тебе сейчас, и говорю правду: все миры снова  будут  вашими,  как
это было когда-то, до того, как Гобелен будет соткан до конца.
   В его низком голосе звучали интонации пророчества, истины, победившей
время. Он сказал:
   - Но сейчас, здесь, в этом месте, ты подчинишься  моей  воле,  потому
что ребенок снова потерян.
   - Только из-за этого, - ответил Оуин с горечью, которая так же  резко
рассекла воздух, как это мог бы сделать его выхваченный из ножен меч.
   - Только из-за этого, - торжественно подтвердил Руана. И Ким  поняла,
как близки они были к гибели. Она посмотрела  туда,  где  упал  Финн,  и
увидела, что к нему подошел какой-то  человек  и  опустился  на  колени.
Сначала она не поняла, кто это, а потом догадалась.
   Оуин снова  заговорил,  и  теперь  его  горечь  исчезла,  ее  сменило
спокойное смирение.
   - Нам возвращаться снова в пещеру, наследник Коннлы? - спросил он.
   - Именно так, - ответил Руана с холма, глядя  в  небо,  -  Вы  должны
вернуться туда и снова лечь на  свои  каменные  ложа,  ты  и  твои  семь
королей. А я последую за вами к тому месту и наложу заклятие  Коннлы  во
второй раз, чтобы погрузить вас в сон.
   Оуин поднял руку. На секунду он застыл  так,  серая  тень  на  черном
коне, красные камни в  его  короне  сверкали  при  свете  заката.  Затем
поклонился Руане, покорный воле  великана  благодаря  тому,  что  сделал
Финн, и опустил руку.
   И внезапно Дикая Охота стремительно понеслась прочь, на юг, к  пещере
на краю Пендаранского леса, возле дерева, расщепленного молнией тысячи и
тысячи лет назад.
   Позади всех, без всадника, скакала Иселен, и ее белый хвост  струился
за ней, словно хвост кометы, и его  было  видно  даже  после  того,  как
короли пропали из виду.
   Оглушенная всем только  что  случившимся,  Ким  увидела,  что  Джаэль
быстро шагает вдоль гребня туда, где лежит Финн. Пол Шафер что-то быстро
сказал Айлерону, а потом пошел вслед за Верховной жрицей.
   Ким отвернулась от них и  посмотрела  вверх,  высоко  вверх,  в  лицо
Руаны. Его глаза были такими, какими она их помнила: полными  глубокого,
спокойного сочувствия. Он смотрел на нее сверху и ждал.
   - Руана, как тебе удалось поспеть вовремя? - спросила она. - В  самый
последний момент?
   Он медленно покачал головой.
   - Я был здесь с того  момента,  когда  прилетел  Дракон.  Я  наблюдал
издалека, мне нельзя подходить ближе к сражению. Но когда Старкадх  пал,
когда война закончилась и повелитель волков протрубил в  Рог,  я  понял,
что привело меня сюда.
   - Что, Руана? Что привело тебя сюда?
   - Ясновидящая,  то,  что  ты  сделала  в  Кат  Миголе,  изменило  нас
навсегда. Когда я смотрел, как  мой  народ  отправляется  в  Эриду,  мне
пришло в голову, что Бальрат - это сила войны, призыв к битве и  что  он
не может нас погубить, если мы должны всего лишь пойти на восток,  прочь
от войны, чтобы очистить Эриду от жертв  дождя,  пусть  это  даже  очень
нужное дело. Я подумал, что этого мало. - Ким молчала. У нее перехватило
горло. Руана продолжал:
   - И я решил, что мне надо отправиться не на восток, а на запад. Туда,
где будет идти война, и увидеть, не могут  ли  параико  сыграть  большую
роль в том, что должно произойти. Что-то толкало меня  изнутри.  Во  мне
бушевал гнев, Ясновидящая, и ненависть к Могриму, а ничего  подобного  я
прежде не испытывал.
   - Я это знаю, - ответила Ким. - Это огорчает меня, Руана.
   Он снова покачал головой.
   - Не надо огорчаться. Ценой нашей  святости  была  бы  свобода  Дикой
Охоты  и  смерть  всех  живых,  собравшихся  здесь.  Пора,   Ясновидящая
Бреннина, давно пора было параико воистину встать в ряды армии Света.
   - Значит, я прощена? - спросила Ким тихо.
   - Ты была прощена во время Каниора.
   Она вспомнила: призрачные образы Кевина и  Исанны,  движущиеся  среди
череды всех  мертвых  параико,  занимающие  среди  них  почетное  место,
вызванные вместе с ними глубинной магией пения Руаны.
   Ким кивнула головой.
