им не знала, через какое, она отступила назад. И  посмотрела  на
Табора. Он улыбнулся.
   - Знаете, - сказал он, - вы плачете почти так же много, как мой отец.
   Впервые за много дней Ким рассмеялась, и сын Айвора рассмеялся вместе
с ней.
   - Знаю, - задыхаясь, сказала она. - Знаю. Разве это не ужасно?
   Он покачал головой.
   - Нет если вы умеете делать то, что вы сделали, - тихо ответил он.  И
так же внезапно, как появилась, эта мальчишеская улыбка исчезла.
   Теперь заговорил всадник:
   - Нам надо улетать. Я охраняю лагерь, и нас не было слишком долго.
   Ким гладила шелковистую гриву. Теперь она отступила назад, и в то  же
мгновение видение, которое так долго ускользало от нее, плавало на грани
сознания, внезапно сгустилось, и она увидела,  где  ей  надо  быть.  Она
посмотрела на Бальрат: он был тусклым и бессильным.  Ким  не  удивилась.
Это понимание пришло из ее души Ясновидящей, их общей с Исанной души.
   Она заколебалась, глядя на Табора.
   - Я хочу попросить тебя еще об одном  одолжении.  Согласится  ли  она
меня отнести? Мне надо проделать долгий путь, а времени мало.
   Его взгляд уже стал далеким, но ровным и спокойным.
   - Согласится, - ответил он. - Вы  знаете  ее  имя.  Мы  понесем  вас,
Ясновидящая, куда бы вы ни направлялись.
   Значит, настала пора прощаться. Она оглянулась и увидела, что три  ее
спутника стоят вместе неподалеку.
   - А нам куда идти? - спросил Фейбур.
   - К Селидону, - ответила она. Пока она стояла здесь, ей многое  стало
понятным, и в ней росло нетерпение. - Там была битва, и  именно  там  вы
найдете армию, тех, кто уцелел.
   Она посмотрела на Дальридана, который колебался, Держась позади.
   - Друг мой, - сказала она громко, чтобы все  слышали,  -  ты  сегодня
утром сказал Фейбуру слова, в которых заключается истина:  во  Фьонаваре
сейчас не может быть изгнанников. Иди домой и верни себе  свое  истинное
имя на Равнине. Скажи им, что тебя послала Ясновидящая Бреннина.
   На мгновение он застыл, сопротивляясь. Потом медленно кивнул.
   - Мы встретимся снова? - спросил он.
   - Надеюсь, - ответила Ким, шагнула вперед и обняла  его,  а  потом  и
Фейбура. Потом посмотрела на Брока:
   - А ты?
   - Я пойду с ними, - ответил он. - Пока мой король не вернется  домой,
я буду верой и правдой служить авену и Верховному правителю. Прошу тебя,
будь осторожна, Ясновидящая. - Голос его звучал ворчливо.
   Она подошла поближе и по привычке проверила сделанную ею  повязку  на
его голове. Затем наклонилась и поцеловала его в губы.
   - Ты тоже, - шепнула она. - Мой дорогой.
   И в самом конце она повернулась к Руане, который  ее  уже  ждал.  Они
ничего не произнесли вслух.
   В своем сознании она услышала его тихий голос:
   "Пусть Ткач крепко держит твою нить в руке, Ясновидящая".
   Это было именно то, что ей больше всего хотелось услышать - последнее
прощение, хотя она не имела права на прощение. Она взглянула  вверх,  на
его  огромную,  с  белой  бородой  голову  патриарха,  в  мудрые  глаза,
повидавшие так много. "И твою, - ответила она молча. - Твою нить, и нити
твоего народа".
   Потом она медленно вернулась туда, где ждал Табор, и села позади него
на спину единорога, сказала ему, куда ей надо попасть, и они полетели.
   До рассвета еще оставалось несколько часов, когда Имрат  опустила  ее
на землю. Не в том месте, где шла  война,  а  в  единственном  месте  во
Фьонаваре, где она знала минуты  покоя.  Тихое  место.  Озеро,  подобное
жемчужине, сверкающее в лунном свете. Домик у озера.
   Имрат снова поднялась в воздух, как только  Ким  сошла  на  землю,  и
парила рядом. Ей не терпится вернуться, понимала Ким.  Отец  дал  Табору
задание, а она, Ким, отвлекла его, уже дважды.
   - Спасибо, - сказала она. Больше ей ничего не пришло  в  голову.  Она
подняла руку прощальным жестом.
