не  успел
выяснить, почему.
   - В этом могут помочь альвы, - тихо предложил Ра-Тенниэль. Его  голос
все еще звучал музыкой, но в нем больше не было деликатности и утешения.
- Я могу расставить самых дальнозорких из нас на гребне этого холма  для
наблюдения за битвой.
   - Хорошо, - коротко ответил Айлерон. - Сделай это. Поставь их сегодня
на ночь в качестве часовых. И завтра пусть  они  тоже  здесь  останутся.
Айвор, прикрепи по паре обри к  каждому  из  альвов-часовых,  чтобы  они
могли доставлять сообщения.
   - Хорошо, - просто ответил Айвор. - А мои лучники знают, что  делать,
если лебеди спустятся слишком низко.
   - Я это знаю, - мрачно ответил Айлерон. - На эту ночь  все  прикажите
своим людям разбиться на три вахты и держать оружие под рукой  во  время
отдыха. Что же касается утра...
   - Погоди, - произнес Дьярмуд, стоящий  рядом  с  Полом.  -  Смотрите.
Кажется, у нас гость. - Его голос звучал так же непринужденно  и  легко,
как всегда.
   Пол увидел, что он прав. Красный свет заката высветил одну  громадную
фигуру в белом,  которая  отделилась  от  колышущейся  массы  войска  на
равнине. Всадник на одном из чудовищных шестиногих слогов пробирался  по
каменистой почве к тщательно выбранному месту вне пределов  досягаемости
полета стрелы с холма.
   Воцарилась неестественная тишина. Пол остро ощущал ветер, косые  лучи
солнца, облака, бегущие над головой. Он с некоторым отчаянием  попытался
почувствовать  в  себе  то  спокойствие,  которое  означало  присутствие
Морнира. Оно было там,  но  слабое  и  безнадежно  далекое.  Он  покачал
головой.
   - Уатах! - внезапно сказал Дейв Мартынюк.
   Это прозвучало как рык.
   - Кто он? - спросил Айлерон очень спокойно.
   - Он командовал в битве у Адеин,  -  ответил  Айвор  голосом,  полным
ненависти. - Это ургах, но гораздо больше чем ургах. Ракот с ним  что-то
сделал.
   Айлерон кивнул, но больше ничего не сказал.
   Тут заговорил Уатах.
   - Слушайте меня! - крикнул он голосом, похожим на злобный вой,  таким
громким, что он, казалось, рвет воздух. - Приветствую тебя  в  Андарьен,
Верховный правитель Бреннина. Мои друзья сегодня голодны, и я обещал  им
завтра мясо воинов и еще более вкусный деликатес после, в Данилоте. - Он
рассмеялся, огромная, адская фигура  на  этой  равнине.  Красное  солнце
окрасило его вызывающе белый наряд.
   Айлерон не ответил, и никто другой из  стоящих  наверху.  В  мрачном,
гнетущем молчании, каменном, как та земля, по  которой  они  ехали,  они
смотрели вниз на предводителя армии Ракота.
   Слог беспокойно отпрянул в  сторону.  Уатах  злобно  дернул  поводья.
Затем второй раз рассмеялся, и от этого звука Пола окатило холодом.
   Уатах продолжал:
   - Я пообещал цвергам на  завтра  мяса,  а  на  сегодня  предложил  им
развлечение.   Скажите,   воины    Бреннина,    Данилота,    дальри    и
гномы-предатели, скажите, найдется ли среди вас тот, кто  выйдет  сейчас
со мной на поединок. Или вы все прячетесь, как  слабые  альвы,  в  своих
тенях? Я бросаю вам вызов перед этими войсками!  Найдется  ли  тот,  кто
примет его, или вы все дрожите от ужаса перед моим мечом?
   Люди на  возвышении  шевельнулись.  Пол  увидел,  как  Дейв,  стиснув
челюсти, быстро повернулся и взглянул  на  сына  авена.  Ливон  дрожащей
рукой уже наполовину вытащил свой меч.