   - Я знаю, - ответила она.
   Между ними повисло молчание. Ким подняла глаза на серьезного,  седого
великана.
   - Тебе надо идти? Чтобы последовать за ними до пещеры?
   - Вскоре, - ответил он. - Но  здесь  должно  произойти  еще  кое-что,
по-моему, и я останусь, чтобы это увидеть.
   И при этих словах дремлющее знание пробудилось в Кимберли  тоже.  Она
посмотрела мимо Руаны и увидела на равнине Галадана, окруженного людьми,
большинство из которых она  знала.  Они  стояли  с  обнаженными  мечами,
нацелив стрелы в сердце повелителя волков, но никто из них не двигался и
не говорил, и Галадан тоже.  Неподалеку  от  этого  кольца  стоял  Артур
вместе с Джиневрой и Ланселотом.
   К западу от них Пол Шафер, которого они ждали, по приказу  Верховного
правителя опустился на колени у тела Финна дан Шахара.
 
*** 
 
   Когда Лила подняла топор, Джаэль знала об этом. Как  могла  не  знать
Верховная жрица? Это было самое страшное святотатство. И  почему-то  она
совсем не удивилась.
   Она услышала - каждая жрица во  Фьонаваре  услышала,  -  как  Лила  с
грохотом опустила топор на алтарный камень и звенящим голосом  приказала
Финну вернуться к ней. Этот приказ черпал силу в кровавой власти  топора
Даны. И Джаэль увидела, как в небе туманная фигурка мальчика на  бледном
призрачном коне поскакала в сторону и как он потом упал.
   Затем одинокий параико появился среди них и наложил  заклятие  Коннлы
на Охоту, и Джаэль видела, как короли стремительно унеслись на юг.
   Только когда они исчезли, она позволила себе пойти  туда,  где  лежал
Финн. Сначала она шагала, но затем побежала,  стремясь  успеть  вовремя,
ради  Лилы.  Она  почувствовала,  как  обруч,  удерживающий  ее  волосы,
соскользнул с головы, но не остановилась, чтобы поднять его. И пока  она
бежала, с развевающимися волосами,  она  вспомнила  тот  последний  раз,
когда была установлена подобная связь: когда Лила в Храме услышала,  как
Зеленая Кинуин остановила Охоту у залитых кровью берегов Андеин.
   Джаэль вспомнила свои  собственные  слова,  сказанные  тогда  голосом
Богини. "Это грозит смертью" - так сказала она и знала, что это правда.
   Она подбежала к тому месту, где он лежал. Там уже находился его отец.
Она помнила Шахара по тому времени, когда он  вернулся  с  войны,  через
несколько месяцев после рождения Дариена, а жрицы  Даны,  посвященные  в
тайну, помогали Ваэ растить новорожденного.
   Он сидел на земле, держа на коленях голову сына. Снова  и  снова  его
огрубевшие руки гладили лоб мальчика. Он молча  смотрел  на  приближение
Джаэль. Финн лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Она видела,  что  он
снова стал смертным. Он выглядел  так,  как  во  времена  детской  игры,
та'киены, на зеленой лужайке в конце Энвил-Лейн. Когда Лила  предсказала
ему Самый Долгий Путь.
   Подошел кто-то еще. Джаэль оглянулась через плечо и увидела, что  это
Пуйл.
   Он подал ей ее серебряный обруч. Никто из них не сказал ни слова. Они
посмотрели на отца и сына, потом  опустились  на  колени  на  каменистую
землю рядом с упавшим мальчиком.
   Он умирал. Дыхание его было затрудненным и поверхностным,  в  уголках
рта запеклась кровь. Джаэль краем своего рукава вытерла ее.
   Финн открыл глаза, почувствовав ее прикосновение. Она видела, что  он
ее узнал. Видела, как он молча задал вопрос.
   Стараясь очень четко выговаривать слова, Джаэль произнесла:
   - Дикая Охота улетела. Пришел один из параико и приказал им вернуться
назад в пещеру, применив то же заклятие, которое заключило их туда.
   Она увидела, как он кивнул. Казалось, он понял. Он должен был понять,
осознала Джаэль. Он ведь был одним целым с Дикой Охотой.  Но  теперь  он
снова стал обычным мальчиком, его голова лежала на коленях у отца, и  он
умирал.
   Но его глаза все еще оставались открытыми. И он сказал так тихо,  что
ей пришлось низко склониться к нему, чтобы расслышать:
   - Значит, я все сделал как надо?
   Она услышала, как из груди Шахара вырвался слабый  стон.  И  ответила
сквозь слезы:
   - Ты сделал даже больше, Финн. Ты все  делал  правильно.  Все-все,  с
самого начала.
