искушенными  в  технике,  особенно  Алекс,  но  требуемые
операции находились далеко за гранью их познаний.
     Известно, что из памяти компьютера почти невозможно стереть  что-либо
так, чтобы  не  осталось  следа.  Бели  вы  уничтожили  запись,  останется
резервная копия. Если уничтожить и ее, останется "отпечаток" - по  крайней
мере, до тех пор, пока поверх него не сделана  новая  запись.  Но  даже  и
тогда в некоторых случаях удается многое восстановить.
     Первыми на стол вскрытия легли компьютеры. Оттуда была извлечена куча
изумительных по своей запутанности контрактов, из которых явствовало,  что
Ловетт и его друзья вряд ли  были  бизнесменами  чистыми,  как  стеклышка.
Информацию сохранили для  возможного  использования  позже  в  гражданских
судах, когда (если?..) Тайный Совет будет повержен.
     Но компьютеры не содержали записей телефонных разговоров.
     Зато стол для совещаний оказался кладезем.
     У этого стола много лет-тому назад Сулламора опрокидывал законы. В то
время он был  единственным,  кто  мог  вылезти  сухим  из  воды,  заключив
контракт на убийство пресс-лорда и договор на услуги Венлоу. Делал он  это
совершенно   откровенно   -   все   договоры   могли   свободно    служить
доказательствами. А еще в столе оказалась пластиковая магнитная  карточка,
на которой было записано формальное признание вины, преамбула к  убийству.
Первой на карточке стояла  подпись  Кайса,  за  ней  следовали  другие.  У
каждого  заговорщика  была  карточка  со  всеми  подписями.  Такую  именно
карточку и нашел техник, потрошивший стол.
     Восстановленное изображение, которое  несла  карточка,  было  плохим,
перекрывалось  фотографией  улыбающейся  пары  стариков,  судя  по  всему,
чьих-то родителей, непонятным образом влезших в магнитную карту. Возможно,
ее совали в домашний видеорекордер.
     И все-таки текст сохранился.
     "Мы... взвесив все обстоятельства, пришли к...  заключению...  Вечный
Император  страдает...  крайне  опасной   психической   нестабильностью...
определяется  последующими  традициями...  Выступая...  против  тирании...
историческое  право...  устранение...  и,  вследствие   этого,   получение
полномочий... самые крайние меры... разрушить... уничтожить тирана... дабы
обеспечить свободу..."
     Документ,  может  быть,  и  неполный,  но  весьма  красноречивый.   И
абсолютно неповрежденными остались личные "оттиски" - подписи: Кайс, Краа,
Т.Сулламора, Ловетт, Мэлприн.
     - Мне, вероятно, удастся восстановить более  полно,  сэр.  Здесь  еще
остались кое-какие  "призраки",  которые  я  не  смог  идентифицировать  и
устранить.
     Стэн был вполне доволен. Может быть, некоторые несущественные винтики
и пружинки и оказались потеряны, но "дымящееся ружье" - вот оно!



                                    31

     Стэну было нужно "отдохнуть и оправиться". Очень нужно. Он знал,  что
причины  чувствовать  умственную,  телесную  и   эмоциональную   усталость
имелись, однако чувство непонятной вины сверлило его. Он просто обязан был
сидеть в задних рядах зала суда, следя за кропотливой  работой  Трибунала,
по мере которой все ближе подходил момент решения.
     Исторический момент.
     Что он сможет сказать внукам? "Да, я был тогда рядом.  Очень  близко.
Но  валялся  пьяный,  ничего  не  помню;  ничего  не  могу  рассказать.  Я
оттягивался".
     Килгур поймал его на логической ошибке.
     - Черта с два у тебя будет хоть один внук, - сказал он. Да и вряд  ли
ты хочешь, чтобы он у тебя был. Дай себе  отдых.  Скоро  наступит  большая
Мясницкая работа.
     Махони вторил Килгуру:  мол,  он  не  думает,  что  есть  хоть  малая
вероятность  того,  что  Трибунал  затребует   какое-либо   доказательство
убийства, проведенного на Земле.