   - Нет! - произнес Айвор дан Банор, обращаясь не только к  сыну.  -  Я
видел его в бою. Мы не можем  с  ним  сражаться,  и  мы  не  можем  себе
позволить потерять ни одного человека!
   Прежде чем кто-либо успел заговорить,  снова  раздался  хриплый  смех
Уатаха, поток липких звуков. Он услышал.
   - Так я и думал! - крикнул он. - Тогда я скажу  еще  одну  вещь  всем
храбрецам на этом холме. У меня послание от моего господина. - Голос его
изменился: он стал более холодным, менее грубым, более пугающим. - Год с
небольшим тому назад Ракот получил удовольствие с  одной  из  женщин  из
вашей компании. Он  готов  снова  это  повторить.  Она  проявила  редкую
покладистость и была очень хороша. Со мной сейчас Черная Авайя,  готовая
отнести ее назад в Старкадх по его приказу. Найдется ли среди  вас  тот,
кто оспорит право Ракота на ее тело?
   Пола затошнило от отвращения и дурного предчувствия.
   - Господин Верховный правитель, - сказал Артур Пендрагон, когда хохот
Уатаха и  завывания  цвергов  за  его  спиной  утихли,  -  скажите  мне,
пожалуйста, название этого места.
   Пол увидел, как Айлерон повернулся к Воину.
   Но ответил ему Лорин Серебряный Плащ, с грустным пониманием в голосе.
   - Эта равнина была зеленой и плодородной тысячу лет назад,  -  сказал
он. - И в те дни она называлась Камланн.
   - Я так и предполагал, - очень тихо ответил  Артур.  Не  прибавив  ни
слова,  он  начал  проверять  подгонку  перевязи  с  мечом  и  крепление
королевского Копья у седла.
   Пол повернулся к Дженнифер - к Джиневре. И то, что он  увидел  на  ее
лице, когда она смотрела на спокойные приготовления Воина, поразило  его
в самое сердце.
   - Милорд Артур, - сказал Айлерон. - Я вынужден вас  просить  уступить
мне право сразиться с  этим  чудовищем.  Предводитель  их  армии  должен
сражаться с предводителем нашей. Это мой бой, и я заявляю на него права.
   Артур даже не поднял глаз, продолжая свои приготовления.
   - Это не так, - сказал он, - и вы это знаете. Вы нужны завтра больше,
чем любой из нас. Я вам говорил уже давно, перед путешествием  на  Кадер
Седат, что мне никогда не позволяют увидеть конец  событий,  когда  меня
призывают. А то имя, которое произнес Лорин,  сделало  все  понятным:  в
каждом из миров меня ждал Камланн. Это то,  для  чего  я  был  перенесен
сюда, Верховный правитель.
   У  стоящего  рядом  с  хозяином   Кавалла   вырвался   звук,   больше
напоминающий рыдание, чем рычание. Красное солнце висело низко,  освещая
странным светом их лица. Смех внизу затих.
   - Артур, нет! - страстно воскликнула Кимберли. - Вы здесь ради  более
крупных свершений. Вы не должны спускаться туда. Мы слишком нуждаемся во
всех вас. Разве вы не видите, что он собой представляет? Никто из вас не
может с ним сражаться! Дженнифер, скажи им, что это глупо. Ты должна  им
сказать!
   Но Дженнифер смотрела на Воина и молчала.
   Артур закончил свои приготовления. После этого  он  поднял  взгляд  и
посмотрел прямо на Кимберли, которая призвала его сюда. Которая  привела
его в это место властью его имени. И ей он ответил словами, которые  Пол
запомнил на всю жизнь.
   - Как можем мы отказаться сражаться с  ним,  Ясновидящая?  Как  можем
утверждать, что носим свои мечи во имя Света, если будем  трусами,  стоя
перед лицом Тьмы? Этот вызов уходит корнями в глубь времен дальше любого
из нас. Даже дальше, чем я. Кем мы будем, если откажемся от этого танца?