   Она увидела, как он улыбнулся. Снова показалась кровь,  и  снова  она
вытерла ее рукавом своего платья. Он закашлялся и сказал:
   - Она не хотела меня сбросить, знаете ли. - Джаэль не  сразу  поняла,
что он говорит о своей лошади. - Она испугалась, -  сказал  Финн.  -  Не
привыкла летать так далеко от остальных. Она всего лишь испугалась.
   - Ох, сынок, - хрипло прошептал Шахар. - Не трать зря силы.
   Финн взял отца за руку. Глаза его закрылись, дыхание стало медленнее.
Слезы одна за другой текли по лицу Джаэль. Финн снова открыл глаза.
   Глядя прямо на нее, он прошептал:
   - Вы скажете Лиле, что я ее слышал? Что я ехал к ней?
   Джаэль кивнула, она почти ничего не видела.
   - Думаю, она знает. Но я скажу ей, Финн.
   В ответ он улыбнулся. В его карих глазах было много боли,  но  в  них
был и тихий покой. Он долго молчал, у него уже оставалось мало  сил,  но
он хотел задать еще  один  вопрос,  и  Верховная  жрица  знала,  что  он
последний, потому что он сам оставил его напоследок.
   - А Дари? - спросил он.
   Она обнаружила, что на этот раз даже не в  состоянии  ответить.  Горе
судорогой перехватило ей горло.
   Ему ответил Пуйл. Он сказал с бесконечным состраданием:
   - Он тоже все сделал правильно, Финн. Все. Он умер, но перед тем, как
умереть, убил Ракота Могрима.
   Глаза Финна широко раскрылись в последний раз. В них были  радость  и
горестная боль, но в конце снова  остался  лишь  покой,  безграничный  и
бескрайний, перед самым наступлением темноты.
   - Ох, малыш, - произнес он. А потом умер, держась за руку отца.
 
*** 
 
   В последующие времена возникла легенда,  сказка,  которую,  возможно,
подхватили потому, что многим из переживших те дни хотелось,  чтобы  это
было правдой. Сказка о том, что  душе  Дариена,  которая  отправилась  в
полет незадолго перед душой его брата, чье-то  заступничество  позволило
подождать в безвременье среди звезд, пока Финн догонит его.
   А затем история повествует, как  они  вместе  вышли  за  стены  Ночи,
которая окружает все миры живых, и направились к свету Чертогов Ткача. И
душа Дариена приняла облик  маленького  Дари,  и  глаза  его  души  были
голубыми, а души Финна - карими, когда они бок о бок шагали к Свету.
   Так эта легенда  и  разошлась  потом,  рожденная  горем  и  страстным
желанием. Но Джаэль, Верховная жрица, в тот день  поднялась  с  колен  и
увидела, что солнце уже почти закатилось и вечер перешел в сумерки.
   Пуйл тоже поднялся, и Джаэль взглянула в его лицо и увидела, что сила
запечатлелась на нем так глубоко и так явно, что она испугалась.
   И  заговорил  он  именно  голосом  повелителя  Древа  Жизни,   Дважды
Рожденного.
   - Среди всего горя  и  радости  этого  дня,  -  произнес  он,  глядя,
кажется, сквозь нее, - остается исполнить еще  одно,  и,  по-моему,  это
предстоит сделать мне.
   Он медленно прошел мимо нее, и она обернулась  и  увидела  при  свете
заходящего солнца, что все собрались на  равнине  вокруг  Галадана.  Они
стояли неподвижно, словно статуи или застывшие во времени фигуры.
   Оставив Шахара наедине с сыном, она пошла вслед за Пуйлом, держа свой
серебряный обруч в руке. И, спускаясь вниз, к равнине, она  слышала  над
головой быстрый шелест невидимых крыльев воронов, имена которым Мысль  и
Память. Она не знала, что он собирается делать,  но  в  тот  момент  она
поняла  нечто  другое,  истину  в  глубине  собственного  сердца,  когда
увидела, как расступился круг людей и дал дорогу Пуйлу, который вошел  в
этот круг и встал лицом к повелителю волков, андаину.
 
*** 
 
   Ким стояла между Лорином и Руаной и смотрела, как Пол вошел в круг, и
перед ее внутренним взором промелькнуло внезапно странное  видение  -  и
исчезло так же быстро, как появилось: Кевин Лэйн, беспечно  хохочущий  в
Зале собраний, когда ничего еще не произошло. Совсем ничего.
   Стояла глубокая  тишина.  В  красных  лучах  заходящего  солнца  лица
собравшихся сияли странным светом. Ветер  дул  очень  мягко,  с  запада.
