Кеа вскоре обнаружил подходящего кандидата.
     Через три улицы от них находился  переулок  Святых  Людей.  Крошечные
витрины и лавочки,  и  в  каждой  -  шаман  или  священник,  ищущий  новых
послушников. Кеа ворвался в дом,  торопясь  сообщить  Леонг  Сак  о  своем
открытии.  Храм  Всеобщего  Знания.  Чуть  больше  остальных  лачуг  -   с
множеством микрофиш и книг. Там даже  был  старенький  компьютер,  который
имел выход на университетскую библиотеку.
     Леонг Сак обещала мальчику сходить в этот  храм.  И  сдержала  слово.
Внутри пахло пылью и еще чем-то неприятным, так же как и от "священника" -
лысеющего,  подобострастного  человека,  который  сказал,  что  его  зовут
Томпкинс. Да, они его правильно  поняли.  Никто  не  может  знать  слишком
много. Только когда человек  узнает  все,  он  достигнет  абсолюта;  нужно
учиться всю жизнь и, если повезет, в течение всех будущих жизней тоже. Вот
тогда-то и наступит переход. Он послушал, как Кеа читал вслух. Затем задал
ему несколько вопросов - они  озадачили  бы  выпускника  средней  школы...
Томпкинс сиял. Да,  он  с  удовольствием  возьмет  Кеа  в  ученики.  Нужно
платить... и он назвал удивительно низкую сумму. Леонг  Сак  увидела,  как
Томпкинс смотрит на мальчика,  и  попросила  Кеа  выйти  из  комнаты.  Она
сказала, что мальчика не следует приобщать к религии. Если Кеа сам захочет
стать верующим... что ж, так тому и быть.
     Тут  нет  никакой  проблемы,  постарался   успокоить   ее   маленький
человечек.
     - И еще одно, - проговорила старая женщина.
     Томпкинс вскрикнул, когда в сморщенной руке Леонг Сак сверкнула сталь
и лезвие маленького изящного кинжала с перламутровой  рукояткой  коснулось
его груди.
     - Ты не посмеешь коснуться ребенка, - сказала она  почти  шепотом.  -
Даже думать об этом не станешь. Потому что иначе... горько пожалеешь,  что
твой друг, смерть, долго не может тебя отыскать.
     Томпкинс содрогнулся. Кинжал исчез.
     Была ли Леонг Сак  права  или  нет,  но  маленький  человечек  всегда
оставался прекрасным и корректным учителем для Кеа.  Вероятно,  если  даже
Томпкинс и имел  какие-то  дурные  намерения  относительно  мальчика,  они
исчезли, когда он увидел, с какой легкостью  ребенок  впитывает  все,  что
учитель  ему  рассказывает.  Особенно  силен  Кеа  был  в  математике.   В
инженерном деле. Физике. Однако его интерес всегда оставался практическим.
Абстрактные теории его мало привлекали. Когда Кеа исполнилось  двенадцать,
Томпкинс  спросил,  почему  он  гораздо  меньше  интересуется  -  хотя   и
невероятно много читает - социальными науками.
     Кеа серьезно посмотрел на Томпкинса, словно сомневался, стоит ли  ему
доверять.
     - Точные науки -  вот  что  поможет  мне  выбраться  отсюда,  мистер.
Отсюда... и туда. - Он показал вверх.
     Томпкинсу  потребовалось  несколько  мгновений,   чтобы   сообразить:
мальчик имел в виду звезды.
     Ричардс учился  и  другим  вещам:  быстро,  без  колебаний  принимать
решения, уметь  распознать  фальшивую  монету  и  избавиться  от  нее,  не
привлекая к своей особе излишнего внимания, говорить на четырех и понимать
еще три других из более чем двенадцати языков, на которых говорили  в  его
округе. Он вырос высоким, сильным и  красивым  юношей.  Улыбка  и  голубые
глаза помогли ему найти новых учителей, которые обучили Кеа  иным  наукам.
Некоторые были хихикающими  девчонками  его  возраста,  другие  -  немного
постарше. А кое у кого даже  были  мужья.  Он  приобрел  привычку  сначала
заглядывать за занавески в спальне, а  уж  потом  снимать  штаны;  овладел
искусством выпрыгивания с балкона второго этажа - не ломая себе  при  этом
рук и ног.
     Кеа  научился,  куда  нужно  бить  противника,  чтобы   нанести   ему
наибольший урон, не поранившись самому. И что еще полезнее, когда бить,  а
когда  этого  делать  не  следует.  Иногда  одних  кулаков   не   хватало.
