зина.  Она
широко распахнулась, заскрипев на разболтавшихся петлях. Внутри  по-прежнему
были полки с тканями и шерстью, а дальше - готовые  вязаные  изделия.  Но  в
проходе лежал снег, и у прилавков уже намело  маленькие  сугробы.  Лестница,
ведущая наверх, обледенела. Вся мебель оказалась на месте, все было так, как
ему помнилось, однако сам дом был явно заброшен обитателями.
   Услыхав какой-то звук, он резко  обернулся,  чувствуя,  что  цепенеет  от
ужаса, ибо понял, откуда взялся этот звук. На  ветру,  что  дул  в  разбитое
окно, медленно качалась пустая детская колыбелька. Взад-вперед, взад-вперед.
Глава 7
 
   Рано утром следующего дня армия Катала перешла реку Саэрен и вторглась на
территорию королевства Бреннин. Командующий армией мог быть вполне довольным
собой. И действительно: все было отлично спланировано, безупречно рассчитано
и выполнено своевременно. К ночи они без лишнего  шума  прибыли  в  Кинан  и
ранним утром послали весть на  тот  берег  реки,  чтобы  уже  через  полчаса
специально подготовленные баржи переправили их в Сереш.
   Командующий рассчитывал, что главная дорога,  ведущая  в  Парас  Дерваль,
безусловно, должна быть расчищена от снега. И  она  действительно  оказалась
расчищена. Мороз кусал вовсю, в ярко-синем небе светило солнце, и они  легко
двинулись в путь по белым  просторам  -  к  столице  Бреннина.  Их  эмиссар,
посланный к Верховному правителю якобы заранее, мог опередить их  разве  что
часа на два: у Айлерона совсем не останется времени что-то предпринять.
   В этом-то, собственно, и состояла цель всего предприятия. Через Саэрен то
и дело сновали суда - из Сереша в Кинан и обратно, а чуть дальше  к  востоку
без конца мигали сигнальные огни, передавая зашифрованные  сообщения,  таким
образом, двор Бреннина знал, что к Парас Дервалю приближаются воины  Катала,
но не знал, сколько их и когда они прибудут.
   Вид  у  этих  бреннинцев,  должно  быть,  будет  чрезвычайно   жалкий   и
растерянный, когда победоносная армия Катала - двадцать  пять  сотен  мощных
всадников на полном скаку приблизятся к их столице с юго-запада!  А  ведь  в
его армии не только конные воины! Что скажут эти северяне, когда увидят, как
две сотни знаменитых катальских боевых колесниц с грохотом ворвутся в ворота
Парас Дерваля? И на первой  из  колесниц,  влекомой  четверкой  великолепных
жеребцов  из  Файлле,  будет  не  какой-нибудь  простой  капитан  эйдолатов,
почетной стражи, а Шальхассан собственной персоной, Верховный правитель Санг
Марлен, Лараи Ригал и всех девяти провинций Страны Садов!
   Пусть-ка молодой Айлерон попрыгает! Пусть попробует решить, с какой целью
они сюда явились.
   Этот тактический маневр был в мельчайших подробностях спланирован под его
руководством. От своего возничего он требовал, например, скорость без  нужды
не превышать, а также старался всегда быть уверенным  в  том,  что  выглядит
поистине великолепно, начиная с заплетенной  в  косы  надушенной  бороды  до
роскошного мехового плаща, который был наброшен ему на плечи так, чтобы  был
виден его знаменитый изогнутый  меч  с  украшенной  самоцветами  рукоятью  и
гардой.
   Тысячу лет назад, когда Ангирад повел людей с юга на войну с Рэкетом, все
войска, конные и пешие, шли под знаменами Бреннина - священный  дуб  и  луна
над ним - и подчинялись  Верховным  правителям  Бреннина:  Конари,  а  затем
Колану. Тогда еще  не  существовало  нынешнего  могущественного  Катала,  не
существовало и его знамени - меча в окружении цветов; тогда были лишь девять
отдельных провинций. И только когда Ангирад вернулся, покрытый славой, после
сражений на берегах Андарьен, после заключительной отчаянной битвы  у  моста
Вальгринд, после того как под горой Рангат был заключен союз и Ангирад  смог
показать всем южанам полученный  им  Сторожевой  Камень,  только  тогда  ему
удалось  создать  настоящее  объединенное  королевство  -  сперва  построить
крепость на юге, а затем и летний дворец на севере, в Лараи Ригал, на берегу
озера.
