В  эту  ночь
ему вспомнились все ужасы войны и сопутствующие ей жестокости, все,  что
довелось увидеть за более  чем  тридцать  лет  походов,  битв,  побед  и
поражений. Он содрогнулся, представив то, что предстояло пережить Пакс.
   С огромным трудом Пелан заставил себя сосредоточиться на  собственных
планах. Если уж он такой дорогой ценой  купил  свою  жизнь,  нужно  было
использовать ее  с  максимально  возможным  толком.  Тактику  проведения
предстоящей операции Пелан  с  его  опытом  руководства  самостоятельной
ротой рассчитал почти мгновенно. Судя по всему, Селфер  сейчас  уже  был
далеко от Вереллы и скакал во весь опор навстречу когорте  Доррин.  Сама
Доррин в Верелле за это время получит разрешение королевского  двора  на
проход вооруженного подразделения по территории королевства и приготовит
для когорты свежих лошадей. Костван лично  выразил  согласие  пропустить
Арколина через свои земли, если это потребуется, а  кроме  того,  обещал
повысить бдительность и подготовить свою  стражу  на  тот  случай,  если
паргунцы решат воспользоваться отсутствием герцога и части  его  роты  в
крепости. Мысленно обрисовав для себя сложившуюся ситуацию,  Пелан  стал
просчитывать  возможные  варианты  развития  событий.  Несомненно,  враг
нанесет удар до того, как они доберутся до Чайи. Но где и когда?  Скорее
всего, не на территории барона Маерана, в непосредственной  близости  от
Вереллы. Вряд ли и в небольших княжествах Априсса или Дайи. Может  быть,
дальше на востоке, во владениях Верракаев?  Непосредственно  на  границе
или уже в Лионии? Пелан вспомнил, как Пакс рассказывала ему о  появлении
Ачрии в тех местах. Многие  воспринимали  его  как  жадного  до  громкой
славы, власти и денег наемника. Кроме того, Пелана беспокоил и тот факт,
что он не слишком хорошо представлял себе дорогу вдоль реки.  Обычно  он
заезжал в гости к Хальверикам с юга, резко сворачивая  на  восток  сразу
после Перекрестка Пяти Дорог,  чтобы  тем  самым  убить  двух  зайцев  -
завернуть в Бреверсбридж и не заезжать на земли клана Верракаев.
   В Вестбеллсе придворный маршал и Пелан ненадолго остановились,  чтобы
разбудить  маршала  Торина  и  вручить  ему   кольчугу,   шлем   и   меч
Паксенаррион. Секлис не стал вдаваться в подробные объяснения, а  маршал
Торин, с которого мгновенно слетели остатки сна, когда он увидел, что за
сверток принесли ему  нежданные  ночные  гости,  предпочел  не  задавать
лишних вопросов. Кьери Пелан в последний раз - в чем  он  был  абсолютно
уверен - прикоснулся к сверкающей кольчуге Пакс и  вознес  молитву  всем
богам, чтобы те помогли  ей  избежать  худшего.  Когда  они  выехали  из
городка, небо на востоке чуть-чуть посветлело.  Со  всех  сторон  вокруг
Пелана слышался топот копыт тяжелых боевых коней. Двадцать рыцарей  были
его непосредственной защитой и эскортом.  За  рыцарями  следовали  менее
нагруженные, более легкие и подвижные лошади солдат, вооруженных меча ми
и луками. Замыкал колонну вьючный обоз. Кьери не смог сдержать  ухмылки,
вспомнив, как Доррин предсказывала, что в Лионию его будет  сопровождать
целый караван из телег и саней с  припасами  и  вещами  для  королевской
гвардии. Единственное, что сейчас примиряло Пелана с  черепашьим  темпом
его перехода, - это надежда на то, что Доррин со своей когортой  быстрее
нагонит их по дороге. Пелан прикинул, где к  этому  часу  мог  оказаться
Селфер. Дорога от Вереллы была знакома ему как свои пять пальцев. Скорее
всего, он сейчас уже менял где-нибудь лошадь и,  едва  хлебнув  горячего
сиба на постоялом дворе, готовился к рывку через Воронью Гряду.