Требовалось некое  преимущество.  И  этому  он  тоже  научился  быстро.  В
учителях  недостатка  не  было.  В  городе   Каханамоку   полиция   всегда
разгуливала большими отрядами, а над головами у них - на всякий  случай  -
постоянно дежурили гравитолеты.
     Когда Кеа исполнилось  четырнадцать,  Томпкинс  приготовил  для  него
целую серию тестов. Юноша уверенно справился со всеми.  Томпкинс  не  стал
говорить Кеа, что это были за  тесты,  но  Леонг  Сак  он  рассказал,  что
мальчик  выдержал  стандартные  вступительные   экзамены   в   Космическую
академию, расположенную на материке.
     - Стоит ли ему туда отправляться? - поинтересовалась Леонг Сак.
     Томпкинс покачал головой.
     Даже если Кеа хотел отправиться в космос, такой  путь  не  для  него.
Академия сделает из Ричардса военного, а Томпкинс считал, что Кеа способен
на большее. Томпкинс не стал вдаваться в подробности.


     Космический корабль был совсем  крошечным  -  во  всяком  случае,  по
сравнению с тем, что Кеа видел на картинках с космическими  лайнерами  или
планетолетами, похожими  на  разбросанные  по  воде  за  далеким  барьером
апельсины. На корабле не было никакой надписи, по которой  можно  было  бы
определить его назначение. Но Кеа  знал,  что  "Дискавери"  -  космический
корабль, один из пяти  настоящих  космических  кораблей,  остававшихся  на
Земле. Два других разобрали на металлолом; остальные крутились  на  орбите
вокруг Марса.
     Стар-драйв  корабля  был  совсем  простым,  рассчитанным  на  дурака.
Мигнешь - Альфа Центавра. Скажешь слово - Луитен 726-Б. Целое  предложение
- Эпсилон Инди. Выпьешь  полчашечки  кофе  -  созвездие  Арктура.  Главная
проблема  -  топливо  для  такого  двигателя.  Корабль  уже  совершил  два
путешествия, и маловероятно, что ему суждено  когда-нибудь  отправиться  в
третье.  Чтобы  изготовить  топливо  для  одного   полета   -   уникальную
синтетическую смесь, - требовались целых пять лет, мощный научный институт
и ресурсы целой державы. Но даже и в этом случае  удавалось  синтезировать
горючее, которое позволяло двигателю работать только на половину мощности.
Корабль опередил свое время, как танк Леонардо или аэроплан Лилиенталя.
     Словно загипнотизированный, Кеа смотрел на стройные контуры  корабля,
размышляя о том, псе он уже успел побывать и куда бы еще мог  отправиться.
Только когда спустились сумерки, Кеа ушел  домой.  Но  он  снова  и  снова
приходил сюда.


     Когда Кеа исполнилось шестнадцать, Томпкинс умер. После похорон юноша
и Леонг Сак посмотрели друг на друга.
     - Мы должны выяснить, - твердо сказала она, - была ли у него семья, и
попытаться связаться с ней.
     Они тщательно обыскали разваливающийся дом и обнаружили документы, по
которым можно было проследить  историю  жизни  неудачника.  Им  так  и  не
удалось найти ни  одного  человека,  с  которым  бы  Томпкинс  дружил  или
которого любил - на Земле или на  других  планетах.  Однако  они  отыскали
маленький древний сейф. Леонг  Сак  долго  сомневалась  и  все-таки  потом
сказала Кеа, что, вероятно, им следует открыть его. Может, он знает  того,
кто сумеет справиться с этой задачей.
     Кеа знал: он сам.
     Мальчик на несколько лет  старше  как-то  показал  ему,  что  следует
делать в таких случаях. Кеа повернул круг с цифрами и прижал ухо к дверце.
Как и говорил тот мальчик, он услышал щелчки, а потом сейф легко открылся.
Внутри лежало два конверта. В одном нашли  почти  две  тысячи  долларов  в
новых кредитках и завещание. Деньги предназначались Кеа. В другом - анкеты
и точные инструкции, как их заполнить и кому послать.  Пожилая  женщина  и
мальчик стояли  потрясенные  в  грязной,  разваливающейся  лачуге.  Однако
инструкции были абсолютно однозначными.
     Кеа заполнил бумаги и отослал их человеку,  живущему  на  континенте.