     - Спокойнее, адмирал. Лучше бы ты уехал за город,  когда  они  начнут
вызывать свидетелей. Поброди где-нибудь. Развейся. Я пошлю за тобой, когда
будет нужда. А она наступит скоро.  Чего  удивляться,  ведь  Тайный  Совет
задумал карательную  операцию.  Худо-бедно,  но  они  сколотили  флотилию;
собрали коллекцию отборного дерьма - самых преданных и  тому  подобное.  В
переводе - тех, кто измазался в крови  во  время  чисток,  доказывая  свои
патриотизм и верность. Мы должны оказать  им  соответствующий  прием.  Ото
побуждает к действию забастовочные комитеты на их  кораблях.  Он  считает,
что  нет  ничего  лучше,  чем  поставить  на  мостик  управления  тебя,  -
рассмеялся Махони. - Какова переменчивость карьеры на военной  службе,  а?
Сегодня ты полицейский сыщик, завтра - адмирал флота.
     Стэн оставил при себе мнение о  военной  службе  -  в  любом  составе
Вооруженных Сил, - удалился на квартиру и задумался о  небольшой  вакации.
Пойти с туристами и петь в компании у костра? Нет, решил он. Не  то  чтобы
его терзали муки утраченной любви - по крайней мере, он так не считал.  Но
все равно это не то.
     Экскурсия по городам? Тоже нет.
     Стэн думал, думал... Надо найти что-нибудь, что могло  бы  встряхнуть
его.
     И нашел. Скалолазание. Жесткий вариант.
     С помощью приспособлений можно  забраться  на  что  угодно.  В  вашем
распоряжении и гравиприсоски, и  паутинный  лифт,  и  тросовые  ружья.  Но
настоящие скалолазы не признают ничего этого и лазают сами  по  себе.  Без
технической поддержки.
     Такое занятие попахивает самоубийством, зато не скучно.  В  нем  была
какая-то привлекающая к себе сумасшедшинка.
     Он нашел подходящий склон - отвесную скалу, иглой  торчавшую  посреди
самой  пустынной  зоны  Ньютона,  и   подобрал   минимальное   снаряжение,
достаточное лишь для того, чтобы  потом,  забравшись  наверх,  можно  было
слезть. Купил палатку, примус и другие мелочи.  Ругнулся,  сообразив,  что
придется  таскать  с  собой  рацию  и  виллиган.  "Ты  -  один  из   самых
разыскиваемых людей вне закона, не забывай об этом, дружок?"
     Стэн навестил Алекса и сказал, что уезжает. Килгур, занятый по  горло
заботами о проблемах безопасности на Трибунале, едва нашел время  хмыкнуть
и похлопать друга по плечу на прощанье.
     Стэн нашел свой взятый напрокат гравикар, а  в  нем  -  кое-что  еще.
Вернее, кое-кого, и не одного. Он забыл, что  слово  "одиночка"  сейчас  -
табу, по крайней мере, пока нынешняя чрезвычайная ситуация не  закончилась
и Совет не почил благополучно в могиле или не засел за решетку.
     Вот и пришлось брать с собой всю семерку своих телохранителей-бхоров,
а с ними Синд, и экипировать их не  хуже  себя  самого.  Стэн  хотел  было
воспротивиться, но подумал, что мало выиграет от этого. Отошлет их - мигом
появятся Килгур и Махони.
     Однако Стэн дал прямое указание охране разбивать свой лагерь отдельно
хотя бы на удалении в четверть километра от его стоянки. Их  компания  ему
совершенно не нужна - простите за невежливость, он не собирается сидеть на
скале, упираясь задом в их задницы.
     - Не думаю, чтобы киллеры, нанятые Советом, если они  идут  по  моему
следу, в чем я сильно сомневаюсь, прятались среди камней.
     Бхоры согласились.
     - Ваш приказ легко выполнить, адмирал, - проворчал один из бхоров.  -
Наш народ побивал рекорды по скалолазанию,  лишь  когда  за  ним  гонялись
стрегганы.
     Итак, отдых и восстановление сил начинались не на самой  идиллической
ноте. В том же ключе и продолжались.
     Вершина - это все, что можно было увидеть на экране,  -  устремлялась
прямо ввысь почти на тысячу метров за облака. Она  начиналась  за  дальним
концом небольшого, круто поднимающегося альпийского луга, где бил  родник,
питающий маленький пруд холодной до ломоты в костях  водой.  Луг  окружали
старшие братья облюбованной Стэном вершины; они упирались своими  головами
в небо.
     Лужок был необитаем; там жили лишь какие-то сумчатые,  которые  внизу
обычно лазали по деревьям, несколько одичавших быкообразных да один так ни
разу и не попавшийся на глаза мелкий ночной хищник.