   Табор ответил ей тем же, и она с горечью заметила, что лунный свет  и
звезды сияют сквозь него. Затем Имрат расправила крылья и исчезла вместе
со всадником. На мгновение они превратились в еще одну звезду,  а  потом
совсем пропали.
   Ким вошла в домик.
 
Часть II 
БАШНЯ ЛИЗЕН 
 
Глава 4 
 
   Облокотившись  на  поручни  на  корме,  Пол  наблюдал,  как  Ланселот
тренируется, ведя бой с собственной тенью. Это происходило большую часть
вчерашнего дня с того момента,  как  они  отплыли  из  Кадер  Седата,  и
продолжалось сегодня утром и днем. Теперь солнце  светило  им  в  спину.
Ланселот стоял спиной  к  солнцу,  наступал  и  отступал  вдоль  палубы,
скользил и вращался в сложном танце, а его меч делал выпады и  парировал
воображаемые удары с такой  быстротой,  что  глаз  не  в  состоянии  был
уследить за ними.
   Почти все члены команды "Придуин" некоторое время наблюдали  за  ним,
либо тайком, либо, как Пол, в  открытую,  с  восхищением.  Пол  в  конце
концов начал различать некоторую упорядоченную схему в  том,  что  делал
Ланселот. И, наблюдая бесконечно повторяющиеся упражнения, понял кое-что
еще.
   Это была не  просто  разминка  человека,  только  что  вырванного  из
объятий смерти в Чертогах  Мертвых.  По  этим  непрерывным,  настойчивым
повторениям Пол в конце концов понял: Ланселот  изо  всех  сил  пытается
скрыть поднимающиеся в нем чувства.
   Он смотрел, как темноволосый  человек  выполняет  свои  тренировочные
упражнения, без суеты, не расходуя зря ни единого движения. Сейчас,  как
и всегда, в Ланселоте было спокойствие, ощущение тихого  озера,  которое
без усилий поглощает рябь бурной жизни. На  первый  взгляд  это  внушало
глубокую уверенность, и эта уверенность присутствовала с  того  момента,
как он появился среди них, поднятый с  каменного  ложа,  чтобы,  в  свою
очередь, вернуть из мира мертвых Мэтта Сорина.
   Пол  Шафер  был,   однако,   слишком   мудрым,   чтобы   воспринимать
происходящее только с внешней стороны. Он был Пуйлом  Дважды  Рожденным,
говорил с Богами и призывал их к себе, провел три ночи на Древе Жизни, и
вороны Морнира всегда находились  невдалеке  от  него.  "Придуин"  плыла
обратно, к битвам, и тренировка Ланселота  как  раз  подходила  для  той
роли, которую ему предстояло сыграть, когда они снова сойдут на берег.
   Но на берегу их ждала не только война, но и кое-что, или кое-кто еще:
Джиневра.
   В упорных физических упражнениях Ланселота,  какими  бы  размеренными
они ни были, Пол читал эту истину так же ясно, как в книге, и говорилось
в этой книге о безграничной любви и предательстве и  о  печали,  которая
способна сковать сердце.
   Артур Пендрагон, стоящий на носу вместе  с  Каваллом  и  глядящий  на
восток, был единственным человеком на  корабле,  который  ни  минуты  не
потратил на то, чтобы посмотреть на поединок Ланселота с тенью.  Они  не
разговаривали друг с другом с тех пор, как вышли из руин  Кадер  Седата.
Насколько Пол мог заметить, между ними не было  ни  ненависти,  ни  даже
гнева или открытого соперничества. Вместо  них  он  видел  благородство,
сдержанность и покорность судьбе.
   Пол помнил и знал, что никогда не забудет те несколько слов, которыми
они обменялись на острове: Ланселот, только что разбуженный,  спросил  с
наивысшей учтивостью: "Зачем вы так поступили, милорд, с нами троими?"
   И Артур  в  самом  конце,  у  последней  двери  того  разгромленного,
окровавленного зала: "О, Ланс, пойдем. Она ждет тебя".
   Никакой ненависти или соперничества, но нечто худшее, более пагубное:
любовь, воздвигнутые против нее укрепления, уверенное предвидение  того,
что должно произойти. Той истории, которая снова  разыграется,  как  это
было уже много раз, когда "Придуин" причалит к берегу.
   Пол  оторвал  взгляд  от  этой  завораживающей,   струящейся   фигуры
человека, который носился по палубе, снова и снова повторяя безошибочные
ритуальные движения мечом. Он отвернулся и стал смотреть  в  море  через
поручни левого борта. Ему придется защищать  собственное  сердце,  понял
Пол. Он не мог позволить себе потеряться в  горестном  сплетении  чувств
этих троих  людей.  У  него  свое  бремя,  своя  ужасная,  невысказанная
тревога, его ждет своя судьба, ему предстоит сыграть свою  роль.  У  его
тревоги есть имя, имя ребенка, который уже не ребенок, мальчика, который
в  Роще  Морнира  всего  неделю  назад  стал  почти  взрослым  и   обрел
могущество. Сын Дженнифер. И Ракота Могрима.