Через неделю он получил толстое письмо,  в  котором  говорилось,  что  ему
необходимо связаться с одним человеком в Оаху.  Кеа  должен  будет  пройти
испытания.
     Он сделал все, как было предложено, и они стали ждать.
     Когда прошло шесть недель, они решили, что вся эта история или шутка,
или полное безумие, - и в этот самый момент Кеа получил  ответное  письмо.
Оно  было  от  Директора  приемной  комиссии   Калифорнийского   института
технологии из города Пасадина. Его приглашали приступить к занятиям осенью
2182 года нашей эры в качестве студента первого курса.
     Кеа Ричардс победил. Он не будет жить до самой смерти  в  Каханамоку.
Теперь он свободен.



                                    22

     ПАСАДИНА, 2183 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ.
     Кеа сидел на краю Миликан-Пот и ждал встречи с  умными  ребятами.  До
сих пор ему таковых не попадалось. Калифорнийский технологический институт
разочаровал его, Кеа начал это понимать уже в начале второго курса. Первый
год прошел как  в  тумане  -  огромные  аудитории,  дорогое  оборудование,
одиночество и работа. У Кеа практически не было возможности узнать мир,  в
котором он оказался. Перед Рождеством 2182  года  умерла  Леонг  Сак,  Кеа
сообщили о ее смерти только после похорон.
     Калифорнийский институт оказался такой же  фальшивкой,  как  и  любое
религиозное  заведение  в  переулке  Святых  Людей.  Как   и   при   любом
высококлассном   надувательстве,   со   стороны   все   выглядело   просто
замечательно. Здесь работало гораздо больше нобелевских лауреатов,  чем  в
Хьюстоне или Луанде, но большинство из них читали один  или  два  обзорных
курса, а иногда возглавляли программы  для  горстки  тщательно  отобранных
выпускников. Учебное заведение, насчитывающее более  двадцати  пяти  тысяч
студентов,  приближалось  к  своему  трехсотлетнему  юбилею  и   считалось
вершиной современной архитектуры и воображения.  Практически  единственным
строением, оставшимся от "прежних дней", - иными словами, с тех  пор,  как
институт начал расползаться в разные стороны и поглотил не только  колледж
соседнего города, но и центр самого города, - был фонтан,  возле  которого
сидел Кеа, а  еще  Керхофф-холл,  выстроенный  в  испанском  стиле.  Здесь
занимались профессиональной ориентацией первокурсников.
     Учеба  главным   образом   заключалась   в   зубрежке:   механическом
запоминании  разнообразных  сведений  с  последующим  изрыганием   их   на
очередных  экзаменах.  Оба  теоретических  курса,  которые   Кеа   выбрал,
казалось, проповедовали модификацию прошлых достижений вместо того,  чтобы
учить студентов самостоятельно мыслить.
     Кеа был не настолько глуп,  чтобы  предполагать,  что  Калифорнийский
институт будет безупречным учебным заведением и  посвятит  его  в  Древние
Секреты. Но он надеялся познакомиться здесь с какими-нибудь  неординарными
мыслителями, учеными,  способными  шагнуть  дальше  давно  известных  всем
истин, а не бессмысленно  повторять  ошибки  прошлого.  Возможно,  великие
ученые где-то и существовали, думал Кеа, просто он слишком молод  и  глуп,
чтобы понять, кто они и где их следует искать. Да. А может  быть,  великим
ученым все осточертело и они отправились преподавать  на  другие  планеты,
Ганимед или Марс.  Однако,  если  это  так,  почему  же  в  Калифорнийском
технологическом учится так много выходцев с других планет?
     Впрочем, сомнения Кеа никак не сказывались на его работе  -  он  имел
надежный средний балл 4,0 и в  прошлом  году  в  течение  обоих  семестров
входил  в  почетный  список  Основателя.  Полный  порядок.  Нужно   только
поддерживать  на  нужном  уровне  оценки,  моральный  дух  и  гениталии  и
улыбаться - верный путь добиться успеха. А это означало, грустно размышлял
Кеа, что его почти наверняка  затянет  в  сети  один  из  суперзаводов,  и
когда-нибудь, если он будет вести себя хорошо, ему позволят поставить свое
имя на "чрезвычайно элегантном" решении компьютерной задачки.  Или  -  еще
более потрясающая перспектива -  какой-нибудь  второстепенный  процесс  на
каком-нибудь заводишке по производству синтетической дряни назовут  в  его
честь.  Возможно,  даже  наградят  бесплатной  двухнедельной  поездкой  на
Никс-Олимпику. На один из маленьких пиков, конечно.