     Стэн разбил палатку, а его охрана, повинуясь приказу, остановилась  в
четверти  километра  поодаль,  скрывшись  в  зарослях  на  противоположной
стороне пруда. Стэн приготовил ужин,  поел  и  улегся  спать  сразу  после
сумерек. Спал он без сновидений; встав, собрал рюкзак  для  восхождения  и
направил свои стопы к вершине.
     Несколько  часов  он  провел,  полностью  сосредоточившись  на  ритме
подъема, на ощущении шершавого  холода  камня  под  пальцами,  на  чувстве
баланса. Наконец вбил крюк в трещину, закрепился веревкой и сел  рыться  в
рюкзаке в поисках перекуса.
     Осмотрелся  по  сторонам.  Неплохо.  Набрал  почти  двести  пятьдесят
метров. Может быть, стоит наметить  бивак  еще  повыше,  продолжить  осаду
вершины и одолеть ее раньше, чем планировал? Стэн уже заметил  по  крайней
мере шесть новых превосходных маршрутов, которые неплохо было бы  попытать
в ближайшие дни.
     Затем он глянул вниз...
     Восемь физиономий пялились на него из  кустов.  Телохранители  сидели
полукругом у основания скального столба и старательно таращили глаза.  Они
были на работе.
     Дьявол! Скалолазание не зрелищный спорт.
     Горный воздух будто звенел. Стэну хотелось запустить сверху заряд  из
тросового ружья - далеко ли  улетит,  -  или  хотя  бы  просто  наорать  с
вершины. "Валяй, Стэн, не стесняйся, - говорил он самому себе. - Почему бы
немного не поребячиться?"
     Но вместо этого он начал  спуск  и  оказался  внизу  часа  на  четыре
раньше, чем собирался, причем движение вниз уже совсем  не  так  поглощало
его внимание, как подъем.
     На следующий день  Стэн  сходил  по  другому  маршруту,  который  был
интересен только тем, что там не было удобных точек для глазения на него.
     И все-таки они такую точку нашли, преданные до  отвращения  хранители
его тела. Он изо всех сил заставлял себя  не  обращать  внимания  и  лезть
дальше, но его сосредоточенность, способность забыть обо всем, она... нет,
не рассыпалась вдребезги; он еще получал удовольствие от того, что делает.
Но он осознавал и все вокруг, вот что огорчало.
     Ночью,  после  совсем  невзыскательного  ужина,  чуть  приправленного
куркумовым корнем и съеденного соло,  "без  ансамбля",  он  никак  не  мог
уснуть. По ту сторону пруда виднелись слабые сполохи огня в лагере бхоров.
Видимо, они нашли сушняка и развели худосочный костерок. Он  почти  слышал
едва доносившиеся голоса. Почти слышал - или это казалось?  -  хрустальные
переливы смеха.
     Стэн шепотом выругался. Порылся в рюкзаке и  вытащил  бутылку.  Затем
надел ботинки и побрел в обход пруда на  огонь.  У  костра  гадали  только
четверо стражей его драгоценной особы. Он прислонил  бутылку  к  дереву  и
вошел в круг света. Синд и бхор выступили из темноты и опустили оружие.
     - Что-нибудь не в порядке?  -  отчеканила,  будто  выстрелила,  Синд;
глаза ее настороженно заскользили по темным кустам вокруг.
     - Э-э... нет. Я... просто что-то не  спится.  Я  подумал...  если  не
помешаю...
     Они с радостью приняли Стэна у костра и вежливо  отпили  по  глоточку
"скотча" императорского синтеза и разлива из бутылки, которую принес Стэн.
Потом хозяева  решили,  что  не  будет  нарушением  дисциплины,  если  они
пороются в своих припасах. Там совершенно случайно оказался стрегг. Вечный
Император как-то сказал, что  стрегг  в  три  раза  лучше  "белой  лошади"
(непонятно, что он имел в виду), так же, как "белая  лошадь"  в  три  раза
лучше материнского молока.
     Долго ли,  коротко  ли,  Стэн  со  своими  телохранителями  отдохнули
изрядно. Тишину альпийского луга то и дело нарушали выкрики наподобие  "За
замерзшую задницу  моего  папы!"  и  другие  бхорские  тосты.  Кульминация
вечеринки наступила, когда трое бхоров забросили Стэна в пруд.
     Стэн  проснулся  ранним  утром   в   совершенном   смятении.   Оценив
серьезность своего положения, он почувствовал себя совсем плохо. Он был  в
лагере бхоров. Голова Стэна покоилась на лодыжке  одного  из  них,  а  его
живот служил подушкой для другого. Прислушавшись к себе и окружающему,  он
осознал, что уже который час его атакуют нестерпимо  смертельные  молекулы
холодного  горного  воздуха,  вонзаясь  в  каждую   клеточку   похмельного
организма.