Повсюду вокруг них лежали мертвые тела.
   В кольце живых Пол Шафер встал перед Галаданом и сказал:
   - Мы встретились в третий раз, как я тебе и обещал. Я говорил тебе  в
своем мире, что третий раз будет расплатой за все.
   Его голос звучал ровно и тихо, но бесконечно властно. До этого  часа,
поняла Ким, Пол донес всю свою одержимую напряженность, и теперь  к  ней
прибавилось то, чем он  стал  во  Фьонаваре.  Особенно  после  окончания
войны. Потому что она была права: его сила не была силой битвы. Она была
иной, и теперь она поднялась в нем.
   - Повелитель волков, - произнес он, - я умею видеть в любой  темноте,
которую  ты  можешь  сотворить,  и  сломаю  любой  клинок,  который   ты
попытаешься метнуть в меня. Думаю, ты знаешь, что это правда.
   Галадан стоял тихо, внимательно  слушая  его.  Его  покрытая  шрамами
красивая голова была высоко поднята; серебряная прядь в  черных  волосах
блестела в меркнущем свете. Рог Оуина лежал у его ног,  словно  ненужная
игрушка.
   - У меня не осталось клинков, которыми я мог бы сражаться, -  ответил
он. - Все бы пошло по-другому, если бы пес не спас  тебя  на  Древе,  но
теперь  у  меня  ничего  не  осталось,  Дважды  Рожденный.  Долгий  путь
закончен.
   Ким  услышала  многовековую  усталость,  скрытую  в  его  голосе,   и
попыталась не поддаваться жалости.
   Галадан повернулся и обратился к Руане.
   - Так много лет, что я и вспомнить не могу, - мрачно произнес  он,  -
параико из Кат Миголя тревожили мои сны.  В  этих  снах  тени  великанов
всегда перечеркивали мои желания. Теперь я понял, почему. Из-за могучего
заклятия, которое сотворил Коннла давным-давно, настолько могучего,  что
оно и сегодня смогло удержать Охоту.
   Он без сколько-нибудь заметной иронии поклонился Руане, а тот смотрел
на него не мигая и ничего не отвечал. Ждал.
   Снова Галадан повернулся к Полу и повторил:
   -  Закончен.  У  меня  ничего  не  осталось.  Если  ты  надеялся   на
противостояние теперь,  когда  ты  обрел  свою  силу,  то  прости,  если
разочаровал тебя. Я буду благодарен  за  любой  конец,  который  ты  мне
назначишь. Сложилось так, что он мог с  тем  же  успехом  наступить  уже
давно. Я мог бы тоже прыгнуть с Башни.
   Момент настал,  поняла  Ким.  Она  прикусила  губу,  а  Пол  произнес
спокойно, полностью владея собой:
   - Нет никакой необходимости в том, чтобы все кончилось,  Галадан.  Ты
услышал Рог Оуина. Ни один истинный приверженец зла  не  может  услышать
этот Рог. Может быть, ты позволишь этой истине привести тебя обратно?
   Раздался ропот, который быстро стих. Галадан внезапно побелел.
   - Я слышал Рог, - признался он, словно против своей воли. - Не  знаю,
почему. Как я вернусь обратно, Дважды Рожденный? Куда мне идти?
   Пол молчал. Он лишь поднял руку и показал на юго-восток.
   Там,  далеко  на  холме,  стоял  Бог,  нагой  и  великолепный.   Лучи
заходящего солнца низко  стелились  над  землей,  и  его  тело  отливало
красной бронзой в этом свете, и ярко сияли ветви рогов на голове.
   Оленьих рогов Кернана.
   Только усилием воли, поняла Ким, Галадан удержался  на  ногах,  когда
увидел, что явился его отец. На его лице не осталось никаких красок.
   Пол, полный владыка этого мгновения, произнес голосом Бога:
   - Я могу обещать тебе конец,  которого  ты  желаешь,  если  ты  снова
попросишь меня. Но сначала выслушай меня, повелитель андаинов.
   Он на секунду замолчал, а затем сказал, не без доброты в голосе:
   - Лизен мертва уже тысячу  лет,  но  лишь  сегодня,  когда  ее  Венец
засверкал на погибель Могрима, ее душа обрела  покой.  И  душа  Амаргина
также освобождена от  блуждания  по  морям.  Две  вершины  треугольника,
Галадан. Они умерли, наконец действительно умерли. Но ты еще жив, и  что
бы ты ни сделал из-за своей обиды и гордости,  ты  все  же  услышал  Рог
Оуина. Откажись от своей боли,  андаин.  Отпусти  ее.  Сегодняшний  день
знаменует  самый  конец  этой  горестной   истории.   Так   позволь   ей
закончиться. Ты услышал звук Рога - значит, есть для тебя путь назад, на
эту сторону Ночи. Твой  отец  пришел,  чтобы  стать  твоим  наставником.