   Когда стало светлее, Кьери оглядел едущих рядом с ним рыцарей,  чтобы
оценить, как выглядит его эскорт при дневном свете. Он  увидел  двадцать
тяжелых серых боевых коней, на  которых  восседали  двадцать  рыцарей  в
полных доспехах, с  копьями  и  мечами.  Кони-тяжеловозы  уже  покрылись
потом. Грозные и сильные, они были созданы для боя, мощного рывка, но не
для  переходов  на  дальние  расстояния  с  полной  выкладкой.  Двадцать
посаженных в седла пехотинцев ехали на той же масти лошадях, значительно
уступавших по размерам боевым  коням  рыцарей.  Солдаты  были  вооружены
короткими мечами, а к их седлам были приторочены щиты.  Следом  за  ними
ехали десять стрелков с короткими, сильно  изогнутыми  луками  наподобие
тех, что используют северные  кочевники.  Такой  лук  был  универсальным
оружием: им можно было пользоваться как в пешем  строю,  так  и  верхом;
кроме того, он прекрасно подходил для боя в лесу.  Все  тридцать  солдат
были одеты в  форму  цветов  королевского  дома  Тсайи.  Десять  солдат,
сопровождавших герцога  из  самой  крепости,  по-прежнему  облаченных  в
бордовые плащи с белой полосой - парадные цвета роты герцога  Пелана,  -
отправились в путь на лошадях одинаковой каштаново-коричневой масти. ("И
как только Доррин сумела раздобыть их!" - мелькнуло в голове у  Пелана.)
Возглавлял отряд сержант Воссиг. Королевские оруженосцы из Лионии  ехали
бок о бок со своим королем. Кроме Гарриса, Пелан толком никого из них не
знал. Эти его спутники были одеты в форму лионийского королевского двора
- зеленую с золотыми узорами. Кроме того, в колонне  ехали  два  маршала
Геда - придворный маршал Секлис и маршал Сулинеррион, в  синих  с  белым
плащах с полумесяцем Геда на груди. Едва ли не на такое  же  расстояние,
как основная часть колонны, растянулся обоз: слуги, погонщики,  вьюки  с
припасами и всем тем, что королевские гвардейцы Тсайи  посчитали  нужным
взять с собой. Кроме того,  в  обозе  следовали  более  сорока  запасных
лошадей.
   Кьери огляделся  в  поисках  командира  когорты  королевской  стражи.
Накануне вечером он познакомился с ним перед самым отъездом  из  дворца.
Но сейчас он никак не мог узнать офицера среди других рыцарей.  Впрочем,
сам командир  стражников,  перехватив  взгляд  Пелана,  натянул  поводья
лошади, поравнялся с ним и поклонился:
   - Мой господин, не желаете ли вы сделать остановку на отдых?
   Кьери едва  не  рассмеялся,  но  заставил  себя  ответить  вежливо  и
почтительно:
   - Нет, капитан Аммерлин. Я привык к гораздо более долгим переходам. Я
просто хотел узнать у вас, каков обычный распорядок движения  на  марше,
которому следуете вы с вашими людьми.
   Аммерлин нахмурился:
   - Дело в том... Просто мы очень редко выезжаем так  далеко.  В  конце
концов, мы ведь королевская стража, наше дело - охранять дворец, столицу
и самого принца. Должен  признаться,  мой  господин,  что  скоро  лошади
выбьются из сил. Если нам предстоит долгая дорога...
   - До Лионии действительно далеко, - сказал Пелан. Ему  казалось,  что
они не едут верхом, а ползут.  Опытный,  привычный  к  долгим  переходам
пеший воин вполне мог бы следовать за такой колонной, не боясь  отстать.
Впрочем, Пелан прекрасно понимал, что нет никакого смысла  требовать  от
временно  переданных  ему  в  подчинение  людей   того,   на   что   они
действительно не способны. Еще меньше  он  хотел  бы  уязвить  самолюбие
Аммерлина.
   - Я полагаю, что нам  вполне  можно  сделать  остановку,  чтобы  дать
лошадям передохнуть, - сказал Кьери.
   Аммерлин  поклонился,  поблагодарил  его  и  подал  условный   сигнал
остановки.  Сзади  послышался  какой-то  шум   и   недовольные   голоса,
смешавшиеся с лошадиным ржанием. Оказывается, Воссиг  вместе  со  своими
солдатами наехал на последних всадников в  колонне  королевской  стражи.
Пелан  громко  прокричал  приказ  остановиться  и  хмуро  посмотрел   на
подъехавшего Воссига. Маршал Секлис, в свою очередь, улыбнулся  сержанту
и, подмигнув ему, сказал:
   - Мне кажется, вы сделали это нарочно.
   - Да что вы, господин маршал! Просто у нас в роте не знают принятых у
них сигналов. Секлис добродушно рассмеялся:
   - Мой господин, по-моему, солдаты вашей  роты  всегда  могли  держать
нужный интервал без каких бы то ни было сигналов. Может быть, вы  что-то
изменили в их подготовке или они так устали из-за долгого изнурительного
перехода?
   - Вполне возможно, - не удержавшись от улыбки, сказал Пелан.
   Уже спешившийся к тому времени Аммерлин подошел  к  герцогу,  и  тот,
напустив на себя предельно серьезный вид, спросил:
   - Сколько времени потребуется на отдых?
   - Примерн