   Дариен. Он перестал быть Дари после того дня у Древа Жизни. Он пришел
туда маленьким мальчиком, который только что  научился  бросать  камушки
так, чтобы они подпрыгивали по глади озера,  и  ушел  оттуда  совершенно
иным, более взрослым,  более  необузданным,  владеющим  огнем,  меняющим
обличья, сбитым с толку,  одиноким,  невообразимо  могучим.  Сын  самого
темного Бога. Джокер в колоде карт войны.
   Непредсказуемый фактор - так назвала  его  мать,  которая,  вероятно,
знала больше, чем все остальные. Только в этом не было утешения. Так как
если Дариен - непредсказуемый фактор, действительно он мог сделать  все,
что угодно. Мог принять ту или другую сторону. Никогда еще,  как  сказал
светлый альв Брендель, никогда еще ни одно из живых существ ни  в  одном
из миров не имело возможности  такого  чистого  выбора  между  Светом  и
Тьмой. Никогда  и  никто,  по  сравнению  с  этим  мальчиком  на  пороге
мужественности, грациозным и красивым, у которого  были  голубые  глаза,
кроме тех мгновений, когда они становились красными.
   Мрачные мысли, И в воспоминании о Бренделе тоже не было  света,  даже
намека  на  свет:   Бренделю   он   вынужден   будет   рассказать,   или
присутствовать при рассказе других, о Пожирателе Душ  и  о  судьбе  всех
светлых альвов, которые после  Баэль  Рангат  отправлялись  по  морю  на
запад, следуя за своей песней. Пол вздохнул, глядя на  волны,  убегающие
прочь от корабля. Он знал, что  там,  внизу,  скользит  в  своей  стихии
Лиранан, неуловимый морской Бог. Полу очень хотелось снова призвать его,
задать вопросы, даже искать  утешения  в  осознании  того,  что  морские
звезды снова сияют в том месте, где был убит Пожиратель Душ. Но это были
пустые мечты. Он находился слишком далеко от источника своей силы  и  не
слишком хорошо понимал, как направить эту силу, даже  когда  она  в  нем
появлялась.
   Действительно, по сути дела, он мог  быть  уверен  лишь  в  одном.  В
будущем  ему  предстоит  встреча,  третья  встреча,  и  это  предвидение
посещало его сны и его грезы наяву. Всеми  клеточками  своей  крови  Пол
знал, что ему предстоит еще раз встретиться с Галаданом, и  эта  встреча
будет последней. Его  судьба  и  судьба  повелителя  волков  были  тесно
переплетены, и одному Ткачу известно,  чья  нить  оборвется,  когда  они
встретятся.
   У него за спиной раздались шаги на палубе, прервавшие устойчивый ритм
бросков  и  отскоков  Ланселота.  Потом  легкий  и  очень  четкий  голос
произнес:
   - Господин мой Ланселот, если вам это доставит удовольствие, я мог бы
стать для вас лучшим партнером, чем ваша тень, -  произнес  Дьярмуд  дан
Айлиль.
   Пол обернулся. Слегка  вспотевший  Ланселот  смотрел  на  Дьярмуда  с
серьезной учтивостью, которую выражали и его лицо, и поза.
   - Я был бы вам очень признателен, - ответил тот с мягкой  улыбкой.  -
Уже давно я не сражался против вооруженного мечом  человека.  Значит,  у
вас есть на корабле деревянные, учебные мечи?
   Теперь настала очередь улыбнуться Дьярмуду, его глаза лукаво сверкали
под светлыми волосами, казавшимися еще более  светлыми  на  солнце.  Это
выражение было знакомо большинству находящихся на борту.
   - К сожалению, нет, - тихо ответил он, - но я рискну утверждать,  что
мы оба достаточно искусно владеем мечами, чтобы не причинить друг  другу
вреда. - Он сделал паузу и поправился:
   - Серьезного вреда.
   Воцарилось  короткое  молчание,   которое   прервал   третий   голос,
раздавшийся поодаль:
   - Дьярмуд, едва ли сейчас время для игр, не  говоря  уже  об  опасных
играх.