   Но все же тогда ему это удалось. И юг  с  тех  пор  уже  не  был  гнездом
враждующих феодалов.  Он  стал  великим  Каталом,  Страной  Садов,  и  столь
могущественное королевство  не  собиралось  раболепствовать  перед  каким-то
Бреннином, хотя наследники Йорвета, безусловно, имели право  сами  выбирать,
как им жить. Четыре войны за четыре столетия достаточно ясно это показали, и
если бреннинцы так хвалятся своим Древом Жизни, то у них  на  юге,  в  Лараи
Ригал, таких деревьев десять тысяч!
   И у них на юге есть свой правитель, который вот  уже  двадцать  пять  лет
восседает на знаменитом Троне Из  Слоновой  Кости;  коварный,  непостижимый,
властный человек, великолепный знаток воинского дела и не  новичок  на  поле
боя, ибо сам сражался во время последней  войны  с  Бреннином  тридцать  лет
назад, когда этого мальчишки Айлерона еще и  на  свете  не  было.  К  мнению
Айлиля Шальхассан еще мог бы прислушаться, но на его  сынка  ему  наплевать.
Ишь, надел Дубовую Корону, а ведь и года не прошло с  тех  пор,  как  его  в
ссылку отправили!
   Сражения выигрывают в движении, на ходу, продолжал размышлять  Шальхассан
Катальский. Достойная мысль. Он особым образом  махнул  рукой,  и  мгновение
спустя к нему подлетел Разиэль, правда, не слишком ловко чувствовавший  себя
в седле, да еще и на мчащейся галопом лошади. Шальхассан велел ему  записать
эту мысль. Он видел, как пятеро членов  почетной  стражи,  которых  поспешно
собрал герцог Сереша, ошеломленный его неожиданным  появлением  и  скоростью
его продвижения, погоняют лошадей, надеясь обогнать катальские  колесницы  и
ехать где положено, впереди войска. Шальхассан хотел было  нарочно  проехать
мимо них, но передумал. Куда большее удовлетворение  доставит  ему  -  а  он
порой позволял себе подобные утехи -  прибыть  в  Парас  Дерваль,  буквально
наступая на пятки собственной почетной страже и как бы  погоняя  ее  впереди
себя.
   Да, решил он, это было бы неплохо. В Санг Марлен Галинт передаст ему, что
там решила его дочь, принцесса Шарра. Самое время для нее  начинать  учиться
применять на практике мастерство управления государством, а  это  мастерство
он стал передавать ей с тех пор, как погиб ее брат. У него, Шальхассана, уже
не будет другого наследника. И более  недопустимы  эскапады,  подобные  той,
которую Шарра совершила прошлой весной, сбежав вместе  с  его  эмиссарами  в
Парас Дерваль. На самом деле он так  и  не  получил  от  нее  сколько-нибудь
вразумительного отчета о тамошних  приключениях.  Не  то  чтобы  он  так  уж
ожидал, что она тут же бросится все ему рассказывать. Он прекрасно  понимал,
с кем имеет дело. Мать у нее была в точности такой же. Он  покачал  головой.
Пора, пора Шарре замуж! Но каждый раз она всячески уклонялась  от  разговора
на эту тему.  А  во  время  последней  их  беседы  о  замужестве  она  вдруг
улыбнулась этой своей фальшиво-равнодушной улыбкой (о, он прекрасно знал эту
улыбку; ее мать порой улыбалась точно так же!) и прошептала, глядя в тарелку
с замороженным м'рае, что  если  он  еще  раз  заговорит  об  этом,  то  она
действительно выйдет замуж... за Венессара Гатского!
   И только  воспитанная  десятилетиями  пребывания  на  троне  сдержанность
позволила ему не вскочить немедленно с дивана и не заорать,  позволив  всему
двору и всем эйдолатам узнать, как он на нее зол. И не просто зол...  И  все
же мысль о том, что этот полуживой долговязый недоумок  -  убожество,  а  не
человек! - будет  рядом  с  его  Шаррой  и  займет  трон  Катала,  была  ему
невыносима. Помнил он, разумеется, и об этом  стервятнике  Брагоне  Гатском,
папаше Венессара, без которого этот жалкий щенок и шагу не сделает.
   Он тогда умело сменил тему и заговорил с ней о том, как  лучше  поступить
со сбором налогов, пока он будет в отсутствии. Да, такой зимы еще не бывало!