   Айлерон медленно кивнул, в глазах Ливона и Ра-Тенниэля ясно  читалось
согласие. Сердцем Пол чувствовал древнюю,  как  сама  вечность,  силу  в
словах Воина, и, принимая их с сожалением, он  ощутил  еще  одно:  пульс
Бога. Это было правдой. От этого танца нельзя  отказаться.  И,  кажется,
все же это был танец Артура.
   - Нет, - произнесла Джиневра.
   Все взоры  обратились  к  ней.  В  пронизанной  ветром  тишине  этого
пустынного места ее красота сияла, словно вечерняя звезда,  спустившаяся
к людям, она почти ослепляла.
   Неподвижно сидя верхом на коне,  вцепившись  пальцами  в  гриву,  она
сказала:
   - Артур, я не хочу снова потерять тебя вот так. Я этого не вынесу. Не
ради единственного боя ты был призван, любимый,  этого  не  может  быть.
Камланн или нет - этот бой не может быть твоим.
   Его лицо в обрамлении седеющих волос застыло. Он сказал:
   - Мы - пленники сотканной судьбы, и спасения нет. Ты  знаешь,  что  я
должен идти к нему.
   На ее глазах закипели слезы. Она не ответила,  но  медленно  покачала
головой.
   - Тогда чье же это место, если не мое?  -  спросил  он  едва  слышным
шепотом.
   Она опустила голову. Ее руки взлетели в  коротком,  бессильном  жесте
отчаяния.
   А  потом,  не  поднимая  глаз,  она  сказала  с  внезапной  ужасающей
официальностью в голосе:
   - На этом месте и перед множеством людей мое имя было опорочено.  Мне
необходим мужчина, который примет этот вызов и сотрет позор своим мечом.
   Теперь она подняла голову, теперь она повернулась.  К  тому,  который
молча сидел на коне, ничего не говоря,  не  двигаясь,  терпеливо  ожидая
того, что, казалось, предвидел. И Джиневра сказала:
   - Согласен ли ты, который так много раз был моим  рыцарем,  стать  им
снова? Примешь ли ты вызов, чтобы защитить мою честь, милорд Ланселот?
   - Приму, госпожа, - ответил он.
   - Ты не можешь! - воскликнул Пол, не в силах сдержаться, и его  голос
вспорол тишину. - Дженнифер, он ранен! Посмотри на его ладонь,  он  даже
не может держать меч!  -  Рядом  с  ним  у  кого-то  вырвался  странный,
задыхающийся звук.
   Три фигуры в центре не обратили на него никакого внимания. Совершенно
никакого. Словно он не произнес ни слова.  Последовало  новое  молчание,
полное невысказанных слов и многих слоев времени.  Порыв  ветра  сдвинул
волосы с лица Дженнифер.
   - Госпожа моя, - произнес Артур,  -  я  слишком  давно  знаю  слишком
многое, чтобы отказывать Ланселоту в праве быть  твоим  рыцарем.  Будучи
здоровым, он гораздо больше меня достоин встретиться с этим противником.
Но сейчас я этого не допущу. На этот раз нет, любимая. Ты  просишь  его,
серьезно раненного, взять это на себя не ради тебя самой, не ради  него,
а ради меня. Ты просишь его без любви.
   Джиневра резко вскинула голову. Ее зеленые глаза  широко  раскрылись,
затем вспыхнули гневом. Она затрясла головой так  энергично,  что  слезы
брызнули во все стороны, и голосом королевы, голосом, в котором  звучало
горе, заставившее их застыть на месте, она закричала:
   - Так ли это, милорд? И тебе ли говорить  мне  об  этом?  Желаешь  ли
разорвать мою плоть, чтобы все присутствующие здесь могли  проникнуть  в
мое сердце, как это сделал Могрим?