Позволь ему увести тебя и излечить, а потом привести обратно.
   В тишине эти четкие слова падали, как капли  дождя,  дарящего  жизнь,
который Пол купил ценой своего тела на  Древе.  Одно  слово  за  другим,
тихие, как дождь, одна блестящая капля за другой.
   Затем он замолчал, отказавшись от клятвы отомстить, данной так давно,
а потом снова повторенной в присутствии Кернана у Древа  Жизни  в  канун
летнего солнцестояния.
   Солнце опустилось очень низко. Оно висело, словно гиря на чаше весов,
далеко на западе. Что-то дрогнуло в  лице  Галадана,  какая-то  судорога
древней, невыразимой, ни разу не высказанной боли.  Руки  его  поднялись
вверх, словно по собственной воле, и он громко крикнул:
   - Если бы только она меня тогда полюбила! Я  мог  бы  засверкать  так
ярко!
   Затем он закрыл лицо ладонями и зарыдал в первый и  единственный  раз
за тысячу лет горя.
   Он плакал долго. Пол не шевелился и молчал. Но затем,  рядом  с  Ким,
Руана  неожиданно  начал  петь  глубоким,  грудным   голосом   медленную
печальную песнь. Через секунду Ким вздрогнула, услышав, как Ра-Тенниэль,
повелитель светлых альвов, присоединил к его пению свой чудный  голос  в
чистой гармонии, нежный, как звон колокольчика на вечернем ветру.
   И так они пели вдвоем. Оплакивая Лизен и Амаргина, Финна  и  Дариена,
Дьярмуда дан Айлиля, всех погибших здесь и в  других  местах,  и  первые
пролитые слезы Галадана, который  так  долго  служил  Тьме  из-за  своей
гордости и горькой обиды.
   Наконец Галадан поднял голову. Пение  прекратилось.  Его  глаза  были
пустыми и темными, как у Гиринта. Он в последний раз обратился к Полу:
   - Ты действительно это сделаешь? Позволишь мне уйти отсюда?
   - Да, - ответил Пол, и никто из стоящих вокруг не оспаривал его права
на подобное решение.
   - Почему?
   - Потому что ты услышал звук Рога. - Пол поколебался и прибавил:
   - И еще по одной причине. Когда ты в первый раз явился убить меня  на
Древе Жизни, ты мне сказал кое-что. Ты помнишь?
   Галадан медленно кивнул.
   - Ты сказал, что я почти один из вас, - тихо, с состраданием в голосе
продолжал Пол. - Ты был не прав, повелитель волков. Правда  в  том,  что
это ты почти один из нас, только тогда ты этого не знал. Ты оставил  это
слишком далеко позади. Теперь ты знаешь, ты вспомнил. Сегодня  произошло
более чем достаточно  убийств.  Иди  домой,  беспокойный  дух,  и  найди
исцеление. Потом возвращайся назад, к нам, с благословением и стань тем,
кем всегда должен был быть.
   Руки Галадана  опять  спокойно  опустились  вдоль  тела.  Он  слушал,
впитывая каждое слово. Потом кивнул  головой,  один  раз.  Очень  изящно
поклонился Полу, как это когда-то сделал его отец, и медленно  вышел  из
круга людей.
   Они расступились,  чтобы  дать  ему  дорогу.  Ким  смотрела,  как  он
поднялся по склону, потом пошел на  юго-восток  вдоль  гребня,  пока  не
пришел к тому месту, где стоял его отец.  Вечернее  солнце  освещало  их
обоих. При этом свете она увидела, как Кернан широко раскрыл  объятия  и
прижал к груди своего сломленного, заблудшего сына.
   Одно мгновение они так стояли;  затем  Ким  показалось,  что  гребень
холма залил поток света, и они исчезли. Она отвела глаза, посмотрела  на
запад и увидела Шахара, теперь ставшего лишь силуэтом на фоне света.  Он
все так же сидел на каменистой земле, обнимая лежащую у него на  коленях
голову сына.
   Сердцу  стало  тесно  в  ее  груди.  Столько  славы  и  столько  боли
переплелось, и их никогда не расплести, думала Ким. Но все  закончилось.
После этого должен был бы настать конец.
   Тут она повернулась снова к Полу и поняла, что заблуждалась,  глубоко
заблуждалась. Она  посмотрела  на  него,