Даже озеро Лараи Ригал замерзло, и совершенно опустошены сады  Т'Варен.  Так
что он  объяснил  дочери,  что  придется  весьма  искусно  лавировать  между
сочувствием и прощением, но вместе с тем соблюдать твердость. На внимательно
слушала, точнее, притворялась, что внимательно слушает, но он видел,  что  в
ее потупленных глазах таится усмешка. Он никогда  не  улыбался;  при  улыбке
слишком многое отдаешь другим. Правда, он никогда и не  был  особенно  хорош
собой, а Шарра очень, даже чересчур хороша. И  для  нее  улыбка  -  а  то  и
усмешка - была инструментом, даже оружием; он это понимал,  однако  старался
при любых обстоятельствах собственное достоинство сохранить.
   Ему и сейчас, на пути к  Парас  Дервалю,  приходилось  прилагать  к  тому
немалые усилия,  стоило  вспомнить  ту,  исполненную  превосходства  усмешку
несносной Шарры. Об этом стоит подумать, сказал он себе  и  через  несколько
мгновений сформулировал очередной афоризм. Он снова поднял руку в  перчатке,
и  через  мгновение  Разиэль  уже  скакал  рядом,  еще  более  несчастный  и
совершенно ошалевший от верховой езды,  и  записывал  светлую  мысль  своего
господина в особую книгу. После  чего  Шальхассан  заставил  себя  на  время
забыть о дочери, глянул искоса на полуденное солнце и  решил,  что  они  уже
близки к цели. Он выпрямился, посвободнее расправил спадающий с плеч тяжелый
плащ,  пригладил  свою  бороду,  заплетенную  в  две  аккуратные   косы,   и
приготовился отдать соответствующий приказ, чтобы тяжелая конница  и  боевые
колесницы, ряды которых несколько растянулись за время пути, нарушая строгий
порядок следования, обрели прежний воинственный вид и подобрались при въезде
в столицу Бреннина, совершенно не готовую  к  ТАКОМУ  прибытию  Шальхассана.
Ничего, пусть видят, с кем им придется иметь дело!
   Однако примерно в лиге пути от Парас Дерваля все  вдруг  пошло  вкривь  и
вкось.
   Во-первых, оказалось, что по дороге ни проехать, ни пройти нельзя.  Когда
почетная стража, скакавшая в авангарде, вынуждена была  остановиться,  да  и
его возничий тоже постепенно притормозил колесницу, Шальхассан и сам наконец
посмотрел вперед, моргая на слепящем солнце, отражавшемся от  белых  снегов.
Остановилось уже все войско. Лошади перетаптывались и всхрапывали на морозе,
и Шальхассан в душе  уже  проклинал  все  на  свете,  хотя  внешне  что-либо
заметить по его непроницаемому лицу было невозможно.  Дорогу  им  преграждал
отряд вооруженных всадников, аккуратно одетых в коричневую с золотом военную
форму. Отряд в высшей степени почтительно отсалютовал Шальхассану,  потрясая
мечами и копьями, где-то в тылах протрубил, пропел нежным и  чистым  голосом
рог, и мгновенно всадники выстроились в две шеренги по обе  стороны  широкой
дороги, пропуская вперед шестерых детей в одинаковых красных одеяниях,  ярко
выделявшихся на белом снегу. Двое малышей, пройдя  мимо  почетной  стражи  и
ничуть не пугаясь храпящих и нервно переступающих  с  ноги  на  ногу  коней,
преподнесли Шальхассану Катальскому в знак приветствия цветы Бреннина.
   С мрачным видом он принял  этот  дар.  "Интересно,  откуда  у  них  цветы
посреди  такой  жестокой  зимы?"  -  подумал  он  и,  повернувшись,   увидел
знаменитый и поистине бесценный гобелен Бреннина; его,  высоко  поднимая  на
длинных шестах, несли  четверо  детей.  Это  было  творение  совершеннейшего
ткаческого искусства и дети так гордо поднимали его над головой,  что  перед
этим бесхитростным  жестом  бессильно  было  любое  королевское  могущество.
Здесь, на этой открытой всем силам природы дороге, дети развернули перед ним
Шальхассаном, гобелен, на котором изображена  была  сцена  битвы  под  горой
Рангат - точнее, схватка у моста Вальгринд. Тот  самый  момент,  воспетый  в
Катале великое множество раз, когда Ангирад, лучший  из  воинов  доблестного
катальского войска, ступил  на  мост,  перешагнув  через  труп  поверженного
Унгарха, чтобы вести свое войско на Старкадх.