   Артур отшатнулся, словно  от  удара,  но  она  еще  не  закончила.  С
ледяной, беспощадной яростью она продолжала:
   - Какой мужчина, даже вы, милорд, посмеет в моем присутствии говорить
о том, просила ли я с любовью или без любви?
   - Джиневра... - начал было Ланселот, но в свою очередь дрогнул, когда
она обожгла его взглядом.
   - Ни слова! - резко приказала она. - Ни слова от тебя и  ни  от  кого
другого!
   Артур спрыгнул с коня. Встал перед ней на колени с лицом,  искаженным
от боли. Открыл рот, чтобы заговорить.
   И в этот момент, именно в  этот,  Пол  осознал  чье-то  отсутствие  и
вспомнил тот тихий, задыхающийся  звук,  раздавшийся  рядом  с  ним,  на
который он не обратил внимания.
   Но теперь рядом уже никого не было.
   Он обернулся с замирающим сердцем и взглянул на  север,  на  вьющуюся
вниз с холма тропинку, возле которой на каменистой равнине ждал Уатах.
   Он увидел, а затем услышал - все они услышали - звенящий  крик,  эхом
отразившийся в сумеречном воздухе между армиями Света и Тьмы:
   - За "Черного кабана"! - услышал он. Все услышали:
   - За "Черного кабана"!
   И вот так Дьярмуд дан Айлиль сам принял вызов Уатаха и один  поскакал
вниз на коне, которого привел ему брат, высоко подняв меч.  Его  светлые
волосы освещал закат, когда он мчался навстречу тому танцу, от  которого
не смогло отказаться его горящее сердце.
 
*** 
 
   Дейв знал, что он мастер. Сражаясь  рядом  с  Дьярмудом  в  стычке  у
Латам, а  затем  во  время  охоты  на  волков  в  лесу  Линан,  он  имел
возможность узнать, на что способен брат Айлерона. И сердце  Дейва,  уже
почти охваченного яростью битвы, подпрыгнуло при виде  первого  быстрого
соприкосновения Дьярмуда с ургахом.
   А затем,  через  секунду,  безрассудный  задор  битвы  уступил  место
леденящему горю. Потому что он тоже помнил Уатаха по первому сражению на
кровавых берегах Адеин в ту весну  Кевина.  И  мысленным  взором,  более
ярко, чем любые из подобных воспоминаний,  он  увидел  ургаха  в  белом,
который  одним  взмахом  своего  колоссального  меча  разрубил  Барта  и
Нейвона, обоих, совсем еще детей.
   Он помнил Уатаха, а теперь снова увидел его, и  воспоминания,  какими
бы  они  ни  были  мрачными,  сильно  уступали  реальности.  При   свете
заходящего солнца, на пустоши между двумя  войсками,  Дьярмуд  на  своем
быстром, умном коне встретил, в  грохоте  копыт  и  звоне  столкнувшихся
клинков,  такого  противника,  который  превосходил  всех  смертных,   и
смертный человек не мог ему противостоять.
   Ургах был слишком большой,  сверхъестественно  быстрый,  несмотря  на
свое массивное туловище. И он превосходил хитростью любых  подобных  ему
созданий, так как его как-то изменили в недрах  Старкадха.  Кроме  того,
его слог сам по себе наводил страх. Он  непрерывно  делал  выпады  своим
изогнутым рогом, стремясь достать коня  Дьярмуда,  двигался  на  четырех
ногах, а двумя другими дрался. Дьярмуду только и хватало времени,  чтобы
пытаться избежать этих ударов, иначе  его  конь  был  бы  растерзан  или
затоптан, и он остался бы беспомощным на голой земле. И так  как  он  не
мог приблизиться на достаточное расстояние, его тонкий клинок не задевал
Уатаха, а сам Дьярмуд представлял собой  легкую  мишень  для  громадного
черного меча ургаха.