   Командирские нотки в голосе Лорина Серебряного Плаща стали еще  более
явственными после того, как он перестал быть магом. Его тон и  внешность
приобрели еще большую целеустремленную властность с  того  момента,  как
Мэтт вернулся из мертвых, и Лорин  дал  клятву  служить  своему  старому
другу, который был королем Банир Лок до того, как стал Источником мага в
Парас Дервале.
   В то же время его власть - как и любого  другого  человека  -  всегда
резко обрывалась там, где начинались желания Дьярмуда. Особенно  желания
такого рода. Против воли Пола его губы улыбались, когда  он  смотрел  на
принца. Уголком глаза он увидел, как Эррон и Рот  вручают  Карде  клочки
бумаги. Пари. Он ошеломленно покачал головой.
   Дьярмуд вынул меч из ножен.
   -  Мы  сейчас  в  море,  -  сказал   он   Лорину   с   преувеличенной
рассудительностью, - и плыть нам еще, по крайней  мере,  целый  день,  в
зависимости  от  ветра  и  мастерства  нашего   капитана,   которое   не
беспредельно, - тут он мельком взглянул на Колла,  стоящего  у  руля.  -
Возможно, нам больше никогда не представится удачного  случая  поиграть.
Милорд?
   Последний вопрос был  адресован  Ланселоту  и  сопровождался  салютом
мечом, повернутым под таким углом, что  луч  солнца  отразился  от  него
прямо в глаза Ланселоту. Тот искренне рассмеялся и отсалютовал в  ответ,
а потом аккуратно отодвинулся в сторону, держа перед собой свой меч.
   - За святую честь "Черного кабана"! -  громко  произнес  Дьярмуд  под
свист и приветственные крики зрителей. И движением кисти и плеча  сделал
росчерк клинком.
   - За честь моей дамы, королевы, - машинально произнес Ланселот.
   Мгновенно воцарилась тишина. Пол инстинктивно бросил взгляд в сторону
носовой палубы. Артур стоял, глядя вперед, туда, где  должна  находиться
земля, как все знали. Через мгновение  Пол  снова  повернулся,  так  как
клинки соприкоснулись и уже начали танец.
   Он никогда еще не видел Дьярмуда с мечом. Он слышал истории об  обоих
сыновьях Айлиля, но впервые видел схватку воочию и, глядя на нее,  понял
кое-что насчет того, почему воины  Южной  твердыни  следовали  за  своим
принцем с такой непоколебимой преданностью. Одни лишь игра воображения и
пыл не могли бы сотворить подобные мгновения на мрачном судне в открытом
море.  Незамысловатая  истина  об  этом  решительно  непростом  человеке
состояла в том, что он достигал поразительного мастерства  во  всем,  за
что ни брался. В том числе и в бое на мечах, как  теперь  убедился  Пол,
нисколько не удивляясь.
   Удивило Пола то, - хотя, размышляя об этом после, он  поразился,  что
не был готов к этому, - с каким трудом принцу  удавалось  удержать  свой
меч после первого же соприкосновения клинков.
   Ибо его противником был Ланселот Озерный,  и  никто  никогда  не  мог
превзойти его в этом искусстве.
   С той  же  экономной,  почти  абстрактной  точностью,  с  которой  он
сражался со своей тенью, этот человек, который недавно лежал в  чертогах
на  дне  моря  среди  самых   могущественных   мертвецов   всех   миров,
продемонстрировал команде "Придуин", почему не мог.
   Они двигались очень быстро  на  качающейся  палубе.  Нетренированному
глазу Пола  казалось,  что  настоящая  опасность  таилась  в  выпадах  и
порезах, которыми  они  награждали  друг  друга.  Через  головы  вопящих
зрителей он взглянул на Лорина, а потом на  Колла  и  прочел  одинаковую
тревогу на лицах обоих.
   Он  подумал  было  о  том,  чтобы  вмешаться,  знал,  что   его   они
послушаются, но тут же почувствовал бешеное биение собственного пульса и
осознал, что Дьярмуд создал у него - и у всех  остальных  -  настроение,
прямо противоположное тому молчаливому унынию, в котором они  находились
всего пятнадцать минут назад. И не двинулся с места.  Принц,  понял  он,
точно знал, что он делает.
   Постепенно,  различными  способами,  Дьярмуду,   отступающему   перед
головокружительным натиском Ланселота, удалось оказаться рядом с  бухтой
каната, лежащей на палубе. Идеально рассчитав время, он быстро отступил,
обогнул бухту и, низко пригнувшись, нанес удар, словно серпом, на уровне
колен  Ланселота,  удар  в  полную  силу,  который  мог   бы   изувечить
противника.