   Итак, ему оказали двойную честь. Шальхассан потупился; он был  тронут  до
глубины души, хотя и старался не показать охватившего его волнения; вдруг он
увидел какого-то  человека,  который  следом  за  детьми,  несшими  гобелен,
подошел и остановился прямо перед ним. И тут он понял, что  честь  ему  была
оказана даже тройная и что он самым позорным образом просчитался.
   В белоснежном плаще, подбитом мехом и ниспадавшем великолепными  тяжелыми
складками почти до земли, перед ним стоял Дьярмуд, брат нового короля и  его
наследник. "Ну вот, еще и этот прощелыга!" -  подумал  Шальхассан,  стараясь
побороть  почти  ошеломляющее  впечатление,  которое   произвела   на   него
безупречная элегантность Дьярмуда. Перчатки на принце тоже были белые, как и
сапоги, выглядывавшие из-под белого  мехового  плаща,  а  его  золотоволосую
голову украшала белая меховая шапка, и единственным  ярким  пятном  во  всем
этом белом великолепии было красное перо птицы диены  на  шапке,  и  красный
цвет пера в точности  совпадал  с  цветом  одеяний  детей,  приветствовавших
Шальхассана.
   Вся картина была исполнена столь  точно  рассчитанного  великолепия,  что
трудно было бы не понять всей важности этой церемонии, и вряд ли  кто-то  из
присутствующих смог бы впоследствии забыть о ней и не  поведать  благодарным
слушателям о том, как все это происходило.
   Принц шевельнул пальцем, и над покрытыми  снегом  бескрайними  просторами
зазвучала изысканная  и  трогательная  музыка  -  ренабаэль,  песнь  светлых
альвов, зовущая воинов на битву с врагом и некогда  созданная  Ра-Термаином,
величайшим из правителей альвов и величайшим из тех их мастеров,  что  умеют
ткать столь дивные мелодии.
   Затем этот принц в белоснежных одеждах снова шевельнул пальцем, и  музыка
смолкла; и как только в холодном застывшем воздухе прозвучало ее эхо, вперед
вышел исполнитель. Он был  еще  более  благороден  и  прекрасен,  чем  принц
Дьярмуд; впервые в жизни Шальхассан Катальский, не веря собственным  глазам,
смотрел на одного из светлых альвов.
   Принц и альв учтиво поклонились правителю Катала.  Над  их  головами,  на
гобелене, окровавленный Ангирад, стоя на коленях,  именем  Света  предъявлял
свои права на мост Вальгринд.
   Шальхассан Катальский сошел с колесницы на дорогу и тоже склонил голову в
низком поклоне.
 
*** 
 
   Пятеро стражников из Сереша уже  давно  умчались  вперед,  без  сомнения,
испытывая громадное облегчение от того, что данное им поручение было,  таким
образом, практически лишено смысла, ибо последнюю лигу перед воротами  Парас
Дерваля катальская армия  преодолела  в  сопровождении  не  только  почетной
стражи, состоявшей из людей принца  Дьярмуда,  очень  четко,  надо  сказать,
выполнявшей свои обязанности и поистине великолепной, но  и  самого  принца,
который  вышагивал  по  одну  сторону  от  колесницы  Шальхассана,  а  также
На-Бренделя, повелителя Кестрельской  марки  из  Данилота,  который  шел  по
другую сторону его колесницы.
   Нечего было даже и думать,  чтобы  как-то  ускорить  столь  торжественное
продвижение войска к столице, ибо чем ближе они подходили к  Парас  Дервалю,
тем больше людей выстраивалось  вдоль  дороги.  Люди  выкрикивали  радостные
приветствия, не обращая внимания  на  холод,  снег  и  начинавшуюся  метель.
Шальхассан был просто вынужден без конца приветливо кивать и  махать  рукой,
хотя делал это довольно сдержанно и с большим достоинством.
   Затем, уже в предместьях, их  поджидали  солдаты  королевской  роты.  Они
стояли на одинаковом расстоянии друг от друга на протяжении всей извилистой,
идущей в гору дороги до самой дворцовой площади - пешие солдаты,  лучники  и
всадники.