   Рядом с Дейвом наблюдал за разыгрывающейся внизу драмой с бледным  от
огорчения лицом Ливон дан Айвор. Дейв знал,  как  отчаянно  Ливон  желал
смерти этому чудовищу, и помнил, как  настойчиво  Торк,  который  больше
ничего на свете не боялся, - требовал от Ливона клятвы не вступать  один
на один в бой с Уатахом.
   Не делать того, что сейчас делал Дьярмуд.
   Он сражался, несмотря на  ужас  того,  с  чем  сейчас  столкнулся,  с
кажущейся  легкой  грацией,   в   которой   отражался   непредсказуемый,
блестящий, острый ум этого человека, в каждом его движении. Так внезапны
были его остановки и наскоки, перемены направлений,  -  а  конь  казался
продолжением его мыслей.
   Дважды коню удалось увернуться от  рога  слога,  а  Дьярмуду  нанести
блестящий, рубящий удар Уатаху.
   Тот парировал эти удары с блестящим равнодушием, сердце  разрывалось,
глядя на это. И  каждый  раз,  парируя  его  мощный  контрудар,  Дьярмуд
шатался в седле. Дейв знал, каково ему приходится: он помнил свою первую
стычку с ургахом, во тьме рощи Фалинн. Он потом два дня не  мог  поднять
руку, отразив один такой удар. А ведь тот ургах, с  которым  он  дрался,
был так же похож на Уатаха, как сон на смерть.
   Но Дьярмуд продолжал оставаться в седле,  продолжал  искать  уязвимое
место своим мечом, описывая на коне  дуги  и  полукруги,  неожиданные  и
сбивающие  с  толку,  рассчитанные  на  волосок  от  лезвия   меча   или
сокрушающего  рога.  Он  искал  угол,  способ,  брешь,   чтобы   достать
противника во имя Света.
   - Боже, как он сидит в седле! - прошептал Ливон, и Дейв знал, что это
были слова самой высокой, самой священной  похвалы,  на  которую  только
способен дальри. И это было правдой,  это  было  истинной  правдой:  при
свете заходящего солнца они наблюдали непревзойденное мастерство.
   Затем, внезапно, оно стало  еще  более  очевидным:  Дьярмуд  еще  раз
прорвался к правому боку Уатаха и снова нанес удар снизу вверх, целясь в
сердце этого зверя. Снова ургах блокировал удар, и снова, как и  раньше,
контрудар обрушился, подобно падению железного дерева.
   Дьярмуд принял его на свой клинок и покачнулся в седле.  Но  на  этот
раз, давая инерции поработать на него, он поднял коня на  дыбы  и  подал
вправо, а потом нанес удар своим  сверкающим  мечом,  стремясь  отрубить
ближайшую ногу слога.
   Дейв  вскрикнул  от  изумления  и  радости,  но  тут   же   замолчал.
Издевательский хохот Уатаха, казалось, заполнил собой весь мир, а за ним
армия  Тьмы  разразилась  хриплым,  оглушительным  ревом  в  кровожадном
предвкушении.
   "Слишком дорогой ценой", -  подумал  Дейв,  страдая  за  находящегося
внизу человека. Потому что, хотя слог и лишился конечности и представлял
теперь меньше опасности, чем раньше, левое плечо Дьярмуда  распорол  его
острый рог. В исчезающем свете они видели, как из глубокой, рваной  раны
течет темная кровь.
   Действительно,  подумал  Дейв,  этот  противник  слишком  превосходит
человека, и не человеку с ним сражаться. Торк был прав. Дейв  отвернулся
от ужасного ритуала, разыгрывающегося перед ними, и при этом увидел, что
Пол Шафер, стоящий поодаль на гребне холма, смотрит на него.
 
*** 
 
   Пол заметил взгляд Дейва и выражение боли на его лице, но  его  мысли
ушли слишком далеко по извилистым тропам памяти.