     В лагерь вошли, кривобоко скукожась, Синд и бхор.
     -  Просыпайтесь,  вы,  бурдюки  с  яйцами,  -   запинающимся   языком
произнесла Синд. - Вторая смена! Боже, как я замерзла.
     - Не могла бы ты мерзнуть не так громко, - ноющим тоном  подал  голос
Стэн. Он нашарил бутылку с "шотландцем", которая так и осталась недопитой,
и попытался сделать глоток. Нет. Жидкость "не приживалась"; желудок  Стэна
попытался убежать на дальний утес.
     Стэн поднялся на ноги. Болели ступни.
     - О Боже, я умираю.
     - Делайте это потише, адмирал, если вас не затруднит.
     Реплика нахальная. По уставу, Стэн должен был  сейчас  доказать  свою
способность командовать  -  послать,  например,  всех  в  пятикилометровую
пробежку   или   повелеть   сделать   что-либо   наподобие,    столь    же
героически-адмиральское.
     Вместо этого он стянул с себя комбинезон и -  проклятые  приличия!  -
вошел в пруд и бродил там,  пока  холод  не  подсказал  ему,  что  злобные
молекулы больше не станут нападать. Тоща он натянул на мокрое тело комби и
решил съесть чего-нибудь.
     В тот день обошлось без восхождений.
     С этого момента  "отдых  и  поправка"  адмирала  Стэна  пошли  совсем
по-другому, не так, как он планировал. Один из бхоров спросил  его  насчет
скалолазания, и Стэн  показал  ему  пару  приемов  на  ближайшей  скальной
стенке. Синд уже проходила базовый курс скалолазания  раньше,  только  это
называлось "курс восхождения по наружной стороне сооружений".
     Так  и  пошло.  Лазание  целый  день;  дважды  он  просто  ходил   по
близлежащим  предгорьям.  Вечером  все  ели  в  компании.  Палатка   Стэна
перебралась в лагерь охраны.
     Стэн проводил много  времени,  беседуя  с  Синд.  С  ней  было  легко
разговаривать. Стэн подумал, что это, наверное, в некотором роде нарушение
субординации. "Чьей субординации? - спрашивал он себя. - Ты теперь никакой
не адмирал, говоря строго формально. Да и хотел бы ты им оставаться?"
     Он пытался заставить Синд, чтобы та перестала обращаться  к  нему  по
званию и выбросила это изобилие  "сэров",  которыми  она  пересыпала  свою
речь. Рассказывал ей о дьявольском мире  заводов,  где  он  вырос.  Кратко
упомянул о семье. Говорил об Алексе Килгуре, о многолетних  совместных  их
похождениях. О войне он молчал.
     Вначале Синд растерялась. Перед нею была такая возможность  поучиться
у величайшего воина, мировой знаменитости; и вдруг она  обнаруживает,  что
слушает  его  басни  о  странных  существах,  с  которыми  он  встречался,
человекоподобных и не  очень,  одних  дружественных,  а  других  -  совсем
наоборот. И в этих рассказах не текли реки крови.
     Много,  много  раз  альпийский  лужок  слушал  звенящие  переливы  ее
хрустального смеха.
     Синд  рассказывала  о  том,  каково  расти  дочерью   секты   воинов,
исповедующей  религию  джихада  -  священной  битвы,  религию,  не  просто
изуродованную войной, но такую, где сами  боги  -  убийцы  и  выродки.  Ей
казалось естественным тяготение к бхорам.
     - А может, я просто перешла от поисков одного  убежища  веры,  -  она
использовала таламейнское слово, - к поискам другого?
     Стэн поднял бровь. Так это или не  так,  но  ее  речи  звучали  очень
замысловато для столь юной особы.
     Он рассказывал ей о краях, которые посетил. Тропики,  полярные  зоны,
безвоздушные  миры.  Леса  из  красного  дерева,  растущие  на  Земле.   А
собственный его мир носил скромное имя Мостик.
     - Возможно, я смогу показать тебе его. Однажды.
     - Возможно, - отвечала  Синд  с  едва  заметной  улыбкой.  -  Мне  бы
хотелось. Когда-нибудь.
     Они не спали вместе. Синд наверняка пошла бы к нему в палатку,  скажи
он об этом. Но он не говорил.