   Когда же гости выехали на саму площадь, там яблоку негде было упасть, так
много собралось людей, выкрикивавших радостные приветствия. Процессия  снова
остановилась,  и  принц  Дьярмуд  представил  Шальхассану  -  с  безупречным
соблюдением всех правил приличия - Первого мага Бреннина  и  его  помощника,
гнома, а с ними вместе был еще один гном, которого принц  назвал  Броком  из
Банир Тала. Навстречу им вышла и Верховная жрица богини Даны; она тоже  была
в ослепительно белых одеждах и в красной короне  на  густых  пышных  волосах
совершенно рыжего цвета. И наконец правителю Катала представили того, о  ком
он уже не раз  слышал;  это  был  молодой  человек,  темноволосый,  довольно
хрупкого сложения, невысокий; его-то принц с самым серьезным видом и называл
Пуйлом Дважды Рожденным, а также - повелителем Древа Жизни.
   И Шальхассан видел, как почтительно замерла толпа при виде этого юноши  с
серо-голубыми глазами, явившегося  из  иного  мира  и  ставшего  избранником
великого Морнира.
   Не говоря более ни слова, эти пятеро по очереди присоединились к принцу и
светлому альву. Спустившись на  землю,  потому  что  места  для  продвижения
колесницы на площади совсем не осталось, Шальхассан пошел к воротам  дворца,
навстречу  Айлерону,  Верховному  правителю  Бреннина.   Который   умудрился
устроить ВСЕ ЭТО, будучи предупрежденным самое большее за два часа!
 
*** 
 
   Он получил краткое сообщение от Шарры еще в  Санг  Марлене  о  том,  чего
примерно следует ожидать. Но то было всего лишь ее предположение, и она явно
недооценила бреннинцев. Ибо когда Айлерон вышел  встречать  высокого  гостя,
Шальхассан, которому отчасти уже показали, на что способен  Бреннин,  понял,
какой путь выбрал молодой король Бреннина.
   Под не слишком аккуратно  причесанной  темной  шевелюрой  глаза  Айлерона
сверкали яростно и оценивающе. Его суровое бородатое лицо - не  такое  уж  и
мальчишеское, как полагал Шальхассан прежде, -  было  практически  столь  же
непроницаемым, как и  лицо  самого  Шальхассана,  и  столь  же  неулыбчивым.
Айлерон был в одежде скромных, серо-коричневых тонов, и, видимо, собственный
внешний вид заботил его весьма мало: сапоги в грязи, штаны далеко не  новые,
рубашка самая простая, а поверх нее  -  короткий  теплый  меховой  жилет.  И
никаких украшений. На поясе у него не было парадного клинка, зато там  висел
боевой меч с длинной рукоятью.
   С непокрытой головой Айлерон  вышел  к  нему,  и  оба  правителя  наконец
оказались лицом к лицу. И Шальхассан услышал в  реве  толпы,  приветствующей
своего молодого короля, нечто такое, чего никогда не слышал в приветственном
реве катальцев - за все двадцать пять лет своего пребывания на троне.  И  он
догадался о том, что давно уже было ясно  всем  жителям  Бреннина:  человек,
стоявший сейчас перед ним, был настоящим королем-воителем, столь необходимым
сейчас народу. Ни больше и, разумеется, ни меньше.
   Он понимал, что с ним здесь сыграли шутку и отлично сыграли,  но  понимал
он и то, как много власти и уверенности в себе  требуется  для  того,  чтобы
устроить такое. Великолепие младшего  из  братьев  отлично  уравновешивалось
старшим, и более всего - сдержанной суровостью  последнего,  который  и  был
прирожденным  правителем.  И  в  этот  миг,  стоя  перед   двумя   братьями,
светловолосым и темноволосым,  Шальхассан  Катальский  понял,  что  все-таки
руководить этой войной ему не придется.
   Айлерон все еще не сказал ни слова.
   Короли друг другу не кланяются, однако Шальхассан был достаточно умен. Их
объединял общий враг, и враг  поистине  ужасный.  То,  что  ему  только  что
продемонстрировали, предназначалось отнюдь не для того лишь, чтобы поставить
его на место, хотя и для этого тоже, но также и для того,  чтобы  подбодрить
его, внушить ему уверенность в том, что силы у  них  немалые.  Это  он  тоже
понял и действительно приободрился.
   И мгновенно отказавшись от всех  своих  грандиозных  планов,  которые  он
строил весь этот долгий день, Шальхассан произнес:
   -  Верховный  правитель  Бреннина,  армия  и  колесницы  Катала  здесь  и
принадлежат тебе. Как и те мои советы, которые я по  твоему  желанию  всегда
готов тебе дать. Нам была оказана высокая честь устроенным тобой приемом,  и
мы искренне тронуты тем,  как  изящно  ты  сумел  напомнить  нам  о  великих
подвигах наших предков, героев Бреннина и Катала.
   Он не  испытал  ни