   Его парировал  отведенный  клинок,  очень  быстрый  клинок.  Ланселот
встал, шагнул назад и с радостным блеском в глазах воскликнул:
   - Смело!
   Дьярмуд,  вытирая  пот  с  глаз  раздутым  ветром  рукавом,   свирепо
усмехнулся. Затем без предупреждения прыгнул вперед. Ланселот  отступил,
сделав несколько быстрых шагов, но затем снова  его  меч  превратился  в
мелькающий вихрь, и он стал наступать, тесня  Дьярмуда  назад,  к  люку,
ведущему в трюм.
   Увлеченный, совершенно забыв обо всем,  Пол  следил  за  отступлением
принца. Он увидел кое-что еще: отступая, парируя  удары,  Дьярмуд  часто
отводил глаза от противника и  бросал  быстрые  взгляды  на  стоящего  у
поручней Пола или мимо него, через его плечо, в  море.  Пол  повернулся,
чтобы посмотреть, что там такое, и тут же услышал крик принца:
   - Пол! Берегись!
   Все  присутствующие  резко  обернулись,  чтобы  посмотреть,   включая
Ланселота. Что позволило Дьярмуду без усилия сделать выпад клинком вслед
за своим прозрачным обманом...
   ...И клинок был выбит из его руки и взлетел в воздух. Ланселот сделал
полный пируэт и снова оказался  лицом  к  Дьярмуду,  но  стоя  на  одном
колене, а его меч  со  всей  силой  этой  замкнутой,  молниеносной  дуги
обрушился на меч Дьярмуда, и тот чуть не вылетел за пределы палубы.
   Все было кончено.  На  мгновение  воцарилось  ошеломленное  молчание,
потом Дьярмуд расхохотался во все горло, шагнул вперед  и  крепко  обнял
Ланселота под одобрительный рев людей из Южной твердыни.
   - Нечестно, Ланс, - раздался низкий  голос,  полный  насмешки.  -  Ты
сталкивался с этим приемом раньше. У него не было  ни  одного  шанса.  -
Посреди палубы стоял Артур Пендрагон.
   Пол не заметил, как он подошел.  Никто  из  них  не  заметил.  Пол  с
радостью увидел улыбку на лице Воина и ответный блеск глаз  Ланселота  и
снова про себя поклонился Дьярмуду.
   Принц продолжал смеяться.
   - Шанс? - задыхаясь, переспросил он. - Мне пришлось бы  его  связать,
чтобы получить этот шанс!
   Ланселот  улыбнулся,  все  еще  сдержанный,  собранный,  но  уже   не
скованный. Он взглянул на Артура.
   - Ты помнишь? - спросил он. - Я уже почти забыл. Гевейн  однажды  это
пробовал, не так ли?
   - Да, - ответил Артур, все еще забавляясь.
   - У него почти получилось.
   - Почти, - согласился Артур. - Но не получилось. Гавейну  никогда  не
удавалось тебя победить, Ланс. Он пытался всю жизнь.
   И при этих словах надвинулось облако, хотя небо оставалось голубым, а
солнце таким же ярким.  Недолгая  улыбка  Артура  угасла,  затем  улыбка
Ланселота. Двое мужчин смотрели друг на друга, и выражение их лиц  вдруг
сделалось непроницаемым, в них отразился груз  истории.  Среди  внезапно
наступившего молчания на "Придуин" Артур снова повернулся и ушел на  нос
в сопровождении Кавалла.
   С болью в сердце Пол  посмотрел  на  Дьярмуда,  который  ответил  ему
невеселым взглядом. Позже он объяснит  ему,  решил  Пол.  Принц  не  мог
знать: никто из остальных, кроме, возможно, Лорина, не мог  знать  того,
что знал Пол.
   Это знание он получил не от воронов и не от Древа Жизни, а из  легенд
своего собственного мира: знание о том,  что  Гевейн,  один  из  рыцарей
Круглого Стола, действительно всю жизнь  пытался  победить  Ланселота  в
бою. Это были дружеские бои, все, до самого конца, который наступил  для
него от руки Ланселота в настоящей битве,  которая  была  частью  войны.
Войны, в которую Артур был вынужден вступить после  того,  как  Ланселот
спас Джиневру от сожжения на скачках в Камелоте.
   Дьярмуд попытался, печально подумал Пол. Это была доблестная попытка.
Но судьба этих двоих мужчин и женщины, которая их  ждала,  была  слишком
запутанной, чтобы ее можно было  хоть  ненадолго  облегчить  смехом  или
радостью.
   - Смотрите внимательно, лентяи! - ворвался в его мысл