     "Очень странный отдых и поправка, - размышлял Стэн, когда  отпущенное
им самим для себя время вакации истекло и они все садились в гравитолет. -
Не то, чего я ожидал..."
     Но, может, именно то, что было нужно.



                                    32

     Трибунал  был  почти  готов  объявить  решение.   Вызваны   последние
свидетели  и  предъявлены  последние  доказательства;  суд   удалился   на
совещание. Последовали месяцы головоломной и задодробящей  работы  -  надо
вникнуть в смысл каждого свидетельства.
     Вначале Стэну казалось, что это великая привилегия - быть  допущенным
и наблюдать. Он, Алекс и Махони сидели в дальнем углу, в то время как  сэр
Эку и судейская коллегия обсуждали относительную ценность  каждой  детали.
Декан  Блайз  в  качестве  стенографистки  увековечивал  эти  усилия   для
официальной истории. Сэр Эку очень воинственно упирал на то, что,  как  бы
все ни кончилось, никто не должен иметь основания для  косого  взгляда  на
суд.
     Судьи с яростным воодушевлением разыгрывали порученные им роли. Уорин
оставался совершенно беспристрастным. Апус, несмотря на свою  ненависть  к
Тайному Совету, была ревностным защитником.  Иногда  Стэн  даже  одергивал
себя, чтобы вспомнить,  каковы  ее  настоящие  чувства  к  членам  Тайного
Совета. Одна часть его  разума  вскипала  злостью,  когда  Апус  неустанно
заделывала бреши в обороне Тайного Совета; другая восхищалась тем, с какой
серьезностью Апус исполняет свои обязанности.
     Однако  трудно  было  не  почувствовать  себя  "обделавшимся",  когда
информация, выкраденная Стэном из Арены Ловетта, оказалась отброшенной как
вздор, технический трюк или, возможно, даже сфабрикованная фальшивка.
     Ривас - тот, кто сначала был не согласен  с  Тайным  Советом  лишь  с
философской, а не личной позиции - стал его злым мучителем. И в зале, и  в
кулуарах он свирепо подавлял  любые  попытки  "развалить"  судебное  дело.
Стэна не волновало, когда и по какой причине Ривас изменил  свою  позицию;
он просто получал удовольствие, наблюдая атакующий стиль Риваса. Именно он
не давал упустить ни одной детали, указывая каждый раз на  обстоятельства,
которые нельзя игнорировать. И он же убежденно защищал идею  существования
секретного соглашения членов Тайного Совета как  доказательства  заговора,
если не более.
     А затем, по прошествии недель, глаза у Стэна полезли на лоб. Алекс  и
Махони чувствовали себя не лучше. Они стали сбегать из зала, когда  только
это было возможно, но, к несчастью,  скрываться  от  охотящихся  за  дичью
репортеров оказалось труднее, нежели переносить скуку. Так что они большей
частью сидели, глядя на судей, и страдали.
     Наконец  дело  приблизилось   к   финалу.   Трибунал   удалился   для
голосования. Ривас и Апус сняли свои  ролевые  маски  и  присоединились  к
Уорину  в  беспристрастном  рассмотрении.  Неопределенность  исхода  снова
подхлестнула интерес Стэна. Он подался вперед,  стараясь  не  упустить  ни
единого слова.
     - Думаю, мы больше не имеем права откладывать, уважаемые  господа,  -
начал речь сэр Эку. - Готовы ли вы вынести решение?
     Ответа Стэн не услышал - Алекс пихнул его  локтем  в  бок,  привлекая
внимание Стэна  к  Махони,  который  стоял  в  коридоре  у  дверей,  делая
торопливые  жесты,  означавшие,  что  Стэн  с  Алексом   должны   поскорее
встретиться с ним вне зала.
     Как только Стэн и Алекс закрыли за  собой  двери  зала  суда.  Махони
схватил их за обшлага и, притянув к себе, тихо сказал:
     - Ото сообщает, что в космопорту творится что-то очень странное.  Нас
ждут там. Прямо сейчас.
     На пути к порту Махони рассказал то немногое, что было ему  известно.
Похоже, прибыли с официальным визитом существа с Дьюсабла.
     - Чего хотят эти козлы? - была первая реакция Стэна.
     - Они же там все злыдни, змеюки почище любого  Кэмпбелла,  -  вставил
Алекс.
     - Это, конечно, все так, - сказал Махони. - У нас  нет  права  рубить
сплеча. Мы нуждаемся в любой помощи, которую тольк