     Кеа неожиданно ухмыльнулся. "Ты прав, приятель, - подумал  он.  -  Не
остается никакого  выбора,  кроме  самоубийства.  Ложись  перед  очередным
поездом и жди, когда он,  такой  небесно-голубой,  тебя  переедет..."  Кеа
посмотрел на часы - в этом году стало модно носить на запястье устройство,
показывающее время, - и сообразил, что если он еще немного тут посидит, то
опоздает  на  работу.  Он  успевал  только  забросить  чемоданчик  в  свою
крошечную комнату, за которую платил немыслимые деньги, и переодеться.
     "Не думай обо всех этих глупостях. Ты никогда не станешь  винтиком  в
чужой машине. Черт возьми, можно вернуться обратно на Мауи  и  начать  все
заново,  стать  гангстером...   Или   наняться   на   звездолет   дальнего
следования..."
     Кеа вздрогнул и застегнул куртку. Ему вдруг стало холодно.
     Осеннее солнце совсем не грело.


     Дешевая забегаловка, в которой  работал  Кеа,  находилась  в  районе,
пользующемся дурной репутацией. Кеа удалось обнаружить,  когда  он  сорвал
бесконечные  слои  обоев  и  краски,  что  миллионы  лет  назад  заведение
называлось "Веселое кафе". Теперь, похоже, забегаловка не  имела  никакого
названия. Разрешение было выдано на имя владельца, здоровенного громилы по
имени Буно; расплачивались тут только наличными.
     Буно не верил никому, кто прилично выглядел, иными словами, не  носил
на лице шрамов, следов многочисленных драк  -  типам  вроде  Ричардса,  не
говоря уже о студентах  Калифорнийского  технологического,  нуждающихся  в
подработке. Однако Кеа, который прекрасно помнил кулинарные рецепты  отца,
а в последние годы регулярно готовил для Леонг  Сак  и  себя,  настоял  на
своем. Кроме того, Буно решил, что будет  весьма  забавно  понаблюдать  за
тем, как какой-нибудь козел захочет выставить мальчишку на посмешище.  Кеа
получил работу.
     Теперь стойку  бара  украшала  небольшая  зазубрина,  вокруг  которой
расползлось темное пятно. А посетители оставили Ричардса в покое -  многие
были свидетелями того, как он, схватив здоровенный нож для  рубки  мяса  и
отрубив руку напавшему на него бандиту, не стал обращаться в полицию.
     Кеа работал  с  16.00  до  не  вполне  определенного  времени,  когда
забегаловка закрывалась,  что  означало:  последний  пьяница,  спотыкаясь,
выбирался на улицу, а  других  желающих  подзаправиться  не  предвиделось.
Обычно посетителей было совсем немного, и Кеа мог спокойно заниматься.
     Только не этой ночью. Клиенты постоянно прибывали, причем  среди  них
даже попадались трезвые. Около девяти завалилась компания из дюжины  почти
невменяемых пьянчуг. Да уж, сегодня будет явно  не  до  занятий.  А  потом
прибыл Остин Баргета. Кеа, который заканчивал готовить большой бутерброд с
яичницей и беконом для одного из пьяниц,  не  заметил,  как  Остин  вошел.
Однако сразу узнал характерный голос, когда тот громко попросил меню.
     Кеа несколько раз встречался с Остином раньше - они  вместе  страдали
на курсе общей теории частиц и ее приложении к драйву Юкавы. Баргеты  были
чрезвычайно богаты. Семейное состояние родилось вот уже  четыре  поколения
назад, когда блестящий изобретатель заработал триллионы,  построив,  среди
прочего, первый портативный астрографический прибор. Потом он  женился  на
дочери одного из самых почитаемых японских банкиров-якудза -  так  и  была
основана династия. Теперь семья владела огромным капиталом, большая  часть
которого была вложена в холдинговые компании, межпланетное строительство и
транспорт. Каждое новое поколение Баргета стояло перед выбором  -  ребенок
мог превратиться либо в главу семьи, либо жить  на  проценты  с  капитала.
Глава  семьи  должен  был   доказать   свою   жизнеспособность,   управляя
строительно-транспортным отделением компании, где риск  потерпеть  неудачу
был  чрезвычайно  велик,  в  то  время   как   профессиональные   банкиры,
остававшиеся за сценой, управляли  громадной  финансовой  империей.  Стать
Избранником означало получить в свое распоряжение невероятное богатство  и
власть.