   Он вспомнил  Дьярмуда  в  тот  первый  день,  когда  они  прибыли  во
Фьонавар. "Персик!" - назвал он Дженнифер и нагнулся, целуя ей  руку.  А
затем повторил это слово и этот поступок через несколько  минут,  лениво
прыгнув в высокое окно, чтобы с насмешкой предстать перед Горласом.
   Еще одна картинка, еще одна экстравагантная фраза:  "Я  сорвал  самую
прекрасную из роз в саду Шальхассана", когда он снова выбрался к Кевину,
и Полу, и людям из Южной твердыни из  благоухающих  садов  Лараи  Ригал.
Всегда экстравагантность, шутливый  жест,  маскирующий  столько  глубоко
скрытой правды. Но эту правду  можно  было  увидеть,  если  знать,  куда
смотреть. Разве он не заслонил собой Шарру потом, в тот день, когда  она
пыталась убить его в Парас Дервале?  А  затем,  накануне  путешествия  к
Кадер Седату, попросил ее стать его женой.
   И сделал Тегида своим поручителем.
   Всегда этот жест, отвлекающий блеск стиля, скрывающий  то,  каким  он
был по сути, за последней запертой дверью своей души.
   Пол вспомнил, страдая на этой ветреной возвышенности, не желая  снова
смотреть вниз, как Дьярмуд отказался от притязаний на трон.  Как  в  тот
момент, когда судьба, казалось, описала полный круг,  когда  Джаэль  уже
собиралась  заговорить  от  имени  Богини  и  провозгласить   Верховного
правителя именем Даны, Дьярмуд сам принял решение, небрежно произнес  те
слова, которые, как он знал, были правильными.  Хотя  Айлерон  поклялся,
что готов убить его всего за несколько мгновений до этого.
   Раздался скрежет металла о металл. Пол  оглянулся.  Дьярмуд  каким-то
образом - лишь Боги знали,  чего  это  ему  стоило,  -  снова  умудрился
описать круг и приблизиться к чудовищному ургаху, и  опять  он  атаковал
своего противника. И снова его атака была  отбита  с  такой  силой,  что
кости затрещали, и Пол ощутил это даже отсюда, сверху.
   Он  смотрел.  По-видимому,  смотреть  было  необходимо:  чтобы  стать
свидетелем и запомнить.
   И еще одна цепочка воспоминаний посетила  его  тогда,  когда  храбрый
конь Дьярмуда снова сделал пируэт, уворачиваясь от  рога  слога  и  меча
ургаха. Картинки из Кадер  Седата,  этого  места  смерти  посреди  моря.
Остров, принадлежащий всем мирам и ни одному  из  них,  где  душа  лежит
нараспашку и ей негде спрятаться. Где  на  лице  Дьяра  при  взгляде  на
Метрана отразилась вся сила его страстной ненависти к Тьме. Где он стоял
в Чертогах Мертвых под морем и где - да, в этом была  истина,  стержень,
разгадка - он сказал Воину, когда Артур готовился призвать  Ланселота  и
таким образом снова вернуть в мир старую трагедию треугольника:  "Вы  не
обязаны этого делать. Это нигде не записано и не предопределено".
   И Пол тогда увидел, с древней  дрожью  узнавания,  ту  нить,  которая
протянулась от того мгновения к этому. Потому что  именно  ради  Артура,
Ланселота и Джиневры Дьярмуд,  со  всей  дикой  анархией  своей  натуры,
заявил свое право на этот  танец.  Именно  против  сплетения  их  долгой
судьбы он  восстал  с  таким  вызовом  и  превратил  этот  мятеж  в  акт
собственного мятежа против Тьмы. Взял на себя  Уата-ха,  чтобы  Артур  и
Ланселот, оба, могли миновать этот день и идти вперед.
   Солнце почти скрылось. Лишь последние, длинные и  красные  лучи  косо
тянулись из-за Андарьен. В  сумерках  этот  бой,  казалось,  отодвинул