     Остин Баргета должен был  унаследовать  бразды  правления  компанией,
так, во всяком случае, слышал  Кеа.  Однако  злые  языки  утверждали,  что
только имя позволяет молодому отпрыску влиятельного семейства удерживаться
на плаву.
     - Остин.
     Баргете потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить,  кто  такой
Ричардс. Он совсем не был снобом, просто  уже  усам  набраться  ничуть  не
меньше тех пьяниц, что зашли в бар перед ним.
     - А, это ты, Ричардс... Мы с тобой, кажется, встречались в институте.
Что ты делаешь здесь?
     - Кое-кому, - ответил  Кеа,  -  приходится  работать.  Ты,  наверное,
слышал про такое  слово  "работа"?  Некоторые  люди  этим  занимаются.  За
деньги.
     - А-а. Да-да. Извини. Я ничего такого... Я  не  хотел  ничего  такого
сказать... Пил тут вино, ну, ты понимаешь.
     - Угу. Остин, тебе бы  нужно  что-нибудь  съесть.  И  вообще  это  не
слишком подходящее для тебя место.
     - Почему? - Баргета посмотрел по сторонам, но ничего от  закопченного
потолка до надписей на стенах, казалось, не задержалось в его сознании.  -
Вполне... все натуральное.
     - Это уж точно. Ладно. - Кеа пожал плечами. Нужно накормить  парнишку
- именно так Кеа мысленно называл Баргету, хотя тот был на год его старше,
- и выставить отсюда. - Хочешь что-нибудь поесть?
     Баргета постарался сосредоточиться на меню. Он все  еще  изучал  его,
когда один из пьяниц закричал:
     - Эй, козлина, если ты закончил нашептывать своей сучке на ушко, я бы
заказал себе чего-нибудь пожрать.
     Кеа не стал обращать внимания на эти глупости. Но Баргета не привык к
подобному обращению. Он так и взвился, покраснел... "Ну прямо как в  кино,
- подумал Кеа, - только этого мне не хватало".
     - Я так понимаю, - сказал Баргета, стараясь четко выговаривать слова,
- что твою мать зовут грязная задница, или я ошибаюсь?
     Пьянчуга начал накатывать на Баргету. Только  тут  Кеа  заметил,  что
пьяница - самоанец. Немногие другие  жители  Пасадины  в  любом  измерении
составляли два  метра.  Кроме  того,  Кеа  знал,  что  культура  самоанцев
строится на почитании матери, так что  очень-скоро  Баргета  окажется  под
паровым катком. Богатый дурачок встал в нечто, напоминающее боевую стойку,
когда увидел, как приближается самоанец.
     Кеа схватил здоровенную стопку монет, завернутых в бумагу, из  кассы.
Баргета двинул самоанца  в  челюсть.  Тот  крякнул,  но  больше  никак  не
отреагировал на нападение. А потом  размахнулся,  попал  Остину  в  плечо,
отчего юнец отлетел назад и рухнул на стойку  бара.  Кеа  незаметно  сунул
Баргете в руку сверток с монетами. Пальцы Остина сжались, передали в  мозг
информацию о том, что лежит в кулаке, и  он  метнулся  вперед,  забыв  обо
всем, чему его учили на занятиях по самообороне. Затем  он  со  всей  силы
ударил.
     Самоанец даже не стал отклоняться, Остин снова попал ему в челюсть, и
Ричардс услышал хруст ломающихся костей. Самоанец взвыл от  боли,  хлынула
кровь, и он сполз на пол. Его челюсть повисла под каким-то странным углом.
Приятели поверженного громилы  вскочили  на  ноги  -  а  Кеа  достал  свой
мясницкий нож и нажал кнопку вызова полиции еще до  того,  как  те  успели
что-нибудь предпринять. В такой ситуации вызов полиции в порядке вещей - в
компании не было ни одного местного парня.
     К тому  времени,  как  прибыл  наряд  полиции,  Кеа  успел  незаметно
вытащить сверток с монетами из кулака Остина  и  засунуть  его  обратно  в
кассу. Полицейские упрятали самоанца с разбитой мордой  в  свой  фургон  и
приказали его приятелям выметаться. А затем обратили внимание  на  Остина.
Кеа снова под влиянием импульса сказал,  что  позаботится  о  нем,  вызвал
такси, проверил, хватит ли Остину денег,  чтобы  заплатить  за  дорогу  до
дома, и принялся закрывать заведение.  Ему  в  голову  